Бичьё моё

Посмотрев, минут пять «Просто Мария», понял, что эту серию уже видел, или слышал, вчера. Встал, переключил программу. Нескончаемая «Санта Барбара», с Мейсоном, похоже, тоже уже была, там вообще одно и то же, не разберёшь. Перебрал кассеты к видику, всё пересмотрено, ничего нового не появилось.
— За пивом, что ли сходить, — пришла спасительная мысль. — Под пиво и «Марию» можно посмотреть, или что-то подобное, раз ничего лучше нет. Делать то нечего.
Солнце светило в окно, как летом, весна берёт своё.
— Ладно, за пивом, — утвердил своё решение Волошин, — заодно и прогуляюсь, погода хорошая. Длинная, тёмная зима надоела, а тут день, как на заказ.
Одевшись и спустившись вниз, Волошин распахнул дверь на улицу, и несколько остолбенел от неожиданности. У подъезда сидели на корточках, или просто стояли, человек десять бомжей, или бичей, на местном наречии. Сами по себе бомжи удивления не вызывали. Такая уж специфика посёлка, где главная, или как говорят градообразующая организация – психиатрическая больница. В больнице имеются наркологические отделения, контингент которых и поставляет данную категорию населения. Некоторые, после лечения, а чаще изгнания с отделений, оседают тут же в посёлке. Базируются по кочегаркам, подвалам, в зимнее время, а летом могут жить просто на воле, где угодно. Многие так живут по несколько лет, превращаясь практически в местных. Перебиваясь временными заработками, а то и мелкими кражами. Иногда их берут на работу, в те же кочегарки, а то и санитарами на отделения, но, как правило, долго на работе они не задерживаются, предпочитая вольный образ жизни.
Вот такая компания, местных бичей и предстала перед Волошиным. Удивление вызывало их количество, так как данная публика к большим коллективам не предрасположена. В большинстве своём такие субъекты – одиночки, ну или двое-трое в компании, так легче выживать и добывать пропитание, да и выпивку. А тут, прямо целая демонстрация.
Навстречу Волошину поднялся сидящий ближе всех к подъезду бомж Залесский:
— Здравствуй, Петрович, мы к тебе.
Николай Залесский, бомжом был интеллигентным, из олимпийцев. При проведении олимпиады вы селенный из Москвы, как анти социальный, да так и прижившийся с тех пор в посёлке. Имел два высших образования, причём одно юридическое. Любил пофилософствовать, поспорить на высокие темы. И если в трезвой компании это вреда, как правило, не приносило, то по пьяни бывал часто бит, и даже два раза очень сильно. Когда Волошин заочно учился на юрфаке, бомж Залесский написал ему несколько контрольных, которые были успешно зачтены.
— Чем обязан такому высокому и многолюдному собранию? – Пошутил Волошин.
— Да, тут понимаете, Александр Петрович, в чём вопрос, — вперёд выдвинулся второй интеллигентный бомж, по прозвищу Стоматолог, тоже из москвичей, пожилой доходяга, с вечно трясущимися руками. Когда то, говорят он и правда был известным в Москве стоматологом, но спился.
— Есть такие слухи, что Вы нас покидаете. Уходите, вроде, куда-то в начальники и уезжаете.
Волошин нашёл глазами, прячущегося за спинами других, Серёгу Золотова, по кличке Штирлиц. Серёга классическим бомжом не был, хотя время от времени и крутился среди них. Штирлиц был профессиональным больным. Всю свою жизнь прожил при больнице, иногда кочуя с отделения на отделение. Его можно было встретить везде. В кабинете главного врача, зашедшим узнать как здоровье высокого начальства. На пищеблоке, делающим вид, что он пришёл в чём-то помочь. У поселкового магазина, подметающим крыльцо или собирающем бумажки. Частым гостем Серёга Золотов был в отделении милиции, куда зашёл поболтать и рассказать новости, ну и если надо помыть полы, например. В общем, работал Штирлиц на все контрразведки, всегда всё и про всех знал, и везде имел свой маленький интерес, в виде пачки сигарет, горсти конфет, а то и чаю на заварку. Спиртного он не употреблял совсем, объясняя это довольно просто: «Я и так дурак, зачем мне водка».
