Проснись! Или летние каникулы Таси.

Проснись! Или летние каникулы Таси.

Автор: Титова Юлия Николаевна 

Роман, фэнтези.

Проснись! Или летние каникулы Таси.

Ты живёшь в полной уверенности, что всё вокруг

реально, и всё, чему тебя учили, правда.

Но, вроде бы случайная встреча,

вдруг, выбивает почву выученной правды из-под ног.

Ты начинаешь размышлять

и понимаешь, что всё не так, как тебе рассказывали,

что случайностей не бывает.

А скоро понимаешь, есть ты, есть твоё чутьё и сила души.

Ещё есть предопределённости.

И только ты решаешь кто их выстроит — ты

или кто-то за тебя.

Глава 0 (пролог)

Грядут перемены

— За последнее лето прыжки жителей в наш мир участились, — громко вещал, глава министерства хранителей меж мирного барьера, высокий широкоплечий, крепкий мужчина с окладистой каштановой бородой и длинными темными волосами, заплетёнными в косицу, одет он в форменный министерский на глухо застёгнутый кафтан синего цвета, широкие бордовые штаны, заправленные в высокие сапоги из коричневой кожи, на поясе висит длинная сабля в ножнах. – Если в прошлое лето было зафиксировано шестьдесят восемь прыжков, то нынче сто тридцать два!

В зале загомонили. Заседание совета по охране меж мирного барьера и анализу планетарных естественных процессах проходило в красивом здании с колоннами, в практически круглом большом зале с высоким потолком, с которого свисала огромная хрустальная люстра. Ряды кресел в зале располагались не замкнутым кольцом, каждый последующий ряд от центра к стенам зала был выше предыдущего. Между левым и правым краями рядов кресел располагалась трибуна на высоком постаменте, к которой и вещал глава министерства.

— Труженики нашего министерства денно и нощно работают на благо нашего мира и сохранение целостного барьера! Они оказывают помощь попавшим к нам жителям и отправляют обратно в их мир.

В зале снова загомонили присутствующие мужчины. Все с бородами, в синих, алых, зелёных и бурых кафтанах. Только мужчины – представители разных министерств из разных концов большой страны. Некоторые из них по виду лет тридцати пяти-сорока, но в основном на заседании присутствовали довольно пожилые мужчины, но все крепкие, сильные с живым взглядом.

— Трудимся мы на совесть. Но прыгунов все больше. От имени министерства хранителей меж мирного барьера, прошу усилить меж мирный барьер. Что на это нам скажут наши старейшины-хранители слова предков? – спросил глава и слегка поклонился чуть в право.

Там на нижних рядах сидели довольно старые мужчины в белых свободных длинных одеждах с большими капюшонами за спиной.

— Прошу вас держать слово, — сказал глава министерства, приглашая старейшин жестом занять его место на трибуне.

С самого последнего ряда, за происходящим наблюдал молодой улыбчивый человек, лет тридцати, или тридцати двух. Приятная внешность, лукавый взгляд карих глаз, широкий нос и большие оттопыренные уши. Волосы темно-русые вьющиеся жёсткие, аккуратная небольшая бородка. Одет в серую косоворотку с синей вышивкой, перехваченную поясом, с которого свисает кортик в ножнах, и куча разных предметов: фляга, гребень, кошель, дудочка в чехле, и что-то похожее на щипцы из дерева.

— Трудятся они на совесть. А, что-толку-то? – наблюдая, как глава министерства покидает трибуну, у ступая место старейшинам, усмехнулся в пол голоса молодой мужчина.

— Будет тебе Иван! Трудятся они и вправду на советь, — сказал слегка строгим голосом пожилой мужчина с длинной черной с проседью бородой, сидящий по правую руку молодого.

Иван хохотнул и сказал:

— Хотят усилить барьер! Они исправляют следствие, мастер, а это бесполезный труд.

— Они охраняют наш мир от фалалеев.

Иван глубоко вздохнул, нервно поёрзал в кресле и сказал, положив руки на резные деревянные подлокотники:

— Послушаем, что скажут старейшины.

Те уже поднялись на трибуну. Их было трое совсем старенькие, седые, но крепкие, держались они прямо и гордо. Один из троих кивнул кому-то в сторону и в зале погас свет. За спинами старейшин появилось объёмное изображение планеты Земля.

— Все мы знаем, что на время планетарной ночи Моги и Асы разделили мир на двое и спрятали наш мир, дабы сохранить в нем знания, технологии, природу, животный мир и наши традиции бытия на Земле. Отделённый мир предки отдали на растерзание Темным и Мороку, к которому присоединилась Дева Обида.

Во время рассказа старейшин, изображение Земли уменьшилось и все наблюдали галактику Млечный путь с четырьмя рукавами. Земля и Солнце были помечены синей и желтой точками в хвосте одного из рукавов.

— А нам завещали хранить наш мир, природу; преумножить знания до наступления планетарного дня, — продолжали старейшины.

Млечный путь двигался вращаясь. Точки Земля и Солнце тоже двигались по рукаву приближаясь к центру галактики. Потом объемный рисунок галактики стал приближаться и опять появилась планета Земля, окруженная золотистым и розовым свечением.

— В послании Могов и Асов сказано, что спрятанный мир откроется после наступления планетарного дня. Наступил рассвет после ночи, барьер слабеет, в следствии чего жители всё чаще прыгают в наш мир.

В зале загомонили. А Иван сидел, скрестив руки на груди и довольно улыбался.

— Прошу тишины, тишины, — сказал старейшина, что стоял справа, подняв руку вверх.

Зал притих.

— Падение барьера неизбежно! По наступлению планетарного дня он падет и два мира воссоединятся. Но это случится ещё не скоро…

Зал опять загомонил. Присутствующие стали выкрикивать волнующие их вопросы.

— Когда это произойдёт?

— Получается вся орда фалалеев и жителей хлынет в наш мир? Или мы окажемся в их мире?

— Разве тот мир не завоёван Тёмными?

— Разве там не правит Морок?

Старейшины все трое подняли вверх руки и призывали зал к тишине. Наконец волнения стихли, и они продолжили:

— С вопросами об ином мире просим обращаться в главе скоморошьего движения.

Все присутствующие обернулись посмотреть на старика, что сидел рядом с Иваном. Тот привстал и поклонился в знак того, что готов ответить на интересующие вопросы. Старейшины продолжили повествование:

— Рассвет длится одну тысячу шестьсот двадцать лет. Столько лет надобно Земле, дабы приблизиться ближе к центру Млечного пути и возродить свою силу. Моги и Асы оставили нам завет, он запечатан и открыть его нам дозволено в седьмое лето после рассвета. Осталось подождать недолго, всего двадцать три дня. После наступления нового лета, мы готовы открыть вам завет наших предков.

Старейшины поклонились и ушли с трибуны. Зал гомонил, обсуждая их речь. Сосед Ивана спустился вниз и занял место на трибуне.

— Уважаемый совет, — уверенно начал сосед Ивана. – Спешу вас успокоить и уверить в том, что жители и фалалеи не причинят нашему миру разрушений. Наше братство ищет способы борьбы с Тёмными и возвращения Морока на своё исконное место. Да, барьер стал хрупок, и это не должно нас удивлять, ведь наш дом – Земля проснулась и набирается сил. Если мы предпримем попытки усились барьер, то эти попытки будут сродни тому, что мы заставил нашу Землю задремать. Усиление барьера не даст Земле проснуться. Поэтому я не согласен с предложением уважаемого главы министерства хранителей меж мирного барьера. К тому же надо отметить, что жители и фалалеи тоже чувствуют наступление рассвета и просыпаются. С некоторыми представителями иного мира мы работаем лично. Уверяю вас, они способны к учению и развитию.

— Правда ли, что жители собрали такое оружие, что может уничтожить всю планету? – спросил невысокий рыжебородый старик резким скрипучим голосом.

— Да, это правда, — сдержанно ответил выступающий.

— Они отравили реки и водоёмы, — утвердительно сказал широкоплечий высокий светловолосый мужчина. – И леса вырубают. Губят планету! Разве разумно это? А говоришь способны к учению.

— Миссия наша в том, чтобы помочь им начать жить осознанно, как старший брат помогает младшему, — ответил оратор.

Выступающего не отпускали с трибуны дольше других, задавая и задавая ему новые вопросы о жителях и фалалеях.

— Их представления об ином мире закостенелые! В них говорит страх, вот и все! – пол часа спустя возмущался Иван, на ходу надевая шапку-колпак с меховой оторочкой и серый теплый кафтан.

Они с учителем вышли из здания с колоннами и стали спускаться по широкой лестнице. На улице конец февраля, солнечная ветреная погода и лёгкий морозец. Многие старейшины и участники совета выходили из здания и, спускаясь по широкой лестнице, садились в подъезжающие старомодные паровые автомашины. Учитель и сам Иван кивали на лево и на право прощаясь с участниками совета.

— Ты молод Иван и не ведаешь их страхов и забот, — мудро заметил мастер, одет он был в темно-красный кафтан и шапку-колпак с меховой оторочкой.

— Мастер, ты же жил в том мире. Вспомни, — с жаром сказал Иван.

— Я и помню, а то как же? – бодро ответил мастер. – Расстегая бы сейчас отведать, пойдем-ка в пирожковую заглянем.

Они свернули за угол здания, из которого вышли и перешли улицу. Их пропустили несколько паровых автомобилей.

— Раз помнишь, так знаешь, что жители давно ждут нашей помощи, да и нам без них не…

— Верно ты говоришь, Ваня, верно, — перебил его мастер, заходя в резную синюю дверь.

Над дверью была вывеска «Пирожковая в ямском переулке», а на самой двери была приделана черная доска в резной красивой раме, на ней мелом написано: «Пирожки на любой вкус! Расстегаи двадцати видов! Приходи, выбирай да сбитень попивай!»

Народу в пирожковой было не много, оно и верно, до обеда еще часа полтора. Мастер и ученик подошли к полкам, на которых были выставлены красивые корзинки, выстланные салфетками, а в них пирожки и расстегаи разных видов. Корзины были подписаны в зависимости от начинки выпечки. Рядом с корзинами стояли ящички-копилки с щелью для монет. Иван и Мастер взяли себе по расстегаю и положили в ящички-копилки монеты. Потом они нашли свободный столик и сели за него. На столике стояли таблички с изображениями напитков, которые подавали в пирожковой. Иван выбрал табличку со сбитнем, его учитель табличку с иван-чаем. Оба подняли таблички вверх и вскоре к ним подошёл подросток с подносом в правой руке. Одет он был в черную косоворотку, перехваченную поясом, широкие штаны, сужавшиеся к низу, в длинный коричневый фартук с вышитыми на груди яркими пирожками и расстегаями, на ногах его легкие ботинки. Служка выгрузил с подноса дымящийся сбитень в высокой кружке и поставил на стол бронзовый чайничек с иван-чаем, а рядом расположил фарфоровую чашку с блюдцем. Иван и Мастер поблагодарили служку и принялись поедать расстегаи, заодно и возобновили прерванный разговор:

— Не забывай, Ваня про то, что Темные имеют в том мире большую власть. Поэтому доверять жителям опасно, — сказал мастер, наливая себе чая.

— Жители, многие их них, стремятся стать творцами… ну хотя бы человеками. Они ждут нашей помощи, учитель, — с чувством сказал Иван и отпил немного сбитня. – Ну не можем мы оставаться в стороне, когда жители просыпаются.

Мастер посмотрел на ученика и ответил:

— Я правильно воспитал тебя, Иван. Ты смел, дерзок и у тебя живой ум.

— Благодарю за теплые слова обо мне, мастер, — сказал, улыбаясь Иван. — Я же поселил одну из жительниц в наш мир, и она справляется. Именно такие, как она будут менять мир, завоёванный Тёмными,- с воодушевлением говорил он.

— Всё одно напоминаю тебе, что жители коварны, будь внимателен, Иван, — произнёс мастер, поворачивая чашку на блюдце кругом себя, не смотря на Ивана.

Тот перестал жевать и замер на мгновение, потом проглотил кусок и спросил:

— От куда страх, мастер? Ты же учил меня быть бесстрашным и чувствовать опасность. Разве есть опасность? Я не чувствую её.

Мастер помедлил с ответом, отпил горячего чая, поставил чашку на блюдце и сказал:

— С запада давно нет вестей от Ивана. Чую с ним стряслось дурное.

— Давай я разыщу его? – сразу предложил Иван.

— Я сам отправлюсь на его поиски. А тебе наказ такой: быть со своей подопечной, дабы не стряслось дурного. В новое лето откроют заветы предков и, чует моё сердце, станут укреплять барьер. Вот и присмотри за своей жительницей. Учениками своими займись. Делов много, — мастер строго и серьёзно посмотрел на Ивана, а потом принялся доедать свой расстегай.

— За меня будь покоен, мастер. Я чистые души вижу сразу. А ежели, когда на рожон лезу, так это путь мой таков, — ответил Иван, лукаво подмигнув учителю.

Мастер только усмехнулся, и они продолжили свою трапезу за разговорами о прошедшем совете.

Глава 1

Место, где мечтается

Привет, я – Тася. Полное имя Таисия. А вообще-то разные люди меня по-разному называют. Мама зовёт Таськой, Тасюня или Тася, папа – Таисия или Сластёна, лучшая подруга Анька – Тасище и Тась, друг с детского сада Ромка – Тайсон. Бабушка зовёт Тасенькой или внученькой, а дедушка – Дачницей или Таська-городская. Все эти имена и прозвища мне нравятся, так что я на них не обижаюсь. Я обыкновенная девочка. Учусь в простой школе и хочу поступить в художественную. Люблю рисовать, выдумывать и фантазировать. У меня даже есть свой придуманный мир, который я частенько посещаю перед сном.

Зимой мне исполнилось 11 лет. Сейчас лето и меня, как обычно, привезли к бабушке. Каждое лето меня увозят из города, чтобы набраться сил к новому учебному году, надышаться свежим деревенским воздухом и напиться парного молока.

Со здешними мальчишками и девчонками сдружиться не получается. Они сами по себе, я сама по себе. Иногда меня знакомят с таким же, как я ребёнком, приехавшим к бабушке на каникулы, и мы изредка играем вместе. Но основную массу свободного времени, которого у меня летом навалом, я провожу одна.

Чем я занимаюсь? Играю сама с собой. Например, учусь метать нож в цель, или пилить и колоть дрова. Я рисую картины, мастерю поделки из опилок и деревяшек, помогаю бабушке по хозяйству, когда она мне это позволяет.

А ещё я представляю, что всё вокруг умеет говорить: деревья, трава, цветы, ягоды, ветер, солнце… вообще всё. Я воображаю, что в саду, в поле, в лесу, в рощах и на пруду живут маленькие невидимые существа. Я фантазирую, выдумываю и преображаю мир вокруг.

Каждый вечер я засыпаю абсолютно счастливая с мыслью, что, когда проснусь, то услышу, как со мной заговорят деревья, как поприветствуют меня маленькие невидимые существа.

И, проснувшись утром, я первым делом отправляюсь в сад. Сначала я расстраиваюсь, что не слышу, как со мной говорят яблони и вишни, что не приветствуют маленькие невидимые существа. Но я теряю надежды услышать их, и сама начинаю с ними разговаривать. В голове, как будто слышаться слова: «Привет, как спалось? Тебе снился сон?»

О своих фантазиях я никому не рассказываю. Мало ли как отреагируют на это взрослые? Ещё подумают, что я спятила.

У моей бабушки есть два дома. Один в полузаброшенной деревне, где бабушка родилась и прожила всю жизнь. Эта деревня когда-то была большим процветающим колхозом. Но со временем она опустела и оставшихся стариков переселили в районный городок Козельск. А пустующие земли бывшего колхоза разрезали на квадраты и раздали дачникам.

В деревенском доме бабушка проводит лето. В нём очень классно: русская печка, круглый стол посередине комнаты, маленькие окна, которые утром можно распахнуть и вдохнуть свежий летний ароматный воздух; чердак, на который запрещается лазить, но я всё равно туда наведываюсь, ведь там столько интересных старых вещей. А самое главное — за деревней простор. За домом — наш сад с яблонями, грушами, вишнями и сливами, а за садом — поле и берёзовые рощи. Гуляй, не хочу!

Второй дом бабушки в Козельске, точнее одна четвертая часть большого домища – бывшего клуба, который обустроили для жилья на четыре семьи. В нём бабушка зимует. А летом мы приезжаем в него, чтобы постирать и купить необходимых продуктов в городе. В общем-то про второй дом больше нечего рассказать. Никакого простора и ничего интересного там нет. Одни запреты: «Туда не ходи! Здесь не гуляй!» Единственное место, где интересно погулять – это местная речка Жиздра. Она протекает у подножия холма,
на верхушке которого стоит общественная баня.

Про это место я узнала, когда мы с бабушкой решили сходить в баньку. Попарились, помылись. Я вышла из бани, села на скамейку (рядом с баней расположены скамейки, чтобы после того, как попаришься, можно было посидеть и отдохнуть), посмотрела вокруг и онемела от восторга. С холма открылся потрясающий вид.

Внизу абсолютно круглое вогнутое огромное зелёное поле. Это показалось мне очень странным. Я никогда не видела такого. Будто здесь долгое время лежал тяжелый круглый шар, потом его убрали и оставшийся вогнутый след от него зарос травой и, кое-где кустарниками.
Круглое продавленное поле пересекали тропинки, уходившие в разные стороны. Я заметила, что и от бани вниз ведёт тропка, как раз к этому полю. Попросив разрешения у, отдыхавшей рядом на скамейке, бабушки, я отправилась разведать, что там внизу холма. Я прошла пару десятков шагов и остановилась осмотреться. Справа на склоне холма я увидела извилистую то широкую, то узкую речку. Вода в ней сверкала на солнышке. Вдалеке на правом пологом песчаном берегу купались дети и взрослые, а левый берег напротив пляжа возвышался обрывом, на нём паслись кони. Это потрясающе красиво! Как мне захотелось погулять вдоль речки, посидеть на краю обрыва! Вот оно -классное место, где можно помечтать и отпустить фантазию в полёт! Но тогда бабушка не позволила мне спуститься дальше к реке, она пообещала, что мы обязательно сходим туда искупаться и позагорать в другой раз.
С тех пор я не могла дождаться, когда же наступит «другой раз» и я окажусь в этом живописном месте, на берегу извилистой речки.

Ждать пришлось целых пять дней! Исполнить моё желание помогла погода. Выдался очень жаркий день. С утра солнце пекло так, что над асфальтовыми тротуарами поднималось горячее марево, а воздух рябил и переливался, как это бывает над раскалёнными углями. Рано утром мы приехали в городской дом по важным бабушкиным делам. Нам предстояло вернуться в деревню сегодня же, но из-за жары бабушка решила -надо сходить охладиться в речке, чтобы в душном старом автобусе мне не стало дурно.

Ура! Мы отправились купаться! Как оказалось, речка эта не простая. Во-первых, возле нашего пляжа, если пройти вниз по течению, рядом с берегом оказалось много студёных ключей. В них била кристально чистая и очень холодная вода. Я не удержалась, зачерпнула ладошкой ключевой водички и попила. Вкусная и такая холодная, что зубы свело.

Во-вторых, мне строго настрого запретили купаться в других местах этой реки. Так как в ней таилось много омутов- очень глубоких мест. Вверх по течению, слева от пляжа купаться нельзя, иначе, как говорили, можно попасть в водоворот, который затянет на дно. Вниз по течению, справа от пляжа была отмель и брод. А за ним, тоже омуты и водовороты. Купаться разрешалось строго между омутом и бродом. Мне стало страшновато заходить в воду, и, сначала, я просто сидела на берегу, опустив ноги в реку, решив понаблюдать за барахтающимися детьми и плавающими взрослыми. В голову пришла мысль: «Я же добрый человек, а неужели речка станет обижать добрых людей? Речка? А, речка?»

И мне послышалось:

— Конечно не станет. Купайся смелей.

Я пересилила свой страх и вошла в воду. Как только это произошло, страх рассеялся, будто его не бывало.

Барахтаясь в воде, я разглядывала окрестности. Прямо напротив, пляжа возвышался обрыв. На нём, свесив ноги, сидели мальчишки. Иногда они с важным видом прыгали с него в воду, демонстрируя всем наблюдавшим свою смелость. Спрыгнув, мальчишки выплывали к броду, течение им помогало. И по нему опять уходили на обрыв. По этой отмели реку переходили люди, табун лошадей, стадо коров, да все, кому хотелось. Воды там по колено, не больше.

Меня, как магнитом притягивал, обрыв на противоположном берегу. Весь в дырках, может это птицы так делали свои гнёзда, а может мальчишки наковыряли их, чтобы залезать наверх. Я сильно захотела побывать на том берегу реки и посидеть на обрыве, как мальчишки. В голове уже нарисовалась картинка, что сижу там, болтаю ногами и любуюсь окружающими красотами и мечтаю…

Но в этот раз, бабушка меня туда не пустила. Поэтому я решила, что пойду погулять на речку без неё и обязательно посижу на обрыве. Буду смотреть вдаль и мечтать…

Глава 2

Погоня

Как потом оказалось, меня не зря так притягивал этот обрыв. Это живописное место на берегу реки было не простое. Но обо всём по порядку.

Однажды, когда мы опять приехали в город, я отпросилась у бабушки прогуляться. Ей было не до меня, и она разрешила. Про то, что пойду на речку, я не сказала, иначе, никуда бы она меня не отпустила.

День выдался солнечный, в голубом небе изредка проплывали кучные, похожие на воздушные белые замки облака. Лёгкий ветерок нежно обдувал лицо. В траве стрекотали кузнечики, кто кого перекричит. А внутри ощущение предвкушения чего-то волшебного. Я шла к речке новой дорогой, не той, что мы обычно ходили. Эта новая дорога должна была вывести меня прямиком к обрыву. Внутри трепетало ощущение страха, но желание вело меня вперёд. Тропинка извивалась среди кустов и высокой травы. Я смотрела по сторонам, любуясь пейзажем. В какой-то момент, появилось ощущение, что за мной наблюдают. Оглядевшись, я никого не увидела, но, на всякий случай, прибавила шагу. Вскоре за спиной послышался нахальный и немного надменный голос:

— Эй, ты кто такая?

Я обернулась. В трёх метрах от меня стоял мальчишка, примерно моего возраста в грязной майке и шортах, точнее это были отрезанные до колен старые джинсы.

— А тебе зачем? – спросила я, вкладывая в слова всю свою храбрость.

— А за тем, что это наша территория. И я тебя не знаю, — важно произнёс он, начиная медленно вразвалочку шагать мне навстречу.

Я хотела было отступить на шаг, но в голове возникла мысль: «Кто отступает, того догоняют».

И я остановилась.

— Чья это ваша? – с вызовом спросила я.

— Наша, значит наша! – приближаясь, сказал мальчик.

Я огляделась и заметила в траве кем-то брошенную бутылку.

— Ваша территория говоришь? – я подняла бутылку из-под пива и помахала ею. – Что-то плохо вы следите за вашей территорией! Мусор везде валяется, хоть бы прибрались.

Мальчик на мгновение замешкался. А я воспользовалась этим. Повернулась и, стараясь не бежать, пошла своей дорогой, держа, на всякий случай, бутылку в руке. Если что, кину её в пацана. Я чувствовала, что он не отстаёт. Быстро шагая в сторону обрыва, я решила, что попробую спрятаться в высокой траве, когда тропинка сделает поворот.

— Эй, ты! Тебе говорят, наша территория! Куда пошла? – донёсся ещё один голос, гнусавый и надменный.

Я обернулась на окрик. Это оказался второй мальчишка. Чуть выше первого, худощавый, в растянутой серой футболке и чёрных спортивных трусах с лампасами. Он был у меня за спиной, метрах в четырёх.

Я прибавила шагу. «Может удастся спрятаться? – подумала я. — Или на крайний случай убегу».

Я всегда хорошо бегала, умела петлять, как заяц и делать обманные манёвры.

«Только бы лодыжку опять не подвернуть», — промелькнула мысль.

Сердце заколотилось от страха. Я перешла на бег. Слышно было, как мальчишки пустились вдогонку за мной. Вдруг стало так страшно! Аж дыхание спёрло.

