Нужны ли новые переводы классики?
Перед переводчиком, когда он берётся за работу над классическим произведением, особенно поэтическим, всегда встаёт вопрос: а нужно ли? Ведь существуют уже переводы, сделанные сто или двести лет назад. Вздохнув, переводчик отвечает себе: нужно. Давайте, разберёмся, почему это так.
Во-первых, прошло время, а язык имеет свойство развиваться. Меняется лексика: одни слова изменяют своё значение, приобретают новое, другие напрочь исчезают из речи и становятся устаревшими, третьи получают иную стилистическую и эмоциональную окраску, меняются языковые обороты. Теперь на уроках литературы и в разных викторинах появились вопросы о значении слов в стихах Пушкина. Приведу совсем недавний пример. Вспомните, как посмеивались над Егором Гайдаром, что его трудно понять, потому что он говорит слово «отнюдь».
Во- вторых, российская литература накопила огромный опыт перевода художественных произведений как прозаических, так и поэтических. За последние двести лет постепенно менялся подход к переводу, особенно стихотворных текстов. Если работая над прозой, переводчик более свободен в выборе приёмов. Например, при отсутствии в русском языке соответствующего слова или понятия, то можно использовать описательный приём, то при переводе стихов это абсолютно невозможно.
В-третьих, в традиционном стихе существует размер. Определённое чередование ударных и безударных слогов, естественно, резко ограничивает возможности «манёвра» при переводе. В разных языках существуют разные устоявшиеся системы стихосложения, но мы рассматриваем вариант с силлабо-тонической системой, т.е. такой же, как русском языке. Да и в английском тоже.
Сейчас переводы разделяют на дословные (буквальные, кальки), вольные и адекватные. Конечно, эти определения в известной мере условны. Первые практически исчезли, разве что кальки, то они существуют как определённый приём. Если мы говорим о вольном переводе стихов, то здесь важна прежде всего общая канва стихотворения, и каждый переводчик может понимать её по-своему. Отступления от оригинала могут быть небольшие и такие, когда в получившемся тексте мы видим больше переводчика, чем автора. Примеров масса – начиная с баллад Жуковского и Лермонтова, и по сей день. В собраниях сочинений этих замечательных поэтов даже не всегда упоминается, откуда взяты сюжеты. Из широко известных у нас работ более близкого периода – это великолепные вольные переводы Константина Симонова из Киплинга.
Для адекватного же перевода важно передать содержание, сохранить эмоциональное воздействие на читателя, которое мы часто называем духом произведения, и ритмический рисунок стихотворения. Вот это и есть три основных принципа, которые переводчик стремиться соблюсти при работе над поэтическим текстом. (Как исключение, подтверждающее правило: вольный перевод Иваном Козловым стихотворения Томаса Мура «Вечерний звон». Не думаю, что в ближайшее время найдётся кто-либо и решится превзойти этот шедевр переводческого искусства.)
Сравнивая возможность адекватного перевода прозы и поэзии, можно сказать, что почти любой прозаический текст может быть переведён. Со стихотворным текстом дело обстоит иначе. Существует довольно много произведений, адекватный перевод которых невозможен, и есть такие, что никогда не будут переведены на русский язык. Разве что как-то пересказаны с кучей отдельных объяснений, но стихами они уже не будут.
В качестве примера я предлагаю перевод двух стихотворений Эдгара По «Связь колоколов» http://pisateli-za-dobro.com/svjaz-kolokolov-edgar-po.html и «Колокола» http://pisateli-za-dobro.com/kolokola-edgar-po.html. В них Эдгар По использовал свои излюбленные стилистические приёмы: повторы, параллельные конструкции, аллитерации и ассонансы. Кроме того, автор добавил к этому списку ономатопею, т.е. эффект звукоподражания.
Что касается знаменитого перевода «Колоколов» Бальмонтом, то при всей прелести стиха, перевод является очень вольным. Особенно в первой части стихотворения, которая выглядит вообще самостоятельным произведением Бальмонта со всеми характерными мотивами серебряного века русской поэзии.
«Связь колоколов», как я перевёл название, не было опубликовано при жизни поэта. Исследователи считают его предшествующим «Колоколам» и считают его своего рода пробой. Возможно это не лучшее стихотворение Эдгара По, я нашёл в комментариях даже такое определение как «annoying», я бы перевёл его здесь как «нудное». Однако для переводчика работа над этим стихотворением несомненно представляет собой очень интересный эксперимент.
