Третья мечта

Третья мечта

 

 

Или разум от зноя мутится,

  Замечтался ли в сумраке я?

  Только все неотступнее снится

  Жизнь другая — моя, не моя...

 

А.Блок

 

Лера Рюмина имела с детства две мечты. Первая: ей хотелось иметь звучную фамилию. Вторая – хотелось иметь внуков. С оригинальностью первой мечты еще можно было смириться, но вторая отдавала придурковатостью. Почему именно внуков, а не детей – было непонятно. Пояснений она не давала и лишь кривила рот. Это должно было означать загадочную улыбку Джоконды, нечто прозревающую в туманных далях будущего, но, что именно – неясно. Слишком много неясностей переплавлялось в юных мозгах одноклассников, как разные металлы в котле алхимика. Но так же как алхимики не получали золота, они не получали ответы на неясности. А мозг требовал четкого определения. Ярлыка. И, в конце концов, ярлык был найден – Лерка с придурью. Что ж, это было милосердно с нашей стороны. На ступень выше блаженной, но до нормальной явно не дотягивает. Нечто среднее между двумя полюсами – явной «неотмирасегойностью» и конкретной устойчивостью в реальном мире. Лера была как с картин Шагала – одной ногой на земле, другой – в небе. Одноклассники чувствовали это, и им было смешно и немного завидно. Тоже хотелось неба и какой-то особой мечты. Но Леркино небо  было настоящее, нутряное,  а у них  придуманное, и мечты были простые и реальные – окончить-поступить-окончить-работать-жениться/замуж-дети-квартира-машина.

Леркина мечта была странная и манила своей недоступностью. Словно у Блока: «Я любить начинаю томленье. Недоступность ограды люблю» И эту странную недоступность ее мечты надо было как-то уравновесить. В самом деле, почему вдруг, ей дано видеть очарованные берега и какое-то небо, а им – нет?..

Уравновешивание первой Леркиной мечты пошло по схеме: Рюмина? – будешь Рюмкина. А еще лучше Рюмкина-Водкина. Хотела звучную фамилию? Так, получай ее, словно шутовской колпак! Но, окрестив Лерку так, они даже не догадывались, что невольно вновь приподняли ее. О Петрове-Водкине одноклассники тогда и не слыхали. А он был художником, значит, близок к небу. И получается, Леркина мечта оказалась незапятнанной, как они не пытались ее запачкать.

А вот со второй мечтой было сложнее. Как ее унизить? Ну, мечтает человек о внуках, за что тут зацепиться?.. Правда, проходились по последовательности, от которой происходят внуки. Типа, раз мечтаешь о внуках, то естественно, и о детях, а раз о детях, то значит и обо всем том, что предшествует их появлению на свет. Но от Лерки, грязные и сальные намеки отскакивали, как жемчуг от стены. Она словно хранила в себе недоступность мечты, и была защищена ею.

***

За тридцать лет оба желания исполнились с потрясающей точностью. Лера носила звучную фамилию мужа Драголева. Дед мужа был румыном, занесенным ветрами Первой Мировой на нашу землю. От деда мужу Леры достались кудрявые волосы, музыкальность, нервная манера прихорашиваться и необычайно яркие глаза. Казалось, этот человек не жил, а танцевал нескончаемый чардаш. Но женой неунывающего деда-румына была латышка, а снохой русская, и поэтому огненный чардаш жизни Лериного мужа был разбавлен прибалтийской размеренностью и русской раздольностью. В Лере удачно слились несколько кровей: русская, польская и  - пряной капелькой – иранская от какой-то прапрабабки. Слились они гармонично: в Лере было всего в меру – и темперамента, и покорности, и мудрости, и красоты. В браке с потомком неунывающего румына и степенной латышки Лера родила трех детей – дочь и двух мальчиков-близнецов. Но близнецы не выжили, что-то пошло не так во время родов, и девять месяцев тревоги, ожидания и сладкой тяжести оказались напрасными. Осталась только красавица Кора- девочка, названная в честь бабки мужа, и унаследовавшая от нее тонкие черты лица и прибалтийскую фарфоровую бледность кожи.

