Отели Турции

Отели Турции

НЕМНОГО ЭМОЦИЙ

Летят перелетные птицы

…В туманной дали голубой.

Летят они в дальние страны, а я остаюся с тобой.

Так звучат слова из популярной в своей время послевоенной патриотической песни.

Песня замечательная — как в тексте, так и в музыке! — и я до сих пор люблю ее слушать.

Но она не созвучна моему душевному настроению; точнее — я не испытываю к своей родине особых чувств.

Я родился космополитом

Причиной тому служит не только тот факт, что в возрасте 17 лет я покинул Уфу, уехал учиться в Ленинград и с тех пор лишился ощущения собственного дома и своей родной стороны.

По своей сути я люблю новые впечатления и новые города.

К сожалению, годы моей юности пришлись на времена «железного занавеса», молодость была загублена горбачевской «перестройкой», зрелость пролетела под спудом нецивилизованного «рынка», а старость гаснет в конвульсиях «кризиса».

Между тем, имей возможность, я все свое время проводил бы в путешествиях, перемещаясь из одной точки земного шара в другую.

Но даже при такой биографии я все-таки кое-где был и кое-что помню. И неустанно подчеркиваю, что лучшие свои дни проводил не в России, а в совсем других краях.

Тем более, что природа не обделила меня лингвистическими способностями; помимо свободно владения английским и естественной немецкой речи, я ощущал склонности к украинскому, польскому, эстонскому, ивриту…

В ранние годы я любил республики СССР.

Радовался жизни, проведя два лета в Крыму, где старался говорить по-украински.

Много раз отдыхал в Эстонии, стремясь общаться с местным населением только на языке этой чудесной маленькой страны.

Аспирантом ездил в Германию как боец интернационального студенческого строительного отряда — что описано в публицистическом романе «Умерший рай». Там работал в немецкой бригаде и за месяц пребывания овладел немецким языком до такой степени, что по возврате в СССР некоторое время говорил с акцентом по-русски.

Уже в XXI веке бывал в Египте, написав о том «Африканскую луну». И хотя по естественным причинам не люблю мусульманства, общался с египтянами.

А потом с небольшими интервалами 5 раз был в Турции.

Первая поездка вылилась в повесть «Камни в пыли», а все посещенные места послужили местами действия романа «DerKamerad», повестей «Танара» и «Шакал», а также ряда рассказов из раздела ХХХ.

Турция полюбилась мне сразу и навсегда.

Именно в этой стране я больше, чем где бы то ни было, ощущал себя гражданином мира.

Поскольку говорил там по-немецки, реже по-английски и почти никогда — по-русски.

С соотечественниками своими за границей я старался не общаться.

Я их никогда не любил, не люблю и любить не буду; реальных друзей у меня нет, а горстка виртуальных является

Exceptio probat regulamincasibus non exceptis

— то есть исключением, подтверждающим правило.

Впрочем, о последнем можно рассуждать до скончания века.

А в этой главе я хочу просто добавить эмоциональных красок к описаниям отелей, сделанным выше по алфавиту и с бесстрастной скрупулезностью туристического справочника.

Ведь помимо всего прочего, в этих местах я был счастлив.

Счастлив и адекватен так, как не буду больше уже нигде и никогда.

Расположу свои человеческие воспоминания в хронологическом порядке.

«Джой» — 2004 год

«Джоем» этот отель именовался очень давно.

В настоящее время на туристических сайтах отель фигурирует под новым именем.

Я привел прежнее название не только потому, что мы отдыхали там без малого 15 лет назад.

Просто «joy» означает «радость». А это слово наиболее точно отражает душевное состояние, не покидавшее меня во время той поездки.

Оценка отеля может оказаться необъективной даже не потому, что с 2004 года там все наверняка изменилось к худшему.

Просто, во-первых, отдых в «Джое» оказался первым моим турецким опытом, который ошеломил меня нежданными положительными эмоциями.

А во-вторых, сама жизнь моя была иной, нежели сейчас.

В те времена я был способен безудержно отдаваться отдыху и радоваться, как ребенок, потому «Джой» подарил мне бездну впечатлений.

