Никогда

Ирине К.

1

— Ну… все…

Он облегченно вздохнул.

Ситуация не подразумевала облегчения, но чувство было таким.

— Ну все, — подтвердила девушка и соскочила на пол.

Ее длинные белые ноги сверкнули ярким педикюром – эмалево желтым.

— Сколько времени? – уточнила она.

— Одиннадцать двадцать, — ответил он, посмотрев мобильник.

— Уже?!

— Еще. Хозяйка придет через сорок минут. Ты куда спешишь?

— В универ, на третью пару хочу успеть.

— Так подожди, – сказал он, глядя, как она перебирает свою одежду на стуле. – Вызову хозяйку, сдам квартиру, поедем. Я же тоже возвращаюсь на работу.

— Нет, — она покачала головой. – Я сама доберусь. Мне на самом деле еще кое-куда надо забежать.

Он не ответил.

Он не забывал, что девушке девятнадцать лет, а ему – в два с половиной раза больше, и она почти годится в ранние внучки.

А она не забывала, что он проректор. И старалась не светиться, не демонстрировать близость их отношений.

Хотя, конечно, понимала ценность связи.

Ведь он, отвечая за самую финансово ценную сторону деятельности – заочное и дистанционное образование – был вторым человеком в университете и мог абсолютно все.

Она подняла с пола бюстгальтер, которой они то ли уронили, то ли бросили, раздеваясь – этого он не помнил.

Нагибалась она грациозно, повернувшись спиной.

Ноги были тонкими, под точкой схождения сиял промежуток, там свисало, нежно и влажно розовело.

— Застегнешь? – спросила девушка, подавшись с бюстгальтером, накинутым на плечи.

Она знала, как он любит прикасаться и к ее телу и к ее одежде – особенно к интимным предметам – и давала порадоваться, когда бывала в хорошем настроении.

Сегодня она была в хорошем. В плохом они не уединялись на съемных квартирах, встречались в его машине – не для секса, для решения ее проблем, которые возникали постоянно.

То, что она обращалась к нему на «ты», было в порядке вещей и радовало его временным забвением возраста.

— Конечно, — ответил он и поднялся, чтобы дотянуться до ее спины.

Диван жалобно заскрипел. Он был разбит вдрызг и, как все в этой «квартире на час», дышал на ладан.

Девушкины грудки были небольшими, конусовидными, упругими, с сосками, сохраняющими невинную припухлость в любом состоянии.

Над левой краснело тонко вытатуированное сердечко, в таком возрасте органичное.

Бюстгальтер имел чашечку «А» — чуть больше «нулевого» размера по терминологии его молодости. Кружевная планка была трогательной, узкой. Сведя концы и застегнув на самый тугой крючок, он расправил завернувшиеся бретельки, приподнялся еще чуть-чуть, поцеловал любимую родинку между лопаток, чуть левее выпуклой линии позвоночника.

— Спасибо, — сказала девушка и повернулась к нему.

Чашечки были плотными, татуированное сердечко выглядывало рядом с бантиком, под которым крепилась бретелька.

— Дай, пожалуйста, трусы, — попросила она.

Он повернулся.

Плоско разложенный диван был приставлен к стене. Белые трусики, отделанные кружевами, висели на бра.

Он снял невесомую тряпочку с железного рожка, протянул ей.

Передавая из рук в руки, он почувствовал запах и, как всегда, отметил, что она встречается с ним не только ради безбедной учебы в университете.

Женщина, встречающаяся с мужчиной под давлением обстоятельств, пахнет по-другому.

Это радовало и говорило, что жизнь еще не кончилась.

Обессиленный, он опустился на подушку, лежал и смотрел, как она одевается.

Как по очереди влезает ногами в трусики, тянет их двумя руками вверх, скрывает все, что он так любил.

Как натягивает колготки, сквозь черный эластик которых желтые ногти просвечивали зеленоватым, расправляет на нетолстых бедрах, поднимает резинку выше трусиков, сияющих сквозь плотную часть почти скромно.

Как надевает короткую джинсовую юбку, не с первой попытки задергивает молнию на боку – в этот момент он подумал, что надо подарить ей что-то новое.

И как наконец ввинчивается в пышный темно-зеленый свитер – на несколько секунд скрывшись от него, глядя в упор выпуклым пупком с плоского живота.

Он медленно приближался к своему пятидесятилетию, с каждым годом мерз все больше. Несмотря на то, что нынешняя машина имела подогрев сидений и была возможность запустить двигатель заранее, прогреть салон до нужной температуры, он поддевал термобелье.