Единственное, меня немного удивило то, что ответ на поставленный в заглавии вопрос дан уже в первом абзаце. Это вопрос не к содержанию, а к композиции статьи.
И еще, слово annoying по отношению к «Связи колоколов» я бы перевела скорее как «раздражающий» или «назойливый». Нудным этот стих вряд ли назовешь, а вот многократное повторение слова «bell» действительно может вызвать определенное раздражение… Не претендую на правоту, просто высказала свое мнение по вопросу.
Благодарю Вас за статью, уважаемый Владислав!
Бывает очень редкий случай, когда есть возможность при переводе сохранить то же сочетание звуков, что и в оригинале. Для этого мне пришлось изменить грамматическое время, это, в общем-то, не повлияло на смысл в первой строфе. А во второй я перенёс эмоциональную нагрузку на повторяющиеся слова, т.к. «выл» звучит в русском гораздо тяжелее, чем «пел». Мне показалось, что это правомерно.
Стихи — это мозговой понос.
Если не сохранять оригинальные аллитерации, то и переводить незачем.
(Пршепраше, пании Хелена (см. «Камрад»), если говорю по латыни, как мариец на саксонском.)
Владислав Леопольдович Левитин — коммуникативный гений, оказавший несоизмеримое влияние на единственного реального русского прозаика — Виктора Улина.
Владислав Леопольдович Левитин — ЧЕЛОВЕК.
Он — не ничтожный филолог, который всю жизнь занимается полировкой чужих надгробий.
Владислав Леопольдович вошел в мою жизнь как специалист по техническому переводу ( а не по филологическому ослословию) и дал мне мне очень важные ориентировки!
ься соблюсти".Спасибо, буду внимательней.
Сразу хочу разграничить области.
Поэзия — это искра жизни. Вспыхнула, взлетела и угасла. Выражение мысли и эмоций, не более того. Он ней даже говорить не буду. Переводить можно снова и снова хоть Катулла (не говорю уж о Рильке или Айхендорфе). Поэзия — условность, не связанная со временем.
А проза — это картина жизни. Подробная и содержательная.
Перевод прозы должен быть коррелирован с временем описываемых событий.
Конечно, если проза имитаторская (историческая, фантастическая и пр.), то ее перевод не ухудшит, не выхолостит.
А вот если это реализм, то перевод, сделанный в принципиально иную эпоху лишит ее реалий времени и убьет.
Приведу пример.
Как прозаик я вырос из Ремарка. Всю жизнь его перечитываю, хотя знаю почти наизусть.
Причем перечитывал в разное время, разные бумажные книги, добытые из разных источников.
Тех же «DK» (не сильнейшей, но любимой книги) читал 2 (если не 3 перевода). Классических, сделанных в советское время, годах в 70х или около того.
Время с описываемых событий изменилось, но не кардинально, переводы друг от друга отличались (например, в нынешней собственной книге не могу найти точных реплик, поразивших меня в 1979 к книге из библиотеки ЛГУ), но в целом — некритично.
А вот этим летом занесла меня нелегкая в книжный магазин (жена выбирала кроссовки в «Спортмастере», делать было нечего, зашел в том же «Просторе» (в Сипай лове) в книжный отдел на 3 этаже.
На полках — shit: Донцова, Дашкова, Устинова, Улицкая, Яхина, еще какие-то домохозяйки, Акунин (еще хуже) и пр. Вдруг увидел Ремарка. Именно «ТТ». На сердце потеплело. Старый друг в развале бабьих бредней — это же как здорово!
Взял том. Открыл наугад.
И закрыл.
Современный кич, от Ремарка — от его неповторимой ауры, предгитлеровского трепета великой Германии, когда каждая немецкая душа пыталась найти что-то свое, остался пшик.
Даже имена искажены на тупой английский лад.
Книга убита современным переводом.
Смотришь ее и не понимаешь: Ремарк это или какой-нибудь Katzendrecke типа «Властелина колец» с поросячьим ососком диКаприо в роли Гарипотера…
Современный читатель, не знающий Ремарка, после такой книги от него отвернется.
И это- диагноз.
На книге стоял логотип, вызывающий в памяти стихи:
«Все, что издано в ЭКСМО —
Стопроцентное ***мо!»
Впрочем, еще Ленин в Октябре, укладываясь спать, сказал бы:
— ЭКСМО? Нет, это не под голову и даже не под ноги. В печку, товагищ, в печку!
Вы тоже затронули важнейшую тему.