Недаром он описан в моей публицистической повести «Камни в пыли» а также является местом действия повести «Танара».

Недавно открывшийся отель был еще не достроен.

Территория выглядела еще пустынной, но очень ухоженной — все вообще сияло новизной и свежестью, обещая райские наслаждения.

Подкачал лишь галечный пляж — выползать на берег даже при минимальном волнении было делом нелегким.

Но это не казалось важным.

Я наслаждался в «Джое» и морем, и воздухом и всем вообще.

Наслаждение подкреплялось ежедневно по несколько раз стаканами чудесного турецкого бренди, выпиваемого мною в баре, от столиков которого открывался вид на мраморный общий портал мужского и женского туалетов, украшенный букетом ярких искусственных цветов в мой рост.

Нам с женой было так хорошо вдвоем в этом кусочке рая на Земле, что мы даже не посетили полагавшийся один раз бесплатно рыбный ресторан «A’laCarte», лежавший на пляже.

Мы просто ели, пили, спали, купались в море, фотографировались (одетыми, полуодетыми, полураздетыми и совсем раздетыми!) в номере и на пляже, а по вечерам гуляли по прибрежной дороге, где с одной стороны шумело засыпающее море, а с другой молчали сосны, карабкавшиеся в темное небо по склону горячей каменистой горы.

Хотя не миновали меня там и эротические моменты внешней природы.

Однажды, катаясь с полюбившейся водной горки, я ощутил на себе взгляды двух молодых женщин.

Огромные и мясистые, они лежали на газоне и весело болтали о чем-то своем. А потом попросили их сфотографировать — видимо, надеялись тем самым привлечь мое внимание. В жизни я предпочитал женщин миниатюрных, но на этих глядел с интересом: из одной ноги каждой из них можно было сделать меня целиком, а что получилось бы из пудовых молочных желез… этого даже я не смог придумать! Потом в обеденные часы я увидел за одним с ними столом желтолицего карлика восточноазиатского типа и понял, что чудовищные женщины были борцами сумо в российском варианте.

А самым ярким впечатлением оказалась… турчанка, работавшая при ресторане.

Невысокая и не стройная, с обвисшей грудью, в полосатой блузке и уродливых форменных ботинках черного цвета, она сновала между столиками, собирая грязную посуду и делая еще тысячу разных дел. Однажды, испытав неловкость от того, что меня — здорового мужчину — обихаживает маленькая женщина, я сам составил тарелки на поднос, а потом помог отнести в моечную, придержав перед нею самозахлопывающуюся дверь. Женщина одарила меня благодарным взглядом из-под черных ресниц и сказала что-то нежное своим нежданно мелодичным голосом. Я посмотрел на нее внимательнее — на бейдже значилось имя.

Кажется, ее звали Танара — хотя, возможно, и не совсем так; видел я всегда плохо, шрифт был мелким, а рассматривать надпись, украшавшую самое выпуклое место торса, казалось не вполне скромным.

Но я испытал к этой безвестной женщине столь сильное — сколь иррациональное! — вожделение, что вывел со всеми деталями в повести, озаглавленной ее именем.

А обложку книги украсил сценой, где герой расстегивает простой бюстгальтер на ее усталой спине…

Отель, название которого переводилось как «Радость», подарил мне и радость открытия новой страны, и радость бытия, и радость очередного витка моей прозы.

«Белек Бич» — 2005 год

В этом отеле мы оказались по «туристической рулетке».

То есть, оплатив в Уфе путевку в «пятизвездник» на нужное количество ночей, место отдыха узнали только в Анталье.

В тот год отель едва открылся и потому он имел все плюсы и минусы абсолютно нового заведения.

Причем минусов – на первый взгляд – было гораздо больше.

Корпуса уже приобрели нормальное состояние, но территория оставалась недооформленной, ее облагораживали на глазах у отдыхающих.

Сначала нам тут настолько не понравилось, что мы всерьез думали поменять место отдыха.

Потом привыкли и оценили.

А теперь я понимаю, что«Белек Бич» оказался лучшим из всех отелей, которые нам удалось посетить.

