Невеморочка

НЕВЕМОРОЧКА

Рассказ

Он пытался уснуть, но мысли стучали, раздувая вены на висках и наливая веки. Последнее создавало ощущение тяжести наваливающегося сна, но это была лишь иллюзия. Бессонница мучила его много месяцев, но не была такой беспробудной, как в эту ночь. Для сна необходимы силы, а он их растратил, его выжали до последнего миллилитра жизненной эссенции и выплюнули как отдавшую вкус жевательную резинку. Силы нужны всегда, даже для того, чтобы схватить сон за горло: «А ну, давай, засыпай меня!» Какое там, он даже не мог обижаться и гневаться из-за полного опустошения. Никаких желаний. Смерть? Однако – мысли. Cogitoergosum. Но что это за существование, когда нет ни воли, ни чувства. Одни только мысли: графики, цифры, обрывки фраз коллег, секретарши, шефа. Нет, это не мысли. Это, скорее, образы, осколки образов, что ли. Что же дальше? А вот это уже мысль. Итак, что же дальше?

Дети выросли и разбежались кто куда, изредка навещают. С женой холод. Работы нет. И никуда не возьмут – уже за пятьдесят. Смешно даже соваться куда-то. Попробовать в грузчики, дворники? Силы уже не те. Ей богу, хоть в могилу. Телефон…

Высветился тёщин номер. Жена звонит, наверное… Совсем не хочу говорить. Ни с кем. Ничего не хочу. Повеситься? Утопиться? Но для этого опять же сила и воля нужны. Вот бы просто так умереть: закрыл глаза, раз – и всё! Отравиться проще. Но чем? Тьфу, опять какие-то проблемы! Суета сует даже со смертью! Нет, ничего не хочу больше!

Однако он встал. Пять часов ночи, выходной день. Окно за шторами посветлело. Вышел на улицу в домашних тапочках, сел на лавочку. Вокруг никого. Тишина. Словно нейтронная бомба уничтожила всё живое. Впрочем, птички поют. Погибли только люди, задушенные своими постельными принадлежностями.

Он долго сидел и морщился. Его что-то раздражало извне. Что же это? Наконец, он понял. На дереве в трёх метрах от него сидит ворона и нет-нет да каркнет в его сторону поставленной глоткой.

Он тяжело поднял на неё глаза. Ворона, расщеперясь на ветке, нагло смотрела на него и, будто бы намеренно издеваясь, ещё противнее раскатила своё «кар-р-р». Нет бы это был какой-нибудьблагородный ворон, как у Эдгара По! Как бы сейчас хорошо услышать это знаменитое и трагическое nevermoor! Как бы взметнулась душа от этого «никогда больше» и слилась бы с мировой скорбью! Так нет же! Судьба подсовывает пошлейшую серую ворону, которая, как базарная баба, обвешивает и обсчитывает тебя, может быть, в последние минуты жизни!

Он схватил валявшуюся палку и в отчаянии запустил ей в птицу. И ведь попал! В юности он неплохо играл в городки и сейчас, видимо, сработала мышечная память. Ворона кувырнулась, как мишень в тире, и шлёпнулась на землю. «Неужели убил?» — ёкнуло в сердце. Он быстро подошёл к жертве, которая лежала на спине лапками вверх, взял пернатую тушку в ладони и поднёс к лицу: «Прости, ворона, не хотел».

Вдруг ворона встрепенулась да как долбанёт его клювом в верхнюю губу. От неожиданности он выронил ожившую тварь, которая как-то боком отбежала от него, забила крыльями и полетела низко и тяжело прочь. Потом она оглянулась в полёте и презрительно каркнула два раза палачу. И послышалось ему, что это были вроде бы слова nevermoor. Но больше его поразили не сами слова, а тон, каким они были выкарканы – на, мол, от меня не убудет, тоже мне, трагик нашёлся!

Он не помнил, как оказался дома – это был, казалось, эффект мгновенной телепортации. В зеркале отражалось какое-то чужое лицо с опухшей губой. Но он узнал себя по глазам, как криминалисты узнают преступника, сделавшего пластическую операцию. Губища отливала синевой, точка эпицентра повреждённого органа кровоточила. А как болит! Хорошо, что глаз не выклевала! Вдруг он замер. Какое это яркое чувство – боль. Он её давно не испытывал. По сравнению с ней бытовая тягомотина, служебные унижения и дрязги – это лишь трение, которое больше противно и муторно, чем больно. От этого постоянно умираешь. Вечное умирание?

«Нет, это мне специально по башке, вернее, по губе, дали, мол, живой ты, дурик». Глаза в зеркале повеселели, и он громко рассмеялся, тыча пальцем в своё отражение: «Ну, и рожа! А расскажи кому, не поверят!» Он машинально стал набирать номер на мобильнике, но остановился. «Спит? Не спит? Ладно, часа через два позвоню».

Он распахнул окно, из которого в жилище ворвался щебет птиц. Вглядываясь в деревья и кусты, он пытался отыскать взглядом свою спасительницу, но карканья не было слышно.

Жизнь его мало-помалу наладилась. Он частенько рассказывал эту историю приятелям и знакомым, показывая шрам на губе, и называл ворону своей невеморочкой. Но те только делали вид, что верят, глубокомысленно покачивая головами с затаённой хитрецой. Глаза выдавали их думы: «Вот заливает фантазёр – птица его спасла! Нас почему-то никакие пичуги не спасают».