Майский жук

В деревне, где я вырос, для каждого времени года были свои игры и забавы. Зимой мы строили снежные крепости, прыгали с заборов и сараев в пушистый снег. Летом ловили рыбу, лягушек и паутов. Весной в ледоход катались на огромных льдинах, которые со скрежетом врезались друг в друга, так что самые неловкие наездники с криком летели в воду, а потом шли домой в тяжелой, мокрой одежде, словно в ледяном панцире. Чтобы уж дома то получить нагоняй от родителей.

Но самая любимая моя игра случалась у нас в конце мая. Когда на деревьях появлялась первая светло-зеленая листва, а в воздухе начинали жужжать и поблескивать тяжелые неповоротливые майские жуки. В это время мы готовились к охоте.

Охота на майских жуков дело хитрое. Мы – деревенские мальчишки, сбивались в кучки человека по три-четыре. На каждой улице, а то и в каждом проулке своя компания. Вместе готовили наши охотничьи инструменты: банки под жуков и длинные метра по три березовые палки с опахалом из листьев на конце.

Закончив приготовления, дожидались вечера, спорили, кто больше наловит, кому достанется самый здоровый и неповоротливый жучище, и кто осмелится держать его на ладони. И как будут визжать соседские девчонки и старшие сестры, когда мы завтра покажем им нашу добычу.

И вот около восьми вечера все собирались на улице, становились поближе к деревьям, прислушивались. Через некоторое время в воздухе раздавалось едва различимое жужжание, он нарастало, слышалось все громче. А затем, как по волшебству, десятки, а может и сотни, жуков отправлялись в свое путешествие. Поблескивая в воздухе, на высоте полтора — два метра, они перелетали с ветки на ветку, с дерева на дерево.

И тогда с криком, смехом, с нарастающей радостью, мы принимались размахивать палками, налево и направо, сбивая жуков на лету. Они падали на дорогу, а мы собирали ворочающихся, копошащихся насекомых в банки. Наша радость разрасталась, закипала, бурлила, рвалась наружу безудержным смехом, прорывалась криком, отчаянными прыжками и бешеными скачками, словно вместо мальчишек по улице носился галопом табун лошадей.

Ловля жуков длилась до самых сумерек, до того момента, когда в темноте уже нельзя было ничего различить. Только тогда мы могли, наконец, отдохнуть, отдышаться, отложить свое оружие и гордо нести добычу домой. Чтобы потом, ночью, в свете ночника затаив дыхание рассматривать жуков в банке.

Ползающие, вошкающиеся, жужжащие, как пчелиный рой, шевелящие усами и крыльями, они вызывали одновременно страх и восторг, заставляя замирать возле жужжащей банки и рассматривать, рассматривать своих пленников, запоминать каждого, каждую черточку, крапинку, все – все.

Мне особенно нравилось глазеть на их усы. Ох и хорошенькие у них усы, а как же они ими шевелят. Можно век смотреть и все равно не насмотришься. И все-все пропустишь, и завтрак, и школу, и дела по хозяйству.

Хотя если из-за жука пропустить школу, дома, конечно, страшно влетит. Так что на следующее утро после майской охоты, мы выходили из дома позже обычного, неся свои портфели нарочито бережно. В каждом портфеле лежала, жужжа и позвякивая, банка с жуками, с которой просто невозможно было расстаться. Не банка — сокровище, им можно было похвалиться, посчитать, у кого больше жуков, поменяться. И конечно, подкинуть одного самого шустрого жука нашей математичке.

На перемене она всегда выходила из класса, оставив свою сумку на столе. И тогда кто-нибудь из нас, самый смелый, подбегал к этой сумке и запихивал насекомое. Жуку обычно не нравилось там сидеть, он торопился поскорее выбраться из темного и незнакомого места, расправить крылья, улететь или убежать куда-нибудь от наших любопытных глаз, спрятаться на столе, залезть под стопку тетрадей.

В один год нам попался особенно крупный и неповоротливый жучище. Когда мой друг Юрка запихал его в сумку к учительнице, жук не выбрался оттуда, под наш сдавленный смех, а отправился изучать содержимое сумки. Мы замерли в ожидании. Вскоре прозвенел звонок, начались занятия, а жук так и не был обнаружен. Мы немного приуныли – такая шалость не удалась.

Но вот в конце урока математичка заглянула в сумку, вытащила оттуда классный журнал. Нам показалось, что она не увидела жука, и он по-прежнему ползает где-то в глубине. Но тут мы заметили его. Огромный, светло-коричневый с зеленым отливом, гладкий и блестящий он полз вверх по руке учительницы. Его храбро выставленные вперед усы зловещи шевелились. Когда насекомое добралось почти до самого плеча, математичка обернулась и увидела его. Она вздрогнула, ойкнула и одним коротким движением смахнула насекомое на пол.

Мы вмиг затихли и сползли под парты до самых глаз. Но это не помогло. Нам знатно попало и в школе от разъяренной математички, и дома от родителей. Да и на новую охоту многих из нас в тот вечер не пустили.

Зато ночью, когда все в доме уже спали, я лежал на кровати улыбался, вспоминая нашу шалость, и время от времени прислушивался, стараясь разобрать в ночной тишине, как шуршат и копошатся майские жуки в моей банке, спрятанной под кроватью.