Первую неделю пребывания мы с женой обитали в царских условиях: нас поселили во второй этаж корпуса с тропической архитектурой — номерами, выходящими на теневую сторону, и открытой галереей со стороны противоположной.

Сам номер представлял семейный апартамент из двух комнат с санузлом посередине. Такая планировка позволяла находиться в жилом помещении с максимальным комфортом: отдыхать, спать и просто находиться в одной комнате, запустив кондиционер в другой — так, чтобы холодный воздух медленно и ненавязчиво заполнял помещение, не создавая неприятных воздушных потоков.

Балкон спальни имел ажурные перила, но выходил на пустырь, примыкающий к территории соседнего отеля — и этот факт позволял нам без стеснения сидеть в шезлонгах голыми.

Правда, один раз, выйдя туда утром в костюме Адама и наслаждаясь свежим ветерком, я почувствовал на себе чей-то взгляд.

Скосив глаза, я увидел средних лет турчанку из обслуги, которая стояла внизу на дорожке и с жадным вниманием изучала те места моего тела, которые принято прятать даже на пляже.

Мне стало смешно и почему-то удивительно легко на душе.

Правда, на вторую неделю из-за наплыва туристов с детьми нас переселили в другой корпус и определили в маленький душный номер на двоих — но в качестве компенсации подарили бутылку вина и посещение ресторана «A’laCarte», который там почему-то был платным.

В ресторане мы провели один из самых чудесных вечеров, когда-либо подаренных Турцией.

Сгущались сумерки, веял бриз, на столе стояла великолепная еда, играл живой оркестр, а мы танцевали бальные танцы, принимая аплодисменты и от посетителей и от по-турецки непосредственных кельнеров, и от веселых музыкантов.

Так получилось, что одновременно с нами в тот раз оказалась знакомая жены Владлена со своей дочерью Машей.

Используя мои немецкие знания и привычки, они несколько раз организовывали прогулку в «Маркет» за несколько километров от отельной территории — через пустоши, заросшие камышом, мимо турецких вилл и душистых помоек.

И если говорить честно, малейшие черты и черточки того отпуска остались в душе яркими осколками воспоминаний.

Например, я никогда не забуду сцену, увиденную в первый день и даже в первые минуты на пляже.

Громила охранник — красавец турок под два метра ростом, вооруженный наручниками, дубинкой и пистолетом — нес в море маленькую «Каретту», которая заблудилась и уползла слишком далеко на территорию отеля, где ее могли замучить дети или по неосторожности растоптать взрослые. Он осторожно ухватил черепашку двумя пальцами поперек панциря, хотя мог легко спрятать целиком в громадном кулаке; недавно рожденное существо, не понимая, что его спасают, отчаянно сучило крошечными ластами, а на усатой физиономии спасителя сияла по-детски счастливая улыбка…

И сам пляж, имевший ту самую не сравнимую ни с чем «Schildkrottenschutszone» — это пляж, песчаный и нежный, оказался лучшим из всех мною узнанных, будучи сравним лишь с оставшимся в прошлом веке пляжем моего любимого эстонского города Пярну…

А песчаный гребень, поднимавшийся до полутораметровой глубины в нескольких десятках шагов от берега — словно вернувшийся из фильма «Бриллиантовая рука»! — позволял стоять среди морской пучины и услаждать свое тело медленно набегающими волнами.

Чудесен был огромный, просторный и свежий ресторан, где семья австрийцев — бабушка и внучка — приняла меня за немца и испугалась моей напористой речи. Где однажды мы оказались за одним столиком с четой молодых албанцев и провели час за приятной беседой, так не вяжущейся с привычным образом этой дикой нации.

Да и сам номер второй половины заезда представлял источник новых впечатлений.

Ведь выходя на балкон днем, я озирал крыши строений, где жил обслуживающий персонал, и любовался разноцветьем женских трусиков и бюстгальтеров, колышущихся на всех перилах, веревках и даже антеннах.

А ночью видел окно минарета, плывущее где-то далеко в черноте южной ночи, слышал заунывные вопли муэдзина и ощущал себя в каком-то ином времени.