«А, если поймают?! – со страху подумала я, потом более спокойный голос, который всегда появлялся в таких случаях, произнёс. – Ну, даже, если поймают, что сделают? Ничего они тебе не сделают, ты не позволишь! Да и догнать не смогут! Беги!»

Я побежала так быстро, как никогда ещё не бегала. За спиной послышались крики:

— Фига, она газанула!

— Во даёт!

Я бросила подобранную бутылку за спину, надеясь попасть в одного из преследователей.

— Она чокнутая по ходу! – послышалось мне.

В голове крутилось: «Только не споткнуться! Только не споткнуться!»

Глазами я искала подходящее место, куда можно свернуть, чтобы спрятаться. В поле зрения попался приближающийся обрыв, покрытый ковром невысокой травы.

«Вот бы прыгнуть и оказаться в другом мире, где есть это красивое место, и нет дураков-мальчишек», – подумала я.

Заметив подходящее место, чтобы спрятаться в густой высокой траве, я резко свернула вправо. Укрытая зарослями густой осоки, я стала пробираться к растущим по берегу кустам. И, если преследователи потеряют меня, то смогу, через кусты, пройти вдоль берега обратно в сторону дома.

«Прощай красивая мечта, больше меня сюда не пустят», — мелькнуло в голове.

Чтобы меня не заметили в высокой траве, я пригнулась и замедлила ход. Аккуратно раздвигая траву, я кралась к кустам, но услышав тяжёлые быстрые шаги замерла и прислушалась. Мальчишки, тяжело дыша пробежали мимо.

— Где она?! – крикнул один другому.

Я подождала, когда они уйдут подальше и попятилась к кустам. Я знала, что кусты растут на берегу речки, и предполагала, что берег там обрывистый. Осторожно идя спиной вперёд, я напряженно прислушивалась, где мои преследователи. Вот я уже вошла в заросли кустарников. Страх почти схлынул, когда руки нащупали ветки. Я стала аккуратно забираться в чащу кустарника, стараясь не ломать ветки и не наступать на что-либо трещащее и скрипящее.

— Вот, чертовка! Смылась! – донёсся до меня голос первого.

— Куда смылась-то? Некуда ей смываться! – сказал гнусавый.

По звуку их голосов я поняла, что мальчишки отдаляются. Мне удалось их обмануть, осталось только залезть поглубже в кусты и тихонько продвигаться в сторону дома.

— Пошли отсюда, фиг с ней! – послышался голос первого мальчика вдалеке.

— Говорю тебе, некуда ей смыться, спряталась она! – отвечал второй чуть ближе.

— Ты, что искать её что ли собрался? – спросил дальний.

— Собрался! Она мне чуть бутылкой по голове не заехала! – со злостью сказал второй. – Сюда иди! – крикнул он и я услышала звук, который меня сильно напугал. Судя по всему, гнусавый размахивал палкой, раздвигая заросли высокой травы. Он приближался ко мне.

Внутри шевельнулся страх: «А, если он меня найдёт?!»

Сердце заколотилось, я попятилась ещё, и мои ноги заскользили по мокрой траве. Оказывается, я дошла до края обрывистого берега, внизу была река. Я стала соскальзывать вниз в реку. Под руки попались ветки кустов, стараясь замедлить падение, я ухватилась за них. Чуть не вскрикнула! но этого нельзя было делать! Я собрала всю свою смелость и самообладание, удержалась от крика и, крепко вцепившись в кусты, попыталась подтянуться, упираясь ногами в обрывистый берег. Но ноги соскальзывали. Сделав ещё несколько неудачных попыток, я повисла, держась руками за ветки.

«Бегаешь хорошо, а подтягиваться не умеешь. На физре-то, только в Пионербол и играешь!» — мысленно поругала я сама себя.

В воду прыгать не хотелось, страшно. Вдруг там омут? Сил держаться за ветки оставалось всё меньше. Кричать о помощи нельзя. Неизвестно, что взбредёт в голову этим недоумкам, которые за мной бежали. Я прислушалась. Тихо. Только вода в речке журчит подо мной.

«Почему они больше не переговариваются? Может ушли восвояси? — подумала я. – Надо во чтобы то ни стало выбраться на берег!»

Я попыталась вскарабкаться наверх, но ноги соскальзывали.

«Может покричать? Позвать на помощь?.. Нет… шансов, что на крик о помощи придет кто-то другой, кроме этих хулиганов очень мало…» -размышляла я, не прекращая попытки вылезти.

В голове забегали мысли, перебивая одна другую:

— А, ведь, бабушка, даже не знает, что я пошла на речку! Почему я ей не сказала, куда иду?

— Да потому, что она бы тогда не пустила меня. Что я бабушку, не знаю, что ли?

— Не пустила бы, зато я не вляпалась бы в эту историю!

— Неужели это всё?!

— Да ну тебя! Чуть, что, сразу сдаёшься! Из любой ситуации всегда есть минимум два выхода! Помнишь?

— Помню, помню… Где же, хотя бы один выход?.. – пробормотала я и обессиленная повисла на руках, слегка уперевшись ногами в скользкий берег.

Посмотрев вверх я подумала: «Вот и солнышко за тучи скрылось, ещё грозы не хватало…»

Диалог моих мыслей прервал громкий треск в кустах. Кто-то большой и, судя по треску, очень неуклюжий пробирался в мою сторону.

Глава 3

Спасение

Ох и страшно мне стало в этот момент! Сердце забухало так, что стучало где-то в горле. Я ещё подумала, что обычно говорят: «От страха сердце в пятки ушло.»

А у меня оно поднялось к шее, и готово было выпрыгнуть.

Треск слышался всё ближе и ближе. И, мне представлялось, что ко мне приближался слон или бегемот. Прыгать вниз в реку было страшнее, чем встретиться лицом к лицу с, тем, что ко мне приближалось. Перед глазами встала картина, как мальчишки-хулиганы с подмогой находят меня висящей, над водой. Ох, глупо и унизительно это будет выглядеть. Я покраснела от таких мыслей и, попыталась придать лицу, серьёзный устрашающий вид, продолжив старания подтянуться на руках. Я решила во, что бы то ни стало выбраться на берег, а там, будь, что будет.

Надо найти какую-нибудь выемку для упора ногой. Несколько корней кустов торчат из земли, но они тонкие и скользкие. Может попробовать упереться в корень?

В этот момент треск в кустах прекратился. Я замерла, ожидая насмешливых окриков хулиганов. Но ничего такого не последовало. Я медленно подняла взгляд вверх и от неожиданности чуть руки не разжала, но спохватилась и ещё крепче вцепилась в ветки. На меня смотрела белоснежная лошадь. Мы некоторое время глазели друг на друга. Она пару раз моргнула. Ничего не происходило. Я смотрю на неё, а она на меня. Руки слабеют и соскальзывают. Я возобновила попытки вылезти. Изо всех сил упираясь ногами в скользкий выступающий корень, я старалась подтянуться, держась за тонкие ветки кустов. Силы были на исходе, я ещё раз взглянула на лошадь и, в общем-то, ни на, что, не надеясь, сказала:

— Чего смотришь? Помогла бы, что ли, раз пришла!

Лошадь обнюхала мои руки и щекотно фыркнула на них.

— Да не щекоти ты! И так еле держусь.

Лошадь закивала головой. Она будто пыталась что-то объяснить или показать мне. Но я не понимала её. Она кивала и кивала. Я почувствовала, как что-то царапнуло мою правую руку.

— Эй, эй! Осторожней! – сказала я, на миг отдёрнув руку, а потом тут же опять схватилась за спасительные ветки.

Послышался треск. К нам приближался кто-то ещё. Лошадь опять фыркнула на мои руки и ушла.

— Куда ты? Не бросай меня, — слабым голосом позвала я.

Но она ушла. Я продолжила свои слабые попытки самостоятельно выбраться.

— Снежинка, кого ты нашла? – раздался незнакомый голос совсем близко.

«Снежинка – это, видимо, имя лошади, — подумала я, карабкаясь на берег. – Ничего себе Снежинка! Это скорее Снежинище, или целый сугроб!»

Треск и шум, пробирающихся кого-то, опять стих, и я почувствовала легкое и щекотное поглаживание по своим рукам. Я посмотрела наверх и увидела перед собой лошадиный хвост, слегка покачивающийся из стороны в сторону.

— И чего ты предлагаешь? – спросила я.

— Она предлагает взяться за её хвост, чтобы вытащить тебя, — ответил за Снежинку мальчик, вышедший из-за лошади.

Я во второй раз чуть не разжала руки со страху и от неожиданности. Но, к моему облегчению, это был другой мальчик, не из хулиганов.

— Хватайся за её хвост, а вторую руку мне давай, пока не свалилась, — доброжелательно сказал он мне. – Снежинка присядь немного, — попросил он лошадь.

Та присела, хвост опустился так, что за него можно было ухватиться. Я, боясь, сделать лошади больно, нерешительно взялась за хвост.

— Вот, хорошо, — подбадривал меня мальчик. – Да не робей ты, хватай шибче за хвост-то.

Я ухватилась крепче.

— Умница, — сказал он мне и добавил, обращаясь к лошади. — Тяни Снежинка! А ты, — сказал он мне. — Теперь рукой-то за меня перехвати, — и мальчик встал на колени, протянул мне свою руку, а второй схватился за крепкую ветку.

Я сделала, как он мне велел. Лошадь встала и пошла вперёд, тем самым вытягивая меня на берег, мальчик, тоже тянул меня. Я помогала себе ногами и через минуту выползла на берег. Встав на ноги, которые тряслись от долгого напряжения, я стала сжимать и разжимать уставшие пальцы рук.

— Спасибо тебе, то есть вам. Спасибо! – сказала я, стараясь вложить в свои слова мою безграничную благодарность спасителям.

— Об чем речь. Это Снежинка умница, почуяла тебя. Кабы не она, незнамо, что с тобой сделалось, — ответил мальчик, подошёл к лошади и погладил её по шее. – Что не подходишь-то? Али боязно? – удивлённо спросил у меня мальчик. – Подойди, подойди. Она, ведь нашла тебя.

Я робко приблизилась к своей спасительнице.

— А она меня не укусит?

Мальчик вопросительно посмотрел на меня, брови его поползли вверх.

— Пф-ф-ф, конечно, укусит! Пол руки оттяпает! — изрёк он и покачал головой из стороны в сторону. – Ты её за хвост тянула, а тут погладить не можешь.

Я, подумала, что не стоит показывать свою городскую дикость и смело подошла к Снежинке.

— Спасибо, Снежинка, — сказала я и стала поглаживать лошадь по шее, она благодарно фыркнула и подставила морду, тогда я стала гладить её морду. Шерсть у Снежинки белоснежная, шелковистая, блестящая и скользкая, как будто сияет изнутри. Грива завивается красивыми локонами. Мне очень понравилось гладить лошадь. Я заулыбалась. Снежинка ещё раз радостно фыркнула и двинулась через кусты в ту сторону, откуда пришла.

Как-то радостно стало! Я спасена! Моё неприятное приключение закончилось таким приятным спасением, а ещё я впервые в жизни погладила живую лошадь!

Глава 4

Егорка

— Ты чьих будешь? – спросил мальчик.

Он двинулся за Снежинкой, я тоже.

— Кто, я?

«Странно как-то он задаёт вопрос, — подумала я. – Что значит чьих? Петровых? Сидоровых? Или…»

В моей голове, вдруг возникла картинка из кинофильма «Иван Васильевич меняет профессию», там Иоан Грозный спрашивает у режиссёра Якина: «Чьих ты будешь?»

Я хорошо знаю этот фильм потому, что родители его любят.

— Ну не хочешь говорить, чьих ты, скажи, хоть как ты там оказалась? Там опасное место, омут, — прервал мои мысли мальчик.

— Я гуляла. Хотела посидеть на обрыве, посмотреть на реку. Но…

— Получилось повисеть над обрывом, — добавил мальчик, усмехнувшись, он шёл чуть впереди и раздвигал ветки кустов и высокую траву, чтобы те не хлестнули меня по лицу.

— Да, получилось повисеть, — смущённо сказала я.

Мы вышли на живописный луг, поросший ковром трав из цветов. Мне он показался незнакомым. Вроде недавно бежала через него к кустам, и не заметила такой игры красок, дивного благоухания трав и ароматов цветов. Я огляделась. Увидела обрыв, на котором так хотела посидеть, свесив ножки. Такой манящий, красивый, покрытый шелковистой изумрудной травкой. Он был всего шагах в пятидесяти от нас. Немного опередив нового знакомого, я направилась к желанному месту.

— Мне повстречались местные упыри. Пришлось смываться. Я спряталась от них в кустах и случайно, в общем, чуть не свалилась в реку, — торопливо рассказала я.

Мальчик ничего не ответил. Я обернулась. Он внимательно осмотрел меня с головы до ног, так как будто видит впервые. Хотя он и так повстречался со мной в первый раз, но сейчас посмотрел так, как будто второй раз видит впервые.

Я осмотрелась, пытаясь найти тропинку, ведущую к обрыву, но не нашла. Странно, я же шла сюда по тропинке… Пришлось двинуться напрямик сквозь траву и цветы.

— Очень хочу посидеть вон там, — сказала я мальчику через плечо. – Могу поспорить, что оттуда открывается чудесный вид.

— Но здесь не водятся упыри, — серьёзно заявил мальчик мне вдогонку.

Он пошёл за мной, а рядом Снежинка.

— Я тоже так думала. Тебя зовут-то как? Меня Тася.

— Егорка, — угрюмо ответил мой спаситель.

— Эх, как я тебе завидую, Егорка. Ведь Снежинка, твоя личная лошадь?

— Нет не моя, мы просто дружим. Лошадь? – спросил он.

— Ну да, лошадь, не ослица же она? – рассмеялась я.

— Но, это…

— Ты часто бываешь здесь? – спросила я, не дав Егорке высказаться.

Он не ответил и подозрительно так посмотрел на меня. Я не стала настаивать на ответе. Мы пришли на обрыв. Я огляделась вокруг. От сюда вогнутое поле выглядело ещё более впечатляющим, чем с холма, на котором стояла баня. По краям поля росли деревья и кустарники. Слева из-за верхушек деревьев виднелись деревенские домики, затейливые и разноцветные. Я даже разглядела что-то похожее на терем. Ах, как мне захотелось побывать там! Может, удастся уговорить бабулю прогуляться в ту сторону?

Егорка встал рядом, он не смотрел на окружающий пейзаж, а наблюдал за мной. Снежинка гуляла поодаль, пощипывая сочную травку.

— Везёт тебе, если ты сюда каждый день приходишь, — сказала я, усаживаясь на мягкую траву.

— Ну не каждый день. Я прихожу сюда подумать, — ответил Егорка, тоже присаживаясь рядом.

Я посмотрела на небо. Мне показалось, что оно какого-то странного голубовато-изумрудного цвета, но я не придала этому значения. Ведь моя мечта почти сбылась! Сижу на обрыве! Вокруг никого! Только Егорка и Снежинка. По небу медленно плывут кучевые облака, похожие на сказочные замки. Как же хорошо!

Правда моя мечта исполнилась ещё не до конца. Я хотела посидеть, свесив ноги, но мне было страшно сделать это. Так, что пока я решила поваляться на траве и поболтать с Егоркой. А, там, может и страх пройдет.

— Мне показалось, что мальчишки приходят сюда только купаться. Кстати, что-то сегодня не купается никто? — спросила я, посмотрев на пустой противоположный берег речки.

— Сегодня нельзя купаться, не знаешь, что ль? Только вечером.

Я не знала, почему сегодня нельзя купаться, но решила не показывать своего невежества. У деревенских всегда имеются, какие-нибудь незнакомые городским праздники.

— И о чём ты здесь думаешь? – спросила я, откинулась на спину и запрокинула руки за голову.

— Сегодня о силе и слабости, — ответил Егорка, он всё ещё очень внимательно наблюдал за мной.

— Как это? – спросила я, повернувшись на бок и подперев щёку рукой.

— Ну, что в любой силе есть слабость, а в любой слабости есть сила. Я, только начал над этим думать, но пришлось прерваться, Снежинка тебя нашла. Надо было поспешать, — ответил Егорка.

Мне стало немного совестно, что я прервала Егоркины думы. А ещё, я сильно впечатлилась тем, что он думал о таких серьёзных вещах. Не о том, как пройти следующий уровень в игре или поколотить недруга.

«Интересно, как это — любой силе есть слабость, а в слабости сила?»

— Извини, что отвлекла тебя от размышлений, ты продолжай, я не буду мешать, — сказала я.

Егорка уселся, скрестив ноги по-турецки, посмотрел вдаль, потом достал из-за пазухи дудочку и начал играть. Зазвучала очень красивая мелодия, то протяжная и нежная, то игривая и забавная. Я с удовольствием слушала его музыку. Такое со мной впервые. Мне показалось волшебством, чудом, чем-то нереальным то, что Егорка извлекает из своей маленькой простой на вид дудочки изумительную красивую мелодию. Пока он занят и смотрит в сторону, я стала рассматривать своего нового знакомого.

Возрастом он, пожалуй, такой же, как и я, лет одиннадцать, может двенадцать. Светло- русые слегка вьющиеся волосы немного прикрывают круглые маленькие уши. Смуглый. Большие зелёные глаза с длинными черными ресницами, брови вразлёт. Прямой нос заканчивается маленькой смешной площадочкой. Одет в темно-серые широкие льняные штаны, с левого бока висит кортик в ножнах. На ногах странные, как будто самодельные сандалии. Рубаха светло-серая, тоже льняная без ворота с красно-синей вышивкой крестиком на груди. Рукава закатаны выше локтей. На левой руке несколько браслетов, сплетённых из разноцветных верёвочек.

Егорка всё играл на дудочке свою музыку. Ветер развивал его отросшие ниже ушей волосы.

«Он красивый, — подумала я. – Так одет странно. И говор у него необычный».

Щёки мои сами собой стали краснеть, в голове зароились мысли: «А я-то, ни прически, ни наряда. Пошла ратрепухой гулять. И сарафан дурацкий надела! Да ещё испачкалась, вон коленки все в грязи».

Я, как-бы невзначай расправила свой сарафан из ситца в синий цветочек с большими нелепыми накладными карманами. (Его мне бабушка сшила). Прикрыла подолом грязны коленки. И, сняв резинку, распустила волосы. Мне подумалось, что распущенные они будут выглядеть красивее. Я провела по голове рукой и нащупала несколько запутавшихся в волосах веточек и листиков. Надо их незаметно выпутать из волос и, так же незаметно выбросить.

Одна особо упрямая веточка так запуталась, что незаметно вытащить её не удавалось. Егорка заметил мои старания, перестал играть на дудочке, улыбнулся, протянул руку и помог выпутать из волос застрявшую ветку. Я покраснела до ушей, и хотела было что-то сказать, но не успела вымолвить ни слова, так как земля под нами затряслась. Обернувшись на шум, я увидела, несущийся на встречу табун лошадей. Я вскочила на ноги и стала отходить к обрыву.

Глава 5

Странности

— Не боись ты, всполошная, — сказал мне улыбающийся Егорка. – Стой на месте, а не то опять свалишься.

Я остановилась. А табун не останавливался. Я зажмурилась, ожидая чего-то страшного. Топот, топот, топот! Я стою, закрыв глаза ладонями и под ладонями, глаза закрыты. Жду… Но ничего не произошло. Топот стих и послышалось фырчание. Я раздвинула пальцы рук, открыла один глаз, потом второй.

Лошади остановились рядом с Егоркой и радостно приветствовали его. Они кивали головами, фырчали и подпихивали его носами, то в шею, то в бока. Егорка смеялся.

— Будет, будет вам, озорники, пойдите, гуляйте и Снежинку с собой возьмите, — говорил им Егорка, поглаживая и трепля их по гривам.

Для меня это настолько необычно — наблюдать такую картину! Остолбенев, я молча смотрела на происходящее. Егорка не обращал внимания на моё оцепенение.

Лошади убежали резвиться на лугу. Я стала разглядывать их. Табун этот странный, какой-то. Все лошади разные, как будто разных пород. Какие-то из них невысокие, коренастые, какие-то стройные с длинными тонкими ногами; у иных вьющаяся длинная грива и челка, у других грива торчала прямыми жесткими ёршиком, а чёлки вовсе не было; у некоторых грива, как кудрявый пушистый хомут вокруг шеи. Так же они различались мастью. Были белоснежные лошади, они будто светились, как светлячки; другие золотистого цвета, и их шкура сияла и поблескивала от солнечных лучей; а невысокие, коренастые все были серого, скорее даже, серебристого цвета. Я так же заметила, что среди взрослых лошадей есть несколько жеребят. Шерсть у них более пушистая, чем у взрослых, золотисто-белого цвета и завивается кудряшками. Взрослые лошади, и малыши резвились на лугу как дети, они играли, догоняли друг дружку. Это выглядело так заразительно, что хотелось поиграть с ними вместе.

Егорка опять заиграл на дудочке. Я присела рядом и спросила:

— Значит ты их пастух? Везёт же тебе!

— Я не пастух. Я их друг. Их нельзя пасти, с ними можно только подружиться, — серьёзно заявил он.

— Это, что особенные лошади? – спросила я, наблюдая за жеребятами.

— Это не лошади, — твёрдо ответил Егорка.

— А кто же?

— Не видишь, что ль?

— А-а-а.…, – я подумала, что Егорка шутит, и не стала дальше развивать тему. – Где ты научился играть на дудочке? В музыкалке или самоучкой?

— В музыкалке? Что за музыкалка? – спросил Егорка.

Он посмотрел на меня так, будто и слова-то такого не знает.

— Значит, сам учился?

— Сам. Дед только показал, как правильно, — ответил Егорка.

Потом посмотрел на меня внимательно, даже с каким-то подозрением и спросил:

– Откуда ты взялась здесь?

— Я же тебе говорю. Я отпросилась у бабушки погулять. Шла сюда, чтобы посидеть на обрыве, а мне по пути встретились местные упыри…

— Нет здесь упырей, отродясь не водилось! – возмутился Егорка.

— Да я это про мальчишек местных. Выражение просто такое. Они мне пройти не давали, вот я и сбежала от них, — попыталась доходчиво объяснить я.

— От чего же они тебе пройти не давали?

— А я почём знаю, дураки, какие-то.

— У нас здесь только один Дурак имеется, и вовсе не мальчишка он. Чтобы до Дурака-то выучиться, надо весь мир обойти, да все науки постичь. Ты чего несёшь-то, всполошная? – очень строго и серьёзно сказал Егорка.

Я молчала, не зная, что ему ответить. В голове не укладывалось, что на Дурака учиться надо и весь мир обойти.

«Может этот Егорка того…, чокнутый?» – подумала я.

Надо отметить, что и Егорка смотрел на меня так, будто то же самое думает про меня.

— Единорога распознать не умеешь! Упыря от человека отличить не можешь! Как ты на свете-то живёшь, всполошная?

Егорка встал, убрал дудочку на пазуху и потянулся к кортику. Я почему-то совсем не испугалась. А силилась осознать то, что он мне сейчас высказал.

— Единороги? – спросила я, посмотрев на табун резвящихся лошадей.

Я вгляделась в них повнимательней, поморгала. И мои глаза увидели острый витой рог у каждой лошади на лбу. Отличались рога у разных единорогов только длинной и цветом. А у жеребят торчал махонький рожик, совсем ещё не острый.

«Так вот, чем меня поцарапала Снежинка, когда кивала!» – догадалась я.

Я оглядела свою руку, царапины на ней уже не было. Ни следа, ни шрамика от царапины. Потом в голову пришла ещё одна мысль: «Так вот, почему она кивала! Наверно пыталась дать мне понять, чтобы я хваталась за её рог, которого не увидела тогда!»

— Послушай, Егорка, но я думала, что единороги, это выдуманные существа! Я не знала, что целый табун существует в Козельске.

— В Козельске?! Ты из Козельска что ли? – он вытаращил на меня свои и так большие глаза.

— Ну да, — неуверенно сказала я. – По правде сказать, я приезжая. Приехала к бабушке на каникулы.

— Но, как ты сюда попала? Как тебе удалось? – недоумевающе спрашивал Егорка.

— На автобусе приехала, меня мама привезла.