Порождение «сериально-сиквельно-римейковой» культуры.
Возьмите любой хороший фильм — и обязательно найдете сиквел или римейк.
Началось с «МиЖ» — второй фильм уже удивил своей слабостью.
Позднейшие: «Ирония судьбы», «Экипаж»… Нормального человека от такого кича тошнит, но снимают и снимают.
Как-то раз (еще в доторрентовые времена, когда у меня имелась ТВ антенна) однажды серфил по каналам и наткнулся на тупейший фильм о трех чумазых дегродах из автосервиса и какой-то полушлюхе при них.
Через несколько минут понял, что это — римейк «Трех товарищей». Едва не вывернуло наизнанку.
Апофеоз — «РиД» на лимузинах и с неграми в белых париках.
То же самое — современные переводы.
По поводу некоторых замечаний. Вопрос в заголовке — риторический, потому и ответ дан в статье. Но это мой ответ, приглашающий к обсуждению проблемы, на которую у разных наших авторов есть разные взгляды.
Виктор зацепил один из важнейших аспектов этой проблемы: как переводить. Я бы ещё добавил связанный с этим вопрос: для кого. Как бы смеешно последнее ни звучало!
Давайте, продолжим. Чем больше мнений, тем интересней.
Пару слов о поэзии.
Вот этот мой перевод известнейшей песни (тут один куплет) упомянут в числе трех лучших в википедической статье.
Но он самый современный и смысл глобализован от частного:
В последний раз затянем песню эту,
Готовы мы на схватки трудный путь!
Пусть знамя — овеет всю планету,
Осталось рабству длиться лишь чуть-чуть!
Это — современность, причем уже наша.
Хотя оригинал написан в 1929 году.
Именно что «революционное»! Звучит и в сегодняшнем мире России.
Название не буду озвучивать: местные политкорректоры меня задушат.
Приведу оригинал последней строчки (у меня аллитерации «ли»-«ли» и «чуть»-«чуть» — звукоподражание четкому шагу, согласно оригиналу)
Die Knechtschaft dauert nur mehr kuerze Zeit!
Я — автор словаря русского квазинортматива на 3 000 гнезд.
Когда я в уфе работал директором филиала ТЭК «БайкалСервис», водители-дальнобойщики — прожженные мужики с печатями питекантропа над надбровным валиком — записывали мои выражения на бумажку.
Потому что им нравилось, а при гладкости мозгов — запомнить не могли.
Только я типа не понял, где там был ненорматив?
Говорю только о поэзии.
Я думаю все классики должны быть переведены на высочайшем уровне. И если какие-то их переводы до этого уровня не дотягивают, нужно брать и исправлять, доведя их до уровня Лермонтова и Маршака, а в некоторых случаях и переведённое ими перевести по новой (к примеру Лорелею и Сосну (Кедр) Гейне я перевёл по-своему, ибо ни Блок, ни Маршак — (Лорелея), а также ни Лермонтов, ни Тютчев (Сосна — Кедр) меня не впечатлили: за исключением Лермонтова, свои стихи они так не писали — погнались за немецким размером, да и рифма кое-где не соответствует их высочайшему уровню. Для чего мне это нужно?! А я знаю?!, но — если могу, то изволь. Всем моим переводам дают толчки поэтические конкурсы. Попробуй себя заставь просто так. Потом, правда, трудно остановиться.
Вот так и родились мои переводы (избранное) Генриха Гейне, Лорда Байрона, Хорхе Манрике, Христо Ботева. Переводил только то, что, на мой взгляд требовало переделки, или я не мог вообще найти какого-нибудь перевода, как у Леопольда Лугонеса или Абдуллы Арипова. У последнего — «Мулокот» (беседа) — мне так понравился подстрочник, что я, игнорируя разрешение наследников, его опубликовал. Все мои переводы опубликованы, в частности, на моей страничке в нашем клубе Писатели за добро МСП. Конечно я надеюсь на то, что, оценив качество моих переводов, будут предложения на переводы и современных авторов.
В конкурсах я переводил Наталию Недялкову и Пяйви Ненонен с соблюдением авторских прав (просто с их согласия было предложено перевести конкретные произведения).
Возможно закажут и перевод классиков. К примеру, Хорхе Манрике «Стансы на смерть отца» — достойного перевода я не нашёл, поэтому перевёл сам и опубликовал на Ридеро (хотя и читал неплохой перевод Натальи Ванханнен, но,… но...)
