Немец

«В любовном треугольнике все углы тупые, а стороны заинтересованные». Кто же это первым подметил? Умник тоже! Скорее всего, математик. Не исключено, с грустным опытом. Антону повезло, видимо, и он как-то доковылял до своих лет, не сильно отягощая мозг подобными размышлениями. И вдруг такой сюрприз! Пользуясь преимуществом новичка, Антон не без удовольствия разглядывал своих соперников. Те даже не догадывались, какой сюрприз ждёт их всех, так привыкли, что эта русская женщина отдыхает здесь с подругой.

Сам Антон не очень любил танцы и притащился сюда исключительно из-за пристрастия своей жены. Дать ей волю, она бы не вылезала с диско. Дома было некогда, да и не существовало в России культуры проведения досуга для тех, чей возраст перевалил за сорок. Хотя, и двадцатилетние, как Антон успел заметить по своему ближайшему окружению, торчали во всемирной паутине, там знакомились, женились, разбегались, так и тратили свою драгоценную жизнь, спохватывались – ни детей, ни дома, ни будущего. Мир зомби. Здесь были живые люди, живые эмоции. Музыка не совсем во вкусе Антона, но главное, Анне нравилась. Молодцы турки, сумели создать условия для процветания своих курортов, наводнённых русскими женщинами и немцами.

Антон уже забыл им Сталинград, да и вообще, всегда понимал разницу между фашистом и немцем и считал немецкий народ таким же пострадавшим от этого зла. Встречался с немцами только так, на отдыхе, но уже нашёл немало отличий со своими соотечественниками. Во-первых, дружелюбие. Русские, и он имел в виду не национальность, а принадлежность к общему прошлому, были заносчивы, Антон бы даже сказал, снобы. Не все, разумеется, но здесь это очень бросалось в глаза и служило поводом для огорчения. Немцы были другие. Жаль, Антон не владел немецким, чтоб расширить свои мнения, но понял это даже по спорту, когда явился на турнир по стрельбе из лука и взял первое место голыми руками. Сам был удивлён и больше не своей неожиданной победой, а достоинством, с каким её восприняли немцы, если судить по специальной амуниции и технике владения, не новички. С тех пор и демонстрировали ему особое расположение. Вот и сейчас, поняв, что Анна — его жена, давали понять – жестами и взглядами, что восхищены и даже завидуют белой завистью.

Антон тоже смотрел на Анну каким-то другим взглядом и тоже себе завидовал. Нет, он всегда знал, что его жена красива и притягательна для противоположного пола, однако при всём, при этом, видимо, слишком погряз в прозе жизни и загрубел душой, чтобы лишний раз поступиться какими-то своими интересами. Даже здесь встречался с Анной только за обедом и ужином, да и то в компании друзей, так и сохранил инкогнито. Клуб её фанатов сформировался давно, а за эти несколько дней, что Антон валялся у телевизора и торчал в баре с такими же идиотами, как он сам, пополнился новыми членами. Уже привыкнув все силы отдавать работе, Антон и на отдыхе выжимал себя спортом и сейчас, наблюдая за своей женой, так и не понял, как именно себя вести, потому и курил без остановки, прячась в густом облаке дыма как в маскировке. Пару раз едва не расхохотался, такой нелепой вышла попытка какой-то женщины, кстати, гораздо моложе Анны, скопировать её движения. Впрочем, свою дозу славы она получила: двое подвыпивших друзей из бара, тыча пальцами в её сторону, высмеяли её танец, потом, будто по команде, посмотрели в сторону Антона, то ли завидуя, то ли приглашая в союзники. Антон кивнул и в знак солидарности приподнял свой бокал с бренди. Пить он не хотел, наоборот, понимал, что, открыв этот ящик Пандоры, а вряд ли тот мог носить другое имя, доберётся до его дна, а для этого обязан быть трезвым.