— На авто...? – переспросил было Егорка, но осёкся. — Выдуманные существа? Погоди, ты не видишь рога у единорогов? – прищурившись, спросил Егорка.

— Вижу, то есть, сейчас увидела, а до этого, нет, — ответила я, всё ещё не понимая, что происходит.

— Кто такие Упыри?

— Упыри? Это… Это… Ну в сказках бывают такие… Наверно.

— Кто такой Дурак?

— Дурак?

— Да не переспрашивай ты, ведь не глухая же! – разозлился Егорка.

— Дурак – это глупый человек, — уверенно ответила я.

— Да ладно? – с насмешкой, ещё сильней прищурившись, спросил Егорка. – От чего ж тогда в сказках Иван-Дурак всегда побеждает?

Я никогда над этим не задумывалась. Ведь правда! Иван-Дурак во всех сказках одерживает победу и женится на красавице.

— Значит Дурак – это не глупый человек? – неуверенно спросила я.

— Нет, конечно! Как ты попала-то сюда к нам неуч всполошная?! – требовательно спросил Егорка, вынув кортик из ножен. – Чего ты здесь забыла?

— Я не неуч! И куда это к вам? – закричала я, а на глаза навернулись слёзы.

Мне стало страшно от того, что Егорка наставил на меня нож. К нам подбежала Снежинка. Она громко заржала, зафыркала. Я посмотрела на неё. Снежинка и правда была единорогом. Длинный, острый, прямой витой рог рос изо лба. Она подошла ко мне и, ткнувшись в мою правую щеку, громко фыркнула. Егорка, наблюдая за ней, успокоился и убрал кортик в ножны. Взгляд его смягчился. Он посмотрел на Снежинку, потом на меня, потом опять на Снежинку.

— Ладно, ладно, иди, резвись, будь покойна, не трону я её, — сказал он единорогу. Потом посмотрел на меня и добавил. – А ты утри слёзы. Сейчас поведаю тебе всё.

Я ладонью вытерла слезы, шмыгнула носом пару раз, чтобы содержимое не вытекло наружу и, уселась на мягкую траву слушать. Егорка обошёл вокруг меня, постоял несколько мгновений за моей спиной. Что-то пробормотал не под нос, а потом расположился на траве напротив меня. Он всё ещё смотрел на меня с подозрением, будто я в чём-то виновата.

Глава 6

Спрятанный мир

— Сперва пообещай мне, что не закричишь, не заревёшь, не убежишь, – сказал Егорка, всматриваясь мне в глаза.

— Я не…

— Пообещай! Не обижу я тебя, просто пообещай.

— Ладно, — неуверенно сказала я. – Обещаю, что не закричу, не зареву и не убегу.

— Ну, слушай тогда, — Егорка пододвинулся ко мне поближе и начал свой рассказ.– Ты сейчас не в Козельске, а в другом месте. Точнее в другом Козельске. Ты каким-то образом попала к нам. Мы сокрыты от фалалеев и жителей.

— От кого?

— От фалалеев и жителей. Фалалеи — это люди со сломленной душой.

— Что, душу можно сломать? – спросила я.

— Можно, ещё как, — со вздохом ответил Егорка.

— А Жители? Кто они?

— Живущие в Яви, в материи, они привязаны к своим чувствам, инстинктам, желаниям, к земле. Они живут как бы одной жизнью, одним днём. Не думают на перед. Понимаешь?

Я покивала, хоть и не до конца поняла, о чем он рассказал. Егорка заметил это и добавил:

— В вашем мире живут Жители и Фалалеи… Ну иногда встречаются Люди… Хотя, Люди частенько из нашего мира к вам приходят.

Тут до меня стали доходить Егоркины слова о том, что я попала в какой-то другой Козельск.

— Погоди, погоди! Я сейчас в другом мире? Параллельном? – изумлённо спросила я, оглянувшись вокруг.

— Да в другом, но не в параллельном. Это один мир, но наша часть спрятана. Наш мир спрятан от вас – Фалалеев и Жителей. Сколько я себя помню, никто из ваших, сам сюда не попадал. Ты первая.

— Но мне надо вернуться сегодня же. Меня бабушка хватиться!

Внутри всё съёжилось от страха, что я могу застрять здесь, в незнакомом, каком-то другом Козельске. Мысли вспышками стали мелькать в голове: «Неужели это правда?! Если да, то, как мне теперь вернуться домой?! Бабушка сума сойдет! Как я вообще смогла попасть сюда? И как это может быть – спрятанный мир?! Я — Фалалей?»

— Я, что фалалей? У меня сломана душа? – наконец вымолвила я.

— Нет, у тебя она не сломлена. Иначе, я бы сразу распознал. Да и не смогла бы ты здесь так долго быть, — слегка улыбнувшись, сказал Егорка. – Ты — Житель, простой Житель.

— Ты вернёшь меня домой? Или я так и застряну здесь? – со страхом спросила я.

— Конечно, верну. Я умею открывать Пештак.

— Пештак? Что это?

— Пештак – это проход, через, который ты можешь вернуться обратно. Я открою его, — Егорка вынул кортик из ножен и встал на ноги. – Правда я всего один раз его открывал, но думаю, у меня получится, — он начал плавно водить кортиком то вверх, то вниз. — Слушай, получается, что и ты можешь открывать пештак?

— Я? Как это? – спросила я, вставая на ноги.

— Попала же ты сюда? Значит умеешь… Может ты уже и не житель вовсе, а Людь — Егорка начал двигаться из стороны в сторону и водить остриём своего ножа перед собой по кругу, по часовой стрелке. – Готова вернуться?

— Погоди, погоди! – я схватилась за Егоркину руку, чтобы он перестал крутить ножом. – А можно, мне ещё немного побыть здесь? Ты ведь в любой момент можешь открыть Пештак?

Егорка посмотрел на меня прищурившись. Видно, прикидывал, стоит ли оставлять меня здесь? Немного подумав, он улыбнулся и ответил:

— Добро, останься. Но долго тебе здесь нельзя.

— Почему?

— Сама же сказала, что надо к бабушке вертаться. Да и задурнеть тебе здесь может с непривычки.

Егорка убрал кортик в ножны. Мы вместе пошли к обрыву и уселись на него свесив ноги. Мне было слегка жутковато от мысли, что я попала в другой мир, что сижу рядом с незнакомым мальчиком из этого мира. Но внутри, где-то в самой глубине, как волшебный цветок расцветало ощущение, что всё вокруг знакомо и я попала в родное место.

— Егорка, а почему мне может задурнеть? Здесь же всё такое же, как и в нашем Козельске. Только у вас единороги гуляют, а у нас лошади пасутся.

— Не такое же. Просто ты не видишь, — Егорка лёг на спину, закинув руки за голову. – Здесь всё другое.

Я огляделась и стала подробно всматриваться в окружающую местность. Такой же песочный пляж на противоположном берегу. Такой же брод справа от нас. Ну, может больше деревьев и кустов на вогнутом поле и разноцветней луг за пляжем. Я обернулась, осмотрела пейзаж за спиной. Там по-прежнему резвились единороги. В той стороне откуда мы пришли — луг. На нём растут цветы: синие, желтые, красные, оранжевые, белые, голубые, сиреневые. Все они разных форм и размеров. Я силилась вспомнить, видела ли такие луга в моём мире? И поняла, что нет. Такого количества цветов на лугах я ещё нигде не видела.

— Тася, а правда, что у вас в каждом доме есть ящик, который показывает яркие картинки и говорит, что вам нужно есть, пить и, как вам нужно жить?

— Что? Ящик? Который показывает… А! Телек что ли? — догадалась я. — Да есть! Но разве он говорит, что нам нужно есть, пить и?.. – я вспомнила рекламу, которую крутят через каждые пять минут и невольно согласилась с высказыванием Егорки, — Да, такие ящики есть у всех.

— Правда?! А я не поверил дядьке Ивану! – удивился Егорка. — Так вы же, наверно думать разучились с этими ящиками?

— Можно и так сказать, — ответила я, рассматривая просторы за рекой. — Да, у вас здесь красивее, чем у нас, — сказала я и тоже легла на спину.

— Ха, ещё бы! – как-то грустно усмехнулся Егорка. – Говорят, вы воду пьёте из бутылок, а потом бросаете их, там, где выпили.

— Да, многие это делают, — со вздохом согласилась я. – А потом горы мусора, который не перегнивает…

— Значит и это правда. Но зачем наливать воду в бутылку, чтобы выпить? Есть же кружки, вёдра, можно же из ключа напиться, или из колодца, – рассуждал Егорка.

— В нашем мире осталось очень мало чистой воды, поэтому её очищают и наливают в бутылки, чтобы продавать…

— Вы продаёте друг другу чистую воду?

— Ага.

— И выкидываете бутылки из-под неё?

— Ага.

— Вы всё больше губите природу, вместо того, чтобы очистить колодцы и ключи? Вам, что монеты дороже природы?

Я посмотрела на Егорку, на его недоумевающее лицо и, не зная, что сказать, пожала плечами. Как-то стыдно стало за наш мир.

— Дядя Иван говорил, что фалалеи губят места, где живут. И, даже не понимают этого, — печально изрёк Егорка с тяжёлым вздохом.

— Егорка, не все в нашем мире такие… — тихо произнесла я. – Многие борятся за чистоту и сохранение природы… Я…

— За сохранение природы надо не бороться, надо её любить. Природа – это ваш, наш дом. – твердым голосом произнёс Егорка, посмотрев в мои виноватые глаза.

Он сел, достал свою дудочку и затянул тихую, печальную мелодию. А я вспомнила подобранную бутылку из-под пива, которая попалась мне по пути сюда, в нашем мире.

«Да, — подумала я. – Людям наплевать на природу. Разбрасывают бутылки и другой мусор, где им вздумается. Вот пляж, например. В прошлый раз, когда мы приходили купаться, я столько мусора на берегу нашла. Так захотелось собрать его и отнести в мусорные баки, но бабушка не позволила. Сказала, что некуда его собирать. А, ведь люди приходят купаться на реку ежедневно и, каждый раз оставляют на берегу мусор. Как им не противно сидеть среди своего же мусора?»

От этих мыслей мне стало грустно. Я села, чтобы ещё раз посмотреть на противоположный берег, на пляж. Никакого мусора там не было. Желтый песочек и изумрудная травка. Вот как должен выглядеть любимый пляж.

— Егорка, — окликнула я своего нового знакомого.

— Ммм

— А почему ваш Козельск спрятан? – спросила я. – Из-за фалалеев?

Егорка перестал играть на дудочке и ответил:

— Нет, фалалеи потом появились. Раньше мир был един. Но после войны его разделили и наш спрятали до поры.

— После какой войны? Великой Отечественной?

— Нет. Вашу войну уже Морок развязал. Не в первый раз, кстати. Вы просто забываете быстро. Нашу часть мира скрыли, когда Морок властелином стал. Это давно было, – Егорка обхватил руками колени и продолжил. – Когда наступила ночь, а наша Солнечная система попала за край Пекельного мира, наступили тёмные времена. Светлые силы боролись, но не вышло. Все планеты нашей системы были завоёваны. И очень жестоко наказаны за сопротивление. Мы на Земле оказались самые стойкие и бились до последнего. Но нас предал дядька Морок, а за ним и Дева Обида. Они захотели власти и стали помогать Тёмным. Наши сражались, но проигрывали. Силы покидали Могов, Азов и других воинов, ведь ночь наступила. И когда Морок с Обидой, чтобы наполнить себя могучей силой, стали уничтожать растения, животных, стали забирать наши лучшие изобретения, прятать наши знания, Светлые, дабы сохранить хоть, что-то, решили разделить мир на двое. Нашу часть они спрятали до поры. А дядька Морок и Дева Обида стали властителями Явного мира. Вашего мира.

Я очень внимательно слушала Егорку, внутри меня появилось ощущение, что я узнаю сейчас, что-то очень, при очень важное. Пусть я не понимала и половины того, что он говорит, но я старалась всё, всё запомнить.

— Егорка, ты сказал про ночь. Что это за ночь такая? – спросила я.

— Ну это такой цикл планет. Днём планеты и, всё живое на них, сияют и сотворяют. А ночью планеты и, всё живое на них...

— Не сияют?

— Ну в общем да, они, конечно, не перестают сиять, просто по-другому сияют. Ночью положено отдыхать, чтобы всё сотворённое набрало форму и силу. Поняла?

— Ну-у, вроде поняла..., — неуверенно ответила я.

Егорка почувствовал мою неуверенность и махнул на меня рукой. Мне даже обидно стало. Но любопытство пересилило.

— А ночь долго длится? – спросила я.

— По-разному.

— Тогда скажи, эта ночь сколько длится? – не унималась я.

— Эта тысячу восемь лет.

— Ого! Как долго. Получается, что в эту ночь планетам не удалось отдохнуть?

Егорка даже засмеялся, так позабавило его моё рассуждение.

— Получается не удалось. А ты смышлёная, Тася из мира Морока и Девы Обиды, — улыбнувшись сказал он.

— И когда эта ночь кончится? – спросила я.

— Уже кончилась в лето семь тысяч пятьсот третьем.

— Но, сейчас идёт две тысячи…, — обескураженно начала было я.

— Ой, я и забыл! Вам же и календарь изменили. Погоди, — и Егорка стал подсчитывать про себя беззвучно шевеля губами. – По-вашему в тысяча девятьсот девяносто пятом закончилась ночь.

— Так, если сейчас уже не ночь, то почему ваш и наш мир не соединят обратно? – резонно спросила я.

— Ты, что не слушала, что я тебе рассказал? Морок стал властителем вместе с Девой Обидой. Вот почему.

Глава 7

Чудо-печка

Егорка вгляделся в мои глаза и понял, что я всё ещё ничего не понимаю:

— Ты не знаешь кто такой Морок? И Дева Обида?

Я помотала головой. Слово обида я, конечно, знала, но кто такая Дева Обида?

— Морок. Морочить кого-то, слышала такое? – спросил Егорка, таким тоном, как будто я умственно отсталая.

Я закивала.

— А, что значит морочить, знаешь?

— Морочить – дурить голову, обманывать и всё такое, — неуверенно ответила я.

— Вот! Умница! А обида знаешь, что такое? Обижалась на кого-то? Да, что я говорю, ты на меня сейчас чуть было не обиделась, — усмехнулся Егорка.

Тут я немного испугалась: «Он, что мысли читать умеет?!»

— Обиду знаю, я не знаю, кто такая Дева Обида, — насупившись, ответила я.

Егорка посмотрел на меня по-доброму, ласково улыбнулся и сказал:

— Ты не дуйся, я не со зла. У нас про дядьку Морока и Деву Обиду все с малого знают. А ты не из наших, вот и не знаешь. Может и не надо тебе знать?

— Как это не надо? Очень даже надо! Ты рассказывай, рассказывай.

— Чего же тебе ещё поведать? – засмеялся Егорка.

— Дядька Морок и Дева Обида – это люди? Бессмертные, да?

Егорка прыснул, сдерживая смех, а потом расхохотался, даже на траву повалился. Я сначала очень серьёзно смотрела на него, но потом не выдержала и тоже начала смеяться.

— Хватит! Хватит смеяться надо мной! – повторяла я, тряся его за плечо.

— Ох и потешная ты, Тася, — стараясь успокоиться, сказал Егорка. – Ну, зачем им людьми-то быть? Они – духи. Им духами-то угодней жить, да силами вашими себя и отпрысков своих питать.

— Это как же они нашими силами питаются? – невнятно спросила я.

Неожиданно язык перестал меня слушаться, я попыталась ещё что-нибудь сказать, но не смогла. Окружающая картинка перед глазами начала расплываться, я поморгала, потёрла глаза кулаками, но это не помогло. Как будто издалека я слышала голос Егорки:

— Тася, тебе задурнело?.. скажи… смотри на меня… не закрывай…

Я старалась ответить ему что-то, старалась не закрывать глаза, но сознание поплыло, горячая волна пробежала от ног к затылку, и я отключилась.

Мерное покачивание из стороны в сторону. Я лежу, нет, скорей вишу на чем-то теплом и мягком. Кто-то держит своей ладошкой мою. По ощущениям меня куда-то несут. Я с трудом приоткрыла глаза. Всё плывёт, вижу нечётко. Белые копыта медленно шагают по поросшей травой земле. В голове будто туман. Я попыталась приподняться, чтобы оглядеться, но не вышло. Даже голову поднять не получается. Как страшно быть такой вот ослабевшей и беспомощной! Я постаралась открыть глаза пошире и посмотреть хотя бы в сторону. Но всё, что я видела – это размытые мелькающие копыта, сандалии Егорки, да краешек травянистой тропки в сумерках.

«Темно, почему так темно? – спросила я сама себя. – Неужели уже вечер? Как же так? Как же там моя бабушка? Наверно с ума сходит…»

Сознание опять покинуло меня. В следующий раз я очнулась от того, что услышала голоса.

— Что с ней? – спросил мягкий женский голос.

И чья-то теплая рука провела по моим растрепанным волосам, убирая их назад. Эта же рука прильнула к моему лбу.

— Откуда ты её взял? – спросил звонкий девчоночий голос.

— Ниоткуда. Она сама сюда пришла. Она из мира Морока, — ответил угрюмый голос, который я узнала — это Егорка.

— Сама пришла? Как же она смогла? Кто-то открыл ей Пештак? Или барьер между мирами… — спросил, было, женский голос, но осёкся.

Теплые женские руки аккуратно сняли меня со Снежинкиной спины, подхватили и куда-то понесли.

— Её надо срочно в печь, — произнёс женский голос надо мной.

Я очень испугалась: «Меня, что решили сжечь, как лишнего свидетеля?!»

Я попыталась сопротивляться, вырваться из объятий женщины, но не вышло, тело отказывалось слушаться. Тогда, собрав все оставшиеся силы, я простонала:

— Не надо в печь, я — живая…

— Сразу видно фалалейка! Они всего боятся! – со знанием дела сказал девчачий звонкий голос.

Меня внесли в дом, пронесли через тёмные прохладные сени, потом в светлую большую комнату. Там пахло мёдом и травами.

— Егорушка, достань-ка носилки. Там в сенях они, — прозвучал тревожный мягкий женский голос. — Белаванька, помоги мне уложить девочку. Придержи голову.

Меня аккуратно положили на что-то мягкое. Теплые, нежные женские руки потрогали мой лоб, пощупали пульс на шее, потом одна рука нажала на макушку, как на кнопку, а другая стала кругами гладить живот. От этих манипуляций меня стало подташнивать, но и силы потихоньку возвращались. Я постаралась открыть глаза. Мне казалось я вижу склонившуюся надо мной красивую женщину в короне и ярком платье, а рядом с ней девушку, тоже очень красивую в нарядном сарафане, вокруг головы плетёная повязка с подвесками по бокам, длинные вьющиеся светло-русые волосы заплетены в косу. Тут подбежал Егорка.

— Давай, Егорушка, расправь носилки. Вот. А теперь подмогни мне, — взволнованно сказала женщина.

Меня уложили на носилки и понесли. Я всё пыталась сказать, чтобы меня не запекали, но так и не смогла ничего вымолвить.

Ногами вперед меня задвинули в какую-то тёмную пещеру. Мысленно я попрощалась с жизнью. В голове промелькнуло, что меня, как в сказке про Бабу Ягу, сейчас зажарят и будут потом валяться на моих косточках.

— Её спасают, а она глупости всякие думает! – послышался возмущенный девчоночий голос.

— Белава, не хорошо просматривать чужие мысли без спросу! Сколько я тебе говорю! – строго сказал женский голос, а потом мягким тоном обратился. – Егорушка, вот этот рычаг опусти, а тот подыми. Давай со мной сразу.

Послышалось негромкое металлическое скрежетание и мерные щелчки. Пещера, в которой я лежала, засияла ярким золотым светом. Стало тепло и спокойно. Я уснула крепким сном.

Мне снилось, что поверхность, на которой лежу, пропала и я падаю спиной вниз в темноту. Сначала меня охватил страх. Я ожидала смертельного удара о землю в любой момент. Но удара всё не было, я падала и падала вниз. Со временем мне стало нравиться ощущение бесконечного полета вниз. Я огляделась и увидела мерцающие звезды вокруг. Это было немного страшно и завораживающе красиво. Страшно потому что я падала совсем одна среди звезд, а красиво, потому что звезды переливались и сияли, будто подмигивая мне. Вдруг всё прекратилось. Звезды погасли. Темно. Вокруг бархатная непроглядная тьма. Я понимаю, что глаза мои закрыты. Открываю глаза. Надо мной голубое небо, а в вышине летают ласточки. Я лежу в высокой траве, где-то рядом стрекочут кузнечики. Как здорово вот так лежать на теплой земле и смотреть на небо…

Из приятной дрёмы меня вытащили негромкие голоса. Небо погасло, стрекотание замолкло. Только тихие голоса едва слышны. Сначала я не вникала, о чем идёт речь. Так не хотелось просыпаться. Но голоса слышались всё отчетливее. Смысл происходящего медленно проникал в сознание. Я вслушалась в разговор, и вспомнила, что со мной произошло.

— Ей-ей, не знаю, что и делать, — причитал женский голос. – Не бывало такого у нас. А это точно не ты её впустил, Егорушка?

— Я ж тебе рассказал, мам. Её Снежинка нашла.

— Странно это всё, странно. Снежинка абы кого к себе не подпускает. Помнишь, как она Добрыне-то наподдала? Через все сады от неё бежал, и потом ещё дней десять прятался, чтобы не встречаться с ней. А тут, Снежинка сама её нашла, да на себе к нам принесла. Небывало такого, Егорушка, — рассуждала женщина.

Я слушала, не открывая глаз. Мне было тепло и уютно в печке. Конечно, подслушивать не хорошо, но они беседовали обо мне, так, что совесть меня не мучала. Может ещё чего-нибудь новенькое сегодня узнаю о мире, который спрятан? Интересно же.

— Да, мам, такого не бывало… Слушай, Снежинка защитила Тасю-то! Я и забыл! — во весь голос воскликнул Егорка.

— Да не шуми ты. Разбудишь! – шикнула на Егорку мама. — Пусть поспит ещё. Она столько сил потеряла...

— Когда я распознал, что она не из наших, — вполголоса продолжил Егорка. — То шибко осерчал. Тут Снежинка подбежала и прильнула к ней, а на меня поворчала.

— Защитила значит? Что же это за девочка к нам пришла? На Фалалейку не похожа…

— Да, и на Жителя не похожа. Ну, ничего, сейчас дядька Ваня-Дурак придёт, авось и рассудит. Она ведь скоро поправиться, мам?

— Скоро, скоро. С минуты на минуту в себя придёт. А очнётся, надо её сбитнем напоить.

— Ей, ведь домой надо к бабушке, — виновато сказал Егорка.

— Что ж ты её сразу не отправил? Пештак открыть не смог?

— Ну, просто… Она попросила побыть немного у нас, вот я и… — виновато говорил Егорка.

— Егорушка, ты же знаешь, что путешествие Фалалеев и жителей в наш мир, плохо для них заканчивается. Они не могут здесь жить. Подумай, что, если бы ты не успел её до печки довезти?

— Я бы успел, мам! Успел же?! – твёрдым голосом, в котором слышались нотки страха, сказал Егорка.

— Успел. А, если не помогла бы тебе Снежинка привезти её? Со смертью играешь, Егорка!

— Я знал, что она не умрёт! – уверенно сказал Егорка.

— Знал он! Запомни, что это опасно, Егорушка. Отец узнает, осерчает! — мама Егорки вздохнула. — Странно, что ей сразу не задурнело у нас.

— Я разрешил ей, потому что не увидел в ней Фалалейку. У неё душа цельная, не сломленная, — слегка оправдательным тоном говорил Егорка. — Она такая счастливая была. Ей так хотелось узнать побольше…

— Ты ей про разделённый мир рассказал? – перебив Егорку, строго спросила женщина.

— Да. А, что здесь такого? Вы же сами учили, что любознательность – освещает путь творца, — возмутился Егорка.

— Так-то оно так, только её обратно всё равно без памяти вернут, Егорушка, — со вздохом ответила мама Егорки.

Глава 8

Дядька Иван-Дурак

— Как это без памяти? – не выдержав спросила я. – Я не хочу без памяти!