А она в двадцатипятиградусный мороз носила капроновые колготки с юбкой до середины бедер и свитер на голое тело. Была полуголой под курткой на рыбьем меху, но ездила в общественном транспорте – в троллейбусах с ледяными диванами и заиндевелыми окнами, капюшон накидывала лишь в самый сильный снег.

Натянув свитер, она поправила толстый воротник, растряхнула по плечами волнистые светлые волосы.

Девушка их не красила, они имели натуральный цвет. В сочетании с угольно-черной порослью под животом они настраивали на определенный лад.

Она не могла назваться красавицей, свежая мордашка была обычной.

Но он понимал, что связь с ней наполняет жизнь не столько утолением телесного голода, сколько чувством самоутверждения.

— Ну все, я пошла! – сказала она, одернув юбку. – Чмоки-чмоки и пока-пока.

— Пока, — ответил он.

— Закроешь за мной?

— Закрою, конечно. Ты просто захлопни, я немного полежу.

— Я тебе позвоню, — пообещала она.

— Конечно, — согласился он.

— Когда буду свободна.

— Конечно, — подтвердил он и закрыл глаза.

Смотреть, как она уходит, всегда было больно.

Уходила не любовница – бывшая студентка, дарящая его собой.

Уходила его молодость – всякий раз навсегда и все дальше.

Босые шаги девушки прошлепали по полу, зашуршала куртка в передней, коротко ударили надетые сапожки.

Потом дважды повернулся замок, скрипнула ручка, вздохнула дверь, щелкнул язычок – и по ту сторону, затихая на лестнице, простучали шаги.

2

Нужно было встать и запереться, чтобы не лежать, как на вокзале, в убогой квартире вонючей «хрущевской» пятиэтажки без лифта, где, кажется, никто не жил, а только сдавал и снимал.

Но у него не осталось сил.

Не осталось ни на что – даже на то, чтобы встать и принять душ прежде, чем возвращаться в университет, откуда он отлучился на пару часов, сказав секретарше, что нужно решить нетелефонные дела в академии управления при губернаторе области.

Он лежал, слушал свое тело, вспоминал пролетевшие минуты и пытался понять свое состояние.

Сошлись они с девушкой полтора года назад – на ее первом курсе, где он читал высшую геометрию.

Она отдалась ему не за экзамен, а просто так, еще до мыслей о сессии.

Трудно было сказать, как все получилось.

Он давно ощущал себя старым, жене не изменял. Да и в прежней жизни ему нравились женщины иного типа – с тяжелой грудью и ощутимыми бедрами, а не полуневесомые создания.

Сейчас он не мог восстановить цепочку событий, которая началась с того, что они перекинулись парой слов после лекции о линейчатых поверхностях, продолжилась предложением подвезти до дома, сверкнула где-то посередине россыпью умелых поцелуев над ручкой переключения передач, а закончилась пухленькими сосками, смотревшими в полумраке точно такой же «квартиры на час».

Но совершив непозволительное в первый раз, он стал относиться к ней по-особому.

Почти по-отцовски, что побуждало снисходительно отнестись на своем предмете и хлопотать перед коллегами.

Попроси его взглянуть правде в глаза и ответить на вопрос, зачем с ним встречается девушка, он оказался бы в затруднении.

Первой, конечно, всплывала естественная причина.

Он не только решал все ее дела в университете, но время от времени дарил подарки – то одежду, то что-нибудь ювелирное.

Выкраивать средства из семейного бюджета при его зарплате удавалось без труда. Тем более, что проректорская должность позволяла иметь доходы, которые приятели сходного ранга именовали «неучтенным налом».

А девушка радовалась каждой новой тряпочке или побрякушке.

Но тем не менее в машине – когда он подхватывал ее на условленной точке – она целовалась жадно. А на съемной квартире — всякий раз новой из боязни опознания — он обнаруживал, что ее трусики намокли.

Правда, он понимал, что в девятнадцать лет девушкино тело содрогается от вулкана гормонов и точно также они намокают в объятиях любого прыщавого сверстника.

Но пока они валялись вдвоем на предоплаченных простынях, о подобном не хотелось думать, он наслаждался каждым ее сантиметром.

А когда оставался один и медленно приходил в себя, накатывали разумные мысли.

Он любил свою жену – стопроцентную женщину со всех точек зрения. Эта девушка, которая была моложе их дочери, не стоила одного ее волоска.

Всякий раз после свидания он говорил себе, что этот раз последний.

Но проходило время, она звонила ему с очередными проблемами и они встречались опять.

Все шло по кругу, он не мог ничего разорвать.

Сегодня он устал сильнее обычного, не было сил встать.

Но сон задержался на пороге.

