Занозы

Каждую ночь я слышала лёгкие, едва уловимые всхлипы около гардероба. Мама давно говорила, что со мной что-то не так, и я уже привыкла к странностям, происходящим вокруг, и принимала многое спокойно и без лишней эмоциональности.
Я старалась не обращать внимания на всхлипы, но с каждым днём они словно нарастали друг на друга, соединялись, усиливались и становились слышимыми. Очень не хотелось ни с кем разговаривать и разбираться среди ночи, ещё родители услышат и, не дай бог, в психушку сдадут. Но когда я услышала всхлипы совсем отчётливо, то пересилила себя, встала с кровати и подошла к гардеробу. Около него сидел не знакомый мне мальчик.

– Почему ты плачешь? – спросила я.

– Потому что мне больно, – ответил он. – Видишь дыры?

Я взглянула туда, куда он показывал. Его тело было покрыто дырками и занозами, маленькими и большими, глубокими и не очень, а самое поразительное было то, что внутри дыр ничего не было, пусто. И крови тоже не было. Будто он и вовсе состоял не из крови и воды, а из картона или из пластика.

– Слушай, это, конечно, очень мило, что ты решил именно у моего гардероба поплакать ночью, но не мог бы ты плакать потише? Мне в школу завтра…

– Постараюсь тише, – ответил мальчик.

Я легла в постель и полночи не могла заснуть, всё думала о девочке из параллельного класса, которая каждую перемену смотрела на меня и улыбалась. Что она от меня хочет?

Как же мне надоели эти неприятные вещи, происходящие со мной, и ещё, что это за странный мальчик у гардероба? Надеюсь, я не сильно его обидела.

На следующий день мальчик из картона попросил у меня иголку и нитку, сказал, что решил что-то сделать с этими дырами, плакать уже не было сил, да и плакать громче уже было некуда.

Вначале он не мог даже вдеть нитку в иголку, я видела его неуклюжую тень и улыбалась. Видимо, что-то было в моей улыбке, он улыбался мне в ответ и говорил: «Вот неуклюжий!» – смеясь над собой, ведь смех – лучшее лекарство.

Со временем он научился находить в этой темноте лучик света, впервые вдел нитку в иголку и начал делать первые швы. Неровные и неловкие, они быстро расходились, он шил по одному и тому же месту сикось-накось раз двадцать точно, а может, и больше, а когда вконец запутывался – пытался отвлечься и принимался вынимать занозы.

«Занозы, – говорил он, – это не раны. Раны – это последствия. Когда ты слишком раним, то все люди, которые когда-то сказали тебе что-то неприятное, занозами садятся внутри тебя и продолжают галдеть, галдеть и галдеть, и каждый миллиметр занозы, кто-то из них замолкает и оставляет за собой отметину.

Я слушала его, и мне становилось лучше. Все считали меня странной, говорили, что никогда такая девочка не найдёт друзей и не вольётся в нормальную жизнь. Круги у меня под глазами день ото дня набирали яркость, впитывали в себя все оттенки фиолетового, и вскоре ими можно было покрыть площадь какой-нибудь деревеньки. И только когда я смотрела на его старания, сидела около него и оберегала от людей, что-то внутри меня успокаивалось, под утро я ложилась в постель и мирно засыпала.

Я желала ему удачи. Про себя, разумеется.

Мы становились старше, а он всё ещё мучился со своими ранами, хотя половину из них он всё же зашил. Каждое движение становилось увереннее, прочнее игла входила под кожу, он уже словно понимал, где именно нужно пропустить иглу, чтобы всё снова не пошло по швам; швы теперь редко расходились, но иногда это всё же происходило, и он расстраивался, выбрасывал иголку в окно и говорил, что всё это бесполезно, мы сами роем себе могилы, зарываем себя с головой, а потом понимаем, что ещё живы.

Я давала ему отдохнуть и говорила:

– Вспомни, с чего ты начинал, – а на следующий день протягивала ему новую иголку, и он начинал всё с начала.

В школе всё было по-старому, но в какой-то момент во мне что-то щёлкнуло, я устала от этой игры в гляделки и уверенно направилась к улыбающейся девочке.

– Что тебе нужно от меня? Ты считаешь меня пугалом? – спросила я.

– Нет, что ты. Я давно за тобой наблюдаю и считаю тебя очень интересной, – ответила она. – Давай дружить?

Это было что-то новое для меня, что-то невероятное. Она не назвала меня пугалом и не упрекнула в том, что со мной что-то не так. К тому моменту я уже не боялась впускать в свою жизнь новых людей.

Я всё реже и реже слышала мальчика по ночам, иногда и вовсе спала как убитая. А это означало, что он даже не плакал. В один из дней он вышел из своего угла, и я совсем его не узнала: лицо было сияющее и счастливое, на теле виднелись аккуратные узелочки.

– Ты такой молодец! – сказала я ему.

– Больше я тебе не нужен, – сказал он, развернулся и нырнул сквозь шкаф.

Я вскочила с места и бросилась к шкафу. Там висели мои обычные вещи, а рядом лежала кучка заноз. Всё, что от него осталось.

– Я совсем ничего не поняла, милый мальчик, но мне будет тебя не хватать. – С этими словами я взяла кучку заноз, положила её под подушку и легла спать.

+23
17:21
576
RSS
06:30
Ваше произведение принято. Удачи в конкурсе!