ПРИЗРАКИ НАШЕГО РОДА

Закрутился так, что забыл о назначенной встрече. И теперь мчался к месту рандеву, словно участник престижной автомобильной гонки. Сам назначил время и место, и сам же забыл. Такое случалось редко, но почему-то в этот день, седьмого июля, произошел незапланированный сбой. Нервничал и ужасно ругал себя за это. Ведь можно было позвонить, извиниться, сказать, что немного опоздаю. На худой конец, просто перенести встречу. Номера телефона журналиста не было, но имелся номер телефона редакции. Вчерашний звонок, в самый разгар обсуждения важного проекта, немного вывел из себя и поэтому я в горячке назначил эту злополучную встречу. С другой стороны, эта встреча нужна не мне, а им. И я, наверное, мог бы вообще ее проигнорировать. Вот только обещанное всегда привык исполнять.

Дорога еще не успела подсохнуть после ночного дождя. Машин, несмотря на ранний час, мелькало предостаточно. Утреннее солнце давало понять, что день будет душным и жарким. На выезде из Академгородка, на кольце, машины встали. До встречи оставалось немногим двадцать минут и ехать-то уже относительно недалеко. Боковым зрением я вдруг отметил, что автомобили слева прижимаются к впереди стоящим или задним машинам, словно освобождая кому-то дорогу. Я почему-то бросил взгляд вправо и лучше бы этого не делал. Опасность почувствовал поздно, и последнее, что увидел, стойка вместе с моим сидением перемещается на полметра внутрь салона, перед глазами вырастает огромный металлический бампер грузовика. Затем темнота…

…До сознания донеслись странные звуки, которые когда-то я уже слышал. Воздух терпкий, с ароматом скошенной травы, ударил в нос. Скошенная трава.… Значит звуки от срезания травы ручной косой. Медленно открыв глаза, увидел слегка раскачивающиеся густые кроны деревьев, в которых мелькало голубое небо.

— Горазд ты поспать, правнучек! – услышал я скрипучий густой голос, обладатель которого, видно, стоял недалеко.

Небольшого роста мужичок, с бородой лопатой, в просторной серой рубахе и таких же штанах, подпоясанный обычной веревкой. На ногах лапти. В руках самодельный черенок грубой обработки, который венчала металлическая коса непривычной формы, выгнутая словно горбом. Умные пронзительные глаза внимательно следили за мной. На губах играла улыбка.

— Что не признал деда Игната? Ну, так, то ж не мудрено. Ты жа меня и не видел никогда, а может и не слышал. Мало кто своих прапрадедов помнит.

— Слышал от отца, — упавшим голосом пробормотал в ответ. – Получается, я тоже умер?

— Почему умер? – удивился дед Игнат. – Живой еще, дай бог живи на пользу своей земле. А я преставлюсь токмо через пяток лет. Тебе жа рано даже думать о смерти. Возвращайся в свой мир, правнучек, и не гневи Бога. А самое главное, род наш не должен прерваться…

Сознание поблекло, я начал заваливаться на спину…

Пробуждение оказалось неприятным. Одежда, под сильным ливнем, в момент впитала воду и облепила тело. Я стоял у дороги, по которой двигались вымокшие, усталые солдаты с винтовками Мосина, с примкнутыми к ним четырехгранными штыками. Длинная колонна по грунтовой, разбитой дороге, неспешно куда-то двигалась. Вдали, в той стороне, гремел то ли гром, то ли взрывы. Меня никто не замечал, и не обращал никакого внимания.

Неожиданно кто-то толкнул в бок.

— Ребра не болят? – спросил красноармеец с санитарной сумкой на плече. – В двух местах левое легкое проткнули. Четыре ребра сломаны, рука. Сильный ушиб и рассечение головы в нескольких местах.

Осмотрев себя, и не обнаружив бинтов, не ощутив никакой боли, удивленно уставился на бойца, лицо которого показалось смутно знакомым.

— Не боись, выкарабкаешься, но, если только верить в это будешь. Ты же еще главную свою задачу на земле не выполнил. Жениться тебе надо внучек.

Присмотревшись к говорившему, понял, рядом стоит мой дед Василий Игнатьевич, пропавший без вести летом 1941 года на западном фронте.

