Вся ночь впереди

В сгущающихся сумерках дом стоял белой глыбой на фоне затянутого тучами неба. Мелкий дождь шел стеной, создавая мокрую завесу больше похожую на испарение чем на настоящий дождь. Морось призрачной дымкой обволакивала чей-то силуэт, замерший у стен. Тишина. Лишь вдалеке пугает гром, предвещая скорую грозу.

Силуэт неровной походкой двинулся вдоль забора, а дойдя до кустов цветущей сирени вдруг подтянулся и перемахнул через невысокую преграду.

***

Ноги тут же угодили в земляную жижу. Морось не морось, а земля раскисла и разъезжалась под подошвами Макса при каждом шаге. Он не собирался идти к входной двери, естественно она заперта, а ключа у него нет.

Шаткая деревянная лестница, отсыревшая и обросшая зеленым мхом, зашаталась под весом человека. Человек, не обращая внимания на опасность, подгоняемый алкоголем в крови и безразличием, нежели храбростью, полз вверх. Остановившись на последней перекладине, он уперся взглядом в оконные створки второго этажа, мансарды, как любила говаривать бабушка. Дерево рамы покосилось, убитое за годы солнцем, морозом и влагой. В щель между створками легко зашла ладонь. Рывок, и тишину прорезал треск ломаемого дерева. Подтянувшись и перекинув ногу над стеной, Макс через секунду был внутри дома.

***

Он не стал задерживаться на чердаке. Ему стало не по себе от неясных очертаний брошеных вещей, которые сначала аккуратно складывались, а с годами уже просто бросались в общую кучу. Здесь можно было найти его ранцы, с которыми он ходил в школу, мамину старую шубу, в карманах которой он когда-то обнаружил советскую мелочь, отцовский велосипед, старых кукол младшей сестры, сейчас вперившихся выцветшими глазами в черноту крыши. На веревке, растянутой между балками, висела скукожившись рыба. Забыли снять, или не смогли.

Еще по одной лестнице, на этот раз добротной, металлической, Макс спустился на первый этаж и первым делом отхлебнул из фляжки которую достал из внутреннего кармана. Вкус у коньяка был паршивый, но эффект не заставил себя ждать. Стало тепло, несмотря на отяжелевшую от влаги ветровку.

Он зажег свет во всех комнатах, включил отопление и развесил мокрую одежду на батареях. Дождь тем временем усилился и назойливо стучал в окна.

Это был дом в котором он провел детство, каждый уголок, каждая деталь интерьера была связана с какой-то историей из далекого прошлого. Вот высокий порог между кухней и спальней. На нем он частенько восседал, представляя себя наездником на гарцующем скакуне. Закуток между шкафом и стеной, где стояла гладильная доска. Здесь, такой же дождливой ночью, лет пятнадцать назад, он в свете молнии видел сгорбленого старика в лохмотьях с седыми волосами до плеч. После того видения он бился в истерике когда мать сказала ему встать в этот угол за какую-то провинность...

В зале под акомпонемент дождя тикали желтые настенные часы с гирьками, желтый свет лампы ложился на выцветшие обои создавая мягкие полутона. Макс опустился в кресло и некоторое время смотрел в окно за которым была темнота.

Что ж, его хватило на целых три курса академии. Конечно, после трех лет обучения, отчисление переносится гораздо болезненнее чем после двух. А ведь смутное понимание того что юриспруденция не его конек, пробудилось в нем еще в первом семестре первого же курса. И стоило ли мучаться? Просто не хватило смелости все бросить, но и сил и желания продолжать обучение тоже не хватило. Подсознание в обход разума вставляло палки в колеса, заставляло прогуливать лекции и заваливать экзамен за экзаменом. И все это при том, что на первом курсе он считался подающим надежды и пользовался безмерным уважанием преподавателей. Наверное поэтому он и продержался так долго, они просто не верили что вроде бы умный человек может так в открытую рубить сук на котором сидит.

Какое-то время после отчисления он жил в студенческой общаге, но пришла пора съезжать и оттуда. Собственно поэтому он и здесь, идти-то больше некуда. На улице дождь, а дома мать с отчимом, с надеждой на сына, будущего юриста.

Дальше тянуть нет смысла. Ночь на то чтобы собраться с духом. Одна ночь на то чтобы снова стать человеком хотя бы в своих глазах. Еще этот алкоголь. Макс понимал что тонет, и это была не последняя причина его незавершившегося образования. Слишком заманчиво, так замыливает взгляд, и кажется что все идет по плану. Но по чьему? Он опять отхлебнул из фляжки, и поставил ее на столик рядом с креслом. В голове уже затуманилось после первых глотков, сейчас совсем похорошеет. Он знал это наверняка.

Вся ночь впереди. Телевизор включать не хочется. Макс достал старый фотоальбом из трюмо и вернулся с ним обратно к креслу. Пыльный, серый и тяжелый. Он хранил в себе истории в картинках не одного поколения Кузнецовых и их многочисленных родственников.

Альбом давно не открывали, почти все фотографии отклеились и лежали вперемежку. И цветные, и черно-белые. Чья-то свадьба, чьи-то похороны, опять гроб с маской вместо лица и натянутым до шеи савваном. Он помнил эти фотографии из детства, тогда они его пугали, да и сейчас в пустом доме, ночью, они не вызывали приятных чувств.

А вот и хорошая фотография. На ней он с мамой, папой и сестрой в детском парке. Они стот рядом с большими куклами льва и тигра, в центре, а родители по бокам. Голубое небо, зеленые деревья и вся жизнь впереди. А ведь не так и давно это было, лет восемь назад. Но черт возьми, как же все изменилось, каким спокойствием и любовью веет от этого снимка, и как сейчас все превратилось в болото. Да хорошая фотография. По щеке пробежал слеза, Макс даже не заметил ее соленого привкуса в уголке рта.

А вот еще фотография, тоже не такая старая, лет десять с той поры прошло. Его двоюродный брат Сергей, дядя Слава и тетя Марина. Стоят в огороде, осень, мокрая черная земля, серое небо. Но они улыбаются, у Сергея в руках большой кочан капусты, у дяди — тыква. Тетя с граблями. Уборка урожая у бабушки прошла успешно. Вон, там, за окном стояли, куда Макс смотрел сидя в кресле полчаса назад. Десять лет, а никого уже и в живых нет. Сергей погиб в автокатастрофе, дядя сгорел в пожаре на фабрике, а тетя умерла от рака. Десять лет, и три молодых жизни. Которые хотели жить.

Он посмотрел в окно. Никого. А кто-то должен быть? Хотел было отхлебнуть, но передумал. Как-то еще муторнее на душе стало. Хотел обдумать все, а сидит и бередит прошлое. Хотя себя жалеть перестал. Не все так плохо. Ты живой.

Он отложил альбом в сторону, встал, дошел до кровати, щелкнул выключателем и залез под покрывало. Дождь поутих, и в доме тоже разлилась тишина. И несмотря на мрачные воспоминания, ему стало так уютно, что он поджав ноги к груди, подумал что от покрывала пахнет детством. Еще он подумал что завтра поедет домой и обо все расскажет матери. А альбом заберет с собой. Нужно вклеить фотографии, негоже памяти угасать в пыльных шкафах.