Отрывок из романа "Волшебницы электронного города"
Волшебницы электронного города
(БСТМ)
ОТРЫВОК ИЗ РОМАНА
Через пару дней в камеру подселили новенькую – совсем юную хрупкую девушку. На вид ей было не больше восемнадцати лет.
— «Господи, совсем еще ребенок», — изумилась про себя она.
Видя, что девушка изнемогает под тяжестью «арестантского набора» (еще бы, простыни, одеяло, матрац, подушка, наволочка, куча пакетов и сумок), Катя пришла ей на помощь. Вдвоем они кое-как разместили гору вещей на свободной шконке.
Тут только девчонка перевела дух, — уф, думала – сдохну.
— От души! – сказала она вместо «спасибо».
Помнится, первое, что поразило Катю в тюрьме — как быстро люди, даже далекие от уголовного мира, усваивают здешние обычаи и привычки. Почему-то слово «спасибо», так привычное для людей на воле, среди заключенных было под запретом. Обычно говорили«благодарю» или «от души».
— Разрешите представиться — Оля — мошенница и контрабандистка, — с достоинством сказала девушка, присев на свободный уголок нар.
— Катя..., коррупционерка.
Девчонка внимательно оглядела убогую обстановку, — да здесь просто рай! — Я ж только из «Печатников». Как есть — «СИЗО 666», там буквально по головам ходить приходилось, полный пипец, — объяснила она.
Катя догадалась, что речь шла о печально известном СИЗО № 6 – единственном женском изоляторе Москвы, располагавшемся в районе «Печатники».
Пока Оля разбирала свои пожитки, Катя исподволь разглядывала новоприбывшую – она обратила внимание, что на Оле была очень красивая нарядная шубка. Когда то она мечтала купить такую.
Девушка перехватила завистливый Катин взгляд и невольно улыбнулась, — красивая шкурка?
— Да, очень.
— Все удивляются. Я ведь в тюрьму не собиралась. Шла в театр, а попала на шконку. Такая вот я не фартовая.
Катя почему-то сразу почувствовала доверие к этой ясноглазой дерзкой улыбчивой девушке с очаровательными ямочками на щеках. Трудно было представить, что она могла совершить преступление. Катю так и подмывало спросить, но сразу лезть в душу не хотелось. Впрочем, Оля, за время, проведенное в СИЗО, успела привыкнуть к такого рода интересу.
— Хотите, расскажу, как я попала сюда?- предложила она.
— Конечно, может я плохо разбираюсь в людях, но не могу поверить, что ты способна на… на что-то плохое.
Девушка рассмеялась, ее смех серебристым колокольчиком отразился от бетонных стен камеры, — вы это следователю и судье скажите.
Катю трудно было чем-то удивить. За время службы она узнала множество историй о том, как обычные люди по стечению роковых обстоятельств попадают в тюрьму, но простая и печальная история Оли, отчего-то больше всего ее поразила.
Оказалось, что вчера Оле исполнилось двадцать три года, хотя выглядела она максимум на восемнадцать. Фирма, где она работала менеджером, и по совместительству секретарем, что-то там намухлевала с таможенными декларациями. А заполнением деклараций занималась как раз Ольга. Поскольку она еще и совмещала должность секретаря, главный бухгалтер иногда поручала ей доставлять по определенным адресам какие-то свертки, якобы важные документы. При этом ее неизменно сопровождал охранник. Что в них – Оля не знала, да и особо не интересовалась. Как результат, загадочным образом исчез груз стоимостью в два миллиона долларов. В тот несчастливый четверг Оля взяла на работе отгул и решила сходить со своим молодым человеком в театр. Они договорились встретиться непосредственно у входа. Звонку следователя, попросившего ее заскочить буквально на одну минутку, она не сильно обрадовалась, но и не удивилось. Ее несколько раз допрашивали в качестве свидетеля. Олечка навела последние штрихи к портрету, накинула на плечи купленную накануне шубку и покинула дом. Предвкушая приятный вечер с цветами, театром, шампанским и поцелуями, она чуть не забыла о просьбе следователя. Пришлось с полдороги разворачивать такси. Из следственного кабинетаона вышла уже в сопровождении конвоя. Дальше – почти как в сказке про Золушку, только, финал гораздо печальней: с двенадцатым ударом часов волшебная карета обратилась в автозак, а место драгоценных украшений на запястьях заняли наручники. Вместо театра Оля заехала в СИЗО.
