Командиру Белого Лебедя

Ты просыпаешься перед намеченным полётом и можешь поймать себя на сладостно-трепетном ожидании предстоящего волшебства, которое каким-то почти мистическим образом является твоей работой. Часть мыслей и души автоматически уже настроены на полёт, но ты при этом совершаешь все привычные действия, и иногда даже вполне способен эмоционально немного среагировать на что-то или кого-то. Однако, ты уже ПОЧТИ ТАМ, в этом сочетании всего и вся, что вместимо в сегодняшнее событие, какого бы масштаба оно не являлось.

Двигаясь дальше по заданному алгоритму, ты всё больше сосредотачиваешься на том, что предстоит сделать и, наконец, видишь свою Большую Птицу. Издалека заметно как она тебя ждёт. Ты в который раз коротко любуешься её величественным видом, посылаешь ей приветственный импульс, и чувствуешь, как нарастает притяжение, исходящее от неё.

Каждый твой шаг, приближающий тебя к ней, размерен, но в тоже время слегка сдержан. Может быть ты даже побежал бы к ней по этому бетону взлётно-посадочной полосы. И Птица знает, что душой ты уже давным-давно к ней примчался на приличной скорости. Но вы выдерживаете нужный ритм, задаёте добротную размеренность, пытаетесь устранить, таким образом, прорывающуюся откуда-то изнутри лёгкую сентиментальность… Попутно, чисто теоретически, тебе бы могло даже прийти на ум, что сентиментальность (от французского sentiment — «чувство») – это ведь обычное свойство психики, восприимчивость, мечтательность. Настроение, при котором все внешние впечатления действуют преимущественно на чувство, а не на разум и мысли. И при случае, можно было бы эту тему развить в какой-нибудь светской беседе среди интересующихся авиацией дилетантов и дилетанток. Но тебе сейчас явно не до всего этого.

Ты уже близко поприветствовал свою сегодняшнюю Большую Птицу и видишь перед собой ступени, по которым начинаешь предварительный «набор высоты». Этот знакомый запах внутри, ставшие особенно родными поверхности внутреннего «убранства» кабины и эти смотрящие на тебя «во все глаза» приборы помещают тебя в освоенную систему координат, где ты чувствуешь своё место. Своё законное, выстраданное, завоёванное, заработанное годами упорства и труда место. И в тоже время, это то самое место, про которое нет-нет, а мелькнёт на задворках сознания мысль: «Неужели это Я здесь в качестве командира?»

Но всё уже подчинено действу полёта. Вы проговариваете и проверяете всё что нужно, в каждом вашем движении и мысли уже звучит симфония слаженности. Конечно, твой экипаж — это основной «квартет», главные исполнители. Но как бы он что-либо попытался сделать, если бы не вложения душ и умений всех, кто причастен к этой огромной работе, растянутой в веках и поколениях? И ты вплетаешься сам в эту спаянность всех: начиная от того, кто делал первые наброски фюзеляжа этого самолёта и заканчивая теми, кто касается этого самого фюзеляжа перед началом движения кончиками пальцев в стремлении удостовериться, что всё в этой машине работает должным образом. Голоса тех, кто на пульте, жесты тех, кто провожает вас на полосе, взгляды тех, кто обеспечивает всю техническую поддержку полётов — всё это уже является частью тебя самого, и ты являешься частью всего этого авиамира.

Пока вы по полосе выводите Лебедя, готовя его к взлёту, ты, хоть и находишься внутри, но можешь почти почувствовать, как ветер скользит по носовой части этого корабля и далее, как душа этой Птицы, напитавшись любовью своего родного аэродрома, излучает в эти минуты перед взлётом особую благодарность всему и всем, кто остаётся в ожидании.

И кажется уже, что тут каждая травинка будет ждать вашего счастливого возвращения, что уж говорить о людях...

И вот наступает мгновение восторга — Лебедь отрывается от бетонки, и вы — на пути к иному пространству… Ты занят управлением, но не можешь не ощущать объятий Неба. То самое чувство, выраженное Великим Тимуром в восторженном «Я дома… Дома… Дома!!!!»

И ты оказываешься там, где днём над облаками всегда солнце, где открывается иная реальность, где появляются и сменяют друг друга такие картины, которые на земле могли бы только сниться в самых фантастических снах… И тебе приходится усилием воли отрывать свой восторженный взгляд от всего этого великолепия, и сосредотачивать внимание на приборах, следить за тем, чтобы всё в полёте шло так как надо...