Все описанные детали места и времени — включая слышанные всего раз вопли какого-то одинокого ишака, доносившиеся бог весть откуда — вошли в повесть «Шакал».

Воспоминания о «Белек Биче» делаются особенно острыми при мысли о том, что в тот год отель находился в стадии развертывания и потому путевки в него стоили раз в пять дешевле, нежели стоят теперь, сделавшись недоступными для обычных людей.

«Антик Роман» — 2007 год

Если бы меня спросили, что приходит к голову при попытке вспомнить ярчайший эпизод мучительного счастья, я бы сказал всего два слова:

«Антик Роман».

В тот год я единственный раз испытал и то, о чем мечтает любой мужчина, сколь счастливой ни складывалась бы его семейная жизнь: уехал в отпуск один.

Причем получилось это не целенаправленно, а под давлением обстоятельств, которые тем летом складывались далеко не в мою пользу.

Нет смысла вдаваться в подробности — отмечу лишь, что с началом августа 2007 года я в очередной раз оказался выброшенным за борт жизни, но имел запас душевных сил на то, чтобы отключиться от всего на две недели и съездить в Турцию по путевке, которая была куплена до начала неприятностей.

Отправляясь в поездку, я предвкушал райское наслаждение на свободе турецкого берега, забыв о том, что в тот год мне исполнилось 48…

Забегая вперед, скажу, что ничего истинно райского испытать не удалось, но я получил некоторые впечатления, которые позволили написать роман «DerKamerad» — в равной степени и художественный и автобиографичный.

С заселением мне сначала не повезло: в Уфе я заказал себе «сингл», который превзошел худшие из возможных ожиданий. Мало того, что меня поразила теснота; в номере был засорен туалет, дверь санузла стояла отдельно от косяка, на комоде — куда чемодан помещался только торчком — не имелось ни одной ручки, из множества лампочек горела лишь одна, и так далее, и тому подобное.

Будучи нацеленным на нормальный отдых, я решил бороться за нормальные условия жизни. Сфотографировав неполадки, я вернулся не ресепшн, показал снимки портье и сказал, что если меня немедленно не переселят в нормальный номер, фотосессия через полчаса окажется в Интернете. Пошипев и позвонив нескольким своим начальникам, портье сдался – не отказавшись и от пяти долларов с моей стороны.

В результате я оказался в просторном «дабле» класса «2+3», то есть имевшем необъятную кровать для супругов и узенькую для подростка.

И я получал от жизни все, что мог получить: ели, пил, спал ночью и после обеда, ходил в город.

А днем на пляже любовался из-под зонтика окружавшими женщинами.

Многие из них красовались топлесс.

Некоторые стеснялись своего полуголого состояния и прикрывали выпуклости, когда вставали с подстилок и шезлонгов.

Иные раскидывались вольно, не обращая внимания на многочисленных детей, которых эти сокровища не волновали.

Одна молодая немка — с которой я даже как-то раз обедал за одним столом и перекинулся парой фраз относительно нездорового пристрастия к макаронам — била по глазам мощным, загоревшим до обугленности телом и пугала жуткими пирсингами в сосках.

Другая немка — моя ровесница или чуть старше, с которой мы познакомились возле кофейного автомата — загорала на пляже недалеко от любимого мною пресноводного душа, который я посещал после каждого окунания в море, и приветливо махала мне рукой, ничуть не стыдясь того, что перед моими глазами переваливались ее груди, напоминавшие дыни средней полосы.

Вечером в одном из открытых баров — где я сидел часами, выпивая по полтора-два литра турецкого бренди ежедневно — мне выпала удача познакомиться с четверкой совсем молодых голландцев,.

Один из парней, по имени Дик, напоминал главного героя из фильма «Такси»; второй был тонким, (Юрий Иосифович Визбор сказал бы «как артист Никулин Валентин»), его звали Хербен.

Девушки казались совершенно разными.

Одна, приземистая и черноволосая Симона, добропорядочная и слегка беременная, казалась сошедшей с полотен старых мастеров.

