Луч

— Вот ваша комната, мадам. Располагайтесь. Что-то нужно ещё?

— Спасибо. Ничего. Оставьте меня. И не называйте меня «мадам», я же просила.

— Да, София. Хорошего дня.

— Однозначно, у меня было много лучших дней.

Когда дверь закрылась, София обессилено опустилась на кровать. «Всё-таки они сделали это, добились своего, упрятали меня помирать в эту богадельню. О да, здесь обо мне прекрасно позаботятся! Чужие люди. Здесь же отличный климат! Здесь мне будет интересно! Ну конечно!!! Видеть их не хочу! Питер, был бы ты жив, не допустил бы такого».

До вечера София просидела в своей комнате, ссылаясь на усталость, игнорируя вежливые попытки персонала пригласить её то на ужин, то на прогулку. Глубокой ночью, почувствовав себя окончательно вымотанной своими мыслями и воспоминаниями, она решила, что стоит поспать, но сразу уснуть не удалось. София вышла на балкон и стала вглядываться в ночь: практически полное отсутствие фонарей вокруг позволяло любоваться прекрасными яркими созвездиями. Она вспоминала, как когда-то давно всерьёз увлекалась астрономией.

Успокоенная ночной тишиной и прохладой, София собиралась вернуться в комнату, как темноту вдруг прорезал луч фонарика откуда-то из окон корпуса напротив. Луч рисовал причудливые замысловатые узоры на стенах, на земле, улетал в небо, словно выполнял некий лишь ему ведомый ритуальный танец. Женщина невольно залюбовалась этим неожиданным представлением в ночи. Вдруг луч остановился прямо на ней, ослепив и заставив зажмуриться, и резко погас. «Хм, а может здесь и будет интересно», — подумала София, решив непременно узнать, что это за рисование лучом света ночью.

Периодически подобные ночные «прогулки» луча повторялись. Со временем София тоже обзавелась фонариком и однажды ночью составила компанию в ночных полетах лучей человеку с таким странным увлечением. Потом они познакомились. Ник оказался прекрасным человеком, внимательным, интересным собеседником, отличным другом. Они могли часами гулять и говорить о чем угодно и молчать обо всём. В обществе друг друга им было легко и свободно. Кроме того, по вечерам иногда, вспоминая свое прошлое пианиста, Ник потрясающе вдохновенно играл на имеющемся в пансионате пианино, особенно ему нравилась «Лунная соната». Он утверждал, что Бетховен подглядел танец лунных лучей на пианино и повторил наигранное луной. Она делала вид, что верит, и с удовольствием слушала красивую историю, представляя себе, как могли бы звучать лунные лучи, перебирающие черно-белые клавиши. А с фонариком Ник тогда так развлекался, как он говорил, передавал тайные сигналы в космос, а она перехватила и поняла его послание. «Надо все-таки поблагодарить детей, вот ведь не угадаешь, где жизнь подарит нечаянную радость», — не раз думала София.

Через какое-то время здоровья Ника ухудшилось, передвигаться ему стало тяжело, большую часть времени он проводил в своей комнате. Когда и Софии ноги стали отказывать, так что не каждый день они могли увидеться, ночное перемигивание фонариками становилось порой их единственным способом пообщаться. Этими лучами в ночи они согревали друг друга.

Однажды ночью, София очень долго ждала, когда из окна Ника наконец вырвется луч света, а его все не было. Она уже начала всерьёз тревожиться, как вдруг луч вначале немного неуверенно начал рисовать знакомые узоры. Ответив привычными, их собственными, знаками, успокоенная София, погасила фонарь.

Из комнаты Ника вышли два санитара.

— Слушай, у меня сейчас ощущение, что я занимался невероятной ерундой.

— Но старик очень просил, вот и блокнот свой оставил. Вот представь, что мы как свет погасшей звезды, которой нет уже, а ее свет еще видно.

— Ладно, до завтра.