Восемь танцев подряд! Впрочем, Антон не исключал, что давно сбился со счёта. Едва услышав музыку, Анна оставила его и целиком растворилась в какой-то современной белиберде. Антон любил «Монте Карло», Анна – «Европу плюс», таково было влияние сына. Что называется, спелись. Антон сам нашёл столик и, признаться, не думал, что вечер ожидает быть таким интересным, если не сказать, захватывающим. С первой минуты его пришибло и этой музыкой, и умением Анны угадывать её телом, будто там, в России, она только и делала, что разгуливала по ночным клубам с подружками, не зная других забот. Стоило ли удивляться тому количеству восхищённых взглядов, обращённых в сторону Анны. Сама она их, казалось, не замечала и просто упивалась музыкой. Диджей, видимо, уже изучил все грани её предпочтений: включил в свой дискомарафон Мадонну, Майкла Джексона и — напоследок — Квинов. Так и удержал в центре дольше всех. Наконец Анна сжалилась над своими почитателями и сделала перерыв.

— Милый, ты решил так провести свой отпуск, у бара? – Она сказала это и жадно прильнула к бокалу с водой, на дне которого покоилась долька лимона. Антон наблюдал за ней молча. Поняв, что Анна пришла с ним, официант принёс воду. Был, кстати, очень любезен.

Антон обдумывал всё это и репетировал речь, стараясь подобрать такой тон, чтоб не выдать своих чувств. Где-то прочёл, что ревность – это любовь к человеку минус уважение к нему и минус уважение к себе. Прочёл давно и, видимо, потому и запомнил, что сам так считал, но сейчас отчаянно боролся с собой.

Наконец Анна осушила бокал и придала взгляду то удивлённое выражение, которое говорило в пользу того, что она всё ещё ждёт ответа.

Антон улыбнулся.

— А что? Здесь мило. Прекрасный обзор. – Сказав это, он обвёл глазами переполненный зал и остановил в том месте, где находился человек, вызвавший наибольшее число вопросов, а заодно и чувств. — Мне этот детина понравился, с бокалом в руке. Не пойму, мне кажется или он сейчас в обморок грохнется?

Анна улыбнулась, но даже не отвела взгляда, лишь как-то трогательно, совсем по-детски, пожала плечами.

— Это немец. Я даже не знаю, как его зовут. Помнишь, я говорила тебе: здесь одни и те же русские, немцы тоже. Так что не первый раз пересекаемся. Было дело, пытался заговорить, но, ты в курсе, мне некогда: то дартс, то коктейль-игра, то аквапарк. Он, кажется, был удивлён, что я русская. И не он один. Видишь ли, демонстративно ухожу, если включают нашу музыку. А сегодня бежим мы в аквапарк с Юляшей, он навстречу, обрадовался и заговорил со мной по-русски. Уточнил, буду ли я на диско.

— Ясно! – не в силах сдержать сожаления выдохнул Антон и пояснил, — понял, что ты не одна, вот и впал в аут. Как ребёнок. Даже не может скрыть, как огорчён. – Он тяжело вздохнул и перевёл взгляд в другую сторону. Анна безошибочно поняла, что на уме у мужа, улыбнулась и замотала головой.

— Если ты про этот детский сад, то не стоит. Дети, как ты знаешь, не умеют определять возраст. Я даже под рэп танцую. Вот он и решил, что я вполне сгожусь в подружки.

— Ну, хорошо, положим, — Антон снова посмотрел в сторону основного конкурента, казалось, решал для себя что-то крайне важное, — ты только не прими меня за идиота, подойди к нему, у меня сердце разорвётся, так жаль его.

— Ты в своём уме? – Анна хотела рассмеяться, но Антон придал лицу то неповторимое выражение, которым обычно добивался понимания в каком-нибудь своём увлечении. – Ладно. Мне самой его жаль. Только, сам подумай, как это будет выглядеть! «Привет! Как дела?»