— В первые дни я чуть не рехнулась, — рассказывала Оля. — Была наивной дурочкой, плакала, все спрашивала надзирательниц, за что меня арестовали, доказывала всем, что невиновна. Страшнее всего было первый раз заходить в хату. Я воображала себе страшных зечек-лесбиянок с наколками, что меня сразу изобьют и изнасилуют. Но все оказалось совсем не так. В СИЗО больше половины арестанток закрыты за экономические преступления: предпринимательницы, бухгалтерши, кассирши. Может, они, где и нахимичили, но зачем сразу в изолятор? Понятно, следователю так удобнее, подследственная до суда не сбежит и всегда под рукой. Да и если что — надавить на нее можно. Но почти у всех маленькие дети, семьи рушатся. Теснотища страшная, хуже всего, что никогда не можешь остаться одна. Знаете, когда новенькая заходит в камеру, иногда женщины начинают без причины смеяться. Не над ней, просто нервы у всех на пределе. В хате со мной сидела бывшая банкирша – умнейшая женщина. Она очень помогла мне, на первых порах. Научила, как выжить в тюрьме и не сойти с ума. Это просто – разбиваешь время на маленькие-маленькие отрезки. От подъема до построения, потом до обеда и так до самого отбоя. А вообще встречаются очень интересные люди. Помню, была одна поэтесса, очень известная, между прочим. Ее приземлили за убийство супруга. Она нам свои стихи читала, о любви. Так полкамеры плакали.
В СИЗО «Печатники» Олечка провела восемь месяцев. За это время сменила несколько камер. Заключенные женщины, многие из которых по возрасту годились ей в матери, относились к ней неплохо, подкупала общительность и искренность девушки, ее легкий и веселый характер. В то же время Оля вполне могла за себя постоять. Да, и, не смотря на кажущуюся открытость, постоянно «следила за базаром», в душу никого не допускала, понимая, что в определенных обстоятельствах это может обернуться против нее. При знакомстве Оля в шутку представлялась мошенницей и контрабандисткой.
С ее делом творилась полная чехарда – менялись следователи, статьи и формулировки предъявленных обвинений. Олю то таскали на допросы, чуть ли не каждый день, то на долгие месяцы забывали о ней. Скорее всего, следователи и сами понимали абсурдность сложившегося положения, но в лучших традициях системы пытались «натянуть презерватив на глобус» или «дятла на дупло». Олю постоянно пугали всяческими карами, склоняли к сотрудничеству со следствием, заключению досудебного соглашения: мол, получишь ниже низшего предела, отсидишь пару лет, а может, и условным приговором отделаешься. Но тут девушка проявила характер, взбунтовалась: мало того, что запихнули в тюрьму ни за что, так еще и требуют признаться в том, чего не совершала. Сейчас, по прошествию нескольких месяцев, она уже жалела о своей неуступчивости.
— Лучше бы я тогда согласилась, сейчас может быть, была уже дома, — сетовала Оля.
— Не вздумай дурочка! – отговаривала ее Катя. — Зачем тебе судимость. Только жизнь себе поломаешь, на приличную работу не возьмут, да и вообще. Твое дело и так трещит по швам. Сто процентов, что до суда не дойдет. Ты сейчас в лучшем положении, чем следователь. Если тебя выпустят, то огребет по полной не судья, который тебя арестовывал, и не прокурор, а именно он. Вот и пытается использовать последний шанс. Таковы причуды системы.Вот что мы сделаем. У меня есть очень хороший адвокат, он сам в свое время прошел семь кругов ада. Думаю он охотно тебе поможет. Обратимся к правозащитникам, в прессу, поднимем такой шум, что мало не покажется.
— У меня денег нет на адвоката, — возразила Ольга. — Мама – пенсионер, она машину продала, чтобы нанять мне адвоката. А тот оказался редкой сволочью, обещал золотые горы, а так ничего и не сделал.
— Не переживай, все будет бесплатно.