Муж Леры радовался, что двух его любимых женщин зовут почти созвучно, и часто намеренно путал имена. Леру называл Корой, а Кору Лерой, и на лице его застывало счастье. «Мои девочки…», приговаривал он, часами мог слушать, как маленькая Кора гулит, умилялся ее гримаскам и ужимкам, и любил, когда у Леры выбивалась прядка за ухом. Они и вправду были девочками для него. Он был старше Леры на 15 лет, и рождение Коры стало для него чудом.

***

…«Я вдова», — думала Лера, поправляя чуть тронутую сединой прядкой. Нескончаемый чардаш ее мужа оборвался резко на отметке 56 лет. Лере тогда исполнился сорок один год. Коре – 19.

Сорок лет – бабий век. Но к Лере эта  печальная мудрость не относилась никак. Она будто созрела, душевно оформилась именно к этому сроку. Словно деревце, до сих пор едва цеплявшееся за землю, сейчас глубоко пустило корни, окрепло и расцвело. Была хрупкая – стала утонченная со стальным душевным стержнем. Наверно, это и называется элегантностью.

Мать Леры не любила зятя. Вернее, старалась жить с ним в мире, но не понимала. Она была простой, земной женщиной, без интеллигентских причуд. Брака дочери не одобряла. «Что, красивый, что, веселый? — выговаривала она Лере. – С лица воду не пить, а возраст никуда не денешь. Потом локти себе кусать будешь, попомни мое слово! Что ты понимаешь? Мало ли, что с ним интересно, ну и что ласковый, все они ласые с годами становятся,  а как войдешь в самую женскую силу, а он уже никудышный будет, вот тогда и узнаешь почем фунт лиха». Мать осталась вдовой в 33 года, посвятила жизнь Лере, и, почем фунт лиха знала не понаслышке.

Мать заправляла хозяйством в доме дочери, нянчила маленькую Кору и потихоньку внушала ей, что в любви один любит, а другой позволяет себя любить, и лучше пусть позволяющей себя любить будет женщина, а то ничего хорошего нет в том, чтобы как кошка быть влюбленной в мужчину, потому что все они козлы и никакой жертвенности и самоотверженности не понимают и т.д. и т.п.

— Слушай меня, — приговаривала она Коре, заплетая той косички. – А то будешь как мама твоя. На что польстилась только…

Кора не очень-то вслушивалась в эти воркования и не понимала их. Но, видно, не смысл, а интонация, энергия, с которой они произносились, отпечатывались в детском мозгу, в больших, серо-зеленых, не по-детски серьезных глазах. Они принимали страстную информацию к сведению и не спеша обрабатывали ее.

Кора недаром носила имя прабабки-латышки. Сдержанностью и любовью к порядку она тоже пошла в нее. И так же спокойно, как делала все, она однажды объявила за завтраком, что выходит замуж за своего сокурсника.

Лера тогда уже вдовствовала. Маленькое женское трио их семьи грозило сократиться до дуэта, причем не самого лучшего по звучанию. Что хорошего может быть в звучании взрослого и пожилого голосов, не разбавленного звенящей смешливой юностью?.. Известие о предстоящем замужестве дочери повергло Леру в замешательство – она показалась себе такой старой, такой беззащитной.

— Коронька, — растерянно произнесла она. – Как же это? Ведь последний курс. Экзамены на носу. Так неожиданно… Ты уверена в…

И в эту минуту она увидела как мать уже готовится завыть  и опередила ее. В конце концов, не она ли мечтала о внуках?!

— Раз ты решила, значит – уверен и человек- стОящий! Пригласи его к нам в субботу на чай. Я пирогов напеку с ягодами, творогом, мясом.

Кора вспыхнула и просияла. Потом порывисто чмокнула мать в щеку и убежала. Молодое счастье всегда безгранично и эгоистично.

