Гена...

В прошлую сессию Галя пересдавала все четыре экзамена, потому даже не спорила с Ритой, поднималась и сразу садилась за конспекты. Рита у неё была вроде старшей сестры. Ей не требовался надзиратель. Ядвига Моисеевна хвалила её за усердие и напоминала о необходимости отдыха, скучала и оживала только тогда, когда по вечерам вся семья собиралась у телевизора. Хорошие фильмы случались редко, и тот обычно был всего лишь фоном для каких-то детских забав, в которых Ядвига Моисеевна назначалась арбитром. Она обычно возмущалась, отказывалась, обвиняла своего сына в легкомыслии, а потом так проникалась атмосферой всеобщего веселья, что переставала жаловаться на плохое самочувствие. Чаще всего инициатива исходила от Гены.

— Гена, ты помнишь, что в этом году тебе исполнится 33?

Вопрос матери к сыну не был праздным. Он вёл себя как ребёнок, превосходя в легкомыслии обеих девушек, и получал от этого такое удовольствие, что одним этим поднимал всем настроение.

Гена махнул рукой и обратился к девушкам.

— Кто придумает самое смешное название причёске, неделю не моет посуду.

— Вау, — обрадовалась Галя, и по её лицу стало ясно, что она напрягла свои извилины.

— Я у мамы дурачок, — первой начала Ядвига Моисеевна, имея в виду причёску сына. Волосы его были растрёпаны и смешно торчали в разные стороны.

— Мама, ты же была против! – возмутился тот.

— Если вам можно, то и мне! И не смей напоминать мне о моём возрасте. Это неприлично.

— Взрыв на макаронной фабрике, — примирительно вступил в игру Гена.

— Это про мою причёску, да? – догадалась Рита и взлохматила пышные кудряшки. Гена кивнул.

— Меня мама била мокрым полотенцем! – радостно подхватила Галя.

— Ага, я упала с сеновала, тормозила, чем попало, — подыграл ей Гена, показывая на неё пальцем, и оба упали на пол и стали качаться от смеха.

Ядвига Моисеевна, наблюдая это безумие, всплеснула руками.

— Рита, и это мой сын, моя опора, надежда, — с осуждением в голосе произнесла она, придав своему лицу выражение страшного разочарования. Но было легко понять, как хочется ей рассмеяться.

— Кстати, Рита ещё не говорила, — напомнил Гена, выходя из конвульсий. Рита тяжело вздохнула и, вкладывая смысл в каждое слово, произнесла:

— Полюби меня сзади, спереди привыкнешь!

Глаза Генки, и без того круглые, едва не вылезли из орбит, и он упал, сражённый. У него уже не было сил смеяться, но было ясно, что приз присуждён ей, чего радостно требовала Галя.

— Рита! Рита! – кричала она и хлопала в ладоши.

— Дурочка, ты чему рада? Ведь теперь ты будешь мыть посуду! – остановил её благородный порыв Гена, и взгляд её, отразив растерянность, упёрся в подругу. Сама Рита была полна сострадания.

— Не стоит, Гена. У неё и так сдвиг от высшей математики. Пришла вчера с экзамена и говорит: «Дай мне пистолет, буду картошку жарить». Честно. Самое смешное, я дала ей сковородку, вспомнив о пистолете через несколько минут.

— Да-да! — обрадовалась Галя. – А ты на прошлой неделе обозвала лифт трамваем. Так и сказала, трамвай сломался, пришлось подниматься пешком.

— О, мама, они перегрелись. И хоть любить меня можно только сзади, смею предложить свои услуги по сопровождению на прогулку.

— Гена, это не про тебя, — смеясь, отказывалась Рита, но Гена поднялся и, подойдя к серванту, стал через посуду высматривать себя в зеркале.

— Про меня, про меня, — грустно повторил он и даже попытался пригладить непослушные вихры, но так и махнул рукой.

— Жениться тебе пора! А то ведь скоро никто не клюнет, — проявила заботу о сыне Ядвига Моисеевна. Генка, вместо того, чтоб разозлиться, наклонился и чмокнул её в щёку.

— Мама, ты в своём репертуаре!

Они уже возвращались с прогулки, когда Галя зашла в подъезд, а Гена придержал Риту за локоть.

— Подожди, хочу сказать тебе что-то. Не хочу, чтоб Галя слышала.

Рита застыла с недоумением на лице.

— Я познакомился с женщиной и, кажется, влюбился. Ей 30. И она еврейка.