Катя при первой возможности рассказала Новицкому о грустной судьбе девушки. Сергей развил бурную деятельность. К Оле приходили общественники из наблюдательной комиссии и журналисты. В одной из центральных газет появилась большая статья, посвященная проблемам женщин заключенных, где в качестве примера произвола приводилась незавидная судьба Оли. Ясно было, что освобождение не за горами. Оля воспряла духом и охотно рассказывала журналистам о беспределе, творившемся в женских СИЗО.
С Олечкой они сразу поладили, не смотря на мелкие бытовые конфликты. На нее вообще невозможно было сердиться. Глядя в ее наивные по детски чистые глаза Катя просто млела и сразу смягчалась. Понимая, сколько горя хлебнула девушка за последнее время она как могла, старалась поддержать Олю. Совала дефицитные здесь овощи и фрукты и строго следила, чтобы та их съедала, делилась теплыми вещами.
— Ты молодая девушка, тебе еще рожать, детей воспитывать. Загубишь здесь здоровье – потом не вернешь, — увещевала она.
Но, не смотря на установившиеся между ними доверительные отношения, в подробности своего дела она Олю не посвящала. Береженого Бог бережет. В самом начале их знакомства Оля честно рассказала о своем разговоре с сотрудником оперчасти, на тюремном жаргоне – кумом, который состоялся сразу после ее перевода в Лефортово. Оперативник настойчиво предлагал ей сотрудничество в обмен на определенные привилегии, в том числе возможность остаться после приговора в Лефортово в качестве хозобслуги. Оля тактично отказалась, ссылаясь на то, что она еще не отошла от пребывания в «СИЗО 666» и вообще сейчас плохо себя чувствует. Тогда опер предложил вернуться к этому разговору позднее.
Катя, конечно, верила ей, но в тюрьме всегда старалась соблюдать правила конспирации. О важных вопросах говорить только шепотом и подальше от радио, в котором вполне возможно был «жучок». Особо секретные вещи писались на клочке бумаги, который потом сжигался.
Пребывание на нарах, безусловно, повлияло на Катино мировоззрение. Нет, она, конечно же, продолжала свято верить в первый постулат, усвоенный ей на службе: «вор должен сидеть в тюрьме». Вот только все чаще задумывалась, над вторым: «наказания без вины не бывает». Все встреченные ей здесь узницы: «мошенница-контрабандистка» Олечка, несчастная блогерша, угодившая в тюрьму за две строчки в аккаунте, по сути, были случайными жертвами, попавшими в безжалостный молох Системы. А сколько таких по России? Не счесть.
Постепенно у них наладился нехитрый тюремный быт. Стараниями Андрея в камере появился цветной телевизор и холодильник. В свободное время Катя читала книги из библиотеки СИЗО, в основном, конечно же, на тюремную тематику. Она на одном дыхании прочла «В круге первом» Солженицына, одолела почти всего «Графа Монте-Кристо». Иногда они с Олей играли в шахматы или в шашки, причем хитрая малолетка почти всегда ее обыгрывала. Глупо, но проигрыши ее очень расстраивали, после этого она надолго впадала в меланхолию. В редкие же моменты побед Катя испускала торжествующий вопль и как девчонка прыгала на шконке, за что однажды едва не угодила в штрафной изолятор. Ей еще повезло, что в этот день была смена Маргариты. Среди женщин инспекторов она была самая адекватная, и прощала арестанткам мелкие упущения. Катя отделалась устным выговором за порчу казенного имущества. Вообще-то персонал в Лефортово, был вежливый. Как рассказывала Оля, в «Печатниках» все было гораздо хуже, обращались к заключенным очень грубо, даже восьмидесятилетних бабушек называли на «ты».
Тем временем, пролетел ноябрь, на дворе была середина декабря, ожидание становилось для Кати невыносимым. Из общения с Новицким она знала, что с ее освобождением у Авеля возникли сложности. Знать, что сейчас решается ее участь и невозможность повлиять на события, было выше ее сил. Как всегда бывает в жизни, перемены приходят неожиданно.
