Свежий ветер.

  — Серёжа, ты куда? – с нескрываемым беспокойством спросила Ирина Борисовна сына.

— Мам, мне надо, — не поднимая глаза, Серёжа продолжал завязывать шнурки кроссовок.

— Я тебя не пущу, уже второй час ночи!

— Ну, мам, я уже третий курс института заканчиваю. А ты со мной всё как с маленьким.

— Серёжа! У тебя девушка появилась?

— Нет, мам, я же говорил тебе, что жениться не буду.

— Не выдумывай, придёт время, и ты полюбишь. Это прекрасное чувство. Ты так стал похож на своего отца, — Ирина Борисовна повернула голову в сторону, чтобы сын не увидел внезапно набежавшую слезу.

— Не говори мне про него! Завтра же пойду подам заявление на смену фамилии и отчества. Зачем ты мне его фамилию записала?

— Серёжа! Так нельзя, ведь он же твой отец.

— Ма-ам! – с оттенком укора протянул Сергей.

— Даже если ты решил – у меня всё равно до пятнадцатого июня денег не будет.

— Там всего полторы тысячи надо: госпошлина тысяча, фотки новые и коробка конфет Катьке, чтобы побыстрее паспорт оформила. А деньги уже завтра будут — я на работу устроился. Вот сегодня первый раз иду.

— Подожди, подожди! Какая работа? Кем? Ночь ведь, почему ночью?

— Мам, это только сегодня ночью, просто задание такое. Контора «Свежий ветер» называется, по объявлению меня нашли. Они в Москве, рекламой занимаются. Я у них теперь типа филиала в нашем городе. Сегодня надо надпись сделать. Полторы тысячи за неё переведут. Кстати, дай номер своей зарплатной карточки, они туда деньги кинут.

— Серёжа, давай ты завтра пораньше встанешь, до института, и напишешь, зачем ночью-то?

— Там у них заказчик какой-то чокнутый. Представляешь, сам живёт в Москве, а для своей женщины решил напротив её окна на асфальте огромную надпись сделать. Наслушался Митяева и туда же. Он хочет, чтобы ночью написали, а утром она встанет, глядь в окно, а там во всю улицу…

— Ой! Как романтично! Наверное, он хороший человек, раз так её любит, и не жалко для неё ничего. Такие деньги ради романтики.

Ирина Борисовна после рождения Серёжи не смогла устроиться по специальности, да и институт она так и не окончила – надо было поднимать сына. Перебивалась уборщицей и дворником, зато всегда могла Серёжу брать с собой. Платили копейки, но они привыкли жить скромно. Отец Сергея ещё на третьем месяце беременности Ирины уехал по распределению, обещав жениться, но так и не показался за всё это время. А Ирина … А что Ирина? Она и сейчас его всё ещё любила. Обиды не было, был только один вопрос – почему?..

— Серёжа, а про какую Катю ты говорил?

— Как про какую? Про Купцову.

— А причём тут паспорт? Она же в институте училась.

— Ушла. Теперь в паспортном столе сидит, какие-то бумажки перекладывает.

— Как же так? Такая девочка, умница, ведь она с золотой медалью школу окончила. Ты же с ней за одной партой сидел, и уроки часто вместе делали.

— Да. Надоело ей. Говорит женщине высшее не обязательно – главное хорошего мужа найти.

— Зря она. Институт никогда не помешает. Окончила бы, а потом хочешь — работай, хочешь замуж выходи. Ты-то не бросишь?

— Мам, ты чего? Я же не больной.

— Ну, ладно, иди. Хорошее дело делаешь – помогаешь двум сердцам соединиться!

— Ха! Небось, такой же, как наш отец. Любил бы – давно бы приехал и женился. Сейчас голову ей заморочит надписями, воспользуется, и поминай как звали.

— Серёжа!- укоризненно сказала Ирина Борисовна:- Как ты можешь так говорить? Может это самая настоящая любовь!

— Мам… Я пойду лучше. Пока.

***


— Алло!- произнёс нетерпеливо мрачный мужской голос.

— Алло, алло! Да, мой хороший!- живо и радостно отвечал ему женский.

— Ты обратила внимание, как сегодня преобразилось на улице?

— Да!!! Листья уже совсем распустились! Всё зелено, как летом!

— Ну, листья каждый год в это время распускаются, а кроме листьев ничего не заметила?