— Ой!!! Ой! Да, как же это! Так скоро! – мать тяжело уронила изработанные руки на колени. – Она же девчонка совсем. Что она понимает, ой, ой…

Мать умела причитать и делала это со вкусом. В причитания она вкладывала всю свою неизрасходованную женскую силу, горькую бабью долю. К внучке она была привязана даже больше чем к дочери. Та была всегда на работе, всегда собранна и подтянута, и в глазах у нее светилась любовь к мужу. А матери хотелось, чтобы любили ее. Хоть немножечко. Нет, конечно, Лера любила и почитала ее как мать, но не было яркого света во взгляде, обращенным на нее. Лучистые, струящиеся счастьем глаза предназначались только мужу. Мать понимала, что так и должно быть, но ей было горько.

— Я словно собачонок бездомный! – как-то в сердцах высказала она дочери.

— Мама, ну, что ты? Какой ты собачонок? Что опять не так? – устало проговорила Лера и попыталась было обнять мать, но та отстранилась.

— Ничего!!! Все хорошо! Только одна радость, что Коронька!

И это была правда. Мать ошиблась только в определении. Она была не бездомной, а бесприютной. И только в  Коре реализовывала свою любовь и преданность. И смотрела на внучку преданными восхищенными глазами. И готовила ей нежнейшие котлетки из дважды взбитого куриного фарша со сливками, зажаривала их до румяной корочки, украшала веточкой укропа, укладывала затейливо на тарелку вместе с овощами и подавала своему маленькому божеству. Божество с тугими косичками аккуратно поглощало снедь, а мать смотрела на нее с придыханием.  И в глазах ее загорались звездочки счастья. Мама, мама…

И вот сейчас божество уходит. И прощай нежнейшие котлетки и затейливо выложенные на тарелки овощи. И погаснут звезды в глазах. И преданность никому не нужна. Да, так и должно быть, не век же внучке с ней вековать, но отчего так скоро?.. Нет ответа… И бесприютность еще больше сомкнется вокруг нее.

— Бог даст, правнуки у тебя будут! – Лера попыталась улыбнуться.

— До них еще дожить надо! – мать смахнула крошки со стола и в этом жесте была обреченность. «Дожить надо» — значит, донести свой запас преданности и любви до грядущих правнуков. А когда они грядут неизвестно. Да и хватит ли на них сил и этого самого запаса…

— Нет, уж теперь твоя очередь с внуками нянчиться. – Мать смотрела задумчиво на уголок стола. – Вот и вырастили тебя, Коронька…

С портрета на стене улыбался отец Коры. «Девочки мои» — вспомнила Лера его смеющийся голос, и ей захотелось плакать.

Сокурсник оказался длинным, худым кареглазым парнем. «Улыбчивый», — отметила про себя Лера и, принялась накладывать ему на тарелку яства. Мать сидела рядом и ревниво смотрела за его действиями. То, что Кора смотрит на него с любовью и сдержанным блеском в глазах – было ясно. « В Лерку пошла – как кошка влюбилась», — огорченно констатировала мать. Будущий жених тоже смотрел на невесту с обожанием, но матери этого было мало. Разве кто-то может быть достоин ее внученьки, ее божества?..

— Ну, не знаю, не знаю. – вынесла свой вердикт мать. – Мало ли… Человек как яблоко:  с виду хороший, а внутри гнилой.

— Мама! Хватит! –Лера впервые позволила себе поднять голос. –Все будет хорошо!

Все и в самом деле получилось хорошо. И родители кареглазого улыбчивого парня оказались вполне приличными и интеллигентными. И на свадьбе Кора была изумительно красива в молочно-белом платье, оттенявшим фарфоровую матовость кожи.

А потом родители молодого мужа Коры уехали на ПМЖ в одну из европейских стран и позвали молодых за собой. Те согласились с радостью.