Вторая — длинноногая Лаура — была белокурой, а купальники носила такие, что груди ее торчали таранами, как у Брунгильды на марках Германской Империи перед Первой мировой войной.

Милые ребята стали моими кратковременными, но приятными друзьями.

Пикантности общению добавляло то, что парни не знали чужих языков вообще, одна из девушек владела только английским, вторая понимала по-немецки.

А особой остроты придавал влившийся в нашу компанию поляк Кристиан, который чуть-чуть говорил по-русски.

Наливаясь бренди, я разрывался в обе стороны между тремя языками, но тем не менее мы понимали друг друга прекрасно.

Голландцев я изобразил в «Камраде» под реальными именами.

Кроме того, были у меня эпизоды, связанные с соотечественниками.

На пляже я познакомился в 26-летней москвичкой Машей (в романе она фигурирует как Даша).

Она была в меру фигуристой, в меру стервозной, в меру танцующей.

Я обладал ею на отельной сцене под музыку турецкой дискотеки — но дальше сцены дело не пошло.

Сама эта сцена дарила особую радость.

Будучи танцором и обладая голосом, я функционировал на взрослых вечеринках — участвовал в танцевальных конкурсах, пел с эстрады и так далее. Когда аниматоры показывали мне записанные ролики с моими выступлениями, я догадывался, что это пойдет в отчет о деятельности.

Я выходил на эту сцену и поздним вечером, почти ночью, после окончания всех мероприятий.

И пел на нескольких языках.

Больше прочих я любил песню из репертуара Фимы Шифрина и заканчивал ею каждое свое выступление.

Я стоял, раскинув руки и балансируя на бетонном краю возвышения, и наслаждался эхом, которое отражало мой голос от глухой стены соседнего отела и бросало его к темным окнам нашего.

Эта южная ночь — трепет звезд серебристо хрустальных,

Эта южная ночь — душный пряных цветов аромат…

На балконах возникали смутные тени женщин, их обнаженные руки белели в темноте и ко мне неслись аплодисменты.

А я кланялся невидимым слушательницам и был счастлив так, как только может быть счастлив художник, признанный хоть на секунду и хоть в самой малости.

Именно в «Антик Романе» я пережил единственный в жизни, страстный в своей иррациональности платонический роман, послуживший основой сюжета того самого «Камрада».

Те впечатления кажутся невероятно светлыми и теплыми сегодня.

Излагать их можно бесконечно, но все гораздо изящнее изложено мною в романе и повторяться нет смысла.

«Тиволи» — 2008 год

Этот отель, как наверняка понятно из соответствующей обзорной главы, был худшим из всех мною узнанных.

И окажись «Тиволи» первым из моих турецких впечатлений, то я наверняка разочаровался бы и в отдыхе на Средиземноморском побережье и в самой Турции.

Хаять ужасный отель можно бесконечно; выше я уже сделал это со всей возможной мягкостью, а теперь — храня в сердце любовь к Турции — все-таки вспомню пару светлых эпизодов, с ним связанных.

Отельный ресторан — как всегда и везде — имел централизованную систему кондиционирования, только экономные турки никогда не включали потолочных блоков, и в зале стояла ужасная, обморочная духота. В один из первых дней моей жене стало плохо, и я обратился к ближайшему кельнеру — н с первого взгляда показался мне не официантом, а именно кельнером — с немецким обращением HerrOber — установившимся еще с Гитлеровских времен сокращением от слов «господин старший официант».

Турок — примерно мой ровесник, высокий, статный и какой-то очень благородный, с красивым мужественным лицом — пришел в состояние неописуемого даже не восторга, а счастья. Оказалось, что он страдает от коммуникативного одиночества в этом отеле, где уровень других официантов (официантов, не кельнеров!) таков, что ему тошно разговаривать с ними на родном языке. Что русские постояльцы не знают ничего, кроме английского, а он до выморочного «Тиволи» много лет работал в отелях с постояльцами из Германии и страсть как любит поговорить именно по-немецки!