И вообще, для меня нет авторитетов, как таковых. Авторитетом могут быть только их произведения.
Твои переводы классики, Дружище (я их читал!) НЕ опускают классику до нынешнего айфонного уровня, а наоборот: пытаются вырвать читателя из клоаки интернетчины и вернуть на нормальный уровень!
Да разве ж в 19-ом веке такое было бы возможно?!
Даже я как автор 3000-единичного словаря русского квазинорматива не все пойму…
Можно и на устном русском так сказать, что закачаешься. Вспомни перевод Евгения Онегина на устный русский — шедевр!
1. Исправлять чей бы то ни было перевод ли, стихи ли, прозу ли не этично. Даже редактор предлагает исправить, и сам это делает, что на практике происходит в СМИ, только в том случае, когда иного варианта нет. Иначе это цензура.
2. Если Вы хотите сделать адеватный перевод поэтического текста, то неизбежно Вы должны повторить размер автора. Бывает, что это невозможно, то допускается взаимозамещение двусложных размеров между собой, то же с трёхсложными, но, в принципе, это уже вольности.
3. Я считаю, что сохранение типов рифм обязательно для адекватного перевода, т.е. там, где мужские, то мужские, там, где женские, то женские. Если оригинал имеет только один тип, как, например, у того же Эдгара По в большинстве стихов использованы только мужские рифмы, и привычное для нас чередование не годится.
В противном случае перевод может быть великолепным, т.е. всё передано максимально точно, но если он отличается по форме, то я бы посчитал его вольным. Что, в общем, ничуть этот перевод не умаляет.
Взять, например, ту же болгарскую поэзию, которая в большинстве случаев (особенно современная) вовсе не силлабо-тоническая. Если придерживаться оригинального размера, то получатся не стихи, а просто тексты, с учётом, что и с рифмами там туговато. Это признают сами болгары. И отнюдь не возражают, когда их произведения переводят, перекладывая на привычный для русскоязычной поэзии размер. Так они звучат гораздо привычнее и лучше.
Если перевод не передает силлаботонику оригинала, то он никчемен.
Когда я переводил «Кахоль ве лаван» Исраэля Рашаля по подстрочнику Бори Гольдштейна ( в дояндексовые времена), то передавал даже сбои размера в отдельных куплетах:
club.berkovich-zametki.com/?p=49095
(А еще лучше — приезжайте к нам. Георгия Мушникова 27, кв. 557 — 8 подъезд со стороны сливной речки ТЭЦ-2. Выпьем водки, вспомним все былое и поговорим обо всем на свете… Мо тел. 987-090-39-72.)
Так вот.
Стихи — квинтэссеницальная мысль, умноженная на чувство.
Выразить смысл можно любым образом (вспомните поручика Ржевского и «Адам Еву прижал к древу...»)
СМЫСЛ перевода стихов состоит лишь в полном соответствии оригиналу.
Приведу пример.
Одна из лучших песен всех времен и народов.
«Just say I love her, I love her from the start...»
Стандартный русский вариант:
«Скажите, девушки, подружке вашей, что я ночей не сплю, по ней страдаю...»
— НИКУДА не годится, он не соответствует оригиналу нифика.
Я когда-то начал переводить:
«Люблю, скажите, люблю ее опять. И так страдаю, не знаю, как сказать...»
Ритмика точная.
Бросил перевод, а надо бы завершить…
Напьемся — жизнь покажется иной…
Дождёмся лета.
За окном идет состав из 40 цистерн…
2. Копирование размера не всегда читается на русском. Прежде всего должно быть стихотворение. Поэтому, к примеру, я не буду разбирать всем известные переводы С.Маршака и А.Блока «Лорелеи» Г.Гейне.,
а приведу свой перевод:
ЛОРЕЛЕЯ
Не знаю, что всё это значит.
Какую-то тайну храня,
Легенда старинная плачет
И болью терзает меня.
Прохлада. Над Рейном темнеет.
Спокойна река в берегах.
Вершина горы пламенеет
В последних закатных лучах.
И там, на вершине утёса,
Что тайну легенды хранит,
Прекрасна и златоволоса
Волшебная дева сидит.
Песнь страсти она распевает.
Пловец замирает с тоской,
И дикою болью пронзает
Могучую грудь, как стрелой.
Объятый любовью щемящей,
Из лодки он ввысь лишь глядит…
Утёс, неподвижно стоящий,
Жестокою смертью грозит.
Пловец разобьётся, несчастный,
Пленённый красою твоей…
Ты песнью своею прекрасной
Погубишь его, Лорелей.
