Несостоявшееся интервью
— Ну что ж, давайте начнем, пожалуй?
— Как вам будет угодно!
— На самом деле, как вам угодно… Вы переносили наше интервью пять раз...
— Но в итоге мы с вами здесь… Ничто не доставляет удовольствие, если за это не приходится бороться, – ехидно улыбаясь, он откидывается на спинку стула. Небрежно тянется к зажигалке через стол.
Журналистка вымучивает из себя улыбку.
— А с чем это связано, если не секрет? Обычно вы даже не удостаиваете прессу ответом, а нам даете целое интервью!
— Хм… все дело в настроении, я полагаю...
— Ах, в настроении...
— Да. – Он щелкает колесиком, и пламя взлетает вверх, освещая худое скуластое лицо: серые глаза мерцают. Выражение лица не говорит ни о чем, показывая лишь врожденную вредность. Таков он всегда и везде – на всех редких снимках, которые удается сделать прессе. Скупая информация, множество домыслов, слухи. Каждое новое сообщение о нем — лишь добавляет ему едкости. Каждое интервью с ним – событие для издания и его читателей. Артур Александрович Шкловский. Кинорежиссер. – Быть может, мы, наконец, приступим?
Лаконичные фразы. Не объясняет и не комментирует. Журналистка поспешно делает пометки в блокноте, пытаясь справиться с замешательством и докопаться до сути. И она докопается – уж, поверьте! – правда, до той ли сути?
Он смеется.
— Артур Александрович...
— Можно просто Артур.
— Артур, в последнее время вокруг вашего нового фильма появилось множество толков и слухов. Фильм еще не вышел в прокат, а публика уже подкарауливает его актеров на улице. С чем это связано?
— Понятия не имею, — усмехается он, выпуская струю дыма. – Как можно истолковать не совсем адекватное поведение фанатов? Да и нужно ли? Если да, то только психологам. Я, если можно, останусь от этого в стороне.
Умничает. Молодец.
— Я лишь потому спросила, — осторожно прощупывая почву, говорит журналистка, — не считаете ли вы, что такой эффект создает вся та таинственность, которую вы всегда устанавливаете на съемочных площадках?
— Не считаю. Мы не зоопарк. И не обязаны никому и ничего демонстрировать. А журналисты, уж простите, — он делает шуточный поклон, — как правило, лишь путаются под ногами.
Девушка молчит. Задумчиво и методично постукивает карандашом по столу. Вот сейчас, отличный повод перейти к разговору о самом фильме, но… Она решительно поднимает глаза.
— А это мнение появилось у вас до или после того, как вы отучились на факультете журналистики?
Шкловский не изменил выражения лица. Проницательно взглянул на девушку, будто увидев впервые. «Ну и что же? Думаешь, ты первая, кто отыскал столь сенсационную информацию?»
— До.
— Зачем же тогда учились на журфаке?
— Решил проверить, правда ли это.
— Что журналисты путаются под ногами?
— Почти. Что когда я стану известным, они как пчелы на мед будут слетаться на информацию о моем образовании.
Девушка во все глаза смотрела на Шкловского. Тот смотрел в окно.
— Видимо, удалось.
Он пожал плечами.
— Вам виднее.
Она выпрямила спину.
— И вы, разумеется, не ответите, почему у вас такая слабость к журналистике? На работу никто не брал?
— О, вот тут вы должны сказать, что весь мой дальнейший творческий путь – попытка кому-то что-то доказать! – Он снова потянулся к зажигалке. Судорожно щелкнул колесиком. Взметнулось пламя, осветившее лицо. – Знаете, я думал, мы с вами будем говорить о моем новом фильме! По крайней мере, так вы заявляли, когда мы с вами договаривались...
— Так он же еще не вышел! Как можно говорить о том, чего еще нет?
— А толпа фанатов?
— Это же не наше с вами дело, а дело психологов, не так ли? Толковать неадекватное поведение публики. – Улыбается. Секундное молчание.
— И что из этого пойдет в интервью? – он язвительно засмеялся. – Мои выкуренные сигареты?
— Нет. Но вы пообещаете, что мы будем первым изданием, которому вы дадите свое полное и развернутое интервью после выхода вашего фильма в прокат.
Шкловский задумчиво смотрит на девушку. Тушит сигарету.
— Первым и единственным, не так ли?
Она откидывается на спинку стула, достает из пачки сигарету, закуривает.
— Это уж как вам будет угодно.