— Дед? А как же?..

Тот усмехнулся, вытер рукавом дождевую воду с лица, потом достал из кармана гимнастерки что-то свернутое треугольником, сунул в мой карман, и удержал от попытки достать обратно.

— Успеешь посмотреть. Ты вот скажи, почему не женат? Скоро сорок, а у тебя нет семьи. Родители умерли и не дождались. Как так получилось?

Я развел от неожиданности руками.

— Делал карьеру, — пробубнил в ответ не своим голосом. – Не до этого было. Работа…

— Менять, значит, надо работу, внук. Менять. Род наш кто продолжит кроме тебя? То-то и оно! Мои братья все бездетными погибли в 1942 году, а обеих сестренок вместе с матушкой расстрелял немец в декабре этого года. И я, ровно через месяц погибну, под Киевом. Накроет нас миной прямо в окопе, когда буду перевязывать раненого бойца. Ну, да ладно, бывай. Пора мне.

Он отошел на пару шагов и вернулся.

— Очнешься в больнице, — зашептал дед на ухо. – Присмотрись к девушке. Удачи, внук! Помни, что я тебе рассказал!

Дождь, казалось, усилился, фигура санинструктора ефрейтора Алексея Игнатьевича Васнецова, размылась и слилась с серой массой, идущей навстречу смерти, пехоты.

Сознание опять поблекло.

— Помнишь этот вечер? – неожиданно раздался до боли знакомый голос.

Передо мной за столом нашей беседки в саду, сидел отец. Все те же умные, пронзительные глаза и внимательный взгляд. В руках тлеет самокрутка.

На небе ни облачка, звезды ярко мерцают. Ни ветра, ни комаров, ни мошкары.

— Я помню…батя…

Дыхание перехватило, даже слезы брызнули из глаз.

— Эк тебя хватануло, — улыбнулся отец. – Вспомни, о чем мы говорили с тобой в этот вечер. Обязательно вспомни. И сделку отмени. Домик наш не продавай. Продашь, все потеряешь.

— Я уже договорился. Это же неустойка. Большие деньги…

— Ты что, торгашом стал? Все у тебя деньги и деньги. Прожить можно и без больших денег. В жизни главное душу иметь, совесть. Оторвешься от природы, потеряешь все. Деньги земное, их на тот свет не возьмешь. Там душа ответ держать будет за твои дела и поступки. А к словам деда прислушайся…

Вдруг, все резко исчезло, и появилась боль. Страшная, мучительная. Захотелось закричать, но из глотки лишь вылетели звуки, которые тут же пропали. Глаза открылись и передо мной оказались прекрасные серые глазки незнакомой девушки. Сознание на этот раз не исчезло, а только происходящие события стали долетать до меня как сквозь плотный туман. Восприятие всего происходило на самой грани.

— Он очнулся! – торжественно прошептал девичий голос, а может мне просто так показалось.

— Вот и замечательно! – ответил другой, принадлежащий явно мужчине. – Работаем, коллеги.

Проснулся в темноте. Хотелось пить, но пошевелиться не смог. Только голова могла двигаться влево и вправо. Слева ничего интересного, только стена, справа кровать и над ней освещенное луной окно. Больница, мелькнуло в сознании. При дыхании побаливала грудь. Губы высохли и слиплись. В горле такая же сухость.

Легкая тень мелькнула, обдав тонким ароматом духов. Девичья рука приподняла голову, в рот потекла живительная влага. Сон сморил моментально, как только организм получил необходимое. И я потом не мог вспомнить, уснул, когда попил или уснул во время сего процесса. Почему-то именно эти мысли одолевали меня после утреннего пробуждения.

Потекли размеренные дни в больничной палате. Кроме меня тут лежало еще пять человек с разными степенями тяжести. Разговоров не было, лишь изредка звали медсестру или перебрасывались короткими фразами между собой. Я попытался узнать имя той девушки, что была на операции, но медсестры только пожимали плечами. Врач, который каждый день появлялся в палате, и порой не один раз, в ответ только улыбался, делал свое дело и уходил.