— Ах, вот в чём дело, — протянул Волошин, — Штирлиц натрепал? Хотя да, перевожусь в другой отдел, участковый у вас будет новый.
— Не понял, — вперёд выскочил суетливый и нервный Юрка Сидячий. – А мы как, ты о нас подумал? – размахивая руками, кричал Юрка. – Уходит он, понимаете ли, а вы тут значит, как хотите, бичи поганые, нам куда деваться?
— Ты это о чём? – не ожидал такого поворота Волошин, — вы-то причём?
Юрка всегда был такой, суетливый, шебутной и нервный. По происхождению детдомовский, а прозвище своё получил, за то, что к своим сорока годам, четыре раза сидел, и всё за кражи. Первый раз ещё по малолетке, залез в кабинет директора детдома и украл канцтовары. Зачем и сам объяснить не мог, просто залез и украл. А последний раз Юрку сажал уже Волошин. Тогда он разобрал потолок магазина, проник в помещение, где и был застигнут пришедшей утром на работу продавщицей. За время нахождения в таком благоприятном месте, успел Юрка выпить две бутылки водки, закусить колбасой с помидорами, и уснуть прямо на прилавке. Из магазина, совершенно в невменяемом состоянии Сидячего доставили в КПЗ. За этот подвиг отмеряно было Юрке три года, которые он благополучно отсидел, и так же благополучно вернулся к своей привычной, бомжовской жизни.
— Как это причём! – не унимался Сидячий. – Уходит он, понимаете ли, а нам пришлют участковым какого-нибудь придурка малохольнего, и он нам житья не даст!
Бомжи зашумели, задвигались.
— Вот-вот, как же теперь, мы тут сколько лет бомжуем, ты же нас знаешь.
— Погодите, мужики, — поднял руку Залесский. – Ты, Петрович, пойми нас правильно, мы ваших ментовских дел не знаем, уходишь, может так надо. Только не так как-то, нам-то теперь что делать? Ты же у нас с советских ещё времён, привыкли мы к тебе, да и ты нас знаешь. Хоть бы предупредил, рассказал, что к чему. Сидячий прав, кого нам пришлют, чего ждать. Может на отделение попроситься, или вообще свалить. Должен же понимать, у нас и так жизнь не простая, а тут ещё мента нового пришлют, как оно нам повернётся. Мог и поговорить с нами, предупредить, не чужие всё же.
— Ах, вот в чём дело, — дошло до Волошина. – Зря перепугались. Я на другую должность ухожу, в другой отдел, но жить-то здесь остаюсь, приврал Штирлиц, никуда не уезжаю. Да и чужого вам не пришлют. Участковым будет Саня Малинин, из местных, вы его знаете, да и он вас тоже. Так что живите спокойно, не разбегайтесь, — улыбнулся Волошин.
Бомжи опять загудели:
— А, Саня, ну это нормально, хороший парень, из своих. Этот зря не обидит, на глазах вырос, знаем его.
— Ну и вы смотрите, Саня хоть и молодой, дело знает, спуску не даст. Будете наглеть, воровать да беспорядок нарушать, не жалуйтесь. – Пригрозил Волошин. – А так, если что, обращайтесь. Эх вы, куда же от вас денешься.
Бомжи заулыбались:
— Спасибо Петрович, успокоил. Вот Штирлиц, гадёныш, навёл смуту, «Новый участковый, Петрович уезжает, всем крышка». Если так, то хорошо, мы же смирные, от нас вреда никакого, ты же знаешь. Если надо что, огород там, поработать, мы же со всей душой, спасибо, Петрович.
— Так, ну всё, митинг закончен, расходимся, не пугайте народ. Собрали тут демонстрацию, — начал подталкивать к дороге бомжей Волошин. – Эх, бичьё моё, не сладкая у вас жизнь.