Жена хранителя маяка. Глава 4. Рассказ Тома (продолжение)

Глава четвертая. Рассказ Тома (продолжение).

Они встретились на следующий день, как и договаривались.
 Вчера вечером, когда она вернулась домой, мужа уже не было, но на столе лежала записка: «Где ты ходишь, любимая? Ушел на маяк, не дождавшись тебя. Когда вернешься, дай мне знать». У них был свой, особенный способ общения – она подавала ему сигналы из окошка дома, размахивая свечой. Он же мигал ей фонариком с башни маяка.
Утром, когда она кормила его завтраком, он поинтересовался ее планами и удивился, что вчера она гуляла так долго.
— Знаешь, я так далеко забрела, устала и задремала, присев отдохнуть, — соврала она. – И даже не заметила, как стемнело.
— Будь осторожна, милая. Погода стоит плохая, день сейчас короткий, в темноте можно упасть и пораниться, особенно в районе каменоломен. Лучше бы ты сидела дома в такое время.
— А я и не собираюсь к каменоломням. Вот только схожу на ферму к Эвансам, надо купить овощи, чтобы приготовить рагу, — ответила она, легко улыбаясь и целуя его в небритую щеку. – И проведу весь вечер дома, скучая по тебе.
    Муж ушел в спальню, отдохнуть после ночного дежурства, а она накинула теплый плащ, повязала косынку и, прихватив корзинку,  поспешила на встречу с Томом.

    Он ждал ее у дома Колина, сидел на каменной ограде и постукивал прутиком по сапогам.
 -  Миссис Эванс с мужем отправились в город на лодке, — сообщил Том, — навестить Колина, который теперь учится в городе и живет у тетки, портнихи Дейдре Кокс, Вы, должно быть, знаете её, она обшивает всех местных модниц.
— Конечно, я как-то переделывала у нее платье, — вспомнила она. – Эта Кокс, конечно, старая сплетница, каких мало, но шьет аккуратно и быстро.
— Сделаем вид, что ждем миссис Эванс, — предложил Том. – А чтобы не бросаться в глаза, присядем за сараем, там есть скамейка.
    Том спрыгнул с ограды, отодвинул щеколду на калитке, и они прошли к домику Эвансов, обогнули его и оказались в тихом и укромном уголке, где можно было говорить, не боясь быть услышанными случайным прохожим. Здесь они уселись на широкую старую скамью, всю изрезанную перочинным ножом.
- Наверное, дело рук Колина, — подумала она. Том снял кепку, взъерошил волосы и, вздохнув, продолжил свой рассказ.

Итак, я вспомнил, отчетливо вспомнил все – наш спор с мальчишками, мой путь к каменоломням, следы копыт на тропинке, пещеру, полную ящиков и сундуков, попытки спрятаться в боковом проходе и, наконец, момент падения. Но самое главное, я понял, кто тогда вошел в пещеру. И с этого мгновения осознал, что моя жизнь находится в опасности, причем подстерегает эта опасность меня в моем родном доме.

— О чем ты, Том? – взволнованно спросила она, — чего тебе бояться в своем доме?
— Моего отца, мисс, ведь это он – тот человек невысокого роста, бывший в пещере.

Повторное падение, а скорее всего шок от возвращения памяти и понимания того, что произошло в каменоломне, не могли не отразиться на моем состоянии. Я потерял речь, и когда отец со своим спутником перенесли меня в дом, я только всхлипывал и мычал. Мать бросилась ко мне, поила меня водой, читала молитвы, я же не мог ничего ей рассказать, только размахивал руками. 

Отец внимательно всматривался в мое лицо, пытаясь понять, что со мной происходит, но, видимо, успокоился моей немотой и беспомощностью.
Его высокий спутник собрался уходить, приободрил мою мать, которую, казалось, его слова еще больше расстроили, и на пороге сказал отцу:
- Все, что ни делается, к лучшему. Дурачки живут дольше. И, усмехнувшись, вышел….

  — Том, ты узнал этого человека? Кто это был? – ей не терпелось услышать продолжение рассказа.
  — Его лицо скрывал капюшон плаща, но мне показалось, что я уже слышал этот голос, — тихо сказал Том. – Но сначала я расскажу Вам, что было дальше.

Я снова оказался в постели, только еще более беспомощный, чем раньше, так как не мог говорить. Снова пил отвары, от которых клонило в сон, и реальность сливалась со сновидениями.
Мать с отцом часто ссорились, но говорили тихо, и слов мне было не разобрать. Когда отец уходил в море на рыбалку, или на берегу чинил лодки и сети, мы оставались одни, и мать часто плакала, гладя меня по голове. Она все время хотела мне что-то сказать. Но сдерживала себя, ведь я не мог ей ответить.

