Рубрика "Приглашает автор" Олег Епишин

Родом я из Донбасса. Того самого края, который В.И. Ленин когда-то называл «Всесоюзной кочегаркой». Правда, мне повезло, жили мы не на шахтном поселке, коих великое множество разбросано по донецкой степи, а в более «цивилизованном» месте – рядом с небольшой железнодорожной станцией «Мушкетово»…

Здесь прошли мои детские годы, здесь я окончил десятилетку, здесь до сих пор крепко стоит, доставшийся мне в наследство от бабушки старый кирпичный дом, окруженный большим садом с виноградником.

Помню себя, наверное, лет с пяти.

***

Яркий летний день в саду. Отец из шланга поливает красные мохнатые георгины и вдруг направляет струю воды в мою сторону. Потом догоняет меня убегающего, хватает за плечи и подбрасывает вверх. Мне маленькому, кажется, что высоко, ведь я взлетаю выше курятника и как будто парю в воздухе. Мама с крыльца испуганно кричит, отец смеётся, а я счастлив, захлёбываюсь от восторга…

Воспоминания детства неразрывно связаны с дедушкой. Его я очень любил, ещё и потому, наверное, что бабушек у меня было две, а дедушка один. Мы, бывало, часто ездили с ним в степь. Она у нас прекрасна! Особенно весной и летом, когда цветет ковыль и кажется, легкие морские волны переливаются серебристыми бликами до самого горизонта. Давно это было, а помню как сейчас...

***

Под ногами пружинила тёплая, прогретая щедрым летним солнцем земля, и мягкая шелковистая трава щекотала, босые подошвы и куда-то неслись облака в высоком небе и упоительно кричали над нами жаворонки! А каким вкусным был серый ломоть хлеба с корочкой натёртой чесноком, и так сладко хрустел посыпанный крупной солью огурец и такими заботливыми были дедушкины руки, укрывавшие меня сонного своим пиджаком…

***

.

В гостях у дедушки.

Хорошо ранним летним утром проснуться в тишине дома, в своей уютной постели. Спокойно лежать, рассматривать солнечные зайчики на стене и с восторгом сознавать, что в школу сегодня идти не нужно, каникулы!

Меня разбудил сладковатый запах дыма, исходящего от горящих вишнёвых веток. Он проник в комнату через приоткрытое окно и защекотал в ноздрях. Я накинул висевшую на спинке стула длинную холщёвую рубаху, тапочки и выбежал на двор. Вприпрыжку побежал по влажной от росы и мягкой, будто войлок траве, в конец огорода, где стоял туалет.

Дедушка в майке, серых галифе и соломенной шляпе уже хлопотал у разместившейся под навесом из камыша летней печки.

– Чего встал-то так рано? Когда в школу – так не добудишься, а тут нате вам – вскочил ни свет ни заря.

– Да не спится, деда. На ставок охота, искупаться.

– Погоди уже, искупаешься. Пускай вода чуток прогреется, а ты, если спать не хочешь, иди – помогай. Будем с тобой завтрак готовить.

– Кашу манную не хочу, сразу говорю.

– Да какая каша? Видишь, тесто замесил, сейчас будем галушки степные варить. Как когда-то казаки в поле готовили.

Слово «степные» сразу заворожило. Дед у меня боевой, у самого Буденного в первой конной ездовым служил. Наверняка придумал что-то необычное, особенное.

Старик подкинул в топку сухих сосновых поленьев, и печка загудела протяжным баском, выпуская в небо ровную струйку белесого дыма.

– Садись, помогай, – пододвинул мне дед табуретку. Бери лучок, обчищай. Только аккуратно, не порежься.

Пока я чистил лук, в большой алюминиевой кастрюле закипела вода. Дедушка отрывал маленькие кусочки от тугого шара круто замешанного теста и бросал в кипяток, изредка помешивая варево длинной деревянной лопаткой. Рядом на доске мелкими кусочками нашинковал хороший шматок просоленного свиного сала с прорезью. Разложил его на сковородку и пока сальце плавилось и аппетитно скворчало, быстренько длинным, сделанным из немецкого штыка ножом, покрошил лук.

Скрипнула и открылась тяжёлая калитка. Это мать с отцом уже вернулись с городского рынка.

– О, да тут уже всё кипит и варится!