Лера радовалась счастью дочери (или принуждала себя радоваться), радовалась четырехмесячному внуку. Вот и исполнилась ее вторая мечта. Только мать ошиблась – с внуком нянчиться не пришлось. Жил вместе с родителями далеко за синими морями (в прямом смысле) и запас Лериной любви и преданности сосредоточился на воспоминаниях о пухленьком, смеющемся малыше с кудряшками и крохотной родинкой на подбородке. Кора с мужем и сыном приезжали раз в год, заваливали подарками. Лера и мать смотрели на них с обожанием и грустью. Молодая семья была совсем из другого мира – звонкого, стремительного, жестокого и яркого. И так же как одноклассники когда-то ощущали «недоступность ограды» Леркиных мечтаний, она сейчас сама столкнулась с нею.

Всякий раз после отъезда внучки с семьей мать Леры устало опускалась в кресло и говорила как бы внутрь себя.

— Что уж, нет, уж… Отрезанный ломоть. Ах, Коронька… Вот помру я, одна ты куковать будешь…

— Мама, ну, пожалуйста, — молила Лера.

— Нет уж, что, уж… Подай лекарства. Выключи телевизор. И свет притуши, глаза болят.

Мать подолгу могла сидеть в полутьме, без звука. Никуда не хотела выходить. Почти не говорила. Ей нравилась тишина, а Леру она пугала. Мать словно готовила себя к последнему торжественному акту своего существования, готовила тщательно, с достоинством, но перечеркивала этим Лерину жизнь. Перечеркивала беззлобно, но с такой безнадежной интонацией, что Лере хотелось повеситься.

— Вот помру я, — одна на старости лет куковать будешь… Куковать, куковать…

Лере казалось, что в мозгу у нее сидит огромная мерзкая кукушка и без устали долбит: «Одна, одна, одна…»

Она поймала себя на мысли, что ей хочется подольше не возвращаться с работы. Благо, той было много, и требовала она предельного внимания. Лера была бухгалтером. Когда-то бесконечные сметы и таблицы были ей ненавистны. Сейчас она благодарила судьбу, что может подолгу задерживаться над их составлением.

С уходом матери Лера ощутила сиротство, горечь и облегчение. Мама… Самый родной, самый близкий по крови человек. Мамочка, в твоих глазах загорались звезды, ты умела радоваться малому. В тебе было так много любви.  Отчего же ты под старость стала так беспощадна к своему ребенку?  Или старость вообще беспощадна?..

Лере исполнилось пятьдесят. Далеко за синими морями у нее была дочь, двадцативосьмилетняя красавица Кора и уже два внука – семилетний Антоша — Энтони и двухлетний Дан. Они приезжали по-прежнему раз в год и Лера радовалась им,  и Кора настойчиво звала ее к себе, но Лере ехать не хотелось. Что-то властно и мягко привязывало ее к дому. Он словно врос в нее корнями, и отдирать его надо было бы с кровью. Да и вторгаться в быт дочери тоже не хотелось.

Жизнь медленно, но верно превращалась в однообразный ритуал. Чашка кофе по утрам, бутерброд с сыром, маршрутка №6 до вокзала, оттуда на метро две остановки до работы. И вот она, родимая — сметы, графики, таблицы. Жизнь должна была бы нестись, мчаться, устремляться в сияющий полет, или плыть – медовая, тягучая, с прерывистым дыханием страсти, но, ни в коем случае, не переваливаться, медленно переползая изо дня в день. А получилось так, что именно переползает. После работы – магазин, по выходным – уборка и рынок. Иногда можно пойти в гости, иногда встретиться со школьной  подругой.

— Или уезжай к дочери, или заведи себе кого-нибудь, — не выдержала как-то подруга. Так и закиснуть недолго.

— Как завести?- усмехнулась Лера. – Как котенка, мышонка?

— Козленка!- съехидничала подруга. Чем мужик от козла отличается? Практически ничем. Следовательно, заведешь козленка. Кстати, мышат не заводят, они сами заводятся.

— Спасибо, посоветовала и просветила! – улыбалась Лера.