Так прошло несколько месяцев. Я помогал матери по дому и на огороде, но дальше двора никуда не отлучался. Только по воскресеньям мы ходили все вместе в церковь, и там я услышал, что мисс Эллен обручилась и через полгода  выходит замуж. Встретив Эллен  у выхода из церкви, я бросился к ней, хотел рассказать о том, что же произошло со мной на самом деле и о своих подозрениях. Мне казалось, что именно она должна понять меня, услышать слова, застревавшие в горле, размахивал руками, тянул ее за рукав платья…
Но она не понимала меня, только ласково приговаривала:
- Все будет хорошо, Том, все будет хорошо, — и гладила меня по голове.
Она была такая радостная, такая счастливая, в красивом платье и новой шляпке. Глаза ее искрились, отчего цвет их был ярко-зеленым, как молодая трава у нас под ногами. Но тут подошел отец, крепко взял меня за руку, извинился перед мисс Эллен за мое поведение и быстро увел меня домой. После этого случая меня несколько месяцев не брали в церковь, а дочь викария я больше никогда не видел. Спустя полгода, накануне своей свадьбы, она погибла….

— Какая ужасная потеря, и для отца, и для жениха бедной девушки, — она печально вздохнула, — но ты не рассказал мне о том, как стал снова говорить, Том.

Это произошло в день гибели Эллен. Я опущу подробности того происшествия, так как не был его свидетелем, а сидел дома. Погода испортилась, весь день шел сильный дождь, гремел гром. Шторм грозил перерасти в бурю. В такие дни мне всегда становилось очень тревожно, я даже начинал задыхаться, и мать уложила меня в кровать, приготовила чай с молоком и свежими лепешками, чтобы успокоить меня. Отца не было дома, должно быть, он вытаскивал лодки подальше от высоких волн. Мать без конца смотрела в окно, словно пыталась разглядеть что-то важное. С очередным раскатом грома она вскрикнула и перекрестилась.
- Маяк погас, — прошептала она, — спаси, Господи, души рабов твоих…
  Я пытался спросить ее, почему она так взволнована, но не мог. Вдруг она снова вскрикнула, на этот раз с радостью:
- Он горит, Том. Маяк снова горит. Господь услышал меня.
Я не мог понять, почему работа маяка так беспокоит мою мать, но ничего не мог поделать. Я проклинал свою немоту, потому что не мог рассказать ей так много важного. Маяк снова погас, потом опять зажегся. Буря ревела за окном, и было не понятно, это ветер  или сирена заглушают все остальные звуки…

Дверь распахнулась, я подумал, что от ветра, но это вбежал отец, на нем был прорезиненный рыбацкий плащ и высокие сапоги. Чертыхаясь и бранясь, он схватил с сундука моток толстой пеньковой веревки и  большой керосиновый фонарь.
— Бак, что случилось? – закричала моя мать, — Куда ты собрался? Это из-за маяка, да? Ты же обещал мне, Бак….
— Замолчи, Руби, — грубо оборвал ее отец. – Сейчас не время говорить о каких-то глупостях. Мисс Эллен пропала, и мне надо спешить, чтобы помочь с поисками. С этими словами он захлопнул дверь и скрылся в ночи.
— Господь всемогущий, — снова взмолилась мать, — её то за что?
И залилась слезами.
Всю ночь мы не спали, прислушиваясь к каждому звуку за окном и молясь за Эллен, мама вслух, я же молча, глотая слезы отчаяния.

Уже когда рассвело, за дверью раздались шаги, вошел отец, бросил на пол мокрый плащ, стянул сапоги, тяжело опустился на стул и на немой вопрос матери ответил: — Эллен Уилкинсон погибла, разбилась о камни, упав со скалы. Наверное, она хотела разглядеть корабль, что огибал вчера в бурю наш остров, и оступилась в темноте… Теперь вместо веселой свадьбы нас ждут похороны…

Мать разразилась слезами и причитаниями, я же не мог поверить в сказанное отцом. Смерть Эллен, такой милой, такой живой и доброй, не укладывалась в голове. Я вскочил с кровати, выбежал на крыльцо, грозя кулаками кому-то невидимому, там, в вышине свинцового неба. Мать бросилась за мной, обняла, прижала к себе. Слезы хлынули рукой из моих глаз, и сквозь рыдания прорезался голос.
— Это Дьявол убил её, мама, я знаю, это он!