– Как раз к завтраку поспели, – заметил дедушка, – мы вдвоём с внучком сегодня, быстро справились…

***

Вскоре вся семья сидела на скамье под вишнями за длинным, грубо сколоченным деревянным столом. Дедушка маленьким дуршлачком перебросил галушки из кастрюли в миску, а сверху опрокинул на них пережаренное с луком сало. Несколько раз ловко подкинул кушанье в воздух, чтобы всё лучше перемешалось, и залил стаканом домашней сметаны. Сметана была густая, желтовато-кремового цвета, медленно таяла и растекалась по горячему блюду. Самый последний штрих дедушка нанёс, когда уже все потянулись за ложками. Притрусил всё это великолепие ароматным, только что сорванным в огороде укропчиком, и мелко – мелко нарубленным молодым чесночком.

Мы ели обжигающе-горячие галушки, запивая их прохладным, из погреба, узваром, настоянным на черносливе и шиповнике, а рядом в ветках дерева громко трещали сороки. Видно их привлекала блестящая от пота дедушкина лысина. Сорок ведь привлекает всё блестящее…

***

С детства мне нравилось море. Оно было недалеко от нас. Всего каких-то 85 км по прямой! Тёплое Азовское море, воспетое Пушкиным и Паустовским…

Я впервые увидел его в далеком 1957 году с кузова старенького грузовичка и влюбился раз и навсегда!

Мы ехали в кузове полуторки среди возвращающихся с базара рыбачек. Я стоял у борта грузовика и всю дорогу смотрел по сторонам – где же оно, море? Вокруг простиралась раскалённая на солнце степь с жёлтыми полями пшеницы, да клубилась пыль на просёлочных дорогах. Даже когда какая-то пожилая рыбачка, дёрнув меня за рукав, тыкнула пальцем куда-то вдаль, – «гляди, вон море», – я не сразу узнал его. Просто небо у горизонта оказалось чуть-чуть синее. Скоро эта полоска синевы стала расширяться, потом по ней запрыгали солнечные зайчики, сквозь зной палящего солнца дохнуло свежестью и на очередном повороте, прямо передо мной, раскрылось во всю ширь оно – моё море! Бескрайнее, голубовато — зелёное, украшенное белыми гребешками волн. Я стоял как завороженный и не мог оторвать глаз от этого чуда. Казалось, меня уже качает в шлюпке на волнах, и мимо проплывают необитаемые острова с высокими пальмами, а из глубокой воды выглядывают раскрытые пасти огромных акул…

Прошло немало лет, я видел разные моря – Чёрное, Красное, Жёлтое, любовался величием океана, но это первое свидание, как первый поцелуй девчонки, запомнил на всю жизнь. Восторг от встречи с морем охватывает меня до сих пор, и всякий раз я стараюсь уловить этот момент, увидеть ту заветную полоску синевы на горизонте, чтобы самому себе крикнуть, – «вон оно, море»!

***

После школы стал изучать медицину, поступил в Мединститут, а меня всё тянуло к морю, как, бывает, тянет к любимой женщине: стараешься быть поближе: улыбнуться, прикоснуться, заглянуть в милые сердцу глаза…

***

Арбузы

В тот год произошло много разных событий.

Американцы на своём «Апполоне» высадились на луну.

На экраны кинотеатров вышел «Крёстный Отец» Френсиса Копполы, и популярный саундтрек знаменитого фильма звучал из каждого окна.

Из Советского Союза выгнали Иосифа Бродского.

В Мюнхене проходили Олимпийские игры.

Ещё это был год, когда я окончил институт, получил диплом врача и женился.

Перед тем, как уехать работать по распределению, мы с женой отправились отдохнуть на побережье Азовского моря в небольшой посёлок под названием Юрьевка.

На дворе догорал август, лето подходило к концу и отдыхающие понемногу начинали разъезжаться по домам. По утрам колонны украшенных красными флажками автобусов увозили детей из пионерских лагерей.

Во дворах полыхали яркие астры, а вечера заполнял аромат цветущего мирабилиса – «вечерней зорьки».

За небольшую плату нам сдали целый флигель у самого берега моря и разрешили пользоваться надувным матрасом. Пляж был полупустой, а мы и не искали общения, нам было хорошо вдвоём.

Каждый день уходили вдоль берега километров на пять в совсем безлюдные места, где можно было купаться и загорать нагишом.

Теплый песок, пахнущая разнотравьем степь и бездонное небо над головой! Никогда, ни до, ни после этого, я не ощущал более глубокого единения с природой как в то лето! Казалось, каждая кочка пахучего чернозёма, каждая былинка-травинка согревала душу теплом материнской любви. Воздух, в котором ароматы чабреца и полыни смешивались с запахом морских водорослей и горячего песка, кружил голову и наполнял тело волшебной лёгкостью.