Егорка и его мама сперва замерли, а потом вскочили со своих мест и подбежали ко мне. Мне захотелось вылезти из печки, я себя отлично чувствовала, ощущала прилив сил, будто меня надули как воздушный шарик.

— Погоди, погоди, милая. Не вылезай пока, — ощупывая мой лоб, ласково сказала Егоркина мама.

— Но я уже хорошо себя чувствую, — заверила я её.

— Тебе жарко? – спросил Егорка.

— Нет, мне хорошо.

— Вот когда жарко будет, тогда и вылезешь. А то опять задурнеть может. Полежи, полежи ещё, — укладывала меня обратно женщина. – Может, ты пить хочешь?

Я покорно легла на носилки и сложила руки на груди. Мне не понравилось, что со мной нянчатся, как с маленькой.

— Принести попить? – слегка грубовато спросил Егорка.

— Да, принеси, — ответила я.

— Мам, ей воды или сбитня?

— Сейчас водички надо, сбитня, когда выскочит.

Егорка вышел из комнаты. Его мама поднесла стул, поставила рядом со мной и сев, заговорила:

— Попьёшь водички, тебе ещё лучше станет. Как же ты попала-то сюда, Тасенька?

— Я не знаю, наверное, случайность, — безразлично ответила я. – Долго мне ещё здесь лежать?

— Не долго, скоро выйдешь, — ответила женщина, поглаживая меня по голове.

— Вы Егоркина мама, да?

— Да, называй меня Лада.

Я повернула голову, чтобы рассмотреть Ладу. Красивая женщина, большие добрые зелёные глаза с длинными ресницами, как у Егорки; изящные брови, прямой аккуратный нос, четко очерченные алые губы. На голове штука вроде короны с шалью, скрывающая волосы, уши прикрывают серебряные подвески в виде переплетённых цветов на высоких стеблях.

«Какая же она красавица, — подумала я. – Вроде уже взрослая женщина, а такая красивая…»

— Вот, попей, — это подошёл Егорка с деревянной расписной уточкой в руках.

Я слегка привстала и взяла протянутую мне уточку, это оказалась емкость, вроде ковша наполненная прозрачной студёной водой. Я принялась пить и выпила всё до дна. Утерла губы и вернула уточку Егорке:

— Очень у вас вкусная вода, спасибо.

— Ха-ха, ещё бы! – усмехнулся Егорка и поставил уточку на стол.

Я опять улеглась. По скорей бы вылезти из печки и рассмотреть Егоркин дом, но жарко мне всё не становилось.

— Вы сказали, что вернёте меня без памяти? Это как? – спросила я.

— Тасенька, наш мир спрятан, нельзя, чтобы Фалалеи и Жители приходили сюда, нельзя, что бы они знали о нас, — сказала Лада поглаживая меня по волосам.

— Но Егорка же сказал, что я не Фалалейка, а может и не Житель. Я никому про вас не расскажу. Честное слово, — ответила я, стараясь, чтобы это звучало, как можно убедительней.

— Тасенька, не мы это решаем, дорогая. Вот придёт Иван-Дурак, с ним и поговоришь, — мягким тоном сказала Лада.

Я повернула голову, чтобы посмотреть на неё.

— А может не надо было его звать?

— Надо, милая, надо. Он человек ведающий, рассудит, как нам быть, — уверяла меня Лада.

— А может не скажем ему. Я очнулась. Егорка откроет Пештак, и я вернусь домой, будто меня и не было, — предложила я.

Лада посмотрела мне в глаза внимательно и немного строго:

— Так это же будет враньё. Разве можно так?

Я покраснела, уши горели так, что того гляди вспыхнут огнём. Я отвела от Лады глаза и умоляющим тоном сказала:

— Я не хочу вас забывать. Здесь так чудесно, единороги, природа, печка, вода такая вкусная… вы… Егорка… Это не справедливо, что я всё забуду…

Из моих глаз потекли слёзы. Я сдерживала плач, чтобы на разрыдаться, но получалось не очень.

— Ну, что ты, Тасенька, — забеспокоилась Лада. – Не кручинься раньше времени, сейчас придет…

— Мам, как там Егоркина Фалалейка? — крикнула с порога, вбежавшая в комнату девушка лет пятнадцати. – Дядя Ваня уже идёт! Я всю округу оббежала, покуда его нашла.

— Не называй её Фалалейкой, Белава! – строгим тоном сказал Егорка.

— Белава! – пристрожила её мать.

— Ой, ишь ты, подишь ты! – отозвалась Белава.

— Меня Тася зовут, а тебя Белава? Ты Егоркина сестра? – спросила я, украдкой утирая слёзы.

Неудобно было разглядывать девушку из печки. Вот она подошла поближе, держа в руке чашку.

— Здравствуй, Тася. Да, я – сестра Егора Белава. Как самочувствие твоё? – без особых церемоний спросила девушка.

— Нормально.

Панибратский тон Белавы почему-то успокоил меня.

— А, должно быть — хорошо, Тася. Так, что лежи, лежи, пока не захорошеет, — размахивая кружкой в руке жестикулировала Белава.

Она мне очень понравилась. Красавица, как мама. Я подумала, что, наверно, Белава весёлая и шутливая.

Раздался стук в дверь. Лада заторопилась встречать гостя, а мне стало страшно.

«Какой он – дядька Иван-Дурак? Вдруг и вправду дурак?» – мелькнула мысль.

— Здравия всем, кого не видел сегодня! – раздался сильный ясный мужской голос. – Ну, показывайте мне вашу иномирную гостью! В печи поди отлёживается?

В комнату вошёл высокий бородатый мужчина лет тридцати с хвостиком, я всю шею вывернула, чтобы рассмотреть его. Одет он был примерно так же, как Егорка, только на поясе, кроме кортика, висело ещё много разных непонятных предметов. Он широким шагом подошёл ко мне, лежащей в печке. Я вся сжалась.

Вместе с ним подошла Лада. Мне так захотелось, чтобы она, опять села рядом и погладила меня по волосам. Егорка и Белава тоже подошли. Они смотрели на меня, как будто консилиум врачей на пациента. Я снова покраснела.

— Как звать тебя, девица? – улыбаясь спросил дядька Иван-Дурак.

— Тася, — слабым голосом ответила я.

— Таисия значит. Хорошее имя, сильное. Как чувствуешь себя?

— Хорошо, — робко ответила я.

— Это хорошо, что хорошо. Когда ножки жарить начнёт, значит пора вылезать. А вылезешь, мы потолкуем с тобой. Добро? – весело спросил Иван-Дурак.

— Добро, — ответила я.

— Мы тебя там подождём, за столом.

Я кивнула. Все расселись за столом. Мой страх немного схлынул. Напротив, стало спокойно, весело и даже радостно.

— Лада, ей бы сбитня после печи выпить, — сказал Иван-Дурак.

— Да, Ваня. Он у меня готов. Я сегодня его сбила, как знала, что к месту будет, — ответила Лада.

— Вот и славно.

— А ты, Ваня, может кваску отведаешь, али сбитня выпьешь? – спросила Лада.

— Пейте квас, дядя Ваня, он шибко вкусный у мамы, — сказала Белава.

— А давайте квасу, раз такое дело!

Белава вышла за квасом. А дядя Иван-Дурак начал расспрашивать Егорку:

— Расскажи-ка Егорка, где ты Тасю нашёл?

Егорка принялся рассказывать, как они со Снежинкой спасли меня, как мы познакомились, как он не сразу понял кто я, как мне стало плохо и, как Снежинка привезла меня на своей спине сюда. Дядя Иван-Дурак внимательно слушал его, к концу рассказа улыбаясь всё шире. Я подумала, что это хороший признак и Егорке со мной сильно от взрослых не достанется. От мыслей меня отвлекло ощущение сильного жара в пятках, я испугалась и с криком:

— Ай! – выпрыгнула из печки.

— А вот и Тасенька поправилась! – торжественно сказал Иван-Дурак.

Вошла Белава с большой кружкой до краёв наполненной квасом, судя по аромату, клубничным. Я и не знала, что бывает клубничный квас. Она протянула его Ивану-Дураку, а сама села за стол.

Все смотрели на меня, внимательно разглядывая. Я отвела глаза и глянула на окошко. На улице, к стеклу, прильнули пять или шесть детских лиц и таращились на меня. Лада встала, прошла мимо за печку. Послышался металлический скрежет и мерные щелчки. Печь погасла. Лада вышла из-за неё с шалью в руках.

— Вот накинь на плечи, чтобы не озябнуть, — сказала она, закутывая меня в красивую пёструю цветастую шаль. – Я смотрю, Белава, ты всем поведала, что у нас гостья? – строгим тоном обратилась Лада дочери. – Этого не следовало делать.

Хозяйка подошла к окну и задвинула плотные красные шторы. Это не заставило зевак отойти от окна, но я почувствовала себя уверенней. Лада обняла меня за плечи и усадила за стол рядом с Егоркой.

— Теперь на Тасю все глазеть сбегутся, как на чудо чудное. Это дело разве, Белава? – сурово добавила Лада.

— Мама, я не подумала… — стала было оправдываться Белава, теребя свою красивую толстую косу.

— Думай, Белава! Думай, прежде, чем язык отпускать!

Белава сникла под грозным взглядом матери. Лада налила мне сбитня из маленького самовара, стоящего на столе. Я взяла из её рук кружку и отпила немного. И по моему телу сразу разлилось тепло. Я сделала ещё один глоток, хотелось понять, что же это за волшебный янтарный напиток. Чувствовалось, что там присутствует мёд, травы и ещё что-то жгучее, очень знакомое.

— Поговоришь со мной, Таисия? – обратился ко мне Иван-Дурак.

Я подняла на него глаза. Взгляд — лукавые с прищуром, карие глаза. Широкий нос с горбинкой; губы какие-то странные, не одинаковые: верхняя тонкая, а нижняя пухлая; короткая бородка и усы тёмно-русого цвета; вьющиеся русые, слегка выгоревшие на солнце, волосы почти до плеч, и оттопыренные большие смешные уши. Я даже заулыбалась, глядя на них.

— Поговорю, — ответила я.

— Ты знаешь, как прошла через барьер между двумя мирами?

— Нет.

— Позволь мне пробудить твою память?

— Память? Как это? – удивилась я.

Дядька Иван-Дурак широко улыбнулся и ответил:

— Я коснусь твоего лба рукой и помогу тебе вспомнить все забытые моменты твоего путешествия сюда.

— Это не больно, — с опаской спросила я.

Дядька Иван-Дурак рассмеялся:

— Это совсем не больно, Тася. Разрешаешь?

Я кивнула. Он дотронулся кончиками пальцев до моего лба, потом положил на него свою широкую тёплую ладонь. Я закрыла глаза. Из ладони дяди Ивана в мой лоб стал проникать жар. Вдруг я увидела свою прогулку к обрыву, как ускоренное кино. Мне слышались обрывки фраз и мыслей. Вот я иду к обрыву, вот повстречала мальчишек, вот решила убежать от них… Тут кино замедлилось и в голове громко, чётко прозвучали мои мысли: «Вот бы прыгнуть и оказаться в другом мире, где есть это красивое место, и нет дураков-мальчишек».

Дядя Иван убрал ладонь с моего лба. Он улыбаясь смотрел на меня:

— У вас тоже Дураки водятся?

Я, слегка краснея, ответила:

— Да, но другие совсем.

— Я тебе помог вспомнить?

— Да. Но я всего лишь подумала, это только мысли! Неужели так бывает?

— Что значит только мысли? – нарочито строгим тоном спросил дядя Иван-Дурак. – Вся твоя жизнь в мире – это твои мысли. Мысли сотворяют мир вокруг тебя.

— Сотворяют? – я слегка опешила. – Значит Егорка прав, я сама могу открыть Пештак?

Егорка и Белава смотрели на меня широко открытыми глазами, они были удивлены не меньше меня. Лада вздохнула, как-то грустно и расстроенно. А Дядька Иван-Дурак сиял улыбкой. На некоторое время повисла тишина. В окошке всё ещё маячили местные дети, пытаясь разглядеть меня.

— Значит, я смогу вернуться сюда? – спросила я, обращаясь к дяде Ивану.

— Этого я не знаю, Тася. Тут не я решаю.

— А кто, кто решает?

Я приготовилась к тому, что начну убеждать его в том, что я не угроза их миру.

— Ты сама, — улыбаясь ответил дядя Иван-Дурак.

Слова убеждения застряли внутри и некоторое время я молчала, но вспомнила, что сказала про меня Лада и спросила:

— Но я слышала, что вы вернёте меня домой без памяти? И я всё забуду? Как же я смогу вернуться сюда?!

Дядя Иван улыбался. Мне показалось, что мои возмущения его забавляют.

«Как можно улыбаться, когда человека памяти хотят лишить?» — чуть не вырвалось у меня.

Дядька Иван-Дурак будто услышал мои мысли, перестал улыбаться и серьёзным, но добрым тоном сказал:

— Послушай меня, Тася. Наш мир живёт у тебя внутри. Ты мечтала о нём, а значит знала, что он существует. Ты носишь частичку этого мира в себе.

— Откуда вы знаете? Что я мечтала? Этого никто не знает, — обескураженно спросила я дядю Ивана.

— Называй меня не на вы, а на ты. Я, ведь один здесь перед тобой. Или нас много? – с улыбкой спросил Иван-Дурак.

— Вы один, то есть ты один здесь… Но вы же, ты сотрёте мою память?

— Нет не сотрём.

— Ваня!.. – испуганно воскликнула Лада, с изумлением посмотрев на него.

— Но я слышала, что вы вернёте меня без памяти. Это не правда?

— Я не сотру твою память, потому что память нельзя стереть. Я запечатаю её, — спокойно сказал Иван-Дурак.

— Как это, запечатаете? – возмущённо спросила я привстав.

— Это, как запереть важные документы в сейф до поры. Ты сможешь вспомнить о нашем мире, если захочешь, — улыбаясь терпеливо объяснял Иван-Дурак.

— Но в этом нет смысла! – чуть не плача говорила я.- Получается, вы запрёте мою память, а ключи не отдадите?! Так что ли?

— О чём она говорит, Ваня? Что за сейф? – с тревогой спросила Лада.

— Не тревожься Лада, сейф – это вроде сундука, — объяснил дядя Иван. – Ключи от него я не вправе забрать, они всегда будут с тобой, Тася.

Егорка и Белава молчали лишь, успевая переводить взгляд от дяди Ивана, на Ладу и на меня.

— Что значит всегда будут с ней?! А если кто-то кроме неё откроет этот сейф-сундук? Наш мир должен быть скрыт от Фалалеев, Ваня. Иначе беда придёт на нашу землю! – серьёзно заявила Лада.

Все некоторое время молчали. Дядя Иван-Дурак посмотрел на Ладу, улыбнулся, на, что она отрицательно замотала головой. Белава беззастенчиво глазела на меня. На кого смотрел Егорка мне было не видно. Я набралась смелости и тихо произнесла:

— Дядя Иван, я не хочу забывать вас… вас всех и Снежинку, — осторожно подняв глаза на Ладу, я добавила. – Тётя Лада, я хочу приходить к вам в гости…

— Тасенька, — с грустью сказала Лада.

— Мам, она же не Фалалейка. Не будет беды, — произнёс Егорка, положив мне руку на плечо.

Я была ему так благодарна за то, что он сказал, за руку, лежащую на моём плече. А дядя Иван-Дурак добавил:

— Ничего не бойся, Тася.

— Вы всё равно запечатаете? – спросила я, подняв на него взгляд.

— Да.

Я тихонько заплакала.

— Я знаю, ты сможешь распечатать. Дорогие знания даются не просто, — добавил дядя Иван.

— Тася, так устроена учёба. Поиск знаний, понимаешь? – сказал Егорка, приобняв меня за плечи.

— Ты, что Ваня, будешь её учить? – удивлённо спросила Лада, уставившись на Ивана-Дурака.

— Ты, что, дядя Вань? Она же Фала…

— Не называй её Фалалейкой! – осёк сестру Егорка.

Дядька Иван-Дурак ничего не ответил, только лукаво улыбнулся мне и Егорке. Потом допил свой квас и сказал:

— Ночь закончилась, Лада. Грядут перемены, и мы к ним будем готовиться. Правда, Егорка? Тася? Белава? – сказал дядя Иван-Дурак, подмигивая всем, кого называл.

— Старейшины этого не ободрят, Иван, — тихо произнесла Лада.

— Я не иду супротив кона, Лада. Всё происходит своим чередом. Наступил рассвет и не замечать этого, может только незрячий, али лихой, — произнёс дядя Иван-Дурак вставая. – Хороший квас у тебя, Ладушка.

Глава 9

Дом Егорки

Все заулыбались кроме Лады и меня. Я не совсем поняла о чём говорит дядя Иван, но попробовала тоже улыбнуться.

— Ох, Ваня… — начала было Лада, но замолчала, потом обратилась ко мне. – Тасенька, ты наверно кушать хочешь. На, подкрепись перед уходом.

Лада открыла плетеный из бересты небольшой сундучок, взяла оттуда кусочек хлеба и протянула его мне. Я взяла хлеб и покрутила в руке. Кусочек был маленький не больше спичечного коробка. Вроде хлеб, а на привычный мне хлеб не похож. Серовато-бурого цвета, очень плотный. Я понюхала его, пах он вкусно.

— Ешь, ешь, Тасенька, — подбодрила меня Лада.

Я подняла глаза и обнаружила, что все присутствующие смотрят на меня то ли с любопытством, то ли с недоверием. А дядьку Ивана-Дурака моё изучение хлеба прямо-таки забавляло. Чтобы не показаться невежливой я откусила и разжевала. Это оказалась очень вкусная еда. Хлеб таял во рту, его вкус мне был не знаком, но очень понравился. Я не заметила, как съела весь данный мне кусочек. И, несмотря на его маленький размер, я ощутила чувство сытости, как будто целую тарелку каши съела. Удивительная еда!

— Что это за хлеб? Как называется? – спросила я у Лады.

— Обыкновенный хлеб, — слегка удивившись моему вопросу, ответила она.

— Это амарантовый хлеб, Тася. Понравился? – спросил дядя Иван.

— Амарантовый? Я о таком не слышала. Очень вкусный спасибо.

— Хочешь, я тебе с собой кусочек дам? – спросил Егорка.

Я кивнула. Он достал из сундучка ещё краюшку и дал мне. Я взяла хлеб и взглянула на Егорку. Он выглядел расстроенным, наверно ему тоже не хотелось со мной расставаться, как и мне с ним.

— Что ж, Таисия. Допивай свой сбитень, и пора отправить тебя домой, — бодро сказал дядя Иван.

— Уже пора? – хором спросили мы с Егоркой.

— Да, детки, пора. Тася, ты про бабушку-то запамятовала? Разве она не будет волноваться? – спросил дядя Иван.

Я вздохнула, допила свой сбитень, сунула в карман кусочек амарантового хлеба и сказала, вставая:

— Будет. Она у меня очень волнительная.

Я отдала Ладе её цветастую шаль.

— Можно мне посмотреть ваш дом, прежде, чем я уйду? Здесь столько всего интересного, — спросила я у Лады.

— Ты же забудешь всё. Зачем смотреть-то? – бесцеремонно высказалась Белава.

Мать строго посмотрела на неё, потом обернулась ко мне и ласково сказала:

— Конечно можно, Тася. Смотри.

Я обошла стол и не обращая внимания, на глазеющих снаружи в щёлку между шторами детей, подошла к печке. Она очень походила на нашу печку в деревенском доме, такие ещё называют «русская печка». Но отличия были. Эта печь больше и массивней, её всю покрывают разноцветные растительные узоры. Есть несколько ниш, в которых стоят бутылочки, пузырьки, чашки и предметы, назначение, которых я не знала. Сверху от каменной печной трубы отходят несколько изогнутых железных труб и теряются где-то за печью и в потолке. Я посмотрела наверх. С потолка свисают гирлянды сушёных букетиков трав, нанизанные на верёвки, и две люстры. Одна висит над большим деревянным обеденным столом, а вторая в другой части комнаты, что спрятана за печкой. Люстры эти, какие-то странные, вместо лампочек там стеклянные шарики, внутри которых что-то вроде стержня. Я обошла печку, за ней пряталась просторная комната и лестница на второй этаж дома. Сбоку из печи торчат медные рычаги, не менее двадцати штук. Сейчас они все опущены вниз. А рядом с рычагами с левого бока, сверху вниз были нарисованы непонятные фигурки и значки. Я заметила, что к печке приставлена маленькая лесенка. Наверно по ней можно забираться и валяться на печи согреваясь в холодные зимние вечера.

Я оглядела комнату и поняла, что это место для рукоделия Лады и, может, Белавы. Стены комнаты были увешаны красивыми красочными гобеленами, которые наверняка соткала сама Лада. У стены небольшой комод на нем несколько плетеных из лозы и бересты шкатулок; мягкая софа, устлана самотканым покрывалом с, изображённым на нём, огромным улыбающимся солнцем. Рядом с софой стоят два резных кресла, небольшой ткацкий станок, большие пяльцы. На полу две корзины с клубками разноцветных нитей. А напротив софы у противоположной стены с окном стоит странный и очень интересный музыкальный инструмент. Он похож на фортепиано, у него почти такие же клавиши. Отличие в том, что клавиши фортепиано черно-белые и в один ряд, а эти, трёх цветов: белые, зелёные и красные, и расположены в два ряда. Снизу педали, четыре штуки. Ещё этот инструмент похож на орган, только крошечный. Вверх из него, как из органа, отходят трубы разного размера. А ещё он похож на гармонь или баян, так как у этого инструмента тоже есть меха. Очень хотелось услышать звучание этого диковинного инструмента и увидеть, как на нем играют. Но я понимала, что время поджимает и дольше здесь находиться я не могу.

— Наверное пора? – спросила я, повернувшись к наблюдавшими за мной Ладе, дяде Ивану, Егорке и Белаве.

— Разве ты не хочешь подняться на верх, я покажу тебе свою комнату, — спросил Егорка.

— Хочу, но я боюсь, что бабушка будет переживать за меня. Я же ей не сказала куда иду.

Егорка понурился.

— Я обязательно всё вспомню, найду сюда дорогу, и тогда ты покажешь мне свою комнату, а ещё научишь играть вот на этом инструменте. Добро?

— Добро. Я тебе покажу всю папину коллекцию музыкальных инструментов, и научу играть на любом, который понравится, — слегка улыбнувшись ответил Егорка.

Я направилась к выходу, Егорка прошёл чуть вперёд и отодвинул тяжёлое покрывало, что отделяло комнату с печкой от сеней. Мы прошли в сени, там было прохладно, темно и пахло травами. Дядя Иван-Дурак и Лада чуть задержались, наверно обсудить между собой свои взрослые дела.

— Уже покинуть нас надумала? – спросил меня тонкий скрипучий голос.

— А? – я осмотрелась, но никого не увидела. – Ты слышал? – спросила я Егорку.

— Не пугайся, это наш домовой Тишка, вон он на дальней полке сидит, — сказал Егорка, указывая направо вверх в темноту.

Я присмотрелась, поморгала, и когда мои глаза привыкли к полумраку, то сквозь гирлянды букетиков сушёной травы, увидела маленького человечка.

— Не Тишка, а Тихон Утешич, — заявил домовой.

Я онемела от такой неожиданной встречи.

«Значит домовые и вправду существуют!» — подумала я.

— Конечно существуют, — хором ответили Белава и Тишка.

— Ты, Тиша Утешич, покажись гостье-то, чего запрятался, — сказала домовому Белава.

— Я не взапрятылся, я тута. Покамест не хочетлися мешатить вамс, — ответил домовой, исчез с негромким шорохом и появился прямо передо мной.

Это оказался маленький улыбчивый человечек, ростом чуть выше моих колен. Непропорционально большая голова на тонкой шее, узкие плечи, крепкое тельце и крошечные ручки и ножки. Одет в темно синие штаны и алую рубаху, перехваченную плетёным из разноцветных нитей поясом; к ногам с растопыренными пальцами, самодельными шнурками, привязаны подошвы. Длинные волосы, все заплетены в маленькие косички и забраны в пучок на макушке. Большие ярко зелёные глаза, с очень густыми черными ресницами, такие же густые брови. Курносый нос картошкой и широкий рот.

— Рада знакомству Тихон Потешич, — я присела на корточки и протянула домовому руку.