Он смотрел прямо на неё и улыбался глазами, словно и сам не мог поверить тому, что выполняет волю своей мамы с такой радостью. Рита понимала, что все эти разговоры о том, что он не любит евреев и ни за что не женится на еврейке – те же плоды, что и их забавные развлечения, но сейчас прикидывала в уме, где эта женщина, если Гена привязан к дому, как верный пёс.

— Она там, в Нальчике. – Угадал её мысли Гена. И снова Рита была в затруднении.

— Гена, поверить не могу, ты же в марте был в Нальчике! И только теперь говоришь? Ну, как ты не понимаешь, — начала она, но Гена перебил её.

— Того и боюсь, что скажу ей, и она умрёт с чистой совестью, как много раз обещала.

— Да, но не стоит воспринимать её слова буквально. Скажи, она же будет рада!

Из подъезда, озабоченная их долгим отсутствием, выглянула Галя. Её лицо было немного обиженным.

— Эй, вы где? Я вас жду!

— А почему ты домой не ушла? – удивился Гена, и в ответ Галя удивила их обоих.

— Ну, приду я одна, а что Ядвига Моисеевна подумает? – Она пожала плечами и, гордо повернувшись, исчезла за дверью.

— Надо же, я никогда не думал, что её ленивый мозг начнёт работать, — добродушно заметил Гена, улыбнулся каким-то своим мыслям и добавил. – Скажи ей всё. Я не могу.

Ядвига Моисеевна уже спала. Она лежала на диване, не раздеваясь, укрытая пледом, который почти сполз на пол. Гена осторожно, чтоб не потревожить её сон, накрыл её, потом отправился к себе и включил Челентано. В последнее время он даже спать не мог без музыки, но Рита только теперь догадалась, что это значило.

Галя всё ещё дулась, но выпить перед сном чашку чаю не отказалась. И тогда Рита решила объяснить, в чём дело.

— Галя, не обижайся, Гена собрался жениться. Не знал, как всем сразу сказать, начал с меня.

Галя сначала вытаращила глаза, потом снова надула губки.

— Почему с тебя? Вечно у вас какие-то секреты!

— Так ли это важно? Ведь он велел мне всё рассказать тебе. Даже Ядвига Моисеевна ничего не знает.

Услышав о том, что она занимает не такое уж обидное второе место, Галя смягчила взгляд и набросилась с вопросами.

— А кто она? Ты её видела? Он всё время с нами! А Ядвига Моисеевна, она же просто ошалеет от счастья. Надо скорей ей сказать! Завтра же!

Рита была удивлена. Галя спросила обо всём, кроме того, что для них обеих представляло не меньшую важность. Всякий понимал, что у этой его женитьбы есть обратная сторона: делить квартиру между молодой семьёй и двумя молоденькими квартирантками было не слишком удобно. Сама Рита уже успела об этом подумать, однако, как ни странно, настроение её от этого не ухудшилось, так хотелось ей увидеть этих людей счастливыми.

— Только запомни, Галя, это секрет. Гена просил меня, но должен сам обо всём сказать маме. В том числе и о том, что эта женщина – еврейка.

Галя вскрикнула и закрыла рот рукой. Глаза её сверкали, и весь вид твердил о том, что ей не терпится избавить себя от груза тайны.

Сообщать такую важную новость утром, можно сказать, впопыхах, Гена наотрез отказался, и Рите пришлось в буквальном смысле охранять чужой секрет, настолько Галя оказалась не надёжна. Сам Гена, наверное, потому и звонил так часто, и тем подвиг на подозрения свою мать.

— С ума он что ли сошёл? Сто раз позвонил сегодня! Только соберусь вздремнуть! Вечером сделаю ему строгий выговор! — сказала она и, заметив взгляды, какими обменялись девушки, спросила. – Что такое? Я чего-то не знаю? Вы все какие-то странные сегодня!

— Нет, Ядвига Моисеевна, просто пытаемся понять, как будет выглядеть этот строгий выговор! – отшутилась Рита. — Нам показалось, вы совсем не умеете разговаривать со своим сыном строго.

— Да! И Мота не умел! Вот и вырос оболтус! Одна и радость – вы у меня.

Девушки, смущаясь таких слов, устроились рядом со своей заботливой хозяйкой, жаль только не видели себя со стороны, так это было трогательно. За это время эта чужая женщина стала им как мать и щедро делилась тем, что имела. Взгляд её не знал, на ком остановиться, зато рук, слава богу, было две, правда, правая была проворнее.