Ещё тот год запомнился небывалым урожаем арбузов, выращенных на местных полях. Их везли отовсюду на тачках и в багажниках авто, на тракторных лафетах и в кузовах грузовиков. Прилавки небольшого местного рынка были завалены арбузами. Вскоре их стали складывать в небольшие кучи прямо на песке, на берегу моря. По улицам ходили люди с огромными ломтями арбузов в руках, ели на ходу, сплёвывая косточки в придорожную пыль. Отъезжающие набивали ягодами багажники машин, укладывали мешки с арбузами на крыши авто, а их все равно не становилось меньше…

Каждый вечер мы с женой отправлялись на прогулку, побродить вдоль моря, полюбоваться на лунную дорожку, послушать шум волн. Иногда засиживались до глубокой ночи.

Однажды, увлекшись, зашли слишком далеко и не заметили, как вдруг резко поменялся ветер, откуда-то из донских степей налетели тяжелые тучи, и внезапно началась гроза. Дождь полил сразу, без подготовки, тяжелыми каплями накрывая землю, и сверху, с глиняного обрыва на нас обрушились грязевые потоки. О том чтобы по тропинке выбраться наверх и выйти на дорогу не могло быть и речи. Пришлось нам искать убежище в стоявшем неподалёку полуразрушенном здании бывшего рыбокоптильного цеха. Отыскав в углу сухое место, я набросал туда старого высохшего камыша, а сверху прикрыл его кусками найденного здесь же брезента. Мы стянули промокшую одежду и обнаженными улеглись на мягкое ложе. Вверху над нашими головами гудел ветер, угрожающе скрипели под его напором старые балки. Сквозь дыры в крыше отчётливо просматривались росчерки молний, пронзавшие черноту небесного купола. Яростно бились о берег волны, а мы лежали, тесно обнявшись, и с каждым раскатом грома только сильнее прижимались друг к другу. Страшно нам не было, нас охраняла любовь. Мы потеряли счет времени. Засыпали, устав от любви и вновь просыпались. Одновременно достигали вершины и вместе опускались в глубокую пропасть. Припухшими от поцелуев губами, говорили друг другу слова любви, и, казалось, само небо благословляло нас. Ночь заботливо укутывала наши тела чёрным покрывалом, а луна бесстыдно подглядывала из-за туч, высвечивая в темноте то раскинутые женские бёдра, то белоснежную полную грудь, то блестящую от капелек пота мужскую спину…

Ближе к рассвету стихия угомонилась. Ветер снова резко поменял направление и море успокоилось. Теперь оно, как заботливая мать, легонько покачивало у наших ног колыбель прибоя.

Мы покидали ночное пристанище, когда солнце позолотило верхушки высоких старых акаций на берегу, и легкий бриз местами сморщил гладкую поверхность моря. Из мутной после шторма воды то там, то здесь выглядывали блестящие тёмно-зелёные головки арбузов. Смытые ночным штормом, они медленно дрейфовали мимо нас неподалеку от берега.

Воздух был прохладным, зато вода согревала и казалась такой тёплой, что из неё не хотелось вылезать, тем более, что завтрак сам приплыл к нам в это утро.

Какими же сладкими и сочными были арбузы! Утомлённые бессонной ночью, мы жадно вгрызались в красную ароматную мякоть, и прохладный сок как будто наполнял тела новой силой.

Под крики чаек, взявшись за руки, мы босиком брели по чистому, вымытому дождём песку, вдоль кромки воды, по ажурной белоснежной пене, навстречу солнцу, навстречу новой жизни…

Ровно через девять месяцев у нас родился сын.

***

Моряком я всё-таки стал. Меня приняли на работу в Азовское морское пароходство судовым врачом, и вскоре, в составе экипажа сухогруза, я отправился в свой первый рейс. Впечатлений хватило для написания небольшой книжки, вышедшей в издательстве «Родник». С тех пор спал писать регулярно. В основном небольшие рассказы, юморески. Печатался, в 2011 даже, получил диплом «Юмориста» года за цикл рассказов в газете «Крокодил в Украине»…

Встреча.