— Что? Солнце сияет?! У нас тут пасмурно, у вас в Москве солнце?- стараясь угадать, поскорее спросила она, потому что знала, если не попадёт, то он начнёт раздражаться.

— Ну, ты что, в окно совсем не смотришь? – чуть не выкрикнул он. – Я всегда говорил: нет в тебе романтики.

— Да. А что там? – женщина пулей вскочила с кровати, и пулей бросилась к окну, чуть не наступив на любимого кота: — Всё вроде как обычно…

— Ты слепая что ли? На асфальте что?- уже почти сквозь зубы цедил он.

— Ах!.. Мой хороший! Вижу! Вижу! – ласковым голосом произнесла она, глядя в окно горящими от счастья глазами. За окном по всей дороге, идущей вдоль дома, огромными буквами было написано белой краской: « С ДОБРЫМ УТРОМ, ЛЮБИМАЯ ». От восхищения она даже приоткрыла рот и зажала его ладонью, чтобы вдруг не вскрикнуть от восхищения. – Это мне?

— Ну, а кому же? – уже смягчаясь и, предвкушая оценку его романтичности, победно произнёс он.

— Мой хороший! Спасибо!!! Ты неподражаемый! Я так счастлива! – и в одном её глазу показалась слезинка счастья. — А как тебе удалось, ты что, приехал? Ты здесь? Давай скорее встретимся!

— Что ты несёшь? Как я мог приехать? У меня же выпускной класс, экзамены на носу. Заказал надпись в фирме. Последние три тысячи отдал ради тебя. Не хотел платить – жульё же кругом, восклицательный знак так в конце и не написали. Кругом неграмотность. Ведь говорил же им, что на конце восклицательный. Такие деньги ни за что заплатил, а сами по-русски писать даже не умеют. Ворюги. – он опять завёл свою заезженную пластинку о сплошь неграмотном контингенте менеджеров, проникших во все сферы жизни и упорно разрушающих всё ценное, созданное в советские годы и нахально распродаваемое новыми проходимцами, шикующими на развалинах империи и обирающими народ. Говорил он со злостью и обиженно потому, что сам не мог противостоять наплыву этого хамства, алчности и невежества.

— Мой хороший! Спасибо тебе! Я теперь каждый день буду смотреть на то, как ты меня любишь.

— А-а, до первого дождя. Наверняка сэкономили – белилами намазали.

— Вот увидишь, дождя долго не будет, и я буду счастлива!- она всё смотрела и смотрела за окно, восхищаясь поступком своего мужчины. А он уже был далеко от надписи, его ели изнутри мысли о вездесущих менеджерах, которые даже в самом простом деле стригут свою маржу. Ему думалось, что такая работа не должна стоить так дорого, и наверняка половину этих денег забрал какой-нибудь клерк, для себя и босса, а исполнителю и половины не досталось. Да и написать двадцать букв тоже не стоило полутора тысяч. Ещё он думал о том, что как-то она недостаточно рада? Цепочка или кольцо, вот тогда бы она охала и ахала полчаса в трубку, а тут «спасибо» и всё. Она ещё что-то там говорила о его уме и способностях, креативном мышлении, но он её уже не слушал, а думал о том, как бы поскорее приехать в её город и получить заслуженную награду за свою выдумку. Награду он желал только одну её — Лету.

Двадцать лет назад они вместе учились в одном институте. Он был ещё застенчивым юношей, а она умной и привлекательной девушкой. На первом курсе он долго наблюдал за ней, она ему нравилась и восхищала его своим божественным голосом. Её большие зелёные глаза были прекрасны, сама она была воплощением мягкости и женственности. Естественно, оторванный от матери, он инстинктивно потянулся к ней, ощущая ту же доброту и тепло. Но, самое главное — она была красивая. Он познакомился с ней, но буквально через неделю после плотного общения понял, что она по интеллекту выше его на голову. Конечно, он испугался этого и потихоньку отстранился, но каждый раз, когда виделся с ней, желал её, но не мог пересилить себя и опять пропадал.
Как говориться: с глаз долой – из сердца вон. И вот уже на втором курсе он завёл роман с красивой однокурсницей, влюбился в неё, но Лета всё равно не выходила из головы.