— Утешич! Утешич я, пришладшая девочка Таисия. Чрезмерно радуюсь познакомиться. Я послышал, вы обратуетесь восвоякий мир? – спросил Тиша, пожав мне указательный и средний пальцы.

Я вопросительно посмотрела на Егорку.

— Он сказал, что ему послышалось, что ты возвращаешься в свой мир, — потом он обратился к домовому. – Да, она возвращается, Тиша.

— Тогда мест запередайте прюветы любимке моей Удесе Заряновне. Я с нею задавно не видался, — сказал домовой пристально меня разглядывая.

— Кому, кому? – не понимала я.

— Домовица ваша, Удеса Заряновна, — Тиша выразительно посмотрел на Егорку и спросил у него. – Она не знамает чё ли?

— Передаст, передаст, Тиша. Удеса твоя может и не показывается ей? – ответил Егорка.

Отодвинув в сторону покрывало, в сени вошли дядя Иван-Дурак и Лада.

— Ой, батюшки! Что это вы в сенях-то стоите? – спросила Лада, не ожидая обнаружить здесь ребят.

Дядя Иван-Дурак увидел домового и сказал, улыбаясь:

— Тихон! И ты здесь? Попрощаться с гостьей пожаловал?

— Пожаловал, Иван Иварович, пожаловал, — ответил домовой и низко поклонился дяде Ивану.

Тот тоже поклонился домовому и сказал:

— Тогда прощайся быстрее Тихон, пора нам Тасю домой вертать.

Домовой ещё раз поклонился дяде Ивану, взял меня за руку и отвёл в сторонку:

— Вы идите, покамест на уличке обождите с, — сказал он всем.

— Тихон, что за секреты с Тасей?! – строго спросила Лада.

— Вы идите, хозяюшка, покамест на уличке обождите с, — вежливо, но настойчиво попросил домовой Ладу.

— Ох уж мне эти домовые! – запричитала Лада.

Дядя Иван-Дурак пошёл к двери приоткрыл её и, подождав пока все выйдут, шагнул за порог, закрыв за собой дверь. Тиша поманил меня пальцем, я присела.

— Вот тебе девица шнурочек, запередавай её Удесе, — он вложил в мою руку разноцветную тоненькую косичку. – Сбереги её, девица. Сбережёшь, да запередашь шнурочек, откроется тебе память твояша.

И Тишка исчез с негромким шорохом.

— Как же я его передам, если забуду всё? – спросила я без особой надежды на ответ, потом спрятала шнурок в карман и вышла на улицу.

Глава 10

Возвращение

Там меня ждали Егорка и все остальные. С десяток девочек и мальчиков разного возраста обступили нас и с любопытством стали беззастенчиво разглядывать меня.

Девочки все были одеты в яркие цветастые платья и сарафаны. У всех длинные волосы, заплетённые в одну или две косы, а на головах маленькие простенькие короны, либо атласные ленты, или плетёные тесёмки, а у некоторых веночки из самодельных цветов.

Все мальчики одеты, как Егорка, только цвет штанов и рубах отличались, а ещё вышивка на одежде была у каждого своя. И у всех мальчишек сбоку на поясе висел кортик в ножнах. У самых маленьких нож был деревянный, у тех, кто постарше настоящий, как у Егорки.

Из группы любопытствующих детей к нам подскочил лопоухий взъерошенный мальчик:

— Будь здорова! Ты – Тася- Фалалейка? Я- Добрыня!

Он схватил мою правую руку и начал её трясти.

— Она не Фалалейка, не видишь, что ль, всполошный? – грозно сказал Егорка, он отодвинул от меня Добрыню. – Не задерживай, нам идти надобно.

Подошла мама Егорки, обняла меня и расцеловала в обе щёки:

— Тасенька, прощевай, моя хорошая, не кручинься и будь смелой.

— Хорошо, тётя Лада, я буду.

— Вот и славно, — ответила она и отошла в сторонку.

Лада выглядела очень расстроенной и едва сдерживала слёзы. Мне стало её жалко, и я сказала:

— Вы не расстраивайтесь, тётя Лада, со мной всё будет хорошо.

Лада покивала в ответ, но ничего не смогла ответить.

— Не разводим сырость! – бодро с улыбкой сказал дядя Иван-Дурак. – Оставайтесь с миром, а нам пора!

Он пошёл вперед, а я, Егорка и Белава за ним, ещё с нами увязался Добрыня. Дядя Ваня шёл, напевая веселую неизвестную мне песню, Белава подпевала ему. А Добрыня рысил рядом с Егоркой и стал с нетерпением его расспрашивать:

— Егорка, а правда, что её Снежинка нашла?

— Правда, — нехотя ответил Егор.

— А правда, что ей плохо стало и она чуть не померла?

Меня Добрыня будто не замечал.

— Не правда. Ей просто задурнело и всё, — отмахнулся от него Егорка.

— А правда, что Снежинка её на себе принесла?

— Принесла.

— И, что? Вы её обратно вернёте?

— Да.

— Без памяти?

— Ну чего ты привязался, Добрыня? Как банный лист ей-ей! – взбеленился на него Егорка.

— Чего, спросить нельзя? – сказал Добрыня и отошёл от Егорки на пару шагов.

Егорка остановился и сказал:

— Вот она, рядом идёт. Возьми и спроси у неё всё сам.

Добрыня смутился, не решился обратиться напрямую ко мне, и мы двинулись дальше. Некоторое время шли молча, но потом Добрыня не выдержал и спросил, опять обращаясь к Егорке:

— А ты её провожать в Мороковый мир пойдёшь?

— Нет, — ответил Егорка таким тоном, что было ясно – это последний вопрос, на который он дал ответ.

Мы поднялись на холм, весь поросший высокой травой и цветами. Мне подумалось, что наверно с него открывается вид на деревню Егорки. Я остановилась и обернулась, чтобы посмотреть на неё.

То, что я увидела, оказалось не деревней и не городом. Как назвать это поселение я не знала. В зелени деревьев и кустарника утопали затейливые дома и терема; с башенками, куполами, балкончиками, флюгерами и шпилями; с резными, окрашенными в разные цвета окнами и крылечками. У каждого дома или теремка были разбиты яркие цветочные клумбы и садик; с яблонями, грушами, вишнями, ягодными кустарниками. Извилистые, вымощенные камнем, дорожки соединяли дома и терема. В самом центре то ли города, то ли, деревни, то ли посёлка находилась детская площадка с качелями, каруселями, лазалками, прыгалками и всевозможными развлекательными штуками.

«Вот бы погулять там… — подумала я, но вспомнила, что иду возвращаться домой, и внутри даже порадовалась, что забуду всё это. — Хоть не будет так тоскливо. Забыла и всё».

Я ещё раз оглядела поселение, где живёт Егорка. Слева возвышалась большая остроконечная каменная пирамида.

«Странно, — подумала я. – Зачем им пирамида?»

— Егорка, а зачем?.. – начала было я, но меня прервал дядя Иван.

— Эй, Тася, не отставай! Где вы там?! – окликнул он нас.

Мы припустились за ним вдогонку.

Минут через пять, подошли к тому самому обрыву, на котором мне так хотелось посидеть. На лугу подле обрыва резвились единороги и единорожики. От стада отсоединился один единорог, белоснежный с золотистой вьющейся гривой, и побежал к нам навстречу. Это была Снежинка. Добрыня замедлил шаг и слегка отстал, видимо опасаясь встречаться с ней.

Снежинка подбежала к нам и зафырчала, кивая головой.

— Девочка, здравствуй! Видишь, с Тасей всё хорошо, — сказал Егорка гладя Снежинку по шее.

— Спасибо тебе, Снежинка, — сказала я и тоже погладила её. – Ты меня сегодня дважды спасла. Спасибо!

Мы вышли ближе к обрыву, Снежинка шагала рядом. Дядя Иван-Дурак с Белавой ждали нас поодаль. Пора было прощаться. Я осмотрелась вокруг. И только теперь заметила, что день ещё в самом разгаре. Я провела здесь всего пару часов, а казалось, что прошла целая вечность.

— Пора? – спросила я у дяди Ивана.

— Пора, — улыбаясь ответил он.

— Дядя Вань, я могу проститься? – спросил Егорка.

Иван-Дурак кивнул. Егорка взял меня за руку и отвёл к краю обрыва. Я не смотрела на него, потому что боялась расплакаться. На том берегу речки у воды сидели девушки, они пели мелодичную песню и плели венки из цветов.

— Сегодня ведь праздник? – спросила я, наблюдая за девушками.

— Да, Иван Купала, день летнего солнцестояния, — ответил Егорка, тоже посмотрев на девушек.

— Будете пускать венки по воде и прыгать через костёр?

— Девчонки всегда запускают венки, хотят хорошего жениха. А через костер мы не прыгаем. Нельзя так с огнём… Тася, вот возьми.

Егорка вложил в мою руку овальный гладкий камешек. Я взяла его и повертела в руках, это оказался необычный камень, в нём была сквозная дырочка.

— Куриный бог? – спросила я.

— Что? Куриный бог? – переспросил Егорка.

— У нас его так называют. Говорят, он приносит удачу и исполняет желания.

— На счёт этого не знаю, но точно знаю, что любой камень хранит в себе всё увиденное и услышанное. Особенно такой как этот, с дыркой, — разъяснял мне Егорка.

— Камни, это как флешки?

— Чего? – не понимая о чём речь, спросил Егорка.

— Накопители… хранители информации?

— Да, они запоминают всё. Храни этот камень, и он поможет тебе всё вспомнить. Храни его! – объяснил Егорка и сжал мою ладонь, на которой лежал камень, в кулак.

Я кивнула и спрятала камень в карман к кусочку амарантового хлеба и к шнурку от домового. Егорка взял меня за руку, и мы подошли к дяде Ивану-Дураку, Белаве и Добрыне. Ветер обдувал моё лицо, по которому струились слёзы.

— Таисия, опять сырость? – улыбнувшись, стараясь приободрить меня, спросил дядя Ваня.

Я помотала головой, боясь заговорить, чтобы не сорваться в плач. Егорка не отпускал моей руки. Он не смотрел на меня, и я была рада. Потому что понимала, стоит взглянуть на него, в его ясные большие зелёные глаза и я разрыдаюсь.

— Тася, я положу свою ладонь на твой лоб, а другую вот сюда, чуть ниже горла, — спокойно объяснил мне дядя Иван.

— Заберёте память? – чуть дрожащим голосом спросила я.

— Никто не может забрать твою память, даже я. Она останется с тобой, и ты откроешь сейф, когда подберёшь ключ, — улыбнулся Иван-Дурак. – Я, сделаю так, что тебе легче будет пройти через Пештак и вернуться в твой мир. Ты позволишь мне это сделать?

Я кивнула и сделала шаг вперёд отпуская руку Егорки. Когда его рука перестала держать мою руку, он вдруг приобнял меня за шею и шепнул прямо в ухо:

— Не стриги волосы, если хочешь всё вспомнить.

Егорка отпустил меня, отошёл в сторону и отвернулся, встав к нам спиной. Подошла Снежинка и, прикоснувшись носом к моей щеке, фыркнула прямо в ухо, как будто тоже что-то шепнула на прощанье. После она присоединилась к Егорке, он стоял спиной к нам и поглаживал её по шее. Я посмотрела на них, на красавицу Белаву, на смешного лопоухого Добрыню, на улыбающегося Ивана-Дурака, оглядела залитый солнцем луг, на котором пасутся единороги, вытерла катящиеся по щекам слёзы и кивнула дяде Ивану. Он шагнул ко мне, правую ладонь положил на лоб, левую чуть ниже шеи. Я почувствовала, как сильный жар из его рук проникает внутрь меня. На душе стало спокойно и легко, я всё ещё помнила, где нахожусь, кто стоит вокруг меня и порадовалась этому. Дядя Иван достал из ножен свой кортик и стал водить остриём ножа выписывая восьмёрку. Пространство заволновалось, заискрилось. Восьмёрку, что рисовал дядя Иван-Дурак стало видно наяву. Как будто искрами бенгальского огня засветилась она. Вскоре искры стали золотыми, а через полминуты восьмёрка превратилась в овальный светящийся проход.

— Тебе пора, Тася, — скомандовал дядя Иван.

Я подошла к проходу и сделала в него шаг. Тут же всё пропало. Я стояла посреди зеленого луга никто на нём не пасся. Я оглянулась на обрыв. Там сидели какие-то мальчишки, один из них спрыгнул вниз. С противоположного берега слышались радостные крики детей, окрики взрослых и всплески воды. Я поняла, что попала в свой мир.

«Как его там называл Егорка?.. Ах, да! Бабушка! Надо торопиться домой», — решила я и отправилась к бабушке.

Глава 11

Послание мне от меня

Я шла по тропинке, всё дальше и дальше удаляясь от обрывистого берега и размышляла о том, что ничего не забыла, помню Егорку и его сестру, дядю Ваню и других. Внутри меня всё ликовало.

«Значит дядя Ваня сказал правду. Значит никто, даже он не сможет забрать мою память», — думала я.

— Эй, ты! – послышалось за спиной.

Я остановилась и обернулась:

— Чего?

Сзади стояли, какие-то два мальчика. Один высокий и худой, в растянутой серой футболке и чёрных спортивных трусах с лампасами, второй пониже в грязной майке и шортах, точнее это были отрезанные до колен старые джинсы. Они посмотрели на меня, но поймав мой взгляд, будто испугались.

— Чего вам надо, говорю? – переспросила я.

— Ничего, — угрюмо, и слегка с вызовом ответил высокий.

Они развернулись и ушли к реке. Я пожала плечами и продолжила свой путь домой. Всю дорогу я повторяла про себя: «Дядя Ваня и Егорка, дядя Ваня и Егорка…»

Мне очень хотелось не забыть их — моих новых друзей. Я была уверенна, что они именно друзья, а не просто знакомые. Спустя полчаса, подходя к дому я уже не просто повторяла: дядя Ваня и Егорка, а напевала себе под нос песенку про дядю Ваню и Егорку, и мне она очень нравилась.

Я отворила калитку, подошла к крылечку и огляделась. Бабушки нигде не было. Тихонько войдя в дом, я прошла через кухню и вошла в комнату. И там никого не было. В комнате тихо, лишь старые механические часы громко тикают: «Тик-так, тик-так».

Я взглянула на них, они показывали без пятнадцати три.

«Не могла же бабушка уехать в деревню без меня?» – подумала я и продолжила её поиски.

Вскоре, я нашла бабушку спящей на своей высокой устланной несколькими слоями матрацев продавленной кровати. Мне не удалось сразу обнаружить бабулю потому, что кровать отделялась от комнаты перегородкой. Что-то вроде комнатки в комнате. А вход в эту маленькую отгороженную комнату скрыт задёрнутой занавеской.

«Даже хорошо, что бабушка спит, — подумала я и улеглась на жёсткий холодный диван подобрав под себя ноги. – Зато не будет ругать меня, ведь не знает, когда я пришла. А может она и не теряла меня вовсе…»

Я сунула руку в карман и достала из него свои подарки: амарантовый хлеб, разноцветный шнурок и гладкий овальный камень с дыркой. Хлеб я решила приберечь на потом, я шнурок продела через дырку камня и надела себе на шею.

«Кому там просил передать привет… как его там? Домовой… как же его звали? – я вся похолодела изнутри. — Неужели начинаю забывать?!.. Такое простое имя…спокойное… Песня! Моя песня! Ммм-мм-мм…»

Я силилась вспомнить песню, которую сочинила, но ничего не получалось. Мне стало страшно и очень грустно. Я попробовала вспомнить по порядку, что со мной произошло. Как пришла сюда, как шла, какое хорошее у меня было настроение.

«Ммм-мм-мм, дядя… Дядя Ваня и…, и? Дядя Ваня… И? Кто и? Дядя Ваня и та-та-та…дядя Ваня и… — я отчаянно пыталась вспомнить имя, машинально дотронулась до камня висевшего на шее. – Дядя Ваня и Егорка! Егорка! Дядя Ваня и Егорка! Надо срочно записать всё на бумаге!» – решила я и бросилась искать листок с ручкой.

Пошарив по бабушкиному серванту и ящикам старого комода, я нашла старый почтовый конверт, двойной листок в линейку и огрызок простого карандаша. Первое, что я вывела на листке это: «Дядя Ваня и Егорка – мои хорошие друзья из… из далека».

Далее я написала: «Хлеб из амаранта очень вкусный, у меня есть кусочек. Передать привет в деревне».

Я походила из стороны в сторону вспоминая кому и от кого передать привет, но не получалось, поэтому я просто дописала: «Привет кому???»

Целый час я записывала, и зарисовывала всё, что вспоминала о сегодняшнем дне. Я исписала и изрисовала весь найденный двойной листок в линейку. В итоге у меня получилось своеобразное послание с рисунками к самой себе, которое я пообещала хранить как зеницу ока.

«Дядя Ваня и Егорка – мои хорошие друзья из… из далека. Хлеб из амаранта очень вкусный, у меня есть кусочек. Передать привет в деревне. Привет кому???

Не стричь волосы!!! Камень с дыркой охраняет меня и бережёт, он мне поможет. Шнурок для камня мне подарил, кто-то очень хороший. Шнурок не простой. Тася, храни его тоже!

Снежинка, Снежинище, Снежка. Она меня спасла. Тася, вспомни, от чего! Вспомни!

Печка, я была в печке, как в сказке. Большая печка. У меня есть друзья!» — вот, что я успела записать по памяти.

Пригодился и конверт. В него я убрала своё послание и спрятала конверт в свой синий рюкзачок, с которым приехала.

Проснулась бабушка. К моей радости и облегчению, она никак не отреагировала на моё отсутствие. Её беспокоило только, будет ли последний автобус до деревни и успеем ли мы на него?

Мы спешно собрались перекусили пряниками с водой и, нагруженные чистым бельём, хлебом, сливочным маслом и сахарным песком, отправились на остановку. Всю дорогу до неё я напевала свою песенку, стараясь больше не забывать имя — Егорка.

Бабушка зря волновалась. Автобус пришёл вовремя. А нам не только помогли занести вещи и разместиться, но и не взяли денег за мой билет, а бабушка проехала за полцены, как пенсионерка. Когда мы подъехали к нашей остановке, добрые люди помогли нам выгрузить вещи, а на остановке ждал наш дедушка. Он догадался, что мы приедем на последнем автобусе и решил нас встретить.

Мы распрощались с водителем автобуса и добрыми людьми, что нам помогли, и отправились в деревню. От остановки до неё было около километра. Мы шли налегке, дед все вещи погрузил на свой велосипед. Путь до дома проходил через поля необычайной красоты. Дул теплый ветерок, солнце клонилось к закату. Я шла в припрыжку и напевала себе под нос мою песенку.

Дома нас ждал сюрприз от дедушки. Он приготовил нам очень вкусный, как я его называю, деревенский ужин: запечённая в чугунке картошка с чесноком и укропом под сметаной, фирменная дедова яичница с луком и помидорами, и вкуснейший салат из огурцов, помидоров и всякой зелени. Нашей с бабушкой радости не было предела.

А я, радовалась вдвойне. Это редкость – наблюдать их радостными и счастливыми. Ведь бабушка с дедом так часто ругаются. В основном из-за того, что дедушка смолоду любит выпить, как он это сам называет, зелья. Пьяный дед — это неприятный человек, ленивый и злой. Я, когда он в таком состоянии, стараюсь его избегать. И мне жаль бабушку, потому, что у неё избегать пьяного дедушку не получается. Вот они и ругаются.

Но этот вечер был особенный. Мы вместе ужинали шутили и смеялись. Дедушка рассказывал про свой день, как у него сбежала наша свинья Машка и, как ему пришлось потратить три часа, чтобы её изловить. Бабушка рассказывала про свой, как соседка ей дала рассаду очень красивых цветов и семян вкуснейшей репы. А я ничего не рассказывала. Я любовалась ими и напевала про себя мою песенку.

После травяного сонного чая из самовара, мы стали укладываться спать. Я взглянула на самовар и в памяти промелькнуло слово «сбитень».

— Бабушка, а ты знаешь, что такое сбитень?

— Сбитень? Конечно знаю. Это такой напиток из трав усяких: зверобою, мяты, душицы; туда ещё мёду добаувяють, перщик щёрный и душистый, гуаздищку, имбирь ещё, — рассказывала мне бабушка, расправляя постели. – А почему ты спрашиваешь?

— Просто интересно, — ответила я и спросила ещё. – Бабуль, а почему он так называется – сбитень?

— Да, потому што, когда кладуть усё, што для него надо – сбивають, значить, всё уместе. Вот и назвали так – сбитень. Иди ложись, внученька.

В этот момент ко мне подошла наша кошrа. Она сама поселилась у в доме бабушки и деда, вела себя с ними ласково, но очень независимо. Она не просто жила в их доме, а служила там — исправно ловила мышей, за что получала еды и молока. Определённого имени у неё не было, бабушка называла её «Кись-кись», дед Кошкой, я нарекла её Маруськой. Кошка откликалась не все эти имена.

Маруська потерлась о мою ногу, намекая на то, что ей бы тоже пора поужинать. Я сбегала на кухню, налила ей молока, покрошила в него хлеба и Кошка с удовольствием принялась поедать угощение.

Я легла на свою кровать, бабушка укрыла меня одеялом.

— А ты мне сделаешь сбитень, бабуль?

— От чего ж не сделать? Сделаю. У меня гдей-то книжка есть, там и посмотрим рецепт, как его правильно сбивать. Спи, спи, Тасенька.

Я закрыла глаза, сквозь сон я почувствовала, как Маруська запрыгнула ко мне громко мурча, и свернулась клубочком.

«Надо же, — удивилась я про себя. – Маруська снизошла до сна со мной рядом! Обычно она не лежит с людьми и вообще не переносит ласк и обнимашек…. А тут спать ко мне пришла! Чудеса…» — подумала я и мгновенно уснула.

Мне снились запутанные сны, в которых я падала сквозь черный космос и звёзды, потом меня будила белая красивая лошадь. Я открывала глаза и оказывалась на живописном разноцветном лугу. Кто-то шептал мне прямо в ухо: «Не стриги волосы, чтобы вспомнить!»

Я оглядывалась в поисках того, кто шепчет, но никого рядом не было. Мне слышался звонкий девчоночий смех и возглас: «Она же Фалалейка!»

Я оборачивалась посмотреть, кто смеётся надо мной, но опять никого. Какой-то маленький человечек дергает меня за подол и тоненьким скрипучим голосом говорит:

— Запередайте прюветы любимке моей Удесе Заряновне!

— Кому? – спрашивала я.

— Шнурок береги, Тася! – услышала я звонкий скрипучий голос внутри совей головы и проснулась.

За окнами было утро. Ярко светит солнце. Петух поёт где-то рядом, другой отвечает ему издалека. Куры квохчут, сообщая, о том, что снеслись.

Я встала, потянулась, подошла к распахнутому окошку и вдохнула свежий воздух, наполненный ароматами луговых цветов. На круглом столе, который стоял посреди комнаты, меня ждал завтрак. Значит бабушка и дедушка уже встали и занимаются своими делами.

Я заглянула под белоснежное полотенце, там оказалась тарелка с небольшой стопочкой блинов, рядом стояли вазочка со свежей клубникой и мисочка со сметаной. Я почувствовала себя абсолютно счастливой. Переоделась, заправила кровать и села уплетать вкуснейший завтрак. Пока я поедала блинчики со сметаной и закусывала всё это клубничкой, мне в голову пришла мысль, что сегодня отличный день для уборки.

Глава 12

Я вижу

Я решила навести порядок и красоту в доме. Протёрла везде пыль. Расставила вещи по местам, перемыла всю посуду. Осталось подмести и вымыть полы. Я взяла веник и начала подметать. Водила рукой туда-сюда и вдруг заметила странную вещь: когда я двигаю рукой за ней идёт шлейф и нескольких моих рук, только двойники моей руки голубоватые и полупрозрачные. Я помахала веником из стороны в сторону, от него тоже отделялся шлейф из нескольких веников. Я видела белёсый полупрозрачный след от веника. Тогда я положила веник на пол, подняла свою руку и подвигала ею туда-сюда. Опять шлейф из нескольких моих рук отделяется от неё, а потом соединяется с ней. Как будто эти светящиеся мои руки опаздывают за рукой из плоти. Новая способность видеть невидимое, позабавила меня. Я продолжила уборку с интересом наблюдая как оболочка веника отделяется от него и обратно присоединятся, как за шваброй гуляет с пяток таких же полупрозрачных швабр.