После длительного плавания боцман Сеня Швартовый возвращался домой в Одессу. Его сухогруз, весело покачиваясь на волнах, подходил к родным берегам. За дымкой утреннего тумана прямо по курсу открывался обрывистый берег. Как на фотобумаге постепенно проявлялись осыпи красно-желтой глины с зарослями сирени, шиповника и дикой маслины. Большой Фонтан, Аркадия, Лонжерон…
«Вот я и дома!»
Пройдет всего несколько часов и Сеня в новеньком костюме и фуражке с «крабом», слегка раскачиваясь, войдет в подъезд своего дома. Его встретит любимая семья. Жена приготовит фаршированную щуку, сын подарит нарисованный им акварелью морской пейзаж, а любимец семьи песик Гамлет принесет в зубах чей-то модный мужской галстук, найденный им накануне в спальне под кроватью.

***

Ностальгия

В гостиной на столе из черного африканского дерева работы итальянских мастеров была расстелена газета. На ней лежал крупный соленый огурец и ломоть черного хлеба. Мягкий свет люстры богемского стекла падал на грубо вскрытую ножом банку килек в томате. Комнату наполнял запах хозяйственного мыла- это на кухне вываривались заранее замоченные полотенца.
Мужчина подошел к столу, налил сам себе в граненый стакан водки. Выпил одним глотком, понюхал хлеб и заплакал...
Сегодня канадский миллионер, бывший автослесарь из Винницы Паша Самородкин в своей квартире в Торонто тосковал по Родине.

В море всякое бывало! И в штормах побывать довелось… Теперь, сидя с трубочкой у тёплого камина часто вспоминаю об этом, слушая любимую песню:

www.youtube.com/watch?v=asgoBbqbq90

Ещё труднее, оказалось, было оставлять службу, когда надо было делать выбор между морем и семьёй

***Моряку без моря нужно либо снова море,
либо новая любовь.

А. Перес-Реверте Гутьеррес

Взбесившийся ветер визжит как тысяча кошек. Горизонта не видно. Тёмно-зелёная с белым гребнем волна высоким столбом поднимается у борта, несколько секунд как бы раздумывает, а потом медленно рассыпается, властно перекатывается через палубу и, сердито урча, уходит в шпигаты. Не приведи Господь наблюдать море таким. Судно раз за разом обрывается вниз, катится как по заснеженному склону и сердце у тебя тоже проваливается и замирает всякий раз, когда сухогруз останавливается в самой нижней точке. Время растягивается, как мягкая эластичная резина, секунды кажутся минутами, минуты – часами, а ты всё ждёшь и ждёшь того момента, когда корабль со скрипом, с жалобным стоном начинает медленно выбираться из пучины. Ты с облегчением вздыхаешь, а через небольшой промежуток времени всё повторяется сначала! В такие моменты проклинаешь всё на свете и даешь себе зарок больше никогда не ходить в море.

«Всё! С меня хватит! Только бы добраться до порта! Спишусь на берег! На этот раз – точно спишусь!»

***

Уходит ночь, а вместе с ней где-то там, далеко позади, остаётся циклон и измучивший всех шторм. Наступает утро! Как прекрасно встречать рассвет в море! Солнце ещё низкое и море под ним во всю ширину такое нежное! Светится грустной голубизной, а то вдруг заиграет, станет темно-индиговым, шерстяным. Где-то вдали тает маленький парус, словно неизвестный художник на лаковой синеве поставил белилами запятую. Море такое разное, необычное, завораживает взор, радостным восторгом наполняет сердце и мир становится очень прозрачным и невесомым вроде чистой детской мечты.

***

Днём на открытой веранде маленького кафе немноголюдно. Отсюда хорошо открывается панорама порта: портовые краны, стоящие на рейде суда. Где-то там, у причала, пришвартован мой «Комсомолец».

В твоей чашке кофе совсем остыл.

– Мне надоело, понимаешь? Надоело! Я не могу каждый раз срываться и лететь за сотни километров, то в Новороссийск, то в Одессу, то в Мариуполь. Надоело изучать географию по твоим радиограммам. Сутки, двое мы вместе и потом я мчусь обратно домой, переплачивая за дорогу втрое, чтобы успеть вернуться на работу вовремя.

Когда на улице непогода и сильный ветер ломает деревья, я представляю, каково тебе там, в море и моё сердце сжимается от страха. Я хочу, чтобы ты был рядом, хочу каждый день просыпаться с тобой в одной постели. Хочу, чтобы ты ел еду, которую тебе готовит жена, а не какая-то тётя-кок. Хочу, чтобы ты спал на постели, которую я сама стелю. Скажи, я прошу чего-то необычного?

Закуриваю вторую сигарету подряд, пытаюсь тянуть время.