Через месяц я уже мог самостоятельно передвигаться, боли почти не чувствовалось, рука в гипсе висела на перевязи. Желание найти ту девушку с серыми глазами, заставляло меня бродить по всем этажам больницы. Просто очень хотелось ее просто увидеть.

В один ничем не знаменательный день, за окном не переставая, лил дождь, в палату вошла девушка в белом халате с озорными серыми глазами. Это она, сразу выдала память, и сердце бешено застучало. Девушка обвела палату улыбчивым взглядом. Все в палате, кто мог ее видеть, заинтересованно уставились на гостью.

— Где тут мой жених? – спросила она, продолжая лучезарно улыбаться. – Замуж позвал, когда был при смерти, а как выздоровел, так сразу спрятался.

Я неосознанно дернулся. Так сильно резануло слух слово «жених».

— Ага, — негромко засмеявшись, сказала она. – Объявился. Наверно думал, что я забыла?

Девушка шла ко мне. Я проглотил комок в горле. Лицо, по-видимому, часто менялось от бледного до пунцового цвета, так как она шла ко мне уже с какой-то замороженной улыбкой.

— Извините, — произнесла девушка, присев на краешек кровати, но улыбка никуда не исчезла, – что не скажешь при смерти. Поэтому я вас освобождаю от вашего предложения.

— Нет, нет! – слишком поспешно ответил я, разглядывая тонкие чувствительные губы. – Просто я не помню, что предлагал вам выйти за меня замуж.… Но я хочу предложить сейчас…

— Ого! А вы прыткий. Своего явно не упустите!

— Вы согласны? – спросил и задержал дыхание.

— Но я ведь не могу вот так вот за первого больного выйти замуж, — заговорила девушка серьезно, но в глазах бесновались веселые чертики.

— Я понимаю, мы недостаточно знакомы и разница в возрасте… — залепетал я краснея.

— Значит так. Завтра я приду, и мы прогуляемся по территории. Заодно и поближе познакомимся. Хорошо?

Я невольно кивнул.

После ухода девушки до меня дошло, что так и не спросил, как ее зовут. Обругал себя самыми последними словами и стал ждать завтра.

Все, что происходило после аварии и во время операции, я считал плодом болезненно разыгравшегося воображения. Поэтому данную тему просто вычеркнул. Хотел было позвонить в редакцию, но мой мобильник был уничтожен при аварии, а номер телефона наизусть не запомнил. Вечером решил, что попрошу помощи у сероглазой девушки, и она все найдет и позвонит куда надо.

Утром проснулся ни свет, ни заря. Бродил от окон палаты до окон коридора. Больные в палате только провожали взглядом. Некоторые улыбались, другие усмехались. Я же был как на иголках.

Девушка появилась после обеда.

— Добрый день!

— Добрый день! – как попугай повторил я и смутился.

— Идемте?

Я под завидующими и любопытными взглядами пошел на выход.

Минут пять просто шли по аллее и молчали.

— Меня Алексей зовут, в честь деда, — решился я.

— Елена, — ответила девушка и кокетливо наклонила голову влево, — в честь бабушки.

Они остановились у скамьи, но не присели, а остались стоять.

— Я, правда, предлагал вам выйти замуж за меня?

— Правда. Если мне не изменяет память, то это звучало так. «Я непременно останусь жив только при условии, если ты выйдешь за меня замуж».

— А вы?

— Так, давай на «ты». Тем более именно ты начал говорить «ты», — она засмеялась. – Смешная фраза получилась. Я ведь согласилась. К тому же есть свидетели. Все, кто был в операционной.

— Отлично, — выдохнул я, вновь превращаясь в торгового менеджера. – Как только выпишут из больницы – идем в ЗАГС.

— Тебе точно пальцы в рот не клади. Шустрый. Если бы ты знал, сколько у меня было ухажеров, и все получили от ворот поворот.

— А чего тянуть? Ты же согласна.

— Пока не узнаю тебя и о тебе, не познакомлюсь с твоими родителями, в ЗАГС не пойду.

Неожиданно зазвонил ее мобильник. Елена выхватила его из сумочки легким движением. Выслушала и вернула обратно.

— Мне пора. По поводу твоей просьбы на счет редакции я все сделаю. «Сибирская молодость» называется? Правильно?

— Угу, — загрустил я.