Лета тоже поначалу потянулась к нему, но обольстить его не было времени – надо было с отличием закончить первую сессию и порадовать матушку, которая просто бредила вывести свою дочку на образцово-показательный уровень. Так уж было у них в семье поставлено, что противиться маме она не могла. Когда он обзавёлся девушкой, она приуныла, но всё равно часто с любовью вспоминала его. На пятом курсе она вышла замуж, а он, так и не женившись на той девушке, окончив институт, уехал по распределению и уже только там женился. Так они окончательно потеряли друг друга.

Прошли годы. Жена помешалась на фитнесе и диетах. Он тоже всё время метался в увлечениях, поэтому лет через пятнадцать они стали отдаляться друг от друга и жить своей жизнью. Но не разводились и даже ночевали долгое время в одной комнате потому, что рос сын, и надо было сохранять лицо семьи.

Воспоминания молодости не давали ему покоя. Как ему казалось, он поумнел и стал соответствовать по интеллекту Лете, поэтому всё последнее время разыскивал свою первую несостоявшуюся любовь. И нашёл — таки…

Она попятилась от окна и наступила-таки на кота. Кот истошно закричал, она испугалась и выронила трубку.

— Ну, ладно. Мне пора на работу, – отрезал он, услышав какое-то брямканье в телефоне.

— Спасибо, мой хороший! Ты мне дорог! – торопливо сказала она, подобрав трубку. Хотела сказать ещё что-то душевное и тёплое, но он уже отключился.

Лета опять посмотрела в окно. Свежий весенний ветер гнал низкие тёмные тучи над белоснежной надписью, а в голове вопреки мрачности природы упорно звучали нежные слова бесконечно родной теперь песни:

«С добрым утром, любимая!
Крупными буквами.
С добрым утром, любимая!
Не жалея белил…»

«И как я раньше не замечала такой красивой песни?» — думала про себя Лета и всё время посматривала за окно…

***

Рано утром того же дня, когда чуть забрезжил рассвет, Миля Тайбер, скрипя старыми коленями, еле-еле встал с кровати. Ужасно болели ноги, но надо было вести Тузика гулять, пока народ не потянулся на работу. Когда никого не было на улице, он позволял собаке оправляться недалеко от подъезда. Не надо было идти за триста метров к лесу и терпеть невыносимую боль в коленях.
Тузика тоже устраивал такой расклад, и, выйдя на улицу, он сейчас же принялся за поиски каких-нибудь собачьих прелестей. Вдруг он что-то учуял, сунулся в кусты и вылез из них с измазанной белилами мордой.

— Что за новости? – пробормотал Миля и тоже заглянул в кусты. Там стояла початая банка с краской. Ничего не понимая, Миля направил собаку дальше, думая о том, что теперь придётся отмывать Тузика в ванной. И тут его взору предстала огромная надпись на асфальте. Он долго глядел на неё пока его аналитический ум, не воспроизвёл, наконец, картину прошедшей ночи.

Вот он видит как молодой человек с ведёрком и кистью в руках семенит по краю дороги, стараясь быть незамеченным. Он шёл в конец глухого переулка, за которым начинался небольшой лесок. Почти в конце этого переулка стоял дом. Напротив дома он остановился, открыл банку и стал писать белилами на асфальте. Когда оставалось написать только один восклицательный знак, с перекрёстной улицы метров за двести от него, в его сторону повернула патрульная машина милиции. Он замешкался, потом бросился в кусты, оставил банку и, отбежав метров тридцать, спрятался за деревом. Машина остановилась перед надписью и постояла минут пять. Видимо милиционеры решали, что делать и, не заметив никого рядом, развернулись и уехали.
Молодой человек тоже подождал и, решив не рисковать, кустами, перейдя на соседнюю улицу, направился домой.

Миля ещё раз прочитал надпись и в его голове тут же возник план. Он подумал, что жена Броня будет очень рада такой его выходке. Им обоим уже было под восемьдесят, пенсия была маленькой – половину съедала квартплата, а так хотелось иногда преподнести Броне цветы или сделать что-нибудь приятное. Он представил, как придёт домой, найдёт запись песни Митяева и под красивую музыку подведёт Броню к окну…

Решено. Миля взял кисть и стал для правдоподобности аккуратно мазать себе штанину, так, чтобы потом можно было без последствий отмыть краску. Только он закончил, как со страшным визгом перед ним остановилась белая машина с синей полосой. Милю охватила паника. Он, было, развернулся бежать, но внезапно включенный вой сирены и мигание сине-красных огней подействовали на него как холодный душ…

***


Встреча с одноклассницей была назначена в обед недалеко от паспортного стола.