В тот день Олю ждала встреча со следователем. Предчувствуя крутые перемены в своей судьбе, она очень волновалась. Долго прихорашивалась, перемерила несколько вещей, все ей что-нибудь не нравилось. Катя, которая переживала, пожалуй, не меньше чем сама Олечка, ей активно помогала: одолжила свою лучшую кофточку и юбку. У них был приблизительно одинаковый размер. Все время пока Оля отсутствовала, Катя мерила шагами узкое пространство между шконками, вздрагивая от каждого звука.
Вот распахнулась дверь и на пороге появилась Оля. Одного взгляда на нее было достаточно, чтобы понять, что дела совсем плохи: опущенные плечи, потупленные долу очи. У Кати упало сердце.
— Ну что? Как дела, все плохо? – кинулась она с расспросами, — говори не тяни!
Оля подняла на нее исполненный тоски взгляд, и вдруг звонко расхохоталась:
— А, повелась? Купилась!
— Ах ты…, дрянь мелкая! – Катя схватила Ольку за ухо и слегка оттягала.
— Напугала. Тебе шутки, а у меня чуть сердце не разорвалось.
— Ай…, больно, ну прости, не удержалась. Все в порядке, меня отпускают под подписку. Ура, свобода! – она кинулась Кате на шею, закружила по камере.
— Катя, я тебе так благодарна! Если бы не ты бы! Ты столько для меня сделала.
Они дурачились и смеялись как сумасшедшие. Даже строгая инспектор Маргарита улыбалась, — полчаса на сборы Олечка. — Я очень рада за тебя. Смотри, больше сюда не попадай!
— Да ни за что, — серьезно ответила та. — Теперь буду осмотрительней выбирать работу. В актрисы пойду или в модельный бизнес. Там безопаснее и денег больше платят.
Когда первые восторги закончились, девушка рассказала, как все прошло. Оказалось, что на короткое время Олечка превратилась из безвестной арестантки, мелкой песчинки в шестеренках правоохранительной системы, практически в медиа звезду. О ней писали в блогах и газетах, рассказывали в телепередачах. Наверное, здесь не последнюю роль сыграла ангельская внешность Оли и ее общительность. При виде симпатичной беззащитной девушки, по дурацкому стечению обстоятельств оказавшейся за решеткой, таяли даже самые черствые сердца. За нее ходатайствовали правозащитники, известные писатели, и даже депутаты Госдумы. Когда Олиным делом заинтересовалась Генеральная прокуратура, следователи сочли за благо, не дожидаясь последствий, изменить меру пресечения на подписку о невыезде.
— Не совсем свобода конечно, — вздохнув, резюмировала Оля, — но дома куда лучше, чем здесь. Даже не верится! Через пару часов буду дома, увижу маму и брата.
— Не боись, — успокоила ее Катя, — теперь тебя никто не тронет. — Вот увидишь, скоро дело закроют.
— Мне одновременно и радостно и грустно, — призналась она. — Я то выхожу, а ты…. остаешься. Я ведь тебя даже отблагодарить ничем не могу. А хочешь — бери мою шкурку, у меня еще куртка есть.
— Не, так не пойдет! В тюрьме, как и в больнице не принято ничего оставлять – примета такая.
— О, придумала! – воскликнула Оля. — Как только я выйду, сразу же расскажу журналистам о твоем деле. Они за мной теперь табунами бегают, предлагают деньги за интервью.
— Не надо, — Катя испугалась. В ее положении лишняя шумиха могла только повредить.
— Признаюсь, я ведь тебе не все рассказывала. — Просто нельзя было. Если все пройдет как нужно, то я со дня на день тоже выйду на свободу. Мне, придется на некоторое время уехать, но мы с тобой обязательно встретимся. Сядем в кафе, напьемся, и будем вспоминать все, что с нами здесь произошло, как страшную сказку.
— Здорово! – обрадовалась Олечка. — Мы обязательно должны встретиться! Запишешь мой телефон? Они обменялись номерами, расцеловались на прощание, и нагруженная вещами Оля покинула узилище.
Весь остаток дня Катя была в приподнятом настроении. Она не вполне отдавала себе отчет, но у нее была странная уверенность, что скоро и ее ждут большие перемены. Предчувствия не обманули. На следующее утро Катю вызвали в следственный кабинет...
