Мультики

 Маленькая колонна втянулась в ущелье полностью. Волошин, сидевший на второй броне,  оглянулся, за двумя «Уралами» и УАЗиком, БТР с бойцами. Шесть единиц техники, два отделения сопровождения, в крытых брезентом машинах новый отряд, руководство в УАЗике. Всё как всегда, только дорога почему-то не знакомая, ущелье это, тёмное, узкое, как щель, солнце здесь похоже появляется на пару часов в день, не больше. Скорее бы уж закончилось, Волошин снова повернулся вперёд. Что за бред?
    Прямо перед колонной, по среди дороги, стояла пушка. Маленькая, на каких-то мотоциклетных колёсиках, похожая на сорокопятку, из фильмов про войну. Вокруг столпились с десяток бородатых моджахедов, в длинных белых рубахах-пируханах и шапках-пуштунках. Они ни чего не делали, просто стояли и улыбались. Беззвучный выстрел, пушка выплюнула пламя, головной БТР медленно скатился в пропасть вместе с сидящими на броне. 
    Волошин спрыгнул на ходу и перекатился за камень. А пушка уже стреляла, не переставая, как пулемёт. Взрывов не было, просто машины и БТРы, съезжали в пропасть, в полной тишине, вместе с бойцами. И вот на дороге, они уже одни, афганские моджахеды с сорокопяткой, и Волошин. Ствол пушки начал рыскать верх-вниз, по сторонам, выискивая новую цель.
  — Надо стрелять, надо стрелять, — но предохранитель никак не опускался, как будто приваренный сваркой. И тут включился звук. Моджахеды хохотали, громко, на всё ущелье. Яркая вспышка света, Волошин вскочил, проснувшись от собственного крика. 
    Солнце било прямо в глаза. Знакомые светло-зелёные обои.
— Дома. Надо же такому присниться. Судя по ярким лучам, часа четыре утра, не меньше.
Прошёл на кухню. Крепкий кофе взбодрил окончательно, спать совсем не хотелось. Повалявшись на диване, пощёлкав «лентяйкой», всё равно ничего интересного, отправился на работу.
    Сон не отпускал весь день. Вернее не сам сон, понятно, что дребедень какая-то. Что за ущелье, Волошин никак не мог вспомнить, где он это видел, или не видел вообще никогда, все они чем-то похожи, эти горы. Даже попытался сориентироваться, по сторонам света и по времени. Ничего не получилось. Днём рассказал компаньону, заму по прежней работе, и так же побывавшему неоднократно в горах:
— Представляешь, Андрюха, сорокопятка, а стреляет как пулемёт, и взрывов нет, а все падают в пропасть.
— А я был, командир, в колонне? – хохотнул Андрюха.
— Не знаю, — Волошин начал вспоминать, — лиц не было, бойцы были, а лиц не было. Только бородатые, те с лицами, больше никого.
— Да, не гоняй ты, мало ли чего приснится. И у меня жена ругается, когда по ночам ору, особенно если матом патронов прошу. Бывает, накати вечером грамм двести, а то пятьсот. Твои  на юге, когда приедут?
— Да пусть погреются, у нас в этом году, похоже, лето отменили, и солнечно, и холодина. Возьму, правда, на вечер бутылочку.