— Катя, привет!

— Привет!

— Я принёс квитанцию и фотки, вот. Кать, я не успел тебе конфеты купить. Давай вечером принесу, ладно?

— Ну и хорошо, что не купил. Лучше ты по-другому меня отблагодаришь?

— Как?

Катя притянула Сергея за ворот к себе и стала что-то шептать ему на ухо. Через несколько секунд Сергей отстранился, удивлённо и широко открыл глаза ничего не понимая, словно думая: «А та ли эта Катя, с которой он просидел в школе за одной партой семь последних лет».

— Ты с дуба рухнула? Что за бред у тебя в голове?

— Серёж, пойми, мне это важно. Я чего-то не понимаю в этой жизни, постоянно путаюсь, совершаю ошибки. А женщины – они мудрее, у них другое видение, им что-то открывается с приходом этого. Мне надо поумнеть, или я так и буду наивной дурой, которую все только используют и ничего не дают взамен.

— Нет! Я же не больной. И почему я?

— Серёж! Ну, мне некого больше попросить. И потом, ты так говоришь, как будто я страхолюдина какая. Я знаю, что на тебя можно положиться, ты не выдашь, никому не расскажешь. И потом, неужели ты сам не хочешь? Я же помню, как ты смотрел на меня в одиннадцатом классе, всё время за ворот футболки косился. А?

— Косился, — краснея признался Сергей. — Ты красивая, и нравилась мне. Только я тебе не нравился. Поэтому…

— Ну и что? Раз нравилась, значит, тебе захочется меня. Серёженька, ну пожалуйста! У меня больше нет таких друзей как ты, кому бы я могла довериться. Ты же хочешь к вечеру другой паспорт?

— Хочу.

— Ну, вот и славно. В десять тридцать, в тупике, который к лесу идёт — и Катя, не дав опомниться юноше, развернулась и зашагала на работу.

Сергей сначала расстроился, что попал в безвыходную ситуацию, но потом, подогретый мыслью о новом паспорте с фамилией дедушки по маме, немного успокоился. Днём он вспоминал, как сох по Кате перед окончанием школы, как будоражила его воображение её грудь, видневшаяся через полурасстёгнутый воротник. Катя как будто специально выбирала такие блузки, и стоило ему только скосить глаза чуть вниз и направо, как он мог видеть её белоснежную кожу, на двух нежных выпуклостях с рельефной ложбинкой посередине. Воображение его разыгралось, он представил, как поцелует её в спелые губы, как наконец-то будет трогать то, к чему мечтал прикоснуться весь одиннадцатый класс, и желание охватило его сознание с ещё большей силой, чем в школе. Неужели это будет с ними сегодня? Сергей и верил и не верил этому внезапному подарку судьбы. Он понимал, что никакого продолжения не будет, но даже один раз ему хотелось осуществить свою уже забытую к тому времени мечту.

***

Броня не понимала — куда запропастился Миля и решила выйти посмотреть, не случилось ли что-нибудь с ним. У подъезда её встретил Тузик с белой мордой, один, без хозяина. Броня заволновалась и сделала несколько кругов вокруг дома, прошла в конец тупика, к лесу и дальше, но промучившись почти до обеда, так и не нашла мужа. Вернулась домой, позвонила в милицию и к своему удивлению узнала, что Миля задержан за хулиганство…

К вечеру его ещё не отпустили, и Броня пришлось идти гулять с Тузиком самой. На лавочках сидели соседи, выгнанные на улицу тёплой майской погодой. Чтобы не услышать, всё что о ней думают соседи, она потянула Тузика к лесу, чтобы он там свершил неугодные соседям дела. По дороге она обругала идиота, который разрисовал белой краской всю дорогу, вспоминая, как долго отмывала Тузика в ванной от этой краски. Ругалась она и на машину, стоявшую в конце тупика, и загораживающую почти весь проход к лесу…

***

В условленный час Катя приехала в конец тупика на машине отца. Сергея ещё не было, и она заранее перебралась на заднее сиденье. Когда появился Сергей, уже смеркалось. Он робко открыл заднюю дверь. Катя улыбнулась и показала демонстративно и игриво запечатанный презерватив. Робость Сергея пропала, он вновь ощутил забытое желание, свежий ветер мая, приправленный Катиными духами, закружил голову и поманил в салон. Сомнения развеялись, а на их место пришла почти мужская решительность…

Через несколько минут Сергей откинулся на спинку сиденья, и тяжело дыша, закатил в блаженстве глаза. Было уже темно. Катя лежала тихо и только прижатые к Сергею в тесноте салона ноги выдавали её присутствие.