«Жалко, здесь нет интернета, а то бы поискала, что такое я вижу», — подумала я, домывая полы в доме.

Закончив уборку, я умылась и пошла прихорашиваться к зеркалу. Увидев своё отражение, я чуть не вскрикнула от неожиданности. Над моей головой светился круг, как рисуют на иконах, только не жёлтый, а белый с синим ободком по краю. Кроме того, вокруг моего тела, сантиметрах в десяти свечение голубовато-синего цвета. Я светилась, как синее солнышко. И камень на моей шее сиял белым светом, вроде карманного фонарика. Некоторое время я себя разглядывала.

Где-то, когда-то я слышала, что есть такие люди, которые могут видеть энергетические поля невидимые тела человека, ауру и всякое такое, но я никогда с такими людьми не сталкивалась. А тут сама начала так видеть!

«Здорово! – подумала я. – Интересно, а как светится бабушка? И дедушка? Наверно тоже каким-нибудь цветом… может зеленым или жёлтым…»

Я опять посмотрела на себя в зеркале и увидела ещё кое-что новенькое. Во лбу сияла маленькая синяя точка, на горле появился голубой вращающийся круг; ниже шеи, почти там, где висел мой камень появился зелёный круг, который тоже вращался; чуть выше пупка засиял жёлтый круг; в низу живота оранжевый. Я как разноцветный светофор. На ум пришло название – чакры. Наверное, это они и есть. Моя мама когда-то увлекалась всем этим, и кое-что рассказывала мне.

«Чакры – это энергетические центры человека и их семь…- вспоминала я. – Так это как в радуге! Каждый охотник желает знать, где сидит фазан! Красный, оранжевый, жёлтый, зелёный, голубой, синий и фиолетовый!»

— Фиолетовый и красный, – сказала я вслух. — Не увидела фиолетовую и красную чакры.

— С кем ты тут болтаешь? – спросил дедушка, входя в комнату.

Я обернулась и вгляделась в дедушку.

— Ни с кем. Сама с собой, — ответила я.

— Смотри! Превратишься в бабку нашу, она вон тожа сама с собой балаболит, — сказал мне дед с усмешкой.

Пока он наливал себе чаю и усаживался перекусить блинов, я рассматривала его своим новым видением. Дедушка не светился, как я. Его оболочка была похожа на прозрачное белёсое яйцо, он как цыплёнок находится внутри яйца.

— Гляжу, ты полы намыла? Молодец. Я-то думал, вы – городские, ничего делать не умеете, только в телефоны, да планшеты ваши тыкаете, — подковырнул меня дед.

Он всегда так делал. Не мог просто похвалить за что-то. Обязательно после слова «молодец» добавлял, какую-нибудь насмешку. Но я уже привыкла и не обижалась на него.

— Дед, а где бабушка? – спросила я, чтобы сменить тему.

— Бабка в огород пошла, дела у неё там.

Дедушка съел блин, взял кружку и пошёл к дивану. Я продолжала наблюдать за ним.

Круг над головой у него, как и у меня, тоже был. Только еле заметный прозрачно белый с бледно-красным ободком по краю. Я попыталась разглядеть его чакры. И сразу увидела, как светится его красная чакра и оранжевая. Желтая была еле видна, зеленая слегка проглядывалась, голубая и синяя тоже малозаметны, а фиолетового цвета, который должен был исходить из макушки, я вообще не увидела.

«Странно, — подумала я. – Если не вижу фиолетового, значит эта чакра не работает что ли? И почему у него еле светятся синяя, голубая, зеленая и желтая?»

Дедушка отыскал пульт от телевизора, поудобней разместился на диване и, со словами:

— Так. Что у нас там по ящику? – включил телек.

Тут, я заметила, нечто странное, похожее на тень у дедушки за спиной. Я присмотрелась. Эта тень походила на большого головастика, который своим хвостом прикрепился к дедушкиному затылку или шее, мне трудно было рассмотреть точнее. Как только дедушка включил телевизор, головастик стал увеличиваться в размере. Очень быстро он поглотил дедушку полностью, тот оказался как-бы внутри мыльного серого пузыря, мерцающего всеми цветами, но тусклыми. Это походило на то, как капля бензина, растекаясь в луже переливается разными цветами.

Дедушка начал нажимать кнопку на пульте, переключая канал за каналом. А от мыльного склизкого пузыря, внутри которого он оказался, протянулся хвостик прямо к телеку. Хвост прошёл сквозь телек, соединяя мыльный пузырь, в котором сидел мой дедушка, и телевизор.

Мне стало не по себе от увиденного. На моих глазах деда поглотил какой-то монстр, а тот даже не почувствовал этого. Я вижу это, но сижу и бездействую. Хвост, соединяющий пузырь и телек стал жирнеть. Это уже был не тоненький канат и широкая труба, по которой проходили волны. У меня создалось ощущение, что телек выпивает силу из моего деда.

Я растерялась и не знала, что делать. Как помочь дедушке?

«Куда девается, то, что высасывает этот головастик? В телек? Но телевизор – это просто предмет?» – подумала я и, украдкой, чтобы не вызывать подозрения у дедушки, подошла к телевизору и заглянула за него.

Там я не увидела никакой новой сущности: головастика или пузыря. Но я присмотрелась к проводам, отходящим из телека к розеткам. Они светились так же, как и пузырь, в котором находился мой дедушка. Что-то вроде бензиновой серой слизи быстро ползло по проводам и уходило в розетку. Я подошла к окну и присмотрелась к протянутым вдоль дороги электрическим проводам. Серая бензиновая слизь ползла по ним куда-то далеко.

«Что же делать? Надо это прекратить! – с замиранием сердца думала я. – Если я просто выключу телевизор, дед только закричит на меня и всё равно его включит … Может пробки вырубить? Да! Надо отыскать пробки!»

Я огляделась и обнаружила, что электросчётчик висит на стене рядом с диваном, на котором сидит мой дедушка. Незаметно я их вырубить не смогу.

— Дед, — обратилась я к нему.

— Чего тебе?

— Можно я на велике покатаюсь?

— Катайся конечно, — ответил он и опять повернулся к экрану телевизора.

Я быстро соображала, как же ещё его можно отвлечь от телевизора.

— А, где он стоит?

— В сарае, где ж ещё? – не оборачиваясь ответил дед.

— Может ты мне его выкатишь оттуда?

— Сама не справишься чё ли?

— Ну, ты мне колёса подкачаешь, вдруг они сдулись?

Дед покряхтел, и нехотя встал.

— Вот ведь дачница! Ничего сама не можешь, — поворчал он. – Ну пошли, достану тебе велисапед, катайся.

Дед встал, бросил пульт на диван. Телевизор выключать не стал. Труба, соединяющая его мыльный пузырь и телевизор становилась всё тоньше. Я ждала, что склизкий пузырь лопнет и дедушка будет свободен, но он не уменьшался, хоть труба уже превратилась в ниточку. Тогда я подошла к телеку и выключила его.

— Зачем выключаешь?! – взбеленился на меня дед.

Я взглянула на него и поняла, что это не дед на меня взбеленился, а мерзкий склизкий пузырь.

— Так это… чего зря электричество жечь? – сказала я.

— Ладно пошли, тебе велик достанем, а мне косу. Бабка просила траву скосить…

Мы отправились в сарай. Пузырь окутывавший дедушку исчез очень быстро. Но, к моему расстройству, он не лопнул, а просто уменьшился и спрятался маленькой тенью за дедушкин затылок.

Пока дед приводил в порядок велосипед, мне в голову пришла мысль, что надо бы записать и зарисовать всё, что я сейчас наблюдала. Я сбегала в дом, отыскала блокнот, цветные карандаши, простой карандаш, ластик, точилку. Всё это я уложила в свой маленький синий рюкзачок, ещё я положила туда пару больших баранок и бутылочку воды.

Проезжая на велике мимо бабушки, которая полола клубнику, я разглядела, что её яйцеобразная оболочка светиться золотисто-зелёным цветом. Я решила, что это очень хорошо. Но и за её затылком виднелась какая-то серая тень.

«Она ведь тоже часто смотрит телевизор, может это такой же головастик, как у деда?.. Забирает силы, когда смотришь телек… — размышляла я, проезжая мимо зарослей черёмухи к моему секретному месту. – Интересно, у меня тоже есть серый головастик за спиной? Вроде не видела такого в зеркале...»

Вскоре я спешилась и свернула налево. Пройдя мимо высоких черёмух и берёз, я вышла на мою поляну. Она находится неподалёку от нашего дома, со всех сторон поляну окружают деревья: старые черемухи, осины и молоденькие берёзки. Это классное место, чтобы спрятаться ото всех. С одной стороны, меня трудно обнаружить, а с другой стороны, я услышу, если бабушка позовёт меня домой.

Я люблю сидеть под одной из раскидистых черёмух. У неё толстый ствол, а нижние массивные ветки простираются почти параллельно земле, поэтому по ним легко можно забраться на верхушку дерева. И я уже много раз это делала. А, растущие рядом, молодые березки- это мои подружки, я часто беседую с ними.

Бросив велик в стороне, я села на одну из нижних веток любимой черёмухи, достала блокнот, карандаши и начала зарисовывать и записывать всё, что сегодня увидела. Получалось классно!

Если бы вы знали, как мне хотелось с кем-нибудь поделиться своим открытием! Но я приняла решение, что бабушке с дедом говорить об этом не буду. Они сильно впечатлительные, могут подумать, что у меня крыша поехала. Подруг и друзей в деревне у меня не было, поэтому единственными моими собеседниками оставались молодые берёзки на поляне. Можно конечно написать смску Аньке, моей лучшей подруге, которая сейчас отдыхает у своей бабушки. Но, наверно о таком лучше не писать… Может и ей я ничего не скажу, хоть и лучшая подруга, а отреагировать на мою новую способность может неожиданно и непредсказуемо.

Закончив свои рисунки и записи, я подошла к берёзам и показала им раскрытый блокнот:

— Смотрите, что я теперь умею видеть! Классно, да?

Тут я увидела, как от ствола березки отделяется светящийся травянисто-зелёный хвостик или щупальца и тянется к моему блокноту. От соседних деревьев тоже отделились светящиеся хвостики-щупальца и протянулись к моим рисункам. Я потеряла дар речи от удивления и восторга.

«Значит они слышат меня! И всё понимают!» – подумала я.

Светящиеся щупальца-хвостики окружили меня, и я почувствовала волны мурашек по всему телу. У каждого дерева хвостик-щупальца был своего цвета: у черёмухи сиреневый, у берёз разных оттенков зелёного, у осины бирюзовый…

Деревья общались со мной, но я их не слышала и не понимала, только чувствовала их прикосновения.

— Ладно, раз начала видеть вас, то и услышать смогу, — сказала я, большей частью для собственного успокоения.

Я подошла к черёмухе, на которой сидела и почувствовала, что не могу вот так, без спросу усесться:

— Можно я… присяду?

Черёмуха засветилась ярко-сиреневым цветом и окутала им меня. Я поняла, что это положительный ответ. Устроившись на нижней ветке, я рассматривала свои рисунки. Мне захотелось попить, я достала бутылку с водой из рюкзака и стала шарить по дну в поисках своих баранок. Под баранками лежало что-то бумажное. Я достала баранку и вынула старый бумажный конверт. Откусив кусок от баранки и выпив несколько глотков воды, я отложила еду в сторону и открыла найденный конверт. Внутри сложенный двойной листок в линейку. Я достала его и развернула. На нём моей рукой было сделано много хаотично расположенных рисунков и написано: «Дядя Ваня и Егорка – мои хорошие друзья из… издалека. Хлеб из амаранта очень вкусный, у меня есть кусочек. Передать привет в деревне. Привет кому???

Не стричь волосы!!! Камень с дыркой охраняет меня и бережёт, он мне поможет. Шнурок для камня мне подарил, кто-то очень хороший. Шнурок не простой. Тася, храни его тоже!

Снежинка, Снежинище, Снежка. Она меня спасла. Тася, вспомни, от чего! Вспомни!

Печка, я была в печке, как в сказке. Большая печка. У меня есть друзья!»

Я прикоснулась к камню, висящему на шее. В памяти всплывали частички образов: печка, пучки сушёной травы, звуки дудочки, речка, обрыв… Но полной картины вспомнить не получалось. Мне казалось, что я забыла далёкий, но очень классный и добрый сон. На ум пришла простая мелодия, под которую я запела про себя: «Дядя Ваня и Егорка, Дядя Ваня и Егорка… Кто это такие? Что за друзья издалека?»

Глава 13

Забвение и маленький человечек

Я сунула руку в карман сарафана. Хорошо, что сегодня надела тот самый сарафан, в котором была вчера. В кармане я нащупала маленький сухарик хлеба и меня обдало жаром. «Значит то, что написано в записке моей рукой правда?! И я забыла что-то очень важное! Как же вспомнить? – думала я. – Может, если съесть этот сухарик, я вспомню?»

Я отломила кусочек от сухаря и отправила себе в рот. Тщательно разжёвывая, я в любое мгновение ждала возвращения воспоминаний… Но ничего не происходило. Я проглотила хлеб, ждала, что вспомню… Но ничего.

Хлеб оказался очень вкусный и сытный. Такого я никогда не пробовала. Решив, что остаток амарантового хлеба стоит припрятать на потом, я завернула его в вырванный из блокнота лист и уложила во внутренний кармашек рюкзака.

Я ещё раз перечитала послание самой себе: «Дядя Ваня и Егорка – мои хорошие друзья из… издалека…» Издалека. Значит они не деревенские, — рассуждала я. – К тому же тут дальше написано: «Передать привет в деревне. Привет кому???» Точно не деревенские. Может я с ними в городе познакомилась, вчера?»

Я стала вспоминать вчерашний день и осознала, что с того момента, как отпросилась у бабушки пойти погулять, до момента возвращения домой я ничего не помню! Мне стало немного жутковато.

«А вдруг со мной произошло что-то страшное? Вдруг меня заколдовали? Вдруг меня похитили, а потом вернули, стерев память, чтобы я никому ничего не рассказала?!» — одна пугающая мысль сменяла другую, вводя меня в состояние паники.

Сердце забилось где-то в горле, стало трудно дышать. Я поняла, что надо как-то успокаиваться, достала бутылочку воды и отпила немного. Стало легче, но страх и паника не отступили до конца. Тогда я решила пройтись, вышла на пыльную грунтовую дорогу, там не было ни души.

За это я и любила нашу полузаброшенную деревню – здесь крайне редко встречаются незнакомые люди, да и знакомых тоже видишь изредка

Я сняла сандалии и стала прохаживаться туда-сюда по мягкой, тёплой, очень мелкой дорожной пыли. Ощущение такое, что ходишь по пушистому ковру. Это успокоило меня, я вернулась на поляну и ещё раз перечитала послание: «Снежинка, Снежинище, Снежка. Она меня спасла. Тася, вспомни, от чего!.. Камень с дыркой охраняет меня и бережёт, он мне поможет. Шнурок для камня мне подарил, кто-то очень хороший. Шнурок не простой. Тася, храни его тоже!»

— Снежинка, — произнесла я вслух. – Кто же это? Она меня спасла от чего? – я опять посмотрела на листок. – «Тася, вспомни, от чего!» Как же вспомнить-то?

Я огляделась вокруг. И увидела, как мои березки, черёмухи и осины, протягивают ко мне свои разноцветные хвостики. Они явно что-то хотели мне сказать.

— Так ведь не слышу я вас! — обратилась я к ним.

И вдруг меня осенила мысль: «Видение! Моё новое видение! Появилось, как раз после… после вчерашнего. Того вчерашнего забытого, что со мной произошло!»

Я опять взглянула на своё послание: «Печка, я была в печке, как в сказке. Большая печка. У меня есть друзья!»

— Может, это после печки я стала видеть вас? – сказала я. – Вас и всё остальное?!

Деревья вокруг засияли ярче, они всё тянули ко мне свои разноцветные хвостики, касались моего горла ими. Я опять посмотрела на послание самой себе: «Дядя Ваня и Егорка – мои хорошие друзья из… издалека… Не стричь волосы!!!»

— Я их и не собиралась стричь.

«Камень с дыркой охраняет меня и бережёт, он мне поможет. Шнурок для камня мне подарил, кто-то очень хороший. Шнурок не простой. Тася, храни его тоже!»

Я дотронулась до камня. Опустила голову, чтобы взглянуть на него и увидела, что он светиться, ярко-белым цветом. Утром, когда я смотрела на себя в зеркало, он тоже светился. Я развязала шнурок и сняла его с шеи, чтобы рассмотреть подробней. И тут я заметила, что деревья тянули свои разноцветные хвостики не к моему горлу, а к камню. То есть они указывали мне на камень!

— Что? Что вы хотите мне сказать? — спросила я у них, но как ни старалась услышать или почувствовать деревья, ничего не получалось.

«Камень с дыркой охраняет меня и бережёт, он мне поможет. Шнурок для камня мне подарил, кто-то очень хороший. Шнурок не простой. Тася, храни его тоже!» — ещё раз прочитала я.

— Интересно, чем поможет мне этот камень? Ну светится он и что? – спрашивала я, скорее у самой себя, чем у окружающих меня деревьев.

Я стала разглядывать шнурок, продетый в дырочку на камне. Это оказался не совсем шнурок, а туго сплетенная из разноцветных нитей косичка. Я умела плести косы из трех веревок, из четырёх и всё. А эта была сплетена из шести тонких верёвочек.

«И в правду не простой шнурок, — подумала я.- Кто же мне его подарил? Кто этот очень хороший?»

Я не знала и злилась из-за этого.

Надев шнурок с камнем на шею, я решила записать, всё, до чего смогла сегодня додуматься, чтобы и этого, ни дай бог, не забыть. Когда все записи и зарисовки были выполнены, несколько раз просмотрены, я ощутила чувство удовлетворённости собой и решила поехать домой пообедать. Но сначала надо выполнить мой ритуал.

Каждый раз приезжая на свою поляну я, перед тем, как поехать домой, залезала на верхушку старой черёмухи и смотрела в даль на все четыре стороны. Ветер раскачивал меня вместе с деревом туда-сюда, было немного страшно, но чувство восторга от увиденной красоты: раскинувшихся полей, рощ, переплетений тропинок и дорог; было сильнее страха. Счастье и вдохновение наполняли меня от созерцания таких просторов!

Я уложила блокнот, карандаши, ручку и бутылку с водой в рюкзак, надела сандалии и полезла по дереву вверх. Цепляясь за верхние ветки и подтягиваясь, помогая себе ногами, я почувствовала, что мышцы рук и ног у меня болят. Я ещё когда полы мыла заметила это, но в тот момент подумала, что мне показалось. А сейчас я действительно ощущала боль в мышцах. Особенно руки болели. Такое ощущение, что я сдавала нормативы по подтягиванию. «Что же я делала вчера? Или не вчера… а когда? Так сильно болят, будто я раз десять залезла на дерево и слезла с него… Может, спасаясь от кого-то залезла на высокое дерево?» — рассуждала я карабкаясь вверх.

Оказавшись на самой верхушке черёмухи, я стала глядеть на окружающую красоту и вдруг, боковым зрением увидела кого-то на верхушке соседнего со мной дерева. Сперва я подумала, что мне показалось и не обратила на это особого внимания, продолжая смотреть по сторонам. Но когда я опять увидела маленькую фигурку на верхушке соседней черёмухи, то чуть не свалилась вниз со страху!

Я собрала в кучу всё своё здравомыслие и решила, что, даже, если мне не показалось и там кто-то сидит, то этот кто-то не сможет причинить мне никакого вреда. Я сижу далеко и высоко. Медленно повернув голову в сторону соседней верхушки дерева, я присмотрелась внимательней. Там, зацепившись одной рукой за ствол, другую руку отведя в сторону, стоя ногами на тонкой ветке и раскачивался вместе с верхушкой дерева маленький человечек. Ручки и ножки маленькие, короткие, невысокого роста, примерно с двухгодовалого ребёнка. Большая голова и огромные глаза, которые сейчас закрыты. Ветер порывами раскачивал верхушку дерева, человечек наслаждался покачиванием туда-сюда, зажмурив глаза от удовольствия.

Я смотрела на происходящее и думала: «Ну не ребенок же это? Хотя, может к кому-то приехал маленький внук, залез на дерево… Как он смог залезть так высоко? И как же его теперь оттуда снимать?»

Пока я, раздумывая, наблюдала за ребенком, он открыл глаза и посмотрел на меня. Мы некоторое время молча глазели друг на друга. Потом я не выдержала и спросила:

— Эй! Ты кто такой? К кому приехал? Тебе помочь спуститься?

Человечек ничего не ответил. Он, не мигая смотрел на меня своими огромными синими глазами. А потом случилось то, чего я, ну, совсем не ожидала! Ни сказав ни слова человечек начал растворяться в воздухе пока не исчез вовсе. От такого созерцания мои руки сами стали разжиматься, отпуская ветки, за которые я держалась. Ещё чуть-чуть и я свалилась бы вниз! Но я вовремя пришла в себя и уцепившись за ветки сильнее, начала спускаться вниз.

— Что происходит?! – возмущалась я, слезая всё ниже и ниже. – Деревья светятся, камни светятся, чудятся маленькие человечки, деда пожирает какой-то склизкий телековый пузырь?! Нахожу письма самой себе! Мышцы болят! Не помню, что было вчера! Хоть бы не чокнуться, хоть бы не чокнуться!

Оказавшись на земле, я почувствовала себя немного спокойней. Я зажмурилась: «Увижу или не увижу маленького человечка?»

Через минуту я открыла глаза и огляделась по сторонам. Никакого человечка нигде не было, но деревья всё еще светились разными цветами.

— Я, что теперь постоянно буду видеть все эти свечения, пузыри и всякое такое? – спросила я в пустоту.

Я опять закрыла глаза: «Может это видение можно выключать и включать по желанию? Вот сейчас открою глаза и выключу.»

Я открыла глаза и увидела привычную поляну с привычными деревьями, кустами и травой. Никакого свечения. Я посмотрела на свой камень. Камень, как камень: белый, овальный, гладкий, с дыркой у края.

Тут мне стало страшно: «А вдруг видение больше не включится? – я зажмурилась. – Включаю своё новое видение обратно!»

Я открыла сначала один глаз, потом другой, осмотрелась. Ура! Я опять вижу светящиеся деревья, кустики; мой камень опять светится, как фонарик!

Чтобы убедиться, что включение и выключение по желанию моего нового видения это не случайность, я ещё несколько раз закрывала и открывала глаза мысленно давая себе команду видеть или не видеть. И каждый раз у меня получалось видеть и не видеть свечения окружающего мира. Успокоившись и решив, что пока можно обойтись без видения, я отключила его, оседлала свой велосипед и отправилась домой обедать.

Глава 14

Настя Большая

Выехав на дорогу, я спешилась и огляделась, чтобы убедиться, что вижу окружающий мир, как обычный человек. Мне надо было ехать направо, я посмотрела налево и заметила одинокую высокую женскую фигуру в чёрном, метрах в десяти от меня. Она медленно удалялась, идя по дороге к краю деревни. «Это же Настя Большая!» — узнала я женщину.

Бабушка научила меня опасаться этой старухи, которую все в деревне называли Настя Большая или Настя Долгая, за её высокий рост и худобу. Бабушка рассказывала, что Настя – колдунья, коварная и сильная.

На всякий случай я зажала фиги на обоих ладонях и поплевала через левое плечо, потом оседлала велик и поехала к дому, так и не разжимая фиги до самого нашего крыльца.

— Чего это ты фиги держишь? Али злых духов увидала? — спросил у меня дедушка, когда я вошла на терраску.

Он сидел на софе и плёл корзинку.

— Бабку Настю встретила, — ответила я, подошла к деду и села рядом на стул.