А Стальная Птица, с которой ты и твой экипаж уже стали неразрывным целым, даёт тебе ощутить всю широту размаха крыла. И даже когда вы изменяете стреловидность, этот широкий жест Лебедя, опирающийся на воздушный поток — словно продолжение твоих плеч за спиной. Это и твои крылья. Потом некоторые, особенно наблюдательные, на земле, встречая тебя, смогут заметить, как печать тех крыльев будет сопровождать многие твои обычные, вполне земные движения.

Пока же продолжается твоя небесная работа, твоё особенное удовольствие, за которое твоё тело тебе высказывает порой отдельную благодарность. Оно, мягко говоря, не совсем в восторге от водружённого на голову шлема в три с половиной килограмма, ему не слишком комфортно в пристёгнутом положении на протяжении многих часов, оно должно, по твоей милости, дышать через маску медицинским кислородом, а не обычным воздухом простых смертных… Понятное дело, что ты это тело долго тренировал, оно уже ко многому привыкло, и на что-то, что вызвало бы у обычного человека значительный дискомфорт, оно даже не реагирует должным образом. В итоге, тело уже тоже словно оказывается в этой сплетённости движения со всем, из чего собрана Большая Птица. И твоё сердце улавливает частоты работающих механизмов и прогоняет в тебе кровь под воздействием таких импульсов, о которых твой мозг успевает делать лишь отдалённые предположения. Это даст тебе в итоге некое обновление тебя же самого. Ты чётко выполняешь наработанные в течении длительного времени действия, и активно задействованный разум мог бы констатировать ощущение великолепия слаженности твоей деятельности и всего экипажа. Мог бы, если сейчас не был бы так занят.

А занятие у вас у всех может быть, к примеру, такое как дозаправка в воздухе. Крайне увлекательное даже для тех, кто на него может посмотреть, так сказать, со стороны — на видеозаписи. Но то, что для иных является захватывающими видеокадрами, для тебя сейчас реальность момента, ответственность которого в полной мере далеко не всем удаётся осознать. И эта реальность управляется сейчас тобой, твоим экипажем, экипажем летящего перед тобой танкера… И вашим напряжением этого момента можно было бы, наверное, город электрическими фонарями ночью освещать, если б существовала возможность перевода от вас той энергии, которая сосредоточена в вас в это время. А время, кстати, обретает тут особенное качество, когда минута перетекает в другую минуту, и потом – в целую вечность, а затем снова умещается в привычный формат минут.

Чувствуя справа и за спиной тех, кто в экипаже является с тобой одной командой, почти единым организмом, ты понимаешь значимость и вклад каждого из вас. Вам спокойней от того, что рядом летит такой же экипаж такой же Белой Птицы. Приятно видеть в сопровождении до определённых границ и своих лётчиков-истребителей. Приходится сохранять спокойствие несколько иного рода, когда начинают мельтешить по близости «потенциальные всё ещё партнёры», которые хоть и полны восторженных эмоций от встречи с русскими исполинами в небе, и даже делают вам иногда приветственные взмахи, но в их дружелюбии и корректности никогда нельзя быть уверенным. Приходится быть настороже.

Из любого полёта нужно возвращаться, и возвращаться благополучно. Это ты знаешь твёрдо, хотя и осознаёшь вариативность данного действия.

Крылья твоего Белого Лебедя, с которыми ты отчасти сливаешься, становятся крыльями любви – любви к жизни, к Отечеству, ко всему доброму и прекрасному, что есть в мире, над которым ты пролетаешь, к тем, чей покой ты оберегаешь своей неустанной службой.

Ты счастлив от того, что нашёл своё место в жизни, испытываешь радость полёта, гармонично вписан в сложнейшую систему взаимодействий прошлого настоящего и будущего. Умиротворённость от отлично проделанного этапа работы, выполненной задачи и благополучного завершения полёта сильнее усталости, и даже какие-то неурядицы по ходу жизни тебя не способны сильно и надолго расстроить.

Ты можешь порой не заметить обращённых на тебя восхищённых взоров тех, кто знает о твоём непростом служении, но ты всё равно находишься в ореоле бесконечной благодарности, которую испытывают к тебе и твоим товарищам многие из тех, над кем вы то и дело пролетаете.