Рита расслабилась только тогда, когда с работы вернулся Гена. Взгляд его отразил весь ужас душевных мук, и было странно, что тайна, которая довольно комфортно чувствовала себя на протяжении нескольких месяцев, стоило принять решение, не помещалась внутри и просто требовала огласки. На этот раз он даже не стал разуваться и прямо в одежде и в обуви бросился в комнату. Девушки вошли следом и увидели, как он рухнул на пол и уткнулся лицом в колени своей матери.

— Мама, скоро ты станешь свекровью.

Ядвига Моисеевна добавила удивления взгляду и уперлась им в сына.

— Что это значит, Гена? – спросила она и вдруг схватилась за сердце и вскрикнула, — Гена, это правда?

Гена уткнулся в неё, а она обхватила его голову руками и заплакала. Лицо её, изрезанное морщинами, помолодело, глаза ожили, и она ласкала своим любящим взглядом всех, кто находился в этой комнате, казалось, делила свою безмерную радость на всех. Это был достойный сюжет для книги: мать вернулась с того света, чтобы не оставлять своего единственного сына одного. И тот, со страхом проживая каждый день, был одновременно счастлив и убит этим своим страхом. И вдруг сквозь эту смесь чувств в его увлажнённом слезами взгляде проступило удивление.

— Мама, ты не спросила меня о главном!

— О главном? – не поняла она, и тогда Гена сказал всё.

— Она – еврейка, мама.

Он, словно извинялся за что-то, но Ядвига Моисеевна и здесь оказалась выше любых представлений о материнстве и почти не проявила интереса к его словам.

— Ты любишь её, сын? – неожиданно спросила она и, дождавшись от него согласия, пояснила. — Это самое важное. А за то, что она еврейка, спасибо. Но это не главное, сынок.

Погасив свет, девушки долго лежали без сна. Было слышно, как недовольно, по-стариковски, кряхтит старенький диван в комнате Гены, как иногда вздыхает будущая свекровь. Перед сном Рита обычно путешествовала по любимым местам, но сегодня её мысли были здесь, в этой квартире, лишь бродили из комнаты в комнату, не находя успокоения. Прощались, наверное, с этим милым домом, с этими необыкновенными людьми. И вдруг, когда сон уже начал одерживать победу, а всё житейское и суетное отошло на дальний план, тишину нарушил такой же тихий и слабый, как и сама она, голос Ядвиги Моисеевны.

— Теперь можно и к Моте.

Эта фраза стала заключительным и не слишком весёлым аккордом того долгого дня, девушки замерли, скованные единым страхом, и вскоре услышали её ровное и умиротворённое крепким сном дыхание.

 

Прочли стихотворение или рассказ???

Поставьте оценку произведению и напишите комментарий.

И ОБЯЗАТЕЛЬНО нажмите значок "Одноклассников" ниже!

 

+5
13:19
968
RSS
Комментарий удален
Благодарю Вас, Анжелика. inlove Для меня эти люди и их трепетные чувства друг к другу тот пример, которому хочется соответствовать. Когда говорят о евреях, я всегда вспоминаю эту семью. Так устроена память. rose rose rose
Комментарий удален
Я сочувствую Вам, Анжелика, и понимаю. Трудно свыкнуться с такой потерей, пусть даже время залечивает эту рану. Но это неизбежно. А у нас внук немного еврей, правда, светлокожий, светловолосый, голубоглазый. ))) rose
Комментарий удален
13:53
Увлечённо слежу за повествованием. Нравится)))
Это ведь вторая глава романа, да? Я ничего не пропустила?
Люблю такие вещи, жизненные… Цепляет… Замечательный язык у Вас, Рита. И образы такие реалистичные. inlove
Благодарю Вас, Вита. Мне очень приятно, что Вы в курсе. ))) inlove
Спасибо, Маргарита, за такие великолепные строки жизни.
Благодарю Вас, Анатолий, за такой тёплый отзыв. rose
Спасибо, Анатолий. Сразу вспомнила, как собирала васильки с двоюродной сестрой, сушила их и сдавала в аптеку, чтобы заработать маме на подарок. ))
МАРГАРИТА, ДАВАЙТЕ БУДЕМ НА ТЫ ХОРОШО?..
Принято, Анатолий. ))
СПАСИБО.МАРГАРИТА
Комментарий удален
Благодарю Вас, Фёдор. Жизнь не устаёт меня удивлять, из неё я черпаю силы и вдохновение. Даст бог, выполню задуманное.))
Благодарю Вас, Татьяна. inlove
Комментарий удален
СПАСИБО и Вам, Зеев. inlove