Мне нравилось наблюдать за ним. Дедушка необычный человек. Например, он увлекается плетением корзин и плетёт их не из лозы или бересты, а из проволоки разного цвета и размера, и полипропиленовых лент. Их он берет на почте и в мебельных магазинах. Использованные ленты из-под упаковки всё равно выкидывают, а он договорился, чтобы ему отдавали. Вот он пройдется, насобирает разноцветных кусочков этих лент, и потом плетёт из них корзинки разные. Он много чего умеет и много чего знает.

— Это Настю Большую что ли? Тогда правильно, что фиги зажала. А пока до дому ехала, тебе на пути скрещенные ветки не попадалися? – спросил дедушка.

— Нет вроде… я не помню. А что?

— Бабка Настя Большая – колдунья. Она может так сделать: заговорит ветки, что лягуть на твоём пути перекрещенные. Ты пойдешь, не заметишь их и перешагнёшь. А потом ноги отнимутся, или упадешь и переломаешь их, — рассказывал дедушка, вплетая очередную ленту в каркас корзины тонкой красной проволокой.

Мне стало не по себе от услышанного. Я испугалась. Что, если я уже перешагнула, то есть переехала и не заметила перекрещенные веточки?

— Дедушка, что же делать, если пройти и не заметить? Я не хочу ломать ноги.

Дед посмотрел на меня с прищуром, улыбнулся и сказал:

— Не страшись, наша бабка тебя отговорит. Она посильнее Насти будет. Водищки нальёть, поговорить на её и всё, как рукой снимет.

Мне стало спокойней. Я и не знала, что моя бабушка умеет заговаривать воду.

— Дед, а если я замечу перекрещенные веточки, что надо сделать? Пойти другой дорогой?

— Вот ещё, другой дорогой! Зажми фигу и пни пошипче енти ветки, вот и все дела. А Настю ты не бойся. Просто не встречайся с ней, а ежели встретилась она тебе, не смотри в глаза и ничего не бери от неё.

Я покивала. Конечно страх перед старой деревенской колдуньей не прошёл, но я хотя бы знала теперь, что делать.

— Ты поди голодная? Иди поешь, там всё на столе накрыто. Бабка спит, смотри не шуми там. Когда поешь, на колодец пойдём, воды надо принесть, — сказал мне дедушка.

И правда, очень хотелось есть. Я прошла через темную прохладную кухню мимо русской печки. «Печка, я была в печке. Как в сказке. Большая печка…» — вспомнились мне строчки из моего послания. — «Неужели я была в такой печке?»

Я вошла в просторную светлую комнату. Бабушка, посапывая, спала на своей высокой мягкой кровати. Рядом с ней черно-белым пятнистым клубочком спала Маруська. На круглом столе, под кухонными полотенцами я нашла еду, тихонько наложила себе в тарелку печёной молодой картошки, взяла небольшой огурец, несколько веточек укропа, перьев зелёного лука, пару кусков хлеба и пошла есть к дедушке на терраску. Пусть бабушка спокойно выспится.

Дед всё ещё плёл свою корзину. Я удобно устроилась на стуле рядом с ним. Дедушка немного поворчал из-за того, что мне пришлось пододвинуть разложенные по цветам пластиковые ленты и тонкую проволоку. Надо же было куда-то поставить мою тарелку. Я с удовольствием приступила к поеданию картошечки, вприкуску с хрумким огурцом и ароматной зеленью.

— Дедушка, а как Настя Большая стала колдуньей?

— Кто ж её знаеть, как? Росла она в очень бедной семье. Никто её не привечал. А когда в девичество вступила, то муж для неё сыскался. Бабы говорили, что завидовала она. Другой судьбы себе хотела.

— А, что муж её бил? Почему она другой судьбы хотела?

— Не-ет, муж ейный не плохой мужик был. Не бил её, и дети у них есть, — рассказывал дедушка.

— Если у неё семья была, зачем же она колдуньей стала?

— Я ж тебе говорю, другой судьбы хотела. Вот с чертями и сговорилась. Черти ей силу дали, а она по их велению людям пакости делает.

Я даже жевать перестала от услышанного.

— Дедушка, как же можно с чертями сговориться? Разве такое бывает?

— Эх ты – дачница! Конечно бывает! А, как с чертями сговориться я не знаю. Я ж не сговаривался. Мне моя жизнь нравится такая, как есть, — сказал дед и продолжил плести корзину.

— Такая, как есть? Вы же с бабушкой ругаетесь всё время? – удивилась я.

— Это разве ругаемся? Это мы так, чтобы не скучно было, — усмехнулся дед.

Я постаралась поверить ему на слово. Потому что, наблюдая за их каждодневными перепалками по любому поводу, ну никак не скажешь, что это они делают, чтобы было не скучно.

— Дедушка, а расскажи, как Настя Большая колдует, — попросила я.

— Ну, как… к примеру, подойдёть, дотронется до плеча, плечо потом отнимется и не действует. Или сглазить может, глаз у неё тяжелый. А сколько она скотины извела… У нас ить тожа из-за неё корова подохла.

— Как это, подохла?

— Настя её погладила, и после заболела корова. Мы не знали, что и делать. Так и подохла Пестрянка, усохла на глазах, — дед тяжело вздохнул. – Давно это было. Ты ещё не родилась, а мамка твоя девчушкой бегала, как ты сейчас.

— А бабушка тогда ещё не умела заговаривать воду?

— Может и не умела, не помню я.

После рассказов дедушки, Настя Большая представлялась мне этаким монстром злым и кровожадным. Страшно жить с таким человеком в одной деревне.

— Дедушка, а она специально зло делает людям?

Дед оторвался от своего занятия и призадумался. Через минуту он сказал:

— Раньше я думал, что специально, а теперь думаю, что нет.

— Как это нет? – удивилась я. – Из-за неё люди страдают и животные умирают.

— Я думаю вот, как оно получилось. Настя с чертями сговорилась, они ей силу дали. Но не смекнула она, что ей всю жисть придется людей губить. А ведь, как мир устроен-то: ты хорошо — тебе хорошо; ты плохо — тебе плохо. Она столько зла натворила, что её детям и внукам теперь за неё расплачиваться приходится. Дети-то ейные все несчастные: кто помер уже, кто спивается, кто болеет. Муж давно помер. Не приезжает к ней никто. Детям не нужна, внукам не нужна. Одна осталась. И помереть никак не помрёт. А черти её и сейчас мучают, заставляють пакости добрым людям делать. Не хочет она, а идёт и делает. Вот оно как, Тася.

Дедушка договорил и вернулся к плетению корзинки. Я доедала свой обед и думала о том, какой страшный и одновременно несчастный человек — эта бабка Настя.

— А она не может им сказать, что не будет больше зло творить, дедушка?

— Та никак жалеешь её? – спросил дед, внимательно посмотрев на меня.

Я смутилась от его взгляда.

— С нечистой силой договор навечно заключается и нарушить его нельзя. Настя, когда с чертями сговаривалась енто дело знала. Значить готова была зло творить. Вот оно как. И знала она, что не помрёт пока силу свою другому не передаст. Поэтому к ней не ездит никто. Никому её сила не нужна, — рассказывал дедушка.

— Так значит она вечно будет жить, если силу не передаст?

— Разве ж это жисть? — дед слегка наклонился ко мне и в пол голоса продолжил. – Знаешь, как её, но ночам черти мучают? Душу ей рвуть? О-о-о…. Она уж много годков, как хочет силу свою передать, чтоб помереть скорее. Вот так вот. Обходи её стороной, дачница, а коли встретится она тебе, ничего не бери от неё и в глаза не смотри. Поняла?

Я покивала. И не стала больше ничего спрашивала про колдунью. Аппетит куда-то потерялся после дедовых страшилок, и я через силу доела то, что оставалось в тарелке. Чтобы дед не ругался, что зря перевожу еду. А ещё, я решила, что надо будет при случае посмотреть на Настю колдунью своим новым видением.

Мы с дедушкой собрались идти за водой на колодец, через два двора от нашего дома. Я взяла тележку. Дедушка установил на неё пустой бидон, и мы двинулись в путь. За нами, как обычно, потрусил наш маленький пёс по кличке Жулик. Он всегда и везде сопровождал дедушку.

Кудрявый, белый с черными пятнами, небольшой коротконогий пёсик с закрученным баранкой хвостом. Когда все мы были дома, то Жулик охранял наш дом и прилегающую к нему территорию. На проходящих мимо незнакомцев он грозно лаял. И хоть был небольшого роста, но страху на прохожих наводил. Почему мой дедушка назвал его Жулик, я не знаю.

Дедушка шёл вразвалочку, медленно. И мы с Жуликом решили пойти вперёд.

«Быстрей придём, быстрее наполним бидон, а там и дедушка поспеет и повезём воду вместе», — подумала я.

Колодец находился прямо напротив дома Насти Большой. Изредка я видела, как она сидит одна на лавочке у своего дома. Всегда, даже в жару, в чёрном платье и чёрном платке.

Я подошла к колодцу откинула крышку, взяла ведро и опустила его в колодец, аккуратно придерживая за цепь, как учит дедушка. Краем глаза я посмотрела в сторону дома колдуньи. Она сидела на лавочке, похожая на черную статую. Я даже вздрогнула от неожиданности. Ведь Настя Большая, когда я её сегодня встретила, шла на край деревни, а значит, скорее всего направлялась на автобусную остановку.

«Ну, может вернулась, автобус не пришёл и вернулась», — подумала я и поводила цепью, на которой висело ведро, чтобы оно опрокинулось и зачерпнуло воду.

Я старалась не смотреть в сторону колдуньи. Заглянула в колодец. Ведро было полно воды. Я стала крутить ворот, на него наматывалась цепь и ведро потихоньку поднималось вверх. Вот и ведро показалось. Я слегка наклонилась, чтобы подцепить его, и поставить на край колодца. В этот момент послышался высокий, почти детский льстивый голосок:

— Какая же помощница у бабушки Наташи выросла.

Я чуть не выронила ведро, но удержала и с трудом поставила его на край колодца. Ко мне приближалась колдунья Настя Большая, она была уже метрах в трёх от меня. Как ей за короткое время удалось проделать путь от своего дома до меня? Ведь только, что сидела на лавке?

Я огляделась. Ни дедушки, ни Жулика. Я одна. Надо бы убежать или позвать дедушку, но не могу двинуться с места, во рту пересохло.

— Девонька, дай бабушке Насте водицы попить. А то ведь живу совсем одна и нет у меня помощников, — говорила она своим высоким притворно жалобным голоском, подходя ко мне всё ближе.

Я понимала, что надо бежать. Что ни в коем случае нельзя давать ей попить воды. Но, словно погружённая в гипноз, не могла двинуться с места. Настя подошла ко мне. Она улыбалась, а её бесцветные глаза источали холод. Колдунья уже протянула свои тощие костлявые руки к ведру с водой, как вдруг оно опрокинулось, облив ледяной водой меня и саму Настю.

— Чего это ты, внучка, крышку с бидона не сняла, а ведро уже вытянула. Не дело это! А ты, Настя, чего тут позабыла. Зови своих внуков, пусть приедуть, подмогнуть бабке-то своей.

Дед поднял пустое ведро, очистил от прилипшего мусора и опустил в колодец.

— Так я только водички хотела, — слабым голосом ответила Настя и поплелась ни с чем к своему дому.

Я стояла и наблюдала за тем, как дедушка наполняет водой наш бидон. И краем глаза посматривала на дом колдуньи. Она не сидела больше на лавочке, а ушла в дом. Вскоре бидон был полон. Дедушка крепко закрыл крышку, поставил его на тележку и потащил её к дому. Я попыталась помочь ему, но он велел не мешать. И мы с Жуликом пошли чуть вперёд. Я внимательно смотрела себе под ноги, высматривая скрещенные веточки. Любые встречающие подозрительные ветки я с силой пинала так, чтобы они разлетались в стороны.

Когда мы подошли к нашему дому, дедушка сказал:

— Бабке расскажи, что было сейчас на колодце. Может воду надо заговорить для тебя.

Я кивнула и пошла посмотреть не проснулась ли бабушка.

Глава 15

Удеса Заряновна

Бабуля уже не спала, а хлопотала на кухне. Я подробно рассказала ей обо всём, что произошло у колодца. Бабушка внимательно выслушала, взяла ковшик и зачерпнула в него воды из бидона, который дедушка принёс в дом.

— Вот ведь старая карга! Неймётся ей! На мою внущеньку позарилась, курва, — ворчала бабушка.

Я зажмурилась и загадала, чтобы моё новое видение включилось. Хотелось посмотреть, сияю ли я после встречи с колдуньей и, как будет выглядеть бабушкин ритуал наговора на воду.

— Я пойду в комнату, бабуль.

Мне надо было перед зеркалом внимательно разглядеть себя.

— Пойди, пойди, я сейчас приду к тебе.

Я стала смотреть на себя в зеркале. И то, что я увидела меня расстроило. Ещё утром я выглядела, как сияющее синее солнышко, а сейчас от сияния ничего не осталось. Меня окружал помятый прозрачный белёсый кокон. Над головой слабо просматривался круглый ободок светло-розового цвета. Камень на шее слабо светился желтоватым цветом. «Что произошло со мной? Неужели Настя Большая так погасила моё сияние?» — в недоумении размышляла я.

Пришла бабушка с ковшом в руке. Она шёпотом наговаривала в него какие-то слова, но, что именно она говорит я не разобрала. Продолжалось это минуты три — четыре, ковш стал светиться изнутри ярко-белым светом. С каждым мгновением свечение становилось всё ярче и ярче. Бабушка подошла ко мне, стала окунать руку в воду, кстати сказать, воды в ковше было мало, на самом донышке. Она окунала руку в воду и тыльной стороной ладони умывала мой лоб справа налево, и лоб до подбородка сверху вниз, при этом она что-то говорила себе под нос. Такие крестообразные движения она повторила три раза, потом всё так же, тыльной стороной ладони провела по моим щекам, потом велела сделать пару глотков светящейся воды из ковша. Я попила. После бабушка набрала немного воды себе в рот и неожиданно прыснула на меня ею. Я вздрогнула от неожиданности.

— Бабушка!

— Напугалась? Вот и хорошо, так и надо. На, допей воду, — она протянула мне ковш.

Я сделала ещё два больших глотка. Вода оказалась очень вкусная, кажется где-то я такую уже пила.

— Пойду деду накажу баньку нам затопить, — сказала бабушка и вышла из комнаты.

Я подошла к зеркалу и с радостью заметила, что бабушкин заговор сработал. Моё сияние медленно возвращалось ко мне и камень стал светиться всё ярче.

Дедушка натопил нам баньку. Ну, банькой это было трудно назвать. Скорее сарайчик с крошечной прихожей. В нём стояла печка-буржуйка, была дощатая полка, маленькая скамейка, и небольшое окошко с занавеской. Но в деревне, где есть только летний душ с холодной водой из бочки, погреться и помыться даже в такой не настоящей баньке более чем приятно.

Лето продолжалось, погода стояла классная, солнце припекало. Я привыкала к своему видению и занималась своими обычными делами – рисовала, помогала бабушке и дедушке, а ещё каждый день перечитывала своё послание и силилась вспомнить то, что забыла. Несколько раз я видела колдунью Настю издалека. Тогда я включала своё видение и старалась рассмотреть её свечение. Вот, что я вам скажу. Не зря она всегда ходит в черном, потому, что примерно так же она и светится. Конечно, я разглядывала её издали и подробностей не увидела, но рассмотрела, что Настя Большая вся, а особенно со спины окружена тенями серыми и чёрными. Иногда тени вырастали, иногда уменьшались. Страшная картина.

«Никогда и не при каких условиях не стоит сговариваться с чертями», — думала я, вспоминая о колдунье.

А ещё у меня из головы не выходил маленький человечек, которого я видела на верхушке дерева. Порасспросив бабушку и дедушку, я поняла, что ни к кому маленькие внуки не приезжали. Значит, я наблюдала какое-то загадочное существо. Но кто это был? Жаль, что существо мне больше ни разу не являлось.

Спустя почти три недели после встречи с существом, я сидела на моей поляне, рассматривала рисунок этого загадочного человека и думала, что, возможно, он мне показался. Бывают же галлюцинации или мираж? А как хотелось, чтобы чудеса, такие, как мое видение, продолжались…

Но в один замечательный вечер, точнее в одну чудесную ночь, я убедилась, что маленький человечек не плод моих фантазий. Обо всём по порядку.

Это произошло в конце июля. Мы с бабушкой попарились в нашей не настоящей баньке. Я сняла с шеи камень и забыла его надеть, оставив его на стареньком трюмо у зеркала.

После бани так хорошо спится. Я улеглась в постель, посмотрела на мой камешек, лежащий у зеркала, хотела встать и надеть его на шею, но сон сморил меня. Уснула я крепко. Но посреди ночи проснулась. И сама не поняла от чего. Вокруг тихо, слышен негромкий храп бабушки и дедушки. Часы тикают. Больше никаких посторонних звуков. Я взглянула на трюмо. Там ли мой камень? И увидела странную картину. Кто-то невидимый медленно поднимал мой камень за шнурок. Я зажмурилась. Открыла глаза и поняла, что мне не кажется. Кто-то поднял мой камень, он висит в воздухе. Мне стало страшно.

Мысленно я подумала: «Эй! Это мой камень, не трогай!»

Но вслух это произносить я побоялась. Вдруг я увидела, как медленно становится видимым маленький человечек. Это он стоял у трюмо держал мой камень и разглядывал его. Человечек повернул в мою сторону свою непропорционально большую голову, посмотрел на меня большими синими глазами, и не отрывая от меня взгляд стал вытаскивать из дырки в камне шнурок. Я, онемев от страха, наблюдала за человечком. Тот аккуратно и бесшумно положил камень на лакированную поверхность трюмо, быстро повернулся и со шнурком в руке побежал из комнаты.

— Стой! Это моё! – зашипела я на него и кинулась вслед за человечком.

Я старалась бежать как можно тише, влетела на кухню, осмотрелась и увидела лишь маленькую пятку, скрывшуюся за печным углом. Я подбежала к печке, заглянула за неё, нотам было очень темно, чтобы что-то разглядеть.

— Эй, я тебя уже видела. Тогда на верхушке дерева. Слышишь? Отдай мне мой шнурок! – шипящим шёпотом сказала я в темноту.

В ответ тишина.

— Я тебя всё равно найду, я видеть могу, — пригрозила я и решила включить своё видение.

Закрыла, открыла глаза и загадала мысленно: «Хочу увидеть маленького человечка, даже, если он невидимый».

Я осмотрелась, было всё так же темно, зашла за печку и оглядела её. Маленький прозрачный человечек сидел на печке свесив ножки.

— Я вижу тебя, ты на печке сидишь, — сказала я и указала на него пальцем.

Человечек вскочил на ноги и медленно проявился, став по настоящему видимым. В руке он держал мой шнурок.

— Ты кто? – спросила я тихонько.

— Домовица я – Удеса Заряновна, — через паузу ответил человечек шёпотом, голос у него оказался какой-то кукольный, мультяшный.

— Домо кто?

— Домовица Удеса Заряновна. За домом слежу, порядок держу.

— Так ты домовой! – чуть ли не во весь голос воскликнула я.

— Домовица! Вот неспонятная, — поправила меня Удеса и опять села на печку свесив свои маленькие ножки.

— Девочка – домовой значит! – догадалась я. – А зачем тебе мой шнурок? Нехорошо чужие вещи брать.

— Я не забирать хотелась, я глянуть. А ты ну ругать, я и побежатить.

— Чего на него глядеть? Шнурок, как шнурок.

Домовица щелкнула пальцами и рядом с ней появился слабо светящийся шарик, размером с апельсин. Она стала рассматривать шнурок при свете и так, и эдак, а потом прошептала:

— Этот шнурок не прост, его домовой плестить. Плестить и тебя одарить. Я знавать того домового, чей шнурочек энтот.

Я не знала, что сказать. Меня в жар бросило от услышанного, сердце заколотилось.

«Вот, значит, что я забыла! Я встретилась с домовым, и он мне передал шнурок! – догадалась я. — «Шнурок для камня мне подарил, кто-то очень хороший. Шнурок не простой. Тася, храни его тоже!» — пришли на ум строчки моего послания.

— Что это за домовой, где он живёт? – спросила я почти во весь голос.

— Тише, тише, маленькая хозяйка, не надоть хозяюшку нашу будить, она спать почевать должна.

— Хорошо, хорошо, — зашептала я. – Расскажи про домового.

— Домового, что шнурочек тебе задарил Тихоном кличуть, Тихоном Утешичем. Я за ним заскучиваю, он любимка мой. Задавно не виделись мы. Он мне не запередаёт прюветы, — сказала Удеса потрясая моим шнурком.

— Тихоном? Значит я встречалась с домовым Тихоном, — шёпотом произнесла я, пытаясь хоть что-то припомнить. – Удеса. Удеса, ведь правильно?

Домовица кивнула.

— Удеса, я ничего не помню о нашей встрече с Тихоном. У меня из памяти выпал кусок дня, это ещё в начале июля было…

— Затихайся, маленька хозяйка, — настороженно прошипела домовица.

Я замолчала. Послышался скрип кровати и не быстрые шаги. Я замерла почти не дыша.

— Тасенька, ты где внущенька? – позвала меня бабушка.

Я глянула на Удесу. Она кивнула мне, чтобы я вышла из-за печки, щелкнула пальцами и шарик света погас.

— Здесь я бабуль, — отозвалась не громко я и вышла из-за печки. – Попить захотелось.

— Попей, попей, внущенька. Выйти со мной не хочешь?

Бабушка подошла к бидону, зачерпнула кружкой воды, попила.

— Нет, бабуль, я не хочу, — ответила я.

— Иди, ложись. Ноги настудишь, — сказала бабушка и ушла.

Туалет в деревне, как известно на улице. Я дождалась, когда хлопнет входная дверь.

— Удеса, я… мы завтра сможем с тобой ещё поговорить? – спросила я.

Домовица молчала.

— Удеса, мне очень нужно, чтобы ты мне рассказала про Тихона, может я вспомню тот день.

— Ладушки, приходи завтрива на чердак, утром приходи, я ожидать тебя будуть, — сказала она и начала растворяться в воздухе.

— А шнурок? Верни мой шнурок, — обратилась я к ней.

— Завтрива и верну, утром приходи.

Удеса растворилась и стала невидимой, даже своим видением я не смогла её разглядеть.

— Точно вернёшь? – спросила я в пространство.

— Точняшечки, — прошептала невидимая Удеса.

— Точняшечки, — повторила я, попила воды и улеглась спать.

Камень я спрятала себе под подушку, чтобы он не пропал. А то вдруг, Удеса, или ещё какой-нибудь домовой им заинтересуется и возьмёт себе.

Уснула я не сразу. Всё пыталась вспомнить забытого Тихона. Промучившись так некоторое время, я решила, что надо выспаться, чтобы завтра на свежую голову перечитать моё послание, а ещё не проспать встречу с Удесой. Точняшечки.

Глава 16

Косичковое письмо

Утром я проснулась от того, что в окна барабанил дождь. На улице было пасмурно. На часах восемь тридцать. Я вскочила с постели, быстро оделась, сунула в карман свой камень с дыркой, взяла рюкзак, там я храню письмо самой себе и альбом с зарисовками, и выскочила на кухню.

— Внущенька! Проснулась? — сказала мне бабушка, на которую я чуть на наткнулась выбегая.

Она хлопотала у русской печки.

— Доброе утро, бабуль. А ты, что печку решила затопить?

— Погода нынче никудышная, дождит с самого утра. Вот надобно печь протопить, чтобы в доме тепло да сухо было, да и курям со скотиной харчей наварю, а нам обед сготовлю, — объяснила бабушка, подкидывая дрова в печь, она посмотрела на меня и спросила. – А ты никак собралась куда?

Я растерялась. Мне не разрешали лазить на чердак, так как дед боялся, что я, расхаживая по доскам, которые являлись потолком, проломлю одну из них и свалюсь вниз. Дом-то был старый и все в нём обветшало.

Я рассчитывала, что утром, как всегда никого дома не будет и я беспрепятственно влезу на чердак, чтобы расспросить домовицу. Лестница на чердак находится за печкой. Дождь, бабушкина затея растопить печь и приготовить в ней обед, спутала все мои планы. Бабушка засела на кухне надолго и незаметно проникнуть на чердак не получится.

— Я…я… просто… — не зная, что сказать мямлила я.