— Кать? Ты как?

— Всё нормально,- без всякой интонации ответила она.

— Тебе понравилось?

Катя немного помолчала и еле слышно произнесла: — Да.

Сергей думал, что надо бы сказать ей что-то ласковое, но в голову ничего не лезло. Он был доволен, что овладел девушкой, и готов был прыгать от счастья. Но почему-то Катя его больше не интересовала. Он даже постепенно стал ощущать некоторую брезгливость ко всему этому мокрому и нелепому по формам, которое ещё недавно так жаждал. И то, что Катя лежала с задранной в пылу страсти одеждой и не оправлялась, ему тоже стало неприятным. Самым противным было осознание того, что всё произошло не по желанию Кати, а по необходимости, и что он не желанный парень, а просто исполнитель задуманного плана. В салоне было темно, но воображение рисовало неприглядную картину, и чувство неприязни всё больше и больше накатывало на него. Казалось, что он вляпался во что-то мерзкое и порочное. «Так не должно было быть, это не правильно, зачем всё это?» — думал он.

Сергей с нескрываемой неприязнью отодвинул Катины голые ноги и вышел из машины. Немного отойдя от автомобиля вперёд, уповая на темноту, Сергей решил оправиться.

Катя получила то, что хотела, но почему-то ждала, что Сергей после всего, что произошло с ними, будет ещё долго ласкать и целовать её. Ей очень хотелось продолжить начатое, но она и почувствовала и поняла, что Сергей сегодня больше не прикоснётся к ней. Было обидно и больно осознавать это. В ней стала нарастать злоба к юноше, а когда он вышел из машины и приготовился оправиться, она, в отместку за свою обиду, резко включила дальний свет фар машины и… заплакала. Луч выхватил в темноте чуть сгорбленную фигуру Сергея, возившегося с ширинкой на фоне небольшого песчаного косогора, резко, почти отвесно, поднимавшегося к лесу. Сергея взбесила эта выходка Кати, сначала он, застеснявшись, хотел уйти в сторону от луча фар, но потом, назло девушке стал выводить струйкой на сером от грязи песке её имя, выражая тем самым всю неприязнь к ней. Но Катя уже не видела этого. Обливаясь горькими слезами, она стала поспешно оправлять одежду и одеваться. В силу своего воспитания Сергей никогда бы так не поступил, тем более при девушке, но сейчас в нём взыграли чувства обиды и унижения. Он бесился от того, что всё, о чём он мечтал раньше, произошло так нелепо и так глупо, негодовал, что случившееся было ему не нужно именно так: впопыхах, без чувств, без любви, без будущего. Сейчас он ненавидел всё и всех, и Катю, и отца – подонка, и себя…

Застегнув ширинку, он со злостью пнул консервную банку возле дороги, сунув руки в карманы, и, даже не оглянувшись в сторону Кати, зашагал домой. В кармане ощущался новенький паспорт, и это было единственным, что согревало его душу в этот момент.

***

Броня не спала ночь, всё думала о Миле. Под утро заснула и проспала раннее гулянье с Тузиком. Пришлось опять вести его в лес. Подходя к косогору Тузик внезапно рванул в сторону и стал что-то нюхать. Броня дёрнула его и выругалась – в дорожной пыли лежала разорванная упаковка от презерватива. На косогоре Тузик тоже отметился, и Броня опять стала ругаться о скупости нравов молодёжи, увидев в сухой дорожной пыли ещё не высохшую от восходящего солнца надпись. Ей непонятна была эта пошлость, не укладывалось в голове: как могла, девушка радоваться этому безнравственному поступку своего молодого человека, прославляющего таким способом её имя? «Миля так бы не поступил, — думала она. — И на асфальте тоже бы не стал писать».

Раньше он часто дарил ей цветы, но теперь, с нынешними ценами, на скудную пенсию нельзя было купить даже одну розочку. Она это понимала и не укоряла его. Всё в их жизни имело свою стоимость, но цена никогда и никак не была связано с их ценностями…

Вы читали отрывок из повести «Ах, дети, дети!», глава девятая — «Свежий ветер».

Полный текст произведения находится по ссылке: http://pisateli-za-dobro.com/ah-deti-deti.html