Перевернувшись несколько раз в смятой постели, хранящей запах девушкиных духов – подаренных ей месяца два назад – он нашарил на стуле телефон и зачем-то набрал ее номер.

Именно набрал, не имея ни «горячей» клавиши ни даже просто контакта.

Жена его не контролировала, не шарила по карманам, не рылась в мобильнике, но он перестраховывался. Любое знание подобного рода могло создать трещину в семье, которая оказалась бы необратимой.

А он не хотел ничего нарушать, он слишком уважал жену, чтобы дать ей повод страдать из-за беса, гнавшего в объятия студентки.

Покрывая себя все более сильными проклятиями он дал себе последнее из послаблений.

Через три года девушка должна была окончить университет – а если не собиралась в магистратуру, то и через два. И тогда все прекращалось без его усилий.

Но думая об этом, он понимал, что через два года отправит ее в магистратуру, еще через год протолкнет в аспирантуру к кому-нибудь из друзей. При заминках купит ей диссертацию, а потом устроит на кафедру.

И этой связи – бессмысленной для серьезного человека – не виделось конца.

Но остановить ее не получалось.

Девушка «заводилась» легко, свое испытывала за минуты, потом терпела его усилия.

По завершении она выбиралась из постели и бежала по своим делам, как и полагалось молодости.

А он даже в молодости никогда не спешил, не бросал женщину после пика, испытывал потребность побыть в последействии, поцеловать не жадно, а нежно, погладить тело, подарившее удовольствие.

Ей этого не требовалось, он довольствовался тем, что наблюдал за процессом одевания.

Зачем звонил ей сейчас, он не имел понятия, но все-таки позвонил – и сбросил вызов после второго сигнала.

У них не было заведено обмениваться дозвонами, в случае необходимости они звонили до победного конца.

Он знал, что она ему не перезвонит, и так казалось правильным.

Вытерев лицо тыльной стороной ладони, он почувствовал, что телефон пахнет ею.

Не ее «Диором» – а ей самой.

Ведь пахла ею его рука.

Поняв это, он, кажется, задремал.

3

Во сне все оказалось иным, нежели в реальности.

Пищал мобильник, трещал дверной звонок.

Потом где-то защелкал замок, скрипнула дверь, послышались шаги, которые приближались, вытаскивая в явь.

Девушка вернулась.

Он ощутил тепло и почувствовал, что она склоняется над ним.

Откуда-то хлынул запах давно не стиранной одежды, котлет из магазинного фарша и еще чего-то, ассоциирующегося с супермаркетом «Полушка» и зубной пастой «Лесной бальзам».

Так не могло пахнуть от его девушки.

Он открыл глаза и увидел пару огромных, изжелта белых молочных желез.

Чуть поддержанные сероватым бюстгальтером, они покачивались в отвисшем вырезе блеклого цветастого платья.

Выше хмурилось непривлекательное лицо женщины лет шестидесяти.

Он вздрогнул, не сразу узнал хозяйку квартиры.

Отдавая деньги и получая ключи, он смотрел не на нее, а на спутницу.

— Эй! Вы живой? – заговорила она. – А то звоню – не открываете, отпираю – дверь открыта.

— Кажется, живой, — без охоты ответил он.

И тут же понял, что лежит голый, вскочил, потянулся за одеялом.

— Не суетитесь, не такое видала, — женщина усмехнулась, отошла от дивана.

— Извините. Вы проверяйте ванную, кухню, а я оденусь.

— А что мне проверять? – возразила она. – Вы человек с виду приличный – что, будете посуду бить и полотенца воровать?

— Не буду. На самом деле мы туда не заходили. Сразу сюда, потом обратно.

— О чем и говорю. Собирайтесь, одевайтесь, я отвернусь, если вы такой стеснительный. Время, время: сейчас следующие придут, а мне надо белье поменять, проветрить, пол протереть.

Прикрываясь рукой, он встал, оттащил стул с одеждой, принялся искать свое исподнее.

Хозяйка не смотрела на него. Она отомкнула высокий платяной шкаф, вытащила аккуратно сложенную – как в поезде – стопку чистого постельного белья с парой полотенец поверх всего, бросила на подоконник.

Потом склонилась в разворошенному дивану и стала вытряхивать из наволочек подушки.

Замерев с трусами в руке, он подумал, что пока хозяйка возится, надо юркнуть в ванную и принять душ.

Но решив, он не двинулся с места, а стоял смотрел на хозяйку.

По непонятной причине он вспомнил свою первую женщину.

Познанная непозволительно поздно – в двадцать четыре года – не здесь, а в столичном городе, где он учился в университете, она была старше на двенадцать лет, ровно на круг по восточному календарю. То есть сейчас, оставшись где-то далеко, находилась в возрасте этой неопрятной хозяйки.

