Белеет парус одинокий…

 Дело было так. Решили как-то три врача отметить своё поступление на курс по наркологии, а на дворе стоял суровый 1987 год. Помните, был ещё тогда популярный анекдот, что лучший приз за антиалкогольную пропаганду — бутылка коньяка; а ещё был и другой, это когда папаша с сыном смотрят на длинную-длинную очередь, и сынок спрашивает: "Папа, а это очередь в музей или за водкой?" "В музей водки, сынок", — грустно отвечает отец.

В общем, это было то самое время типа начала ледникового периода, когда всё постепенно начинало вымирать, и первой пала водка…

 Ну, не одна она, конечно, с сотоварищами, — там портвейны всякие, даже живительный пивной родник высох. Люди в гости ходили со "стеклянным подарком " или там на премьеру в театр по "стеклянному билету"…

Так вот, собрались они как три васнецовских богатыря в городе на Неве, значит; один из них был представителем Средней Азии, второй из Челябинска, а третий, вы не поверите, из Биробиджана.

На улице февраль, холодно, минус двадцать один. Денег тоже небогато. Куда идти, не знают, сунулись в пару ресторанов. То ли вид у них был слишком интеллигентный, то ли им правду сказали: “Мест нет”.

Стоят, мёрзнут возле третьего, где сказали, что, возможно, пустят, когда места случайно освободятся… Тут азиатский коллега и говорит: "Пойдем ко мне в комнату в общаге, у меня во-о-от такенная дыня есть. И чай, хороший, крепкий чай".

А челябинец ему отвечает: "Сразу видно, нерусский ты человек, Куаныш! Как же ты людей лечить от алкоголизма будешь, если ты даже не знаешь действие водки на человека?".

  Тут маленький Куаныш засуетился, да так, что даже начал путать падежи и склонения: “Зачем обижаешь. Я водка не знаю, да ее с детства пью! Я всё знаю! Например, после какой кружка пива туалет ходить надо. И армянский коньяк самый лучший коньяк в мире, тоже два раза пил. И знаю, что такое "ёрш, бодун и заполировать". Практически сторона я знаю лучше всех в районе, только бумажка с курсов нужна…”

 А биробиджанец его по плечу похлопал и говорит: "Да ладно, коллега, успокойся, не сомневаемся мы ни в тебе, ни в твоей дыне. Но выпить-то надо!"

 Челябинец начинает свирепеть и произносить антипартийные лозунги: “ Это ж надо, в какой б… ской стране живем! Врачу — интеллигенту негде выпить! Да я бы сейчас весь тракторный завод продал за поллитруху”.

 Тут слышим чужой голос из-за спины челябинца: “, Пожалуй, тракторный завод не надо, а вот пятнадцать рублей вполне хватит…”

Челябинец как шарахнется в сторону с криком: “Уйди, глюк!”   Тут мы и узрели гномообразного мужичка со слезящимися красными глазками, в стареньком пальтишке и собачей шапке, вежливо вопрошающего будущих наркологов:“ Так господа желают выпить или как?”

Те, в свою очередь, хором размахивают руками, подтверждая, что их желание припасть к истокам жидкой мысли великого Менделеева абсолютно искренне.

А южный друг широким жестом протягивает двадцатипятирублевую ассигнацию и говорит: "Уважаемый, Вы две принеси, да?"

Значит, этот друг Белоснежки исчезает в холодных сумерках…  И друзья по будущему счастью ждут его с дарами ещё минут двадцать.

А челябинец произнёс вслух так горько: "Как лохов кинули. Ладно, пошли, мужики!" И сплюнул.

Куаныш опять закипятился: "Зачем кинул? Почему кинул? Ещё мал-мал подождем, он нам два пузыря с водкой притащит. Вот".

А челябинец в ответ зло так: "Ага, сейчас… Мы здесь в ледяную скульптуру превратимся!"

— Какую скульптуру? — заволновался Куаныш

— "Три ледяных мудака".

  Тут наш дальневосточный иудей говорит: "Этот грех, ему Творец не простит, бросить сирых и убогих, изнывающих от жажды…"

 Куаныш, поскольку не разобрался в ситуации, говорит:

— А давайте петь будем. Мне дедушка говорил, если холодно в степени, надо песню петь, тогда и теплей будет.

  — Ага, а потом менты загребут за пьянку в общественном месте!

 -Так мы же трезвые!

— Тогда ещё хуже, в дурку. И это ничего, если не в ту, где у нас практические занятия проходят. Как потом коллегам в глаза смотреть…

  — Ну не хотите петь, давайте стихи читать.

  — Какие, на хрен, стихи?

— Я вообще ничего не помню.

  — А я помню, -  гордо произнес Куаныш, — Михаил Юрьевич Лермонтов: "Белеет парус одинокий…"

— Куаныш, у тебя там что, мозг совсем замерз, и извилины инеем покрылись?

— Хорошо, тогда сам предложи!

— Ну, я только антиалкогольное одно помню: идёт бычок, качается…

Тут опять внезапно появляется добрый гном, протягивает пухлый газетный пакет и собирается исчезнуть, ну как тот мавр.

  Челябинец взвесил в одной руке пакет, а второй гнома за воротник:

— А ты, любезный, не торопись!

  Разворачивает, а там помятая коробка одеколона "Парус"…

 Челябинец посуровел: "Это что ещё за хрень?!"

— Господа, это хороший вкус, только надо пить залпом, закрыв глаза. Если вам не нравится, я сам могу выпить!

Договорить он не успел...

— Не, братан, так дело не пойдет. Бабло верни. Для начала я твою шапку посторожу, а ты мухой метнешься и четвертак принесёшь.

   Когда понурый гном принёс мятую двадцатипятирублевку, челябинец нахлобучил ему шапку и пристукнул сверху, да так, что их визави сел задом в сугроб.

— Чтоб не потерял, -  заботливо пояснил челябинец.

  — Знаешь что, Куаныш, а пошли к тебе дыню кушать!  А по дороге ты нам Лермонтова почитаешь.