— Именно, ты сама всё знаешь. Нельзя бросать человека в беде.

Анна грациозно соскользнула с высокого стула, взглянула на мужа ещё раз, как бы спрашивая, не передумал ли он, и направилась в сторону немца, который к тому времени уже немного пришёл в себя, правда, не настолько, чтоб проигнорировать её приближение. Жаль, у Антона не было скрытой камеры, он бы потом продал это видео какой-нибудь киностудии. Впрочем, и сам, кажется, превратился в объектив: фиксировал каждую эмоцию на лице этого человека, а заодно ругал себя за то, что так много работал и так мало времени уделял своей жене. Помнится, даже сказал ей как-то, что неплохо бы ей обзавестись каким-нибудь хобби. И это в ответ на её обоснованные претензии в том, что сын растёт без отца.

Между тем Анна уже достигла цели и вела себя так непринуждённо, что её собеседник на время забыл о возникшем препятствии. Трогательный в своей детской радости, немец что-то говорил, кивал, смущался и выглядел так, будто эта беседа была пределом его мечтаний.

Господи, Антон только теперь понял, что так подкупило его в этом абсолютно незнакомом человеке – его глаза, вернее, искренность и, Антон не боялся этих слов и не преувеличивал, — чистота намерений. Наверное, и сам выглядел подобным образом, когда влюбился в Анну. Влюбился с первого взгляда, как только увидел её глаза. Именно эти смеющиеся глаза с озорными искорками, а совсем не грудь или другие части тела, воспеваемые мужчинами. Фигуру рассмотрел потом и очень обрадовался, что всё соответствовало его вкусу. Статуэтка – так, кажется, называли такой тип женщин. Даже роды не повлияли на это, разве, придали всему образу Анны мягкой женственности. И та проявлялась даже в её диалоге с музыкой. Он не помнил, танцевала ли Анна раньше, вернее, любила ли это так, как теперь, отдаваясь со всей страстью своего сердца, но сейчас она в разы превосходила всех этих людей, если даже сложить их вместе. И это не было преувеличением любящего человека: вся остальная часть танцующей толпы была здесь просто массовкой, живой, движущейся невпопад, декорацией. Не удивительно, что все взгляды – и мужчин и женщин — были обращены только на его жену. И, завоевав их внимание там, на сверкающем, отполированном тысячами ног, танцполе, Анна и сейчас находилась под прицелом десятков любопытных глаз. Могло создаться впечатление – даже не догадывалась об этом, настолько была поглощена беседой, и держать удар Антону пришлось в одиночку. Толпа, как он успел заметить, падка на зрелища и не остановится перед своим желанием добыть доказательств, дорисовать несуществующих подробностей и насладиться чужим горем.

Вот уж дудки! Антон не зря отмотал свои девять по пять, чтоб «погореть» на мякине, лениво покуривал сигарету и любовался своей женой. Мыслями, правда, был не здесь, и не с ней. Копался в своём прошлом, заглядывая во все тайные уголки и даже за наглухо запертые двери. Впрочем, по меркам сегодняшних дней, был почти безгрешен, если кому задолжал, то лишь себе самому. Причём, по-крупному, если учитывать стаж семейной жизни. Вот только был ли так уж одинок в этом? Не общая ли это практика? Хотя, скорее, болезнь. Да-да, хроническая и чисто мужская, когда, получив желаемое, спускаешь всё на тормозах или правильнее будет сказать – накатом. А потом бац! – какой-то другой мужик, да ещё немец, кстати, далеко не худший образец мужской породы, этакий верзила под два метра ростом, вынуждает тебя вспомнить, когда именно ты подхватил эту хворь и начал охладевать к собственной жене? Впрочем, этой женщине, которую сейчас видел Антон, абсолютно не подходило это пустое и холодное слово, скорее, она была звездой или нет, солнцем, так горячо было внутри. Да и чувства, никуда они не делись, просто трансформировались под воздействием жизненных неурядиц. Одна мамочка Антона с её склочной ревностью чего стоила! Только и пользы, что могла присмотреть за ребёнком, пусть даже тому перевалило за двадцать. А работа Антона: корпоративы, подчинённые. Что говорить, ему льстило. Верно говорят, больное самолюбие, и вот теперь оно болело так, что хотелось взвыть волком на эту полную Луну, уже вставшую над морем, узкая полоска которого просматривалась между чёрной сценой и белоснежной, будто парящей в воздухе, открытой террасой ресторана.