Та женщина была одной из главных находок его жизни. Опытная и умная, она ввела его – ослоумствующего аспиранта, будущего профессора и проректора, а, быть может, и ректора – во взрослый мир очень правильно. Приобщив к своему телу, восторгалась его мужскими достоинствами, в которых он был не уверен. Дала первотолчок, инерцией которого он существовал довольно долго.

И, возможно, девушку нашел лишь потому, что неосознанно ощутил падение скорости.

И, как хозяйка, она носила застиранный до неразличимости бюстгальтер. Хотя, высосанная когда-то дочерью, ее грудь была столь жалкой, что могла обходиться без «корсетных изделий», как именовались в те времена главные предметы женского гардероба.

А каждая грудь хозяйки, должно быть, весила как бутыль питьевой воды, хоть и не имела пластиковой ручки для переноски.

Он не успел понять метаморфоз, лишь понял, что груди весят все-таки поменьше, килограмма по три каждая.

Хозяйка замерла над страшным матрасом, с которого содрала простыню.

— Надеюсь, через вас я не подцеплю что-нибудь от длинноногой засранки? – спросила она, обернувшись через плечо.

Он не стал защищать девушку.

Он знал, что для женщин такого возраста все девчонки — «засранки» и принимал такое право.

Он ответил:

— Да, конечно.

4

Двигатель прогрелся, стрелка указателя температуры стояла вертикально, а он сидел, положив руки на руль, и не двигался с места.

Только что звонила секретарша.

На послеобеденный час он назначил совещание деканов по вопросам дистанционного обучения на второй семестр.

Согласно новым веяниям, факультеты переименовали в институты, деканы стали директорами. Но секретарша приближалась к хозяйкиному возрасту, пережила трех проректоров, и выражалась по старинке.

Она осторожно выясняла, не забыл ли он и вернется ли к сроку и не стоит ли перенести совещание на более позднее время или на другой день.

Подтвердив, что все помнит и будет через полчаса, он спрятал телефон в карман.

И только сейчас понял, что теперь от его рук пахнет хозяйкой.

Она выставила его за дверь, не позволив ополоснуться, поскольку на это не оставалось времени.

Но минуты, в течение которой он одевался, хватило на историю ее жизни.

Он узнал, что ей не шестьдесят лет, а всего пятьдесят пять. Что с работы ее уволили, освобождая место молодым, но родное государство отсрочило пенсию на два года.

И поэтому она вынуждена подрабатывать администратором в сети дома свиданий. Не на зарплату, а за процент от выручки, и потому приходится выбегать по звонку диспетчера в любое время дня и ночи, принимать новых посетителей, брать с них деньги, менять белье.

Правда, за стирку в своей машине ей приплачивали отдельно.

Потом хозяйка перешла к себе. Сказала, что если он наставил ей синяков, то она не знает, как оправдаться перед мужем.

Тот был на пенсии, но получал всего девять тысяч, поэтому работал тележечником в супермаркете. Как мужчина он давно ничего не мог: иначе бы она не поддалась на приставания – но следил ревностно и ничего не спускал.

Одевшись и выбравшись, спрятавшись в прекрасно пахнущем автомобиле, он уже не мог понять, зачем все совершил.

Во дворе появилась пара средних лет.

На женщине было обтягивающее пальто, ее грудь казалась вдвое больше хозяйкиной. С меховой шапки свисали шарики-помпончики на шнурках. Дурацкие, они казались трогательными.

Мужчина был выше, кутался в шарф и озирался, чувствовал себя не в своей тарелке.

Начиная хождение с девушкой по съемным квартирам, он ощущал себя сходно. Но теперь привык, к этим испытал сочувствие.

Осмотревшись, двое о чем-то переговорились, потом уткнулись шапками в телефон, взглянули налево-направо и шмыгнули на крыльцо, с которого несколько минут назад он сбежал в незастегнутой дубленке.

Писк домофона был не слышен, но замок сработал, через десять секунд парочка растворилась в подъезде.

Еще через минуту или полторы дверь открылась, с крыльца спустилась хозяйка.

В старом пальто и пушистой шапке, каких сейчас никто не носил, она казалась старше шестидесяти, хотя даже их не достигла.

Хозяйка пошла через двор по протоптанной наискосок тропинке, держала подмышкой что-то в пластиковом пакете.

Ее походка говорила, что он все сделал не зря.

А он не знал, чего сейчас хочется.

* * *

Телефон зазвонил обычным звонком: он опасался ставить на номер что-то особенное – но нечто подсказало, что звонит девушка.