   На этом месте Том судорожно вздохнул, из груди его вырвалось рыдание, и он закрыл лицо руками.
  — Том, хороший мой, не плачь. Ты, верно, очень был привязан к этой чудесной девушке, и ее смерть стала потрясением для тебя. Но, я уверена, это был несчастный случай, был шторм, гроза, и она не заметила края тропинки.
— Нет, это было убийство, я уверен в этом. Наверное, она тоже что-то узнала, что-то увидела… Я хотел предупредить её об опасности, но не смог. Я ведь хотел написать ей письмо, но оно не попало бы к ней в руки. Но теперь, когда Вы здесь, Вы – такая же молодая, красивая и добрая, как она, я должен был предупредить Вас. Уезжайте – к родным, друзьям, уезжайте с этого проклятого острова. Дьявол поселился на нем, и он не остановится, будет и дальше собирать свои жертвы. Прошу Вас, поверьте мне, Вам грозит опасность, особенно теперь, после того, как Вы побывали в каменоломнях. Нельзя оставаться, бегите, бегите отсюда! Возьмите мою лодку или лодку Эвансов, только не садитесь на паром. Я могу сам отвезти Вас в город, вечером, когда нас никто не увидит. Прошу Вас, прошу…

Голос Тома срывался, он захлебывался слезами и дрожал, как от холода.
Она растерялась и даже немного испугалась, решив, что у Тома очередной приступ болезни и что он все же не совсем здоров. Пытаясь успокоить его, она подошла к колодцу, налила в ковш воды и принесла Тому.
— Успокойся, Том, милый, все будет хорошо. Не стоит так расстраиваться и волноваться. Эллен уже не вернешь, это большая потеря, ведь она была твоим  добрым другом. Теперь таким другом тебе буду я. Никакого дьявола на острове нет, это твои детские фантазии, не думай об этом. И какая мне может грозить опасность здесь? Я не гуляю по ночам у скал, в каменоломни больше не полезу, далеко не заплываю… Никакой опасности!
— Я не сказал Вам самого главного, — Том отставил ковш с водой, взял ее за руки и посмотрел в глаза. – Я узнал этого дьявола. Тот высокий человек в пещере, который бросил меня там умирать, тот, кто пришел с моим отцом к нам в дом и держит в страхе мою мать,– это один и тот же человек. И это…

— Вот вы где, — как раскат грома над головой, раздался густой бас – рядом с ними как скала возвышался паромщик Болл. – А я слышу, голоса какие-то, а где, кто – не пойму. Что, мисс, Том опять плетет свои небылицы? Ха-ха! Да разве только поймешь, что  он там бормочет!!! И здоровяк залился смехом, дергая себя за бороду.
— Здравствуйте, мистер Болл, — она старалась выглядеть непринужденно и учтиво, понимая, что они с Томом чуть не выдали себя. – Я просто жду миссис Эванс, она обещала мне овощи на обед, но, видимо, задержалась в городе. А Том хотел навестить Колина и пытается мне рассказать, как они раньше вместе ходили в школу к мистеру Уилкинсону…
     Она говорила спокойно, уверенно, давая Тому возможность успокоиться и не привлекать к себе внимания. А тот сник под взглядом Джона Болла и молчал, не поднимая головы.
— Эвансы уже в пути, я обогнал их, так как миссис Эванс решила занести какие-то свертки старому Мэтью, передали для церкви, должно быть. Да вон и они, смотри, Том, твой дружок Колин уже машет тебе рукой…
Появление Эвансов, общие приветствия, болтовня разрядили обстановку, но ей казалось, что паромщик внимательно наблюдает за ней и за Томом, прищурив хитрые глаза. Поэтому она быстро сложила в корзину картофель, морковь, капусту и, поблагодарив, поспешила уйти…

— Какая сегодня долгая, беспокойная ночь, — она прикрыла глаза в попытке заснуть. – Воспоминания подобны четкам, пока не переберешь все, не постигнешь истину, — вспомнила она слова из одной проповеди, услышанной ею давно в родных краях…

Происшествие в каменоломне и разговор с Томом не выходили у нее из головы. Вернувшись домой от Эвансов и готовя обед, чистя и моя овощи для рагу,  она постоянно возвращалась в мыслях к тому, что услышала от мальчика. Что из рассказанного – плод его неустойчивой психики, а что – факты, жестокая реальность? И главное – кого же узнал Том в том великане из каменоломни? Она и сама не смогла бы объяснить, почему не рассказала обо всем мужу, не поделилась с ним своими сомнениями. Наверное, не захотела выглядеть смешной наивной простушкой, верящей в россказни юноши, которого все считали недоумком…
Она приняла решение ближайшим же паромом ехать в город и встретиться со своей подругой, надеясь, что Розмари поможет ей разобраться во всем происходящем.

