Восточная легенда. Аль-Исса

Я в твою усыпальницу крался, богиня,

лабиринтом запутанных снов – коридоров.
Фрески стены ласкали телами нагими,
вздохи, шорохи, стоны, обрывки чужих разговоров.

Эхо мыслей моих отражалось, дробилось,
от карнизов, от сводов, от вычурной лепки …
Я вполне допускаю, всё это приснилось,
словно птице свобода за прутьями клетки.

Стража сладко дремала, обняв древки копий,
словно стан танцовщицы кальяна изгиб.
Пьяных оргий дурман навевал сильный опий,
а потом лишь туман, и не видно ни зги.

Потаённая дверца пропустит, не скрипнет,
идеально подходят корысти ключи,
напоровшись на нож, евнух сдавленно вскрикнет
и, закашлявшись кровью, затихнет в ночи.

Двое дряхлых жрецов сединой убелённых
в тайну тайн посвящали его одного,
чтоб стерёг красоту от безумцев влюблённых,
незначительный срок, ровно вечность всего …

После смерть принимал евнух в адовых муках,
мой удар избавлением показался ему.
Охраняла забвенья и тлена порука
этот склеп красоты и надежды тюрьму.

О, богиня, ты – смерть, хоть сама ты бессмертна,
утверждала молва, что на слухи щедра.
Все раджи и князья, их вассалы и смерды
опасались узнать, что скрывает чадра.

Поклонялся народ красоте твоей вечной,
но кто видел тебя, тот, считалось, погиб.
Шаромыжник и вор, я — бродяга беспечный,
в сети той красоты основательно влип.

Раз в пять лет выезжала её колесница
из дворца лунной ночью на белых слонах.
Ты гашиш не кури, может это присниться,
только в детски наивных, полуденных снах.

Пел народ о богине священные гимны,
приходил в исступленье, расправу вершил.
От копыт и колёс люди сотнями гибли,
достигали их стоны туманных вершин.

Не страшны мне казались замки и засовы,
я не в меру азартный, рисковый игрок,
в темноте где-то ухали белые совы
и летучие мыши скребли потолок.

В белоснежных одеждах, в девической келье
я богиню увидел, стою не дыша …
но меня ожидало дурное похмелье,
насмерть раненной птицей упала душа.

Горб и космы седые, корявые руки,
взгляд безжизненный тусклый из-под сетки морщин,
вмиг мечту погубил образ ветхой старухи,
что служил алтарём для юнцов и мужчин.

Только утром, проснувшись средь разного хлама
спозаранку гудящей, как рой чайханы,
я проклятью предал эту ведьму из храма,
предпочтенье отдав … кошельку Фатимы …
голоску Зульфии … знойным взглядам Зухры.