    Вечером, сварив пельменей, Волошин достал, успевшую запотеть водку, из морозилки. Водка была так себе, а пельмени и вообще, одно тесто, с непонятной начинкой. 
— Да, с бабушкиными рядом не валялись, но не пропадать добру, — под второй стакан доел.
Пощёлкав телевизор, какие-то очередные сериалы, все на один манер, новости ни о чём, завалился спать. 
    Ущелье пришло опять. Вместе с моджахедами. Только теперь, Волошин ехал на УАЗике, один. Тента не было, снова без солнца, скалы нависают над дорогой, Волошин посмотрел вверх. Они стояли на скале, вокруг большого валуна, и смеялись. На этот раз боевики выглядели, как нарисованные в мультике, и неестественно большие. Камень дрогнул и полетел вниз. Прямо на машину. Сделать было ничего нельзя, поздно. А моджахеды хохотали, они тоже понимали, что деваться машине некуда.
    Волошин проснулся в холодном поту. Солнце вставало:
-  Часа два всего, что за напасть. Далось мне это ущелье.
Попробовал уснуть, не получилось. Смотреть телевизор не хотелось, идти некуда. Проворочался до утра:
— В церковь, что ли сходить? Или выпить побольше? Вторая ночь коту под хвост. А может к Иванычу, говорил же, обращайся если что.
Олег Иваныч, в последней командировке был доктором. А так психолог, хотя и доктор тоже. Волошин над ним подсмеивался:
— Знаешь, Иваныч, кому в командировках труднее всех? Доктору. Со скуки можно удавиться. Больных нет, на пост не надо, ты бы хоть рисовать начал, или петь. А то достал всех своими тестами, кому они нужны?
— Вот не понимаешь, ты, Саша, пользы психологии, а за ней будущее, между прочим. – Доктор был фанат профессии.
— Жизнь, сейчас какая? На нервах все, бегом, в спешке. От этого накапливается нервное напряжение, стрессы. А мы, психологи, призваны эти стрессы, гасить, мы учим от них избавляться, а ты смеёшься.
— Да не нужны вы мне, я сам себе психолог, и бойцам своим тоже. Из стресса, мат хорошо выводит, лучше трёх этажный, а уж если и это не помогает, только прямой удар в ухо, но это крайность. Можно конечно более приятные и доступные методы, водочки литрушка например, коньяк хорошо, чача на крайний случай, — шутил Волошин.
— Нет, — не соглашался доктор, — удар в ухо, может вызвать обратную реакцию, на мат все реагируют по-разному, а алкоголь, вообще яд.
— Нормально здесь все реагируют на мат, а на водку уж, тем более, – подводил итог Волошин. – Так что, на самом деле, рисуй лучше, или книжку напиши, по психологии войны, всё польза.

   Когда на третью ночь, мультяшные моджахеды, со смехом расстреливали Волошина из автоматов, он твёрдо решил – надо что- то делать.
— С ума, что ли схожу, сколько можно, пять лет прошло. Ладно бы нормальное что, а то мультики какие-то. Точно к доктору пора.
После обеда набрал номер психологов:
— Здравствуйте, Олега Ивановича, можно услышать?
— Я слушаю, — отозвался телефон.
— Ой, привет Иваныч. Волошин. Извини, не узнал, богатым будешь.
— Куда нам, скромным ментам-психологам. Это ты, слышал в «новые русские» подался, бизнес, деньги гребёшь лопатой.
— Не, до лопаты пока далеко. Дело у меня к тебе, давай встретимся, потрещим.
— Случилось что? – забеспокоился доктор.
— Нет, не видел тебя давно, соскучился, не знаю ничего о новостях психологии, науки будущего. Давай, подъеду за тобой, после работы, ты всё там же?
— А куда мне, до пенсии ещё время есть, сижу тихо, не высовываюсь. Подъезжай к шести.
— Вот и ладненько, поболтаем, по шашлычку съедим, вспомним о боях-походах. Не планируй ни чего, к шести буду.

    Вечером, сидя в кафе, на набережной, Волошин рассказал доктору про свои сны:
— Понимаешь, Иваныч, три ночи подряд, уже как мешком стукнутый хожу, не высыпаюсь. И главное хрень какая то, и ущелье всё время одно и то же, и вспомнить его никак не могу. Крыша что ли едет?
— Нет, Саша, — потягивая пиво из пластмассового стакана, заговорил доктор. – Это у тебя остаточное, как с похмелья, знаешь? Пил вчера, а на утро ещё не выветрилось, и не пьяный, и в то же время мотыляет. Вот и здесь так, было давно, а сидит, не даёт покою. Вроде как реально, а в то же время не совсем, из-за этого и моджахеды твои мультяшные. 
— Но ущелье-то настоящее, только не был я там никогда, а вижу как наяву, изучил его уже за три ночи. Может всё-таки крыша?
— Нет, скорее, отпускает это тебя, забывается. Как с похмелья, говорю же, переболеешь с утра, и всё, как новый. Мозг человеческий не изведан, как там, какие пазлы складываются, мы не знаем. Но думаю, отпускает. Успокоительного попей на всякий случай, хуже не будет, я тебе названия запишу, что бы спать нормально. Пройдёт.
— Спасибо, док, не думал, что по такому поводу, когда-нибудь беспокоить тебя придётся. – Волошин закурил, — на психику никогда не жаловался. А тут загонял, не довоевал что ли, может не все свои ущелья прошёл, оставил что-то.
— Конечно, оставил, Саша. Ты там часть своей жизни оставил, и никуда от этого не денешься. А мультики пройдут