– Дядя, а вы моряк? – спрашивает появившаяся неизвестно откуда рыжая девчушка лет пяти и тычет пальчиком в мою, лежащую на столе, форменную фуражку, – я тоже, когда подрасту, выйду замуж за капитана…

***

Когда в наш край в 2014 году пришла война, многое изменилось. Война жирной линией разделила нашу жизнь на: «до и после»…

Как это было. Страницы дневника.

Тихий летний день догорает в вершинах старых акаций, что растут у ограды горсада. Город живёт обычной жизнью. На улице прямо из мешков продают свежую молодую капусту. На трамвайной остановке вкусно пахнет жареными беляшами. Пожилая женщина настойчиво предлагает купить низку сушеных грибов. Люди после работы спешат быстрее добраться домой. Неожиданно движение транспорта приостановилось. Сразу образовалась пробка из нескольких десятков машин. Из-за угла высотного здания торгового центра на проезжую часть улицы выходит колонна военных. Усталые лица, пыльные сапоги, автоматы за плечами. Стоим, ждём. Цепочка растянулась на несколько километров. Началась передислокация войсковых частей из Славянска. Вот так без музыки и барабанов тихой змеёй вползала к нам война.

Через несколько дней, шестнадцатого июля в городе было введено военное положение.

***

Артиллерийская стрельба по ночам не даёт уснуть. Днём мешает сосредоточиться, отвлекает от работы. Тянет выглянуть в окно. Как там? Куда попали на этот раз. Стреляют где-то невдалеке от нас, но определить точно мешает пелена густого черного дыма.

Тем утром, как обычно приехал на работу и только зашел в кабинет – сразу звонок от жены.

– У нас беда! Ночью «накрыло» поселок, повредило здание школы. Занятия отменили. В школьном подвале полно местных жителей. Прятались от обстрелов. Есть убитые и раненые. Голос дрожит от волнения. Пытаюсь успокоить.

– Сейчас приеду.

– Не надо, тут работают «скорые». Нас отпустили домой.

.Кто мог подумать! Ночью, правда, стоял страшный грохот, но чтобы вот так, совсем рядом! Двадцать минут ходьбы от нашего дома. Не хочется верить.

Прошел слух, что целью была территория давно заброшенного завода «Металлоконструкций», где размещались артиллерийские установки залпового огня. Били именно по ним. Вечером нахожу выложенные кем-то в интернете снимки, и мне впервые со времени начала войны становится по-настоящему страшно. На фото знакомая с детства улица, грязная, разбитая. Куски человеческого мяса. Окровавленный ребенок в пыли под забором.

Часть преподавателей школы, после увиденного, не смогли потом заставить себя снова проходить по этим местам. Написали заявления и перевелись работать в другие учреждения.

***

Каждый день одно и то же – с наступлением темноты обстрелы резко усиливаются. Звенят стёкла в окнах, дрожат стены домов, осыпается с потолка штукатурка, но мы с женой остаёмся в квартире. Пытаемся отвлечься. Играем в подкидного дурака.

Читаем вслух стихи.

В тот вечер как будто было тише обычного, на улице горели фонари, с балкона дома напротив, звучала музыка:

Забери меня туда,

Где оранжевые сны

В жарком танце до утра

Шепчут о любви, – пела какая-то певица.

Вдруг, ровно в десять часов, как по приказу, ударило прямо над нашим домом. Бабахнуло так, будто с десяток молний сошлись в одном месте, и гром разорвал воздух на тысячи осколков. Заложило уши, послышался звон разбитого стекла. Яркими фейерверками засветилось ночное небо. Слышу, как соседи выскакивают на площадку, громко плачет чей-то ребёнок. Истошно кричит женщина с четвертого этажа: «Валидол, у кого есть валидол! Мужу плохо, помогите!»

Внизу на улице толпятся люди. Железная дверь подвала уже открыта. Кто-то принёс несколько старых одеял. Мужчины заносят по ступенькам внутрь коляски с детьми…

***

Кажется, это стало последней каплей. Через день мощный Jeep по просёлочным дорогам, по полям, минуя населенные пункты и блокпосты, увозил нас подальше от этого кошмара.

Спустя час беспрерывной езды, в безопасном месте, у придорожного кафе мы сделали остановку, чтобы выпить чаю. Бармен, заметив, что у меня дрожит рука, предложил налить чего покрепче, а узнав, откуда мы добавил:

– За счёт заведения…

***

А вообще жизнь продолжается…

Пока у меня есть семья, друзья с которыми хочется общаться, я не унываю… Просто надо почаще повторять: ВСЕ БУДЕТ ХОРОШО!