Ценный агент

 Антоха Мальков в милицию пришёл по призванию, редко, но бывает. Не как многие, в начале девяностых, от того что не было другой работы,  что или в бандиты или в менты, без разницы. Даже не от того, что ментов боятся, в то время как раз уже не боялись, а именно по призванию. Он с детства увлекался детективами, перечитал Конан Дойля, братьев Стругацких и Вайнеров, был твёрдо уверен, что «вор должен сидеть в тюрьме», грезил справедливостью, мечтая наказывать зло в любых его проявлениях. По этому, отслужив положенные два года армии, пришёл в отдел кадров милиции и написал рапорт о приёме на службу.
    В дальнейшем Антоха видел себя опытным сыщиком или следователем, но пока, не имея никакого специального образования, да и вообще, ни какого, кроме средней школы, довольствовался должностью помощника сельского участкового, что уже для начала не плохо. Рассчитывая, через годик другой, поступить заочно на юрфак, или какое-нибудь специальное учебное заведение, начал он набираться опыта и вникать в тонкости милицейской службы.
    С опытом, правда, дело шло туго, а с тонкостями работы совсем ни как. На то было несколько причин. Во-первых, отдел сельский, хотя и располагается в городе, обслуживает прилегающий к областному центру район, деревни и посёлки вокруг. А какие в деревнях преступления, то картошку из погреба или прямо с огорода спёрли, то подрались, да помирились. Было, правда, обчистили пару магазинов, да одна поножовщина. Но тут наступала вторая причина, не повезло Антохе с наставником, участковый Волошин, человеком был скучным до невозможности. Главным в своей работе участковый считал бесцельное хождение по деревням и посёлкам на своём участке, и ещё более бесцельные, длинные беседы и разговоры с населением. Ну, составит пару-тройку административных протоколов за пьянку, за ненадлежащее исполнение родительских обязанностей, а то и вообще за нарушение пожарной безопасности, разве это работа для милиционера. А случись, что по серьёзнее, как с магазинами, или поножовщиной, сразу вызывает следственную группу, нет бы преступление раскрывать, как тут опыта набираться.
     Вот и сегодня, день начался с того, что Волошин предложил:
  — А пойдём, Антоха, навестим моего самого ценного агента, давно не заходил, поболтаем, чайку попьём.
  — Что, Александр Петрович, настоящий агент, и на самом деле ценный? – оживился помощник.
-  Настоящий и на самом деле ценный, вот посидим, побеседуем с ней, и обязательно какое-нибудь преступление раскроем.
  — С ней, агент, что женщина? – не понял Антоха.
  — Бабушка она, старенькая, баба Миля звать, пойдём, познакомлю, много интересного может рассказать.
  — Чего же интересного может рассказать старуха, да ещё и про преступления?
  — Вот и услышишь, только внимательно слушай и вопросов не задавай, ей вопросы не нужны, так много чего наговорит.
    Баба Миля жила на втором этаже деревянного дома, в маленькой квартирке. Гостей она, похоже, поджидала, не успели подняться на площадку, как уже открыла дверь:
  — Проходи Сашка, давно не навещал меня, с лета, забыл совсем. Кто это с тобой, милиционер новый?
  — Здравствуй, баба Миля, работы много, осень. Огороды чистят чуть не каждый день, да и по погребам уже пошли. Это мой помощник, Антон, хороший парень.
  — Ну-ну, — старушка смерила худощавого от природы Антоху цепким, оценивающим взглядом, — проходите оба. Да, развелось ворья, законы всё, демократия. Раньше за мешок картошки, десять лет лагерей и на лесоповал, а в нынешное время, ни какого порядка. Ты чего, Сашка, воров этих не пересажаешь, распустил, совсем работать не хотят, только водку жрать.
  — Сажаю по маленьку, баба Миля, суд гуманный, сама же говоришь, демократия. – Начал оправдываться Волошин, разувшись и проходя в комнату.
  — Это да, лагеря вон позакрывали, а бандитов повыпускали, телевизор то смотреть страшно, одни убийства да грабёж. Куда власти то смотрят? – сетовала-соглашалась старуха.
    Потом часа три, Антоха с Волошиным сидели, пили чай с вареньем, и выслушивали жалобы на жизнь бабы Мили. Про маленькую пенсию, про соседей, которые ночью стучат, про пьяниц, которые шатаются с утра до вечера по посёлку, и ещё много всяких старушечьих бредней. Наконец участковый встал:
  — Ну, спасибо, вкусное у тебя варенье, Людмила Карповна, где смородину то собираешь?