Семикаракорск
2 апреля 2019 г.
***
3. Тут я с Вами целиком и полностью согласен. Больше того, если какие-то строки не срифмованы, как в переводе Фета «Кедра» Гейне, то лучше рифмовать всё, как Лермонтов (Сосна) и Тютчев (Кедр).
Но… у Лермонтова неточная рифма «одиноко-далёкой» через три строчки не слышится, а у Тютчева в начале сбой ритма.
Поэтому после долгих раздумий сделал свой перевод:
КЕДР
На Севере диком, забытый,
Один на пустынной скале
Стоит кедър, снегом покрытый,
И дремлет, качаясь во мгле.
Прекрасная пальма Востока
В мечтаньях приходит к нему,
Под солнцем цветя одиноко
На знойном песчаном холму.
Семикаракорск
31 августа 2019 г.
***
P.S.
Да и вообще, как сказал сам Генрих Гейне в переводе нашего современника ©: Марка Каганцова (гениально!):
Чьи б переводы ни прочли вы,
Они — подобие жены:
Коли верны, то некрасивы,
А коль красивы — неверны.
Что касается цитаты, то как посмотреть. Естественно, в любом переводе что-то теряется.
Я тоже не знаю, лишь бы подстрочник был. Если его нет, то есть ГУГЛ. Леопольда Лугонеса (испанский) я только по ГУГЛу переводил. У Пяйви Ненонен подстрочник дали, у Абдуллы Арипова — тоже. А болгарских поэтов вообще можно без подстрочника переводить, правда, каждое слово в Гугл вставлять для верности. В испанском — на слух размер и рифма. С английского легче — в школе изучал, но даже у Байрона в оригинале есть сбои ритма, которые ни Маршак, ни Лермонтов не копировали.
Вот и перевожу иногда, хоть никто ничего не платит — значит: нужно!
У меня тоже такое есть. Опять Генрих Гейне. Тут я решил так же, как Самуил Маршак в Лорелее.
ЕЁ ПОРТРЕТ
Смотрю я на образ прекрасный
И грежу, мечты не гоня…
Доселе печально-безгласный,
Глазами богини маня,
С улыбкою жизненно-страстной
Вдруг ожил портрет для меня.
Но, вздрогнув, блеснули тоскливо
Живые до боли глаза,
Прощаясь со мной молчаливо…
Не мне глаз твоих бирюза…
И по щеке сиротливо
Скатилась скупая слеза.
Семикаракорск
30 марта 2019 г.
Здесь вообще сбоя ритма не слышишь:©
Ах, как много на свете кошек,
Нам с тобой их не счесть никогда.
Сердцу снится душистый горошек,
И звенит голубая звезда.
При переводе они иногда мешают.
Но в общем можно обойти…
А до великого сдвига гласных вообще фиг зна что было…
В одном исследовании говорилось о рифмованных верлибрах, правда, приписывалось это изобретение русской (советской — это было опубликовано ещё в те времена). Да я сам писал что-то в этом роде.
Я полагаю, что наш разговор не без пользы.
Так что, думаю, разговор был полезный. Кого интересует эта тема, тот почерпнул для себя немало интересного.
Спасибо Вам огромное.
Виль Гумеров
* * *
Могильный камень плечи опустил,
как будто на степном водоразделе
застыл орёл и смежил дуги крыл,
устав искать невидимые цели.
Чья плоть связала камень и орла?
Летавший всадник недвижим в могиле.
Степь безымянный сон подстерегла
и маками своими опоила.
Закат полынный порох подожжёт,
но камень и тогда не шевельнётся — он знает, что сгоревшее жнивьё
у ног его цветами развернётся.
И еще вспомнил: когда я дотошно перевел Мустая Карима, он сказал, что все правильно, но не рекомендовал мне этим заниматься, поскольку был связан обязательствами с московскими дамами, которые на симбиозе с ним обеспечивали себе качество жизни. Хотя они вписывали, не умещаясь в его афористичность, целые строфы от себя, а я старался слог в слог, звук в звук…
Твой комментарий подтверждает, что нужны новые переводы. Без придуманных строф и красот. Когда действительно вникаешь в текст, то и перевод становится объёмным.
Что касается многослойности, то, конечно, влияет язык перевода, другая логика языка, коннотации и т.д.
Через пару лет увидел этот детектив, определил его по названию интуитивно, передранный в наших реалиях. Сюжет — один в один.