Он сидел за своим столом – уверенный, как вице-король Индии — и просматривал список дисциплин, по которым филиал московской экономической академии просил направить преподавателей на сессии весеннего семестра.

Секретарша стояла молча и ждала, кого из директоров-деканов он вызовет, чтобы распределить выгодный куш.

Услышав звонок, он взглянул выразительно – она кивнула, вышла, плотно закрыла обитую кожей дверь.

Она ничего не знала об отношениях проректора и студентки.

Просто его работа предполагала темы, не предназначенные для лишних ушей.

— Приветики, это я, — сказала девушка, когда он принял вызов. – Можешь говорить?

— Могу, — ответил он. – Как дела? Давно не звонила.

— Пропадаю без тебя.

Взаимные нежности не были приняты.

— Что сейчас? – спросил он.

— Системный учет.

— Должно быть, системный анализ, — он поправил автоматически.

— Ну да, да, точно. Перепутала с бухучетом.

— Когда?

— Завтра. А у меня недопуск.

— Почему звонишь только сегодня? А если бы я куда-то уехал? отключил сотовый?

— Не хотела тебя дергать по пустякам, — виноватым голосом ответила она. – Думала, сама все разрулю. Не получилось.

— Глупо это, глупо, — сказал он. – Жизнь дается один раз и пройти ее надо по пути наименьшего сопротивления. Зачем тратить силы на то, что можно решить без усилий? У тебя есть я.

Девушка молчала.

Он подумал, что она прибегает к помощи дозированно, другая на ее месте вела бы себя иначе.

— Кто читает? – он спросил устало. – Сейчас позвоню.

— Не знаю. Я же тебе говорю: у меня недопуск, не из деканата, он сам не допустил, проверял посещение, а я ни на одной лекции не была. Первая пара, и…

— Ладно, решим, — перебил он. – Системный анализ – это, кажется, кафедра управления. Узнаю, кто читал на твоем потоке.

— Спасибо.

— Ты далеко? Зачетка с собой?

— Далеко, — девушка вздохнула. – За городом.

Признание не удивило.

Она вела бурную личную жизнь — казалось чудом, что ей удается выкраивать время для него.

Но чудом не казалось, что он до сих пор не порвал эту связь, хотя груз вины перед женой придавил к земле.

— Как начали встречать новый год, так не можем кончить, — пояснила она.

— Тогда завтра приезжай сама, — довольно сухо сказал он. – Но до конца экзамена, чтобы он не успел закрыть ведомость и не пришлось бегать еще и с направлением. Придешь, вызовешь его в коридор, отдашь зачетку, он тебе поставит пять…

— Спасибо, — перебила она.

— Подожди, я не договорил. Если заартачится, сделаем по-другому. Попрошу завкафедрой, он имеет право поставить оценку за любого из своих преподавателей. Пойдешь к нему, я объясню, как найти. Если придется сделать так, перезвоню минут через десять.

— Спасибо тебе, — повторила она. – Чтобы я без тебя делала.

— Да ладно, ерунда, — возразил он потеплевшим голосом. – Это мне ничего не стоит. Была бы только Родина богатой и счастливой.

— А когда мы встретимся? – спросила девушка.

Он должен был сказать «никогда», дать отбой и занести номер в черный список, но ответил вопросом:

— А когда ты можешь?

— Послезавтра. И еще три дня.

— Тогда послезавтра в десять утра на старом месте.

«Старым местом» у них назывался портал городского парка – выход со стороны, противоположной улице, где она жила с родителями.

— И…

— И мы сначала поедем в какой-нибудь бутик.

— В бутик?!

В девушкином голосе вспыхнуло изумление.

Она, конечно, думала о съемной квартире.

А его понесло не на шутку.

— У тебя скоро день рождения.

— Надо же. Помнишь.

— Помню, — просто подтвердил он. — Мы поедем за шубкой.

— За шубкой?

— Да. Хватит носить куртку. Поедем и купим тебе шубку. Белую.

— А знаешь… — она замялась на секунду. – Ты будешь смеяться и сердиться. Но я всю жизнь мечтала о красной.

— Хорошо, — согласился он. – Купим красную. Поищем и найдем.

— Я тебя люблю, — сказала она.

Не ответив, он дал отбой и придвинул к себе справочник внутренних телефонов, потому что не помнил наизусть номер кафедры управления.

2008-2020 г.г.

***********************

Некупированный текст рассказа доступен в одноименной книге.

***********************

© Виктор Улин 2007 г. — фотография.

© Виктор Улин 2020 г.

© Виктор Улин 2020 г. — дизайн обложки.