  — Да по берегу, место есть одно, там кустов много, у самой реки. Ты заходи, Сашка, не забывай старуху, у меня ещё морошка есть, почаёвничаем.
  — Зайду, конечно, попробуем твоей морошки, а сейчас пора нам, дела, в город ещё сегодня ехать, в отдел.
  — Это, да, много у тебя делов то, времена не спокойные, не хорошие времена, раньше порядку было куда больше.
    Выйдя на улицу, Антоха вздохнул с облегчением:
  — Ну и агент у тебя, Александр Петрович, какое преступление будем раскрывать? – спросил с усмешкой.
  — Будем-будем, и не одно похоже, — Волошин выглядел озадаченно, — только сначала, давай присядем, и разберём всё по порядку, что мы узнали от бабы Мили. Давай, рассказывай.
Присели на скамейку, помощник озадачился:
  — Да ничего не узнали, а, Гришка-автобусник, пьяный болтался, можно протокол составить, хотя вроде ничего не нарушал. Ну, ещё соседи, стучали ночью, спать мешали, так может, уронили чего, случайно, какой тут криминал, — вспомнил всё, что мог Антоха.
  — Эх, брат, не знаешь ты людей пока, но это дело наживное. А вот слушать не умеешь, это плохо, учиться надо. Ведь это в книжках гладко, нашёл окурок, сразу всё про преступника ясно, где живёт, откуда родом, в какой школе учился и на что пригодился. Так-то в книжках, там все преступления выдуманные, воры-грабители, сыщики-следователи, тоже выдуманные. А для нас главное, работа с населением, — завёл любимую пластинку участковый, — а значит, уметь слушать, делать выводы, и население это самое знать.
  — Так ничего же старуха не рассказала, — не согласился Антоха, — какие выводы делать, о чём?
  — А вот о чём, слушай, что узнал я от своего агента, самого ценного заметь, — начал Волошин.
  — Первое, соседи, Кошевые. Мать и два сына, один маленький совсем, другой лоб здоровый, не учиться уже, но и не работает пока, нигде, мать одна их тащит, на свою санитарскую зарплату. Игорь Кошевой, старший, замечен ни в чём не был, но проверить надо. По тому, как стучали ночью, раз. И не просто стучали, а в коридоре, на верху, где антресоли, два. И главное, стучали два дня назад, Зинаида на смене была, в ночь, я видел, как уходила. Вывод: прятал, что то, Игорь, на антресоли, надо проверить.
  — Второе. Гришка-автобусник, не просто болтался вчера, а шёл к двенадцатому дому, и не с пустыми руками шёл, а нёс что-то в пакете. Кто у нас в двенадцатом доме? – правильно, сам себе ответил Волошин, — Верка-Модистка, спиртом приторговывает,  наверное, опять не только деньгами стала брать, а и вещами. Значит, стащил что то Гришка из дома, у жены, сапоги или шапку. И получим мы заявление о краже, если во время пропажу не вернём.
  — Ну и третье, главное. Братья Парасюки, Женька с Серёгой утром домой возвращались.
  — Так, что с того, молодые ребята, гуляют, — не понял Антоха.
  — Молодые, гуляют. Да вот только где, не обратил внимания? Гуляли они от заброшенной пилорамы, что там гулять, что делать? Нечего. Зато за пилорамой, на берегу, гаражи лодочные. Вот оттуда они и гуляли. Давно я наблюдаю за братцами, по кривой дорожке пошли, пьют, не работают, так, как БОМЖи, халтурами перебиваются. Весной катер угнали, правда вернули и дело не возбудили. На рынке в городе часто, вроде как грузчиками подрабатывают, но сдаётся мне, картошка с погребов и огородов, через них уходит, только не попались, пока. А вот то, что шли от гаражей под утро, очень подозрительно, не иначе что-то стащили, и на пилораме спрятали, мотор думаю. Вот и работа нам, Антоха, на ночь. Братьев надо брать с поличным, когда за мотором придут, а придут ночью, к утру ближе, но по темноте, и потащат в свой сарай, там и возьмём, по этим точно тюрьма плачет. А пока, пошли, навестим Игоря Кошевого.
  — Ну, ты, Александр Петрович, даёшь, ничего себе расклад, ты как это всё продумал. – Помощник сидел с вытаращенными глазами.
  — Не продумывал я ни чего, это же мне всё баба Миля рассказала, мой лучший агент. Ну и живу я здесь давно. Пошли.
   Поднялись снова на второй этаж, соседнего подъезда, участковый постучал. Через минуту дверь открыл заспанный Игорь Кошевой:
  — Ой, здравствуйте, дядя Саша, Вы к нам.