Всего на миг Антон отвлёкся от Анны, а она уже попрощалась и шла обратно с той таинственной улыбкой, которая делала её неповторимой. Немец провожал её влюблённым взглядом до самого столика. Но даже после этого не оставил в покое, лишь иногда смущался каких-то своих мыслей, но скорей всего, перебирал в памяти приятные моменты этого невинного разговора.

— Видишь, как мало ему нужно для счастья.

На этот раз Антон был готов расплакаться. Улыбка была натянутой, для зрителей.

— Мы весь вечер будем говорить о нём? Я сделала, что ты просил. Представляешь, мы говорили по-русски! Он записался на курсы. Уже неплохо изъясняется! Назвался Альошей. Так — Алекс. Из Дрездена.

Анна говорила спокойно, но Антон уловил в её голосе нотки какой-то горечи. Прикрытые безразличием, они больно царапнули его по сердцу. Антон не понимал, что его так задело, и нашёл самым разумным забыть об этом. Очередная мысль созрела внезапно.

– Возможно, я сейчас скажу глупость…

— Нееет, на сегодня хватит глупостей! – воскликнула Анна и, схватив его за руку, потащила к выходу через верхнюю террасу. Антон не оглянулся, лишь ощутил удар в спину, таким мощным где-то сзади было оживление толпы. Жаль, здесь не принимались ставки: Антон поставил бы всё, что имел, разумеется, в денежном воплощении, на женщин, которые сейчас выдохнули с облегчением. Уже что-то понимал в этом предмете. Наивно полагал, что и про мужчин знает всё. Оказалось, несколько поторопился и шёл как пьяный. Чувства напоминали лаву в кратере вулкана, а мысли сменялись с такой быстротой, что он не успевал их фиксировать. Подозрения, ревность, страх, паника, обрывки каких-то неясных воспоминаний — и так несколько раз подряд, а в завершение всему — взгляд немца, каким тот сопроводил Анну до столика, а потом отблагодарил и её презренного мужа.

Выбрав этот маршрут, Анна постаралась обойти основное скопление людей, однако так и продлила пытку. Любопытство толпы, а Антон ощущал его всем своим существом, напоминало канат, который удерживал корабль у причала. Анна не тяготилась этим. В своих воздушных, фиксирующих ногу тонкими полосками замши, босоножках на высоченных каблуках, она едва касалась пола. Джинсы, завёрнутые на несколько оборотов, а также лёгкий топ оспаривали её возраст, давая глупцам необозримый простор для фантазии. А умным? Умным, наверное, пищу для размышлений. Легко воспылать страстью к чужой жене. Ещё легче сделать из своей женщины некое дополнение к кухонной утвари, а потом всю жизнь оправдывать эту низость, скатываясь по наклонной. Нет, Антон никогда не принадлежал к этому сорту мужчин и, тем не менее, осознавал, что не додавал Анне слишком многого. Однако сейчас, сгорая от дикого желания заключить её в свои объятия, не мог, не хотел, отказывался делать это при этом человеке, который не просто перевернул ему душу, по сути – вернул Антону самого себя. Жаль, нельзя было применить этот опыт к прошлому, но сегодняшний день, как и своё будущее, Антон уже переписывал и мысленно благодарил за это Алекса из далёкого и чужого Дрездена.