Еще более неожиданным оказался внезапный поцелуй в щечку.

— До завтра, жених. До палаты один дойдешь?

Я кивнул в ответ и продолжал вдыхать оставшийся от нее легкий аромат цветочных духов.

— Ловок, внучек! Так держать!

Сказать, что я испугался, это ничего не сказать. У меня сердце потерялось в пятках, а вид со стороны, наверно, был самым, что ни есть красноречивым. Я медленно повернулся всем телом к скамье и обомлел. В центре сидел дед Игнат с бородой лопатой в своих серых штанах и рубахе, справа дед Алексей в красноармейской форме и сумкой санинструктора, слева – отец, с дымящейся самокруткой. И ведь я явственно ощутил запах табака и лекарств.

— Будущее тебе знать не положено, — заговорил дед Игнат. – Его ты сам будешь делать. Надеюсь, что делать будешь с головой. Елену не упусти, хорошая дивчина. Добрая жена будет. И ты уж извини Лешку, что он за тебя предложение ей сделал. Мы все добра тебе желаем.

— Тезка, внук, — заговорил дед Алексей. – У меня к тебе просьба большая. Помоги нам, погибшим при обороне Киева, обрести покой. Хотелось бы могилку братскую, и какой-никакой памятник. Авось и меня отыщешь. Хотя после мины от нас, наверно, ничего и не осталось. Я написал в записке место гибели и там еще сюрприз для тебя маленький. Помнишь, в карман положил? Ну что, сделаешь?

Я кивнул.

— Значит, я действительно побывал в вашем времени? И это не сон?

— Не ты побывал, а твоя душа, — ответил, молчавший до сих пор, отец.

— Я же чувствовал запах, слышал звуки, дед положил листок в карман…

— Тело есть тело, а для твоей души образовалась эфемерная оболочка, которая потом соединилась с телом. Мы вот соединиться уже не можем, но ведь сидим перед тобой. Мы живем только в прошлом. А у тебя есть будущее, ты еще не прожил жизнь.

— Батя, почему не продавать дом?

— А ты не понял?

— Нет.

— Пока он существует, мы сможем время от времени общаться. У дедов домов давно нет, но память о них осталась в их вещах, письмах, документах, которые лежат в доме, в тайнике. Потому и они могут приходить в него. Хорошая защита дома. Иконы верни в красный угол. Приезжал бы почаще к нам с матерью, глядишь и знал бы историю своего рода. А шалоболок-подружек однодневных забудь.

Все трое заулыбались.

— Нам пора. Работай, сынок, над ошибками.

Я хотел еще задать один вопрос, но их уже не было. Навстречу шла одна из медсестер и ее решительный вид не оставлял сомнений – за мной.

В последующие дни все закрутилось с бешеной скоростью. События наслаивались одно на другое. Во-первых, меня выписали, во-вторых, уволился с работы, в-третьих, дом не продал, в-четвертых, никакая редакция меня не искала и та, откуда мне звонили, никогда не существовала, в-пятых, мы с Леной подали документы в ЗАГС и в-шестых, записка деда лежала в кармане брюк вместе с его рисунком, на котором красовался портрет моей возлюбленной…

Жизнь изменилась кардинально. Через десять лет я уже мог подвести небольшой итог. Красавица жена, два маленьких сына, новая работа. Четыре выезда на поиски павших солдат вместе с поисковым отрядом «Днепр-Украина» под Киев, в село Гатное. Обнаружение и захоронение до полусотни советских бойцов и командиров, защищавших город в 1941 году и тех, кто погиб при освобождении столицы Украины. И деда я нашел. По его сумке, в которой лежал портрет моей бабушки, написанный рукой моего деда. В 2006 году в селе Гатное был воздвигнут мемориал. Тайник в доме я тоже нашел, там почти полная родословная нашего рода, которая начинается со времен правления Иоанна третьего.

Когда я рассказал Лене о призраках и моем путешествии, когда был без сознания, то она улыбнулась и обняла меня.

— Я знаю, — тихо прошептала она. – Я видела их.

Вот так и живем, с призраками нашего рода. С предками, которые не предадут и защитят. И что самое удивительное — дети и жена могут с ними общаться! Мистика? Это уже решать вам.