Через пару дней ей удалось реализовать свой план, и она отыскала Розмари в уголке старого парка, где та задумчиво сидела на лавочке, будто поджидая подругу. Присев рядом, она без предисловий начала свой рассказ – про прогулку, каменоломни, таинственные ящики за железной решеткой, встречу с Томом и его истории…
     Увлекшись повествованием, в красках представляя то себя в темной пещере, то Тома, упавшего с крыши сарая, она не сразу заметила смятение на лице Розмари и слезы, застывшие в ее глазах.
— Прости, моя дорогая, я, наверное, слишком увлеклась и чем-то огорчила тебя, — прервавшись, она заглянула подруге в лицо. – Должно быть, у тебя что-то случилось, а я пристала со своими сказками!
— Нет, у меня все в порядке, — девушка попыталась улыбнуться, но вышло это как-то криво. – Просто твой рассказ, он такой…необычный, эмоциональный, я живо представила себе все, о чем ты говорила…и мне стало так жалко этого бедного мальчика, Тома… сколько ему пришлось пережить, а ведь он был еще совсем ребенком…
— Скажи мне, Розмари, ты считаешь, Том рассказал мне правду?
— Да, полагаю, его история не вымысел, и это подтверждает, в первую очередь, твоя находка в пещере. Все эти ящики, сундуки не могли появиться сами по себе, кто-то принес и спрятал их, установил решетку, чтобы сохранить их содержимое в тайне. На остров редко приезжают посторонние, иногда лишь рыбаки или парочка туристов – посмотреть церковь и маяк…  Вряд ли бы они могли незаметно привезти с собой груз и тащить его через весь остров, от пристани к каменоломням. Остаются только те, кто живет там и может, не привлекая внимания, привозить или приносить ящики и прятать их… И эти люди вряд ли обрадуются, если узнают, что их тайник обнаружен. Это и произошло с Томом, когда он первый раз попал в пещеру – он был застигнут, упал, потеряв сознание, и кто-то перенес его в другую пещеру, в которой не было никаких тайников. Мальчика пощадили, сохранив ему жизнь, очевидно, поверив, что он потерял память. Но если эти люди узнают, что он все помнит, что он может указать на них, — быть беде.
     Розмари говорила тихо, но так убежденно и уверенно, словно не услышала эту историю только что, а прекрасно знала и ее действующих лиц, и то, что происходило на острове.
— Тебе тоже грозит опасность, если кто-то из них догадается, что ты побывала в каменоломнях и видела то, что там находится. Милая моя девочка, тебе надо быть очень осторожной, и никому, слышишь меня, никому не рассказывать то, что ты сейчас поведала мне!
От этих слов у нее по спине побежали мурашки, а ладони похолодели. Вздрогнув, она оглянулась – ей показалось, что из-за деревьев и кустарников за ними кто-то наблюдает.
— Но что же там, в этих ящиках, и почему они представляют такую опасность? – она обратилась к Розмари, даже не подумав, что ее подруга вряд ли могла ответить на такой вопрос.
— Знаешь, я думаю, что самое важное, это не то, что хранится в пещере, а то, как оно туда попало, откуда и кем было принесено, и почему эти люди, — тут она запнулась, — почему они так ревностно берегут свою тайну. Я еще раз прошу тебя быть внимательной и осторожной, не расспрашивать никого ни о чем, не лазить в каменоломни, ничего не предпринимать самой. Живи своей обычной жизнью и наслаждайся ею… И скажи Тому, чтобы он тоже молчал о том, что знает… Я не хочу, чтобы вы невинно пострадали.
— Розмари, дорогая, спасибо тебе за поддержку, ты так близко принимаешь к сердцу мой рассказ, так серьезно относишься к этой истории… И при этом ты никогда не была со мной на острове. Может быть, ты все-таки приедешь ко мне в гости, я покажу тебе свой дом, все наши маленькие достопримечательности и познакомлю со всеми, в том числе с моим мужем и Томом?
— Ты ошибаешься, милая, я бывала на острове, только давно, еще до твоего приезда. Но сейчас не время для воспоминаний, — она горько усмехнулась. – Мне пора идти, да и тебе стоит поспешить на паром, слышишь, уже звонит рында на пристани. А я…я когда-нибудь вернусь на остров и обрету там свое последнее пристанище.
С этими странными словами Розмари встала, помахала своей подруге тонкой рукой в кожаной перчатке и поспешила по тропинке в сторону, противоположную порту, и скрылась за поворотом.

Ей ничего не оставалось, как торопливым шагом направиться к парому, перебирая в уме их разговор с Розмари, её предупреждения и особенно последний слова. Стоя на палубе, погруженная в раздумья, она не заметила пристального взгляда Джона Болла, который наблюдал за ней все это время….