Надо ли говорить, что потолочный блок над нашим столиком заработал через секунду. Все оставшиеся дни этот кельнер — ставший моим почти другом! — включал его и за завтраком, и за обедом, и за ужином (разумеется, только в том случае, если за этот полюбившийся столик успевали сесть мы, а его не занимал кто-то другой… но мы успевали почти всегда).

Этот кельнер, человек без преувеличения замечательный, говорил по-немецки очень хорошо и знал много слов.

Каждый день после каждого принятия пищи — а иногда и во время последнего, если в зал не приходил другой турок, вредный менеджер, не позволявший официантам заговаривать с постояльцами и вообще быть лишнюю секунду без дел — мы проводили определенное время за обоюдоприятной беседой на языке если не Шиллера, то уж по крайней мере Гёте.

Этот же кельнер подарил мне еще один эпизод турецкой жизни, уникальный и неповторимый.

В один из последних вечеров отель посетил с инспекцией директор сети, к которой принадлежало заведение.

Мой турецкий друг загодя поделился этой новостью и сказал, что директор человек строгий, но сильно отходит душой, когда ему выпадает возможность оторваться за разговором с кем-нибудь из постояльцев. И посетовал — тонко намекая на наши сердечные отношения — что по-немецки директор не понимает на пса, а руссо туристо по-английски лопочут через пень-колоду и общение с ними не смягчит суровое сердце шефа.

Для меня язык туманного Альбиона был вторым родным с 5 лет от роду, о чем я сообщил к радости собеседника.

В итоге мне выпал один из прекраснейших вечеров жизни.

Медленно плыл бархатный южный вечер, темнело небо, мерцали звезды, веял ветерок, где-то шуршали пальмы и бананы…

На площадке перед бассейном пели, плясали, жонглировали булавами и даже изрыгали керосиновое пламя несколько искусных поваров, взявшихся развеселить страшного сетевого босса своими силами. А я сидел с этим боссом за специально вынесенным столиком и угощался джином, который мне то и дело приносили кельнеры, невзирая на неурочное для спиртного время по системе «Allinclusive».

Беседа с директором — жизнерадостным и по-турецки неравнодушным — меня развеселила и даже несколько примирила с отелем; тем более, что он сразу и без лишних слов порывался переселить нас из номера, где перемещаться приходилось боком, в более комфортный. Предложения я не принял, поскольку нам оставалось жить два дня, и мне не радовала перспектива лишний раз собирать разбросанные вещи жены.

Правда, сначала наш разговор потек не в то русло.

Счастливый и обеспеченный, директор не представлял имманентной ненависти к среде обитания, какую испытывает средний россиянин, и решил выяснить мое мнение о ситуации в моей стране.

Но на первый же вопрос об одном из российских властителей я ответил лаконично:

-He’s a son of a bitch!

Другого аттестовал сходно:

Hesabloodybastard!

О третьем отозвался еще более радикально:

-He’s a chunk of shit!

После чего умный турок прекратил околополитические расспросы и мы заговорили просто о жизни.

Вечер медленно перетекал в ночь, а мы сидели и разговаривали, повара плясали и плясали, джин лился и лился, душа моя взмывала все выше и выше, а лицо директора, становилось все радостнее и радостнее.

Расстались мы в час, когда ни в одном из корпусов уже не светилось ни одного окна.

Уходя спать, я не сомневался, что судьба отеля спасена.

Надо ли говорить, что на вопросы директора о моем мнении касательно отдыха тут я не дал ни одного правдивого ответа…

Я не мог красить этот чертов «Тиволи» черной краской хотя бы из уважения к своему другу кельнеру.

Хотя отношение мое к данному отелю характеризуется тем, что я не вывел его местом действия ни в одном из своих произведений.

«Клуб Белла Сан» — 2010 год

В последний раз я посетил свою любимую страну летом 2010 года и последним отелем оказался «Белла Сан».

Во время авиаперелета «Уфа-Анталья» произошло авиационное происшествие: у самолета возникла неисправность шасси, мы совершали аварийную посадку в Казани, перед которой три часа ходили по кругу в зоне порта, вырабатывая горючее.