  — К вам к вам, к тебе вернее, приглашай, разговор есть.
  — Проходите, только не убрано у нас, мамка на работе, — Игорь засуетился, составляя в раковину грязную посуду, — присаживайтесь, я сейчас, метнулся в комнату одеться.
  — На работе, говоришь, мамка, а сам то что, не стыдно на шее сидеть, такому бугаю? — Поинтересовался Волошин.
  — Так не берут никуда, дядя Саша, в гараж обещали учеником, не взяли. Да и в армию мне не сегодня- завтра. – Начал оправдываться парень.
  — В армию это хорошо, дело нужное, только не по тому я поводу. Покажи-ка мне мил человек, что у тебя на антресолях лежит.
Игорь заметно побледнел:
  — Так, что там, тряпки, какие то, мамка напихала.
  — Вот давай, и поглядим, — не отставал Волошин.
Кошевой, взяв табуретку, вышел в коридор:
  — Глядите, — распахнул дверцу антресоли, где лежало старое пальто.
  — Достань пальтишко то, достань, — привязался участковый.
Игорь нехотя потянул пальто, за которым показалась новая пила «Дружба».
  — Ох, какая штука ценная, а ты говоришь тряпьё, не хорошо, Игорёк, не хорошо. Ну, слезай, будем дальше разговаривать, чего застыл?
Парень с опущенной головой зашёл на кухню и сел, на принесённую табуретку.
  — Рассказывай, чего, как воды в рот набрал, — строго спросил участковый.
  — Что рассказывать, украл.
  — Понятно, что не подарили. У кого, когда, где, и главное с кем воровал?
  — У Лебедевых, из дому, позавчера. Один я.
Лебедевы приезжали в родительский дом на лето, а сейчас, убрав огород, жили в городе, бывая только на выходные.
  — Ты, Кошевой, партизана то из себя не строй, один он. Не крал ты один, на шухере только стоял, ты кому втираешь, думаешь мы просто так к тебе зашли, знаю я всё, говори, давай, подпольщик. 
Игорь поднял наполненные слезами глаза:
  — С Парасюками были, Женька с Серёгой в дом лазили, потом ко мне принесли пилу то. 
  — Хорошие друзья у тебя, не чего сказать, такие прямо к воротам тюрьмы и приведут, вместо армии. О мамке то с братом подумал?
А чего же сегодня не пошёл воровать с ними, в гаражи. Раз уж выбрал профессию, так продолжай. Или не позвали?
Кошевой разинул рот от удивления.
  — Забоялся я, дядя Саша. У Лебедевых нет никого, а в гаражах мужики часто остаются. Забоялся.
  — Страшно значит воровать? Звали, а тебе страшно? – Переспросил Волошин.
  — Страшно, — опять опустил голову вор.
  — Слушай меня внимательно Игорёк, и запоминай. Пила пусть у тебя полежит, до выходных, пока Лебедевы не приедут. А как приедут, возьмёшь ты её и понесёшь хозяину, Василию Васильевичу. Отдашь, извинишься, скажешь, что по глупости, что не будешь больше никогда красть. И если простит тебя, Василий Васильевич, тогда и я забуду. Но если ещё хоть раз, хоть в чём, то ты мне попадёшь, сидеть тебе долго, на казённых харчах. Понял?
  — Да, я …дядя Саша, да я никогда больше, простите, — из глаз парня ручьём полились слёзы. – Только может я ночью, не заметно отнесу, поставлю, никто не узнает, а?
  — Днём, я сказал, и лично хозяину в руки, я спрошу потом. И если он тебе уши надерёт, или по роже съездит, смотри, сам напросил. Так вот. – Волошин встал, — и думай, с кем дружбу водить, наперёд.
     Когда вышли на улицу, Антоха пристал к участковому:
  — Что-то я не понял, Александр Петрович, мы же сейчас преступление раскрыли, тайное хищение чужого имущества, совершённое группой лиц, по предварительному сговору, статья сто сорок четыре. Вы чего же, надо же оформлять выемку, явку с повинной брать, раз признался. А так, получается, покрываем преступников, и этого, и братьев этих?
  — Ни кого мы не покрываем, Антон. Парасюков ночью задержим, никуда не денутся. А этому, рано ему в тюрьму, он парень не плохой, да и в армию через месяц, если не раньше, не надо жизнь ломать. Зинаиду жалко, одна она их растит, трудно. И пилу он Лебедеву вернёт, заявления не будет, поговорю с Василием.
  — Ну, не понимаю я, — настаивал на своём помощник, — как же так, а закон?
