Жесткий и мягкий диски или сила русского слова

По-настоящему я оценила силу русского слова только тогда, когда не смогла его написать.

Субботнее утро началось для меня с ночного кошмара: мой верный ноутбук, служивший хозяйке верой и правдой последние лет…ять, не подавал признаков жизни и как бы нежно я ни гладила его исцарапанный корпус, включаться отказывался.

Знакомый экран зиял космической черной дырой, которая (чуяло мое сердце) сожрала с аппетитом добрый террабайт моей личной вселенной.

Не будучи носителем великого и могучего, мой приятель Мурат не смог в полной мере насладиться витиеватой структурой русской брани, фонтаном из которой его обдало с ног до головы после подтверждения моих опасений.

Тем не менее, силу экспрессии Мурат оценил и, похлопав меня по плечу, в классической турецкой манере уверенно сказал, что главное здоровье, и Insallah все будет хорошо, а потом пообещал к понедельнику провести моему ноутбуку операцию по пересадке сердца и мозга заодно.

Я съежилась и закуталась в бескрайний палантин, несмотря на +12. Вполне трезвый аргумент от Мурата о важности здоровья меня не грел.

— Как же так, Михаил Афанасьевич?! И кто это там обнадеживал, авторитетно заявляя “Рукописи не горят!”?! Почему я в таком случае чувствую себя героиней романа Маргарет Митчелл? И не потому, что по натуре Скарлетт О’Хара, хотя принципом “Я не буду думать об этом сегодня, я подумаю об этом завтра” не гнушаюсь, конечно, а потому, что последние несколько лет моей жизни теперь “унесенные ветром”, БЛИН!

И да, да, да, я знаю, что нужно делать резервные копии и делаю их периодически. Только вот незадача, внешние винчестеры в отличие от рукописей горят с завидной быстротой, оставляя тебя с ощущением внутренней пустоты.

Прожорливая черная дыра сожрала и не подавилась увесистую папку АНЯ ФОТО и теперь я не смогу снова подсмотреть, как Анна Андреевна ловко жарит омлет на новой сковороде или как впервые ныряет и уверенно плывет к берегу, как кормит вальяжных стамбульских котов.

Переваривая прискорбные обстоятельства, я с полной самоотдачей плачусь в жилетку Мурату. Мурат наливаает мне свежего чаю и говорит, что не делает фотографий.

• -Это как спрашиваю? Вообще что ли? Никогдашеньки – преникогда?
• -Никогда.

Оказывается, Мурат не любит разглядывать прошлое и не старается заглянуть в будущее. Он старательно и кропотливо живет только настоящим, концентрируя на нем все свое внимание, не отвлекаясь на суету. Таким же образом он делает и свою работу, поэтому у меня нет никаких сомнений, что к понедельнику этот турецкий Гудвин подарит моему ноутбуку новое храброе сердце и мощные мозги.

Тем не менее, меня все не отпускает.

• -А как же, — спрашиваю, — любимые моменты!? Они же теперь навсегда ушли, канули в кибер-Лету, и я больше не смогу в них вернуться!?

Впервые за последние полчаса Мурат отрывается от ноут-бука пациента и смотрит на меня теплым чайным взглядом:

• -Важные моменты, Елена-Ханым, если они действительно важные, невозможно ни повредить, ни стереть, потому как хранятся они у тебя на самых надежных дисках: жестком, Мурат дотрагивается до моего лба и мягком, кладет руку себе на грудь в области сердца. На тебе показывать не буду, а то еще примешь за sexual harassment.

Звучит убедительно, но у меня припасен финальный аргумент:

• -А как же я писать-то буду?! У меня ведь кириллица только на ноутбуке была. На всех остальных гаджетах латиница. Я же теперь, как немая.

Мурат, не растерявшись, берет меня за руку и ведет через дорогу в канцеллярскую лавку дедушки Октая, мое излюбленное место. Хрустящие новые страницы и запах свежей типографской краски всегда поднимают мне настроение.

С верхней полки Мурат берет большой яркий блокнот:

• -На держи, ноутбук запаска на выходные.

Потом достает из стаканчика простой карандаш и протягивает его мне.

• -Этот карандаш хоть и турецкого производства, но прекрасно владеет русским языком. Можешь проверить прямо сейчас.

И помни, Елена-Ханым, важные моменты всегда с нами, их нельзя уничтожить.

А теперь куртку застегни и шапку надень, чтоб не отморозить мягкий и жесткий диски.