Это были страшные, напряженные и почти безысходные часы; у туалетов не сокращались очереди, а обезумевшие заложники дряхлого «Боинга» непрерывно слали глупые СМС родственникам, оставшимся на земле.

Будучи специалистом, я знал, что наши жизни висели на волоске, несмотря на бодрые заверения экипажа.

До сих пор с пронзительной остротой помню последние минуты перед посадкой, когда по указанию стюардессы пассажиры сняли с себя колющие и хрупкие предметы и прикрыли головы руками, приняв позу эмбрионов.

Никто не бегал по проходу и не высовывался из-за спинок, салон сжался и затих, а в гуле турбин мне слышалась инфернальная дрожь Баховского хорала.

Торжественного, мощного и… мрачного, как сама смерть.

Сам же аварийная посадка, с грохотом и свистом и летящими куда-то назад покрышками разваливающихся колес, со струями пожарных машин, хлещущих по иллюминаторам — почти в точности повторившая ситуацию, вымышленную мною много лет назад и описанную в романе «Высота круга»! — казалась шагами по краю пропасти, разверзшейся над самим адом.

Благополучное завершение этих страстей я расценил как свое второе рождение.

Ко мне вернулась утраченная радость существования, все вокруг себя видел я в розовом свете.

Поэтому оценка отеля может оказаться завышенной.

Ведь сами воспоминания о нем остались подернутыми флером идеальности.

Хотя по сути этот отель и был идеальным почти со всех точек зрения, не считая борьбы за мыло, шампуни и туалетную бумагу.

Прежде всего, я радовался его полной закрытости.

Радовала заросшая деревьями территория, радовали зреющие вдоль дорожки мандарины и огромная бугенвиллия, которой удалось заткать своими ветвями внутренний двор одного из корпусов.

Радовали летучие мыши, которые проносились так близко, что я порой ощущал на себе бархатных трепет их крыльев.

Радовал корпус, всегда продутый свежим ветром.

Радовал номер — в меру большой, в меру светлый, в меру уютный и очень приятный. О последнем говорит хотя бы тот факт, что именно в номере «Белла Сана» я сделал самую большую из всех обнаженную фотосессию своей жены, составившую 66 снимков.

Радовали даже турки-торговцы из отельных лавочек, которым я каждый день диктовал новые русские выражения, купив очередную бутылку питьевой воды.

Радовало все.

Тогда я еще не знал, что это моя последняя поездка в Турцию.

Эпилог

С момента завершения информативной части книги прошло невесть сколько лет.

Лицо мира стало другим.

Описанные мною места наверняка претерпели трансформации.

Не сомневаюсь, что реставрировали и ту гипсовую кариатиду на ротонде «Антик Романа», чьи млечные холмы украшают нескромную обложку книги.

Изменилось время, изменился и я сам — причем далеко не в лучшую сторону.

Сместился сам фокус мировосприятия.

Неизменной осталась лишь моя любовь к Турции и желание поделиться с читателем впечатлениям, которые все-таки могут оказаться полезными.

2018 г.

© Виктор Улин 2005 г. — фотография.

© Виктор Улин 2018 г.

© Виктор Улин 2018 г. — дизайн обложки.

***************************************************

ВЫ ПРОЧИТАЛИ БЕСПЛАТНЫЙ ФРАГМЕНТ КНИГИ

***************************************************

В книге собраны очерки о нескольких турецких отелях, посещенных автором в разное время. Лаконичные характеристики по выбранному перечню параметров дополнены отступлениями об эмоциональных воспоминаниях, связанных с тем или иным местом, и неизменно трогают как читателя, еще только собирающегося в Турцию, так и хорошо знакомого с этой страной.

© Виктор Улин 2018 г. – дизайн обложки.


124 стр.

ISBN 978-5-4490-6487-5
Ссылка на произведение на www.litres.ru:
https://www.litres.ru/viktor-ulin/oteli-turcii/

 

Прочли стихотворение или рассказ???

Поставьте оценку произведению и напишите комментарий.

И ОБЯЗАТЕЛЬНО нажмите значок "Одноклассников" ниже!

 

0
11:10
877
RSS
Нет комментариев. Ваш будет первым!