— Я серьезно, а она хихикает! Помолодеешь, расцветешь. Только многого  от них не жди, об идеалах забудь, довольствуйся тем, что они могут дать. Живи проще и люди к тебе потянутся. Ты думаешь, почему в сказке Иванушка именно в козленочка превратился? Не в бычка, не в крокодила, а в козленка! Усекаешь, к чему я?.. Так что веди себя соответственно, в облаках не витай, а там, глядишь, все и наладится.

— Не могу я так. Не мое. Не могу я без любви. Я не кокетничаю, правда, не могу.

— Ага! Мечта номер три? Две мечты исполнились, теперь самое время третью реализовывать?! Ну, продолжай в том же духе. Одной ногой будто на земле стоишь, а другую в небо закинула. Светлое климактерическое будущее приветствуешь? Тогда определись – или туда, или сюда. Полтинник бабе, внуки уже, а она все о любви мечтает! Не, ну, правда же!

            Лера хохотала от души, но слушаться подругу не торопилась. Не получалось как-то…

Пятница 27 октября выдалась холодной. Моросило. Лера вышла из магазина с сумками и поплотнее запахнула пальто. Боже, какое чудо, что завтра суббота, не надо с утра никуда идти и трястись в маршрутке. Сейчас еще один переулок, пересечь двор и она дома.

Во дворе на мокрых детских качелях сидел мужчина средних лет. Худощавая, высокая и сутулая фигура его напоминала издали сломанный циркуль. Он был сосредоточен и смотрел в землю.

Лера мельком кинула на него взгляд и прошла мимо. Потом притормозила шаг и вернулась.

— Вам плохо? Вы кого-нибудь ищете?

Мужчина поднял на нее лицо. Оно было уставшим и каким-то помятым. «Пьяный, что ли», — обеспокоенно подумала Лера. – «Только пьяных мне не хватало! И, как назло, никого поблизости нет».

Мужчина опередил ее.

— Не бойтесь. Я сейчас уйду. Сердце прихватило немного.

— У Вас лекарства есть?

— Да, уже принял. Сейчас отпустит. Спасибо.

Лера потопталась немного  и спросила:

— Может, Вы голодный? Вы когда ели?

— Я завтракал, спасибо.

— Что?

— Бутерброд с кофе.

Лера поражалась своей настойчивости, и покладистости, с какой мужчина отвечал на вопросы. Со стороны могло показаться, что строгая моложавая учительница распекает провинившегося пожилого ученика.

— Где Вы живете?

— Сейчас нигде. Я ушел из дома.

— С женой нелады?

— Дочь. Она нашла себе человека и привела его к нам, потому что тот ушел от жены. А мы с ним не поладили. А дочка плачет. Она его любит и боится потерять.

— А Вы?

— А я ушел, чтобы им не мешать. Мне от того, что она плачет, легче не становится.

Лера присела рядом на скамейку.

— Нет, так нельзя. Может она волнуется и ищет Вас. Надо позвонить.

— Надо, — покорно протянул мужчина и снова уставился в землю.

Несколько минут прошло в молчании. Быстро смеркалось. Вдруг Лера решительно встала.

— Идемте! – скомандовала она.

— Куда?! – Мужчина оторопело посмотрел на нее.

— Домой ко мне. Что же Вы будете так сидеть? Вот и дождь начинается. Я Вас покормлю. Потом решим, что делать. Вас как зовут?

— Александр. – Он все еще хлопал на нее глазами, и по куртке его стекали первые капли дождя.

— А по отчеству?

— Сергеевич.

— Всегда любила Пушкина и Грибоедова! – Вставайте, Александр Сергеевич. Идем! – Лера поражалась своему напору. Никогда раньше за ней этого не водилось.

— Неудобно, что Вы? Александр Сергеевич мялся, Лера упорствовала, и теперь со стороны могло показаться, будто две фигуры исполняют причудливый танец  на мокром щебне. Наконец, он махнул рукой и поплелся за ней.