  — Много ты ещё не понимаешь, — резко оборвал Волошин, — дальше пойдём, работать надо, а не рассуждать.
    До двенадцатого дома шли молча. Верка-Модистка дверь открыла через цепочку.
  — Здравствуй, Вера, — поздоровался участковый, — в дом не пригласишь?
  — Не приглашу, я тебя, Петрович не вызывала, женщина я одинокая, мало ли чего люди скажут.
  — Ну и ладно, так поговорим.
  — Не о чем мне с тобой говорить, давно всё переговорили, — Верка попыталась закрыть дверь. Волошин поставил ногу:
  — Погоди, есть разговор, опять за старое взялась?
  — Да не торгую я, чего пристал, морда твоя ментовская, никакого покоя людям не даёшь, ни какой жизни.
  — Ну, торгуешь, не торгуешь, мы на потом оставим. Ты мне сейчас пакет отдай, который тебе Гришка принёс.
  — Какой-такой пакет, не знаю я ничего, — Верка пыталась закрыть дверь, но сапог участкового стоял надёжно.
  — Не дури, Вера, ты же меня знаешь, хуже будет, отдай по хорошему, пока прошу.
Нырнув в комнату, продавщица спирта вернулась с пакетом:
  — На, подавись, кто мне теперь деньги вернёт?
  — Какие деньги, ты же не торгуешь ни чем, — удивился Волошин, забирая пакет, — нашла, вернула, молодец.
  — У, злыдни, только бы сирот одиноких обижать, бандитов бы лучше ловили, дармоеды. Что бы земля, у тебя под ногами провалилась, менты поганые, — орала Верка, в след уходящим участковому с помощником.
    — Александр Петрович, а чего эту Верку не привлекаем, за незаконную торговлю? – Начал опять свои вопросы Антон.
  — А ты что, покупал у неё? Вот и я нет, а те, кто покупают, заявления писать не будут.
  — Так провести обыск, раз спирт дома, значит торгует.
  — Не факт, скажет, для себя держу, запаслась, на всю жизнь, законом не запрещено. Да и обыск, на каком основании?
  — Ну, так подловить, когда продаёт, — не унимался Антоха.
  — А она скажет, не продавала, так дала, подарила, выручила человека, и покупатель подтвердит.
  — Так, что, на таких совсем управы нет?
  — Есть, Антон, есть. И привлекали мы её уже не раз. Потом займёмся, сейчас пошли шапку хозяйке возвращать, пока не хватилась. – Волошин тряхнул пакетом.
    Гришкина жена, Тамара, встретила гостей с подозрением:
  — Что, опять мой алкаш где-то валяется? — Спросила с порога.
  — Не знаю, нет, наверное, может в общаге у мужиков сидит, — невозмутимо ответил участковый, — давно запил то?
  — Так пятый день, зараза такая. Каждый год одно и то же, как уйдёт в отпуск, так в запой. Может на корпус, Петрович, поговорил бы с заведующим, проколоть надо. Хорошо хоть огород прибрали, а то куда бы мне одной.
  — Хорошо, поговорю. На вот, шапку мы нашли твою. – Волошин протянул Тамаре пакет.
  — Ах, зараза, ну я ему задам, продавать потащил, второй раз, прошлый год тоже утащил, да потерял, ребятишки нашли. Спасибо, Петрович. А ведь сам дарил, с премии, теперь крадёт. Задам я ему гаду, в общаге говоришь, пьёт?
  — Наверное, куда ему ещё, — пожал плечами участковый. – Пошли мы, не бей сильно.
  — Да, убью алкашину, все нервы вымотал.
Антон покосился на довольно крупных размеров, Гришкину жену:
  — Александр Петрович, а не убьёт хоть на самом деле?
  — Не, — Волошин улыбнулся, — так, пару раз врежет, чем-ни будь, не убьёт. От Гришки не убудет, у них каждый год такая процедура, ни чего не меняется. Надо и правда на корпус устроить, пусть проколют.
    Ночью задержали братьев Парасюков, с краденым мотором «Вихрь». Был суд, и Женьке, и Серёге дали по четыре года. 
   Игорь Кошевой отслужил в армии и устроился работать в колонию, получил комнату, помогал матери растить младшего. 
  Верка-Модистка ещё долго торговала спиртом, привлекалась к административной ответственности, потом вдруг неожиданно продала квартиру, и уехала в неизвестном направлении.
  Лучший агент участкового Волошина, баба Миля, Людмила Карповна, ещё много раз помогала в раскрытии преступлений.
  А помощник участкового Антон Мальков, заочно закончил юрфак, и перевёлся служить в прокуратуру.