— Пойди-ка принеси мне чапельник да ухват, вон там за печкой, — попросила бабушка, указывая на проход за печкой, скрытый занавеской. Именно там стоит лестница, ведущая на чердак. Я пошла в закуток отыскала чапельник на длинной ручке, ухват и принесла их бабушке.

— Бабуль, я где дедушка? – спросила я, подойдя к умывальнику, делая вид, что умываюсь.

— Скоро каша поспеет. Ох и вкусная каша из чугунка! – сказала бабушка подхватила ухватом небольшой чугунок и сунула его подальше в печь. – Дед-то? На терраске корзинки плетёть, да радиву свою слушает. Ай ты хотела, чего?

— Нет, просто спросила.

Мне надо было во что бы то ни стало пробраться на чердак. Поэтому я решила спросить напрямик. Вытерла лицо полотенцем, подошла к бабушке и вполголоса сказала:

– Бабуль, а можно мне на чердак слазить? Я аккуратно, честное слово.

— А защем тебе туда?

— Я…там стоит ткацкий станок и лампа, красивая такая, старинная, я их нарисовать хочу. Можно? Мне же надо тренироваться, так учитель из художественной школы сказал, — я не совсем соврала, учитель конечно велел тренировать руку и много рисовать, но на чердак я хотела попасть по другой причине, которую бабушке говорить было нельзя.

— Вон на терраске тоже старая лампа стоить. Её и рисуй, чего на чердак лазить?

— А ткацкий станок, бабуль? Ну пожалуйста, разреши мне туда слазить. Я не долго. И по потолку ходить не буду, только на балки ступать. Ну пожалуйста-а-а, — просила я бабушку.

Её лицо смягчилось, и бабушка заулыбалась:

— Ладно, слазай, деду не скажем ничего. Недолго только!

Я даже подпрыгнула от радости:

— Спасибо, бабуль, я совсем не долго.

Я поспешила в закуток, быстро поднялась по лестнице, откинула крышку, закрывающую лаз на чердак и влезла наверх. Крышку я прикрыла, чтобы бабушка не слышала, чем я на чердаке занимаюсь. Аккуратно ступая по балкам, уворачиваясь от растянутой повсюду паутины я прошла в вглубь чердака, разглядела старый большой чемодан и присела на него. Я пожалела о том, что не захватила с собой какой-нибудь фонарь. Всего одно маленькое окошко под крышей было единственным источником света. На улице лил дождь, серые тучи напрочь закрыли солнце, поэтому света через окошко проникало совсем чуточку.

Ещё я отчетливо слышала, как бабушка хлопочет на кухне и поняла, что поговорить с домовёнком во весь голос не получится, так как бабушка может услышать наш разговор и заподозрить меня в чём-нибудь нехорошем. А с её бдительностью и фантазией это не составит большого труда.

— Удеса-а, — шепотом позвала я.

Тишина. Только слышно, как бабушка переставляет какую-то кухонную утварь.

— Удеса-а-а, ты здесь? Покажись… Ты мне обещала вернуть шнурок, — опять позвала я.

И тут, в паре метров от меня появился силуэт маленького человечка, сидящего на ткацком станке, свесив ножки. Я не верила своим глазам. Сердце заколотилось, меня обдало жаром.

— Я пришла, как обещала, — прошептала я.

Удеса провела рукой в сторону старой керосиновой лампы, и она засветилась. Но не огнём, а просто светом. Я была в восторге от увиденного волшебства.

— Доброго утречка, маленькая хозяйка. Ты задолго спишь утрами.

— Мне же не в школу, можно и поспать. Ты мне расскажешь об этом домовом Тихоне? Где он живёт? Я очень хочу вспомнить, как с ним повстречалась.

— Очена много вопрошаешь, маленькая хозяйка, — улыбнувшись сказала Удеса. – Но я поведаю тебе.

Я ждала, затаив дыхание. Удеса выдержала паузу и начала рассказ:

— Тихон Утешич живёт у своих хозяев, сейчашесь многова работы: травы заготовь, за огородом пригляд нужон, коней обиходить, да и в дому чёбы порядок был, — деловитым тоном шептала Удеса.

— А где. Где он живёт, этот Тихон? – с нетерпением спросила я.

— Так ясно где. В затаённом миру. Там и сестрёнки мои малые поживают.

— В каком миру?

— В затаённом, непонятливая. Я так вот здеся за домом приглядываю, а любимка мой, тама, в затаённом миру. Вот наступит зима, я и наведаюсь к нему. А покамест нельзяшу мне, я туточки вспомогать должнать.

— Не пойму я чего-то… Тихон живет в затаённом миру? В другом мире что ли?

— В затаённом.

— В параллельном? – спрашивала я, силясь понять, про какой мир мне говорит Удеса.

Домовица пару раз моргнула своими большими синими глазами не понимая, что я у неё спрашиваю.

— В затаённом, — опять повторила она.

— В затаённом, — повторила я. – За-та-ён-ном. Мир, который затаён. За тайной. Значит скрыт, спрятан… — Рассуждала я вслух. – А от кого он спрятан? Затаён.

— От Фалалеев и Жителей, — ответила Удеса будничным тоном.

— Каких ещё Фалалеев и Жителей? Кто это?

— Вы.

— Кто мы?

— Вы все, кто живёт здеся в этом мире.

— Получается, от нас всех, кто здесь на Земле живёт, спрятан какой-то затаённый мир? – стараясь понять смысл сказанного Удесой, спросила я.

— Да.

— А там в затаённом мире живут люди? Или…ну не знаю… зелёные человечки?

— Там нет зелёных человечков, маленькая хозяйка, там живут люди, сильные, смелые и добрые.

— Так мы тоже люди сильные и смелые, добрые.

— Да, но вы – Фалалеи, да Жители, — объясняла Удеса.

— Да, что это за слово такое – Фалалеи?

— Дурында, балбес, простак, олух, тафтуй, телепень, — стала перечислять домовица.

Я опешила.

«Получается, что какие-то люди в затаённом мире считают нас дурындами и балбесами? Странно и даже обидно. Почему это мы- балбесы, а они сильные, смелые, добрые люди?» – размышляла я.

— Чего же ты живешь тут с нами – дурындами? А не с добрыми людьми в затаённом мире? – спросила я Удесу, с плохо скрываемой обиженностью в голосе.

— А кто ж вам поможет тогда? Мы- домовые должные вспомогать хорошим людям. Это, по справедливости. Такая наша участь. Мы вспомогаем, за хозяйством приглядываем. Дом бережём. Вот Наталья, бабушка твоя. Я с нею с детячего возрасту дружбу вожу и вспомогаю ей всюду. А коли вы в колдовском, замороченном мире родилися, так енто не ваша виноватость. Не взабросить же вас?

— Погоди, погоди. Мы в колдовском мире живём? Да у нас и не верит никто в колдовство.

— А зачем верить? Оно есть. Весь фалалейский мир колдовством, да морокой окутан. А вы – балбесы живёте, будто спите. Вам забота нужнать и защита домовых. А где домовым жить, коли вы в коробки поживать уехали. Домовой он в дому любит жить. А в коробке, какое житьё? Тама домовым трудно вспомогать вам. Ох и трудно.

Я слушала Удесу в пол уха. Потому что до меня дошло, что я побывала в затаённом мире в тот день, который я не могла вспомнить. Я встретилась там с домовым. И это он мне передал шнурок для Удесы. Я вынула из рюкзака конверт с письмом самой себе и нашла строчку: «Камень с дыркой охраняет меня и бережёт, он мне поможет. Шнурок для камня мне подарил, кто-то очень хороший. Шнурок не простой. Тася, храни его тоже!»

— Удеса, скажи мне, зачем ты забрала у меня шнурок? Ведь Тихон подарил его мне, — спросила я, доставая из кармана свой гладкий белый камень с дыркой.

— Это не шнурок, это весточка от любимки моего Тихона Утешича. Он мне новостишки описал, — ответила Удеса и достала мой шнурок из навесной махонькой сумочки, висящей на поясе. Она начала протягивать его через пальцы, ощупывая и разглядывая. – Они с хозяюшкой трудятся, травы собирають, надоть насушить покамест в цвету, маленькая хозяйка за домом глядить да за животиной, ей Тихон тоже вспомогает. А вот хозяин весь в трудах, дом свпомогает ставить молодым. Маленький хозяин на побегушках в доме-то, да учением занят…

— А про меня там написано что-нибудь? – спросила я.

Удеса отвлеклась от шнурка и посмотрела на меня. Я слегка улыбнулась. Она передвинула шнурок, ощупала его хвостик, вгляделась в него и произнесла:

— Сказано, что пришладшая ты к ним не в себе, в печи тебя лежали, да вернули в мир твояша обратно. И, коли не вспомнится тебе, что приключилася, так забудеша напрочь тогда. А мне приглядеть за тобоя наказал Тихон Утешич, — Удеса закончила читать по шнурку и протянула его мне. – На, он мне не надобен более.

— Чего дачница-то, спит что ль? – послышался дедушкин звучный голос.

Я замерла с протянутой Удесе рукой и навострила уши.

— Как же? Выходила она, не видал что ль? — ответила бабуля, очень правдоподобно изображая удивление.

— Не, не заметил, — угрюмо ответил дед.

— Я ж забыла! Она пошла кур да Машку кормить. А дожжик кончился?

— Кончился, полные бочки нам налил, и огород полил.

— Ну, ежели дощь кончился, Тася гулять ушла, поди сидить рисуеть гдей-то, — врала бабуля.

— Есть охота, на стол накрывай, — скомандовал дед и ушёл в комнату, откуда вскоре послышался голос диктора, рассказывающего последние новости.

Я с облегчением выдохнула. Обнаружила лежащий на моей ладони шнурок – письмо от Тихона. Подняла взгляд на ткацкий станок, Удесы там уже не было.

— Удеса-а-а, ты ещё здесь? Скажи мне, как вспомнить тот день.

— Петь, — услышала я в ответ голос Удесы из дальнего угла чердака.

— Что петь? Какую песню? Кому?

— Твояшему камню петь, — прозвучал голос, старая керосиновая лампа погасла, и я поняла, что Удеса ушла.

Глава 17

Гость в грозу.

Я спустилась с чердака, и бабушка попросила меня сходить в огород за зеленью и огурцами. На улице пахло дождём и мокрой травой. Я отошла подальше от дома и попробовала напевать мелодию, поглядывая при этом на свой камень. Удивительно, но Удеса сказала правду. Мой камень засветился ярче от песни, но память о том дне не вернулась. Тогда я вошла в теплицу и, что есть мочи запела песню, которая первая пришла мне на ум:

— Солнечный круг, небо вокруг —

Это рисунок мальчишки.

Нарисовал он на листке

И подписал в уголке:

Пусть всегда будет солнце!

Пусть всегда будет небо!

Пусть всегда будет мама!

Пусть всегда буду я!

Я старалась петь громко, хоть и очень стеснялась. Я даже глаза закрыла, приготовившись вспомнить свои забытые приключения. Камень светился ярко, но память не возвращалась. Тогда я спела припев ещё раз, потому, что второго куплета не знала.

Ничего. Я подождала пару минут. Ничего не происходило. Только в небе раздался сильный раскат грома. Гроза собиралась разразиться с новой силой. И мне ничего не оставалось, как наскоро сорвать несколько поспевших огурцов и бежать в дом.

Пока мы с бабушкой резали огурцы и зелень в салат, я разочарованно размышляла о том, что, наверно мне не суждено распечатать свою память и я навсегда забыла кто такие Егорка, дядя Ваня, Снежка и, какие это друзья у меня появились в тот забытый день.

Меня даже почти не тронул пузырь, в котором опять оказался дед, смотревший телевизор, когда мы с бабушкой вошли в комнату накрывать стол к обеду. За окном разразилась сильная гроза, гремел гром, сверкали молнии и шёл проливной дождь. Всё это наводило на меня тоску и грусть. Бабушка заметила это и спросила:

— Чего это ты, внущенька, загрустила чтоль? Ай по матери соскучилась?

— Нет, бабуль, — ответила я, безразлично дожевывая ломтик огурца, который ещё совсем недавно рос на грядке.

— А что тогда? – спросила бабушка.

Я молчала. Тут встрял дед:

— От безделья мается, вот весь ответ. Сейчас посудку помоет, полы подметёт и вся хандра, как рукой снимется! Да, дачница?

Я, чтобы не дать деду развить тему моего безделья, дабы он не успел найти для меня ещё, каких-нибудь не сделанных дел, спросила у бабушки:

— Бабуль, а ты веришь в домовых?

— Что значить верю? Вот у нас, например, точно живёть домовой. Да, дед?

— А, как же? Живёть.

Я очень удивилась такому ответу. Потому, как не ожидала, что бабушка с дедушкой не только верят в то, что домовые есть, но и знают про это.

— А ты почему спрашиваешь? – поинтересовался дед.

— Я? Просто, интересно. У меня недавно шнурок пропал, а потом я его нашла, — ответила я. – Вот и вспомнила, как бабушка разговаритвает с домовым, когда что-то пропадает, чтобы он вернул.

— Ох и озорной у нас домовой, Тасенька, — сказала бабушка. – Был недавно со мной такой случай. Оторвалась у меня от кофты пуговица, а нам вот-вот надо было уходить, чтобы на автобус не опоздать. Я быстренько нашла подходящую пуговку, пришила её, и не успела остальные-то, вывалившиеся из шкатулки пуговицы, обратно прибрать. Уехали, значить мы в город. Вечером приезжаем с дедом, я глядь на полочку, где шкатулка с пуговицами да нитками стоить, а там, все неубранные пуговки в рядочек выложены ровно-ровно. Вот так она мне намекнула, мол прибирай раскиданное! – закончила свой рассказ бабушка и рассмеялась.

Меня впечатлила эта история.

— Бабушка, а почему ты сказала, что она тебе намекнула? Не он, а она? – спросила я.

— Ну а как же? Кто ж ещё на пуговки внимание обратит? Только она!

Я удивилась тому, что бабушка, не видя домовицу Удесу, знает, что она есть и знает, что это она, а не он. Как же проницательны бывают старые люди.

— А помнишь недавно ты сандалию потеряла? – продолжала бабушка. – Помнишь?

Я покивала. И правда, однажды утром, я не могла отправиться гулять, потому что потеряла одну сандалию. Бабушка меня давно ругает, за то, что я раскидываю свои вещи. И это оказался тот самый случай, когда я бросила вечером сандалии где попало.

— Всем домом искали, помнишь? А потом приговаривать стали, — вспоминала бабушка.

— Да, помню, мы приговаривали: «Домовой, домовой, поиграл и отдай» — добавила я.

— И она отдала тебе твою сандалю, — продолжила бабушка.

— Теперь, небось не раскидываешь вещи-то? – усмехнулся дед.

Это чистая правда. Мы обыскали все уголки в доме, но сандалии нигде не было. Я точно помню, как смотрела за занавеской, там было пусто. Но когда мы начали приговаривать: «Домовой, домовой, поиграл и отдай.»

И стали осматривать весь дом заново, то сандалия нашлась именно за той занавеской, где я уже искала. Тогда, я подумала, что это дед специально проучил меня, чтобы не раскидывала вещи. Но теперь я стала думать иначе.

Я точно знала, что домовые есть, потому что сама недавно разговаривала с ней. Как же это классно, соприкоснуться с невидимым волшебным миром!

После разговора с бабушкой и дедушкой, моё настроение заметно улучшилось. Я помогла бабушке убрать со стола, помыть посуду и пошла к деду на терраску, смотреть, как он плетёт корзины. На улице потемнело от черных тяжелых грозовых туч. Лил дождь, громыхал гром и яркие молнии периодически разрезали небо неровными линиями. Дед сидел на софе и заплетал очередную пластиковую ленту в корзину, зажатую между коленей. Жулик лежал у нас в ногах и иногда ворчал на особо громкие раскаты грома. Я мурлыкала себе под нос свою песенку «Дядя Ваня и Егорка» и тоже пыталась сделать корзиночку из проволоки. Как вдруг, под оглушительный раскат грома в дверь кто-то постучал. Мы с дедом подняли головы, посмотрели на дверь, потом переглянулись. Кого могло занести в такую непогоду в нашей полузаброшенной деревеньке?

Стук в дверь раздался ещё раз. И она распахнулась. На пороге стоял совершенно вымокший высокий бородатый мужчина лет тридцати с хвостиком, за спиной большой рюкзак, через плечо перекинута балалайка в чехле. Мужчина широко улыбнулся и переступил порог нашего дома.

— Здравы будете, люди добрые! – весело сказал он.

— Здоров, коли не шутишь, — ответил ему мой дедушка.

Гость снял свой большой рюкзак, старый, зелёного цвета, сейчас такие не шьют и плюхнул его на пол обрызгав нас каплями дождя. С волос, которые у гостя отросли почти по плечи, и с бороды капали на пол крупные капли воды. Пиджак, рубаха под ним и старые вытертые джинсы промокли почти насквозь.

— Я ваш новый сосед, Иван. Купил дом неподалёку. Только я его открыть не смог, замок заело. У вас топора или гвоздодёра не найдется? – спросил гость, обращаясь к деду.

— Как же не найтись? Наведётся. А ты чего за домишко-то купил?

Дед отложил корзину и, встав на колени, стал искать что-то под софой.

— Да тут рядом, через два дома от вашего, — ответил гость.

— А, это Кузьмищевых дом что ли? Хороший дом, постоит ещё, — одобрил дед и извлёк из-под софы небольшой топор и гвоздодёр.

Дед протянул ему инструменты.

— Большое вам спасибо, дедушка. Как вас звать-то? – спросил гость.

— Виктором, — ответил дедушка и протянул Ивану руку.

Иван пожал деду руку, ещё раз поблагодарил и собрался было идти, но дедушка окликнул его.

— Эй, Ваня, погоди, пережди ненастье у нас, а гроза утихнет, вместе пойдем дом откроем. Тебе обсохнуть и обогреться надо. Таська сейчас нам чаю наведёт.

Иван очень обрадовался дедушкиному приглашению и подмигнув мне заулыбался ещё шире.

Через четверть часа мы сидели в гостиной за круглым столом и пили горячий чай. Дядя Ваня переоделся в сухую дедушкину одежду. А его пиджак, рубаха и джинсы, развешанные на верёвке, сушились у печи.

Дядя Ваня оказался очень веселым и компанейским человеком. Он то и дело шутил, рассказывая разные забавные истории. Мне он жутко кого-то напоминал. Этот его взгляд, улыбка и смех. Но кого, я так и не поняла.

Дядя Ваня оказался учёным, писателем и рукодельным мастером одновременно. По его рассказам, он приехал в нашу деревню для исследований, выполнения какого-то заказа и вдохновения. Дедушка отнесся к этому скептически. Наверно, что он посчитал дядю Ваню бездельником. А бабушка очень прониклась к гостю. И даже намекнула ему, что её внучка, то есть я, с удовольствием поучится у него плести из бересты и рисовать.

— Что же, коли Таисия не откажется, я с удовольствием научу её и плести, и рисовать, — бодро сказал дядя Ваня.

— Рисовать я немного умею, — несмело сказала я.

— Это замечательно! – похвалил меня дядя Ваня. – Значит мы подружимся.

Я слегка смутилась, и согласительно покивала головой. На самом деле мне было очень интересно поближе познакомиться с дядей Иваном. К тому же, учёба у него может меня отвлечь от печальных мыслей о забытом дне.

Глава 18

Дядя Ваня и сказки.

Утром следующего дня я проснулась в прекрасном настроении. Хотелось петь и танцевать. На улице ярко светило солнце, ласточки, чирикая, сновали туда-сюда. Вдалеке послышался крик петуха. Не было ни одной причины грустить и расстраиваться.

За завтраком я вспомнила от чего у меня такое великолепное настроение. Мне снился волшебный сон про белоснежного единорога и мальчика, играющего на дудочке. Я будто в сказке побывала. А ещё, я вспомнила, вчерашнего весёлого гостя – дядю Ваню. И то, что сегодня я отправлюсь к нему, чтобы он научил меня плести из бересты.

Через полчаса, я, прихватив свой рюкзачок, несколько бабушкиных пирожков, оседлала велосипед и поехала искать дом дяди Вани. На дороге образовались большие лужи, я проезжала прямо по ним, расставляя ноги в стороны, чтобы брызги из-под колёс меня не намочили. Проехав два двора, я сразу узнала дом дяди Вани – большой бревенчатый, с резными узорчатыми ставнями на окнах, на крыше флюгер – петушок медленно поворачивается из стороны в сторону, чуть покосившееся крылечко с крышей, рядом бочка с дождевой водой. Калитка открыта настежь. Я хотела было постучать, но не успела, потому что из дома вышел дядя Ваня босой в широких штанах и рубахе, с полотенцем через плечо. Он подошёл к бочке, напевая себе под нос, зачерпнул руками воду и разбрызгивая её во все стороны стал умываться, кряхтя от удовольствия. Это выглядело забавно и даже немного смешно, я хохотнула, и дядя Ваня обернулся:

— А! Привет, Таисия! Как спалось?

— Здравствуйте, дядя Ваня! Хорошо спалось! Я вот принесла вам пирогов. Бабушка вчера напекла, а с собой дать забыла.

— О! Это как раз кстати, — улыбнувшись ответил дядя Ваня. – Проходи в дом, сейчас чай пить будем, — сказал дядя Ваня вытирая лицо и шею полотенцем.

В доме было пусто и чисто. На полу, в разных направлениях, лежали тонкие коврики-дорожки. Нас встретил большой рыжий в полоску кот, он лениво жмурился, разглядывая меня, потом подошёл понюхал мою руку и стал тереться о мою ногу. Дядя Ваня заметил это и сказал:

— Смотри ка, признал тебя. Идём Рыжий, сейчас завтракать будем!

Кот как будто понял дядю Ваню. Он подошёл к столу и запрыгнул на один из стульев, вроде, как ожидая свой завтрак. Я стала выкладывать пироги.

— Дядя Ваня, а откуда у вас кот? Вы же только вчера приехали? – спросила я.

— Он меня здесь и поджидал вчера. Наверно этот дом вместе с котом продавали. Мы с Рыжим сразу подружились. Он обещал мышей ловить, а я его кормить и гладить за это буду. Да, Рыжий? – сказал дядя Ваня и почесал кота за ухом.

Рыжий довольно сощурился и громко заурчал. Дядя Ваня поставил на плиту старый медный чайник и разжёг под ним огонь. А я посмотрела на кота и спросила:

— Что, прямо так и пообещал?

— Да! А ты, что не знаешь кошачьего языка? – усмехнувшись спросил дядя Ваня.

Я не понимала шутит он или нет.

— Нет не знаю.

— А я знаю. Да Рыжий? Пирог с молоком будешь? – обратился он к коту.

Рыжий оживился и громко мяукнул.

— Он будет, — пояснил мне дядя Ваня.

Вскоре мы сидели за столом и пили чай, а Рыжий ел свой кусок пирога с капустой и яйцом и лакал молоко из миски на полу. С каждой минутой дядя Ваня нравился мне всё больше и больше. Я давно не встречала такого жизнерадостного и добродушного человека.

После завтрака мы стали разбирать вещи дяди Вани. Вскоре на многоярусной настенной полке расположились несколько толстых старинных книг, ящичек с инструментами, пара альбомов для рисования, коробка красок и мелков, большой пинал с множеством разноцветных и простых карандашей, ластиков, пара объёмных исписанных тетрадей. Кроме того, дядя Ваня расчехлил свою балалайку и повесил её на стену. Некоторое время он оценивающе смотрел на загруженную полку и висящую балалайку, потом удовлетворённо кивнул и спросил:

— Ну, так чему бы ты хотела научиться, Таисия?

— Я… даже не знаю, — смущённо ответила я.

— А не заняться ли нам лепкой и чтением? – бодро спросил он.

— Чем?

— Ты из глины когда-нибудь лепила?

— Нет, но всегда хотела попробовать.

— Поскольку остальные мои вещи прибудут только завтра, а глину можно добыть сегодня, давай ка мы накопаем глины и поучимся лепить? – спросил дядя Ваня, подмигнув мне.

— Давайте, а где её можно накопать?

— Найдем где. Только ты мне почитаешь, пока я буду копать. Договорились?

Ах, как