— Переодевайтесь. — Лера достала из шкафа тапочки мужа. Гостевых у нее не было. – Мойте руки, сейчас обедать будем! Полотенце на крючке. А потом позвоните дочери. Думаю, все образуется.

— Не образуется. Не тот он человек. А дочка любит его.

— Тогда будем думать, что делать. Идите в ванную.

Он умывался  долго, и в кухню доносилось блаженное отфыркивание. Лера разлила суп по тарелкам, положила на стол корзинку с хлебом и миску с квашеной капустой и помидорами.

— А Вы… не боитесь? Александр Сергеевич появился в дверях ванной, розовый от умывания. – Вот так приглашать в дом совершенно незнакомого человека. Время-то сейчас какое…

— Нет. – Лера остановилась на ходу, подумала немного, — Не боюсь. Вас не боюсь.

— Почему?

— Не знаю. Но не боюсь. Идите к столу.

Потом они ели, пили малиновую наливку, а потом чай. Александр Сергеевич рассказывал о дочери, о том, что он вдовец, что прожил с женой без двух дней двадцать пять лет, и, что дочь унаследовала от жены волосы цвета каленой меди и темно-серые глаза. А Лера рассказывала о Коре и о своей бесхитростной жизни. Потом он звонил дочери, но той не было дома, а с ее сожителем ему разговаривать не хотелось. И Лера поймала себя на мысли, что ей не хочется, чтобы дочь его искала и чтобы он уходил.

— Ну, я пойду. Спасибо Вам.

— Куда? – спокойно и даже как-то иронично протянула Лера. – На ночь глядя? Оставайтесь. Постелю Вам в комнате дочери. Она там жила, пока замуж не вышла. Завтра утром решим, что делать. Если захотите, я с Вами поеду, разберемся на месте у Вас дома.

— Спасибо огромное. Неловко очень. Простите.

— Оставайтесь. Утро вечера мудренее. Завтра все решим.

Время, до сих пор лениво переползавшее изо дня в день, кажется, встряхнулось и пошло рысью! А потом и галопом. Третья мечта метнулась синицей  в небо и осторожно опустилась рядом с Лерой. Пусть не журавль, но ведь и не ворона же! И не долбящая мозг кукушка.

— Ты идиотка что ли? – подруга слов не находила от ярости.- Кто он такой? Откуда? Ты его знаешь? Вдруг, он маньяк какой-то? Нет, хороша тихоня, привела постороннего мужика в дом, он живет у нее неделю, а она сияет. Нет, ну, что ты хихикаешь, можешь объяснить? Правильно о тебе в школе говорили – Лерка с придурью. С придурью и есть!

— Не знаю, — улыбалась Лера. – Просто все хорошо.

— Ну, ну… Попомнишь еще мои слова.

— Нет. Я просто чувствую, я знаю. Все будет хорошо! 

+48
23:00
832
RSS
23:11
Прошу прощения за неск. мех. ошибок. У меня нелады скомпом, и клавиши часто западают.
Вот найденные ошибки:
1.это было милосердно с нашей стороны — верно — со стороны одноклассников
2.не она ли мечтала о внуках?! — верно — не она ли, Лера, мечтала о внуках?
3.значит – уверен и человек- стОящий! -верно — значит — уверена
4.оказались вполне приличными и интеллигентными. — вполне приличными и интеллигентными людьми.
5. с внуком нянчиться не пришлось. — с внуком Лере нянчится не пришлось
6. Жил вместе с родителями далеко за синими морями (в прямом смысле) -жил он вместе с родителями…
7.Благо, той было много, и требовала она предельного внимания. — Благо, дел было много и требовали они предельного внимания
8.положила на стол корзинку с хлебом и миску с квашеной капустой и помидорами. — поставила на стол корзинку…
15:05
Хороший рассказ — жизненный, написан мастерски, со знанием литературных приемов и психологии.
Удачи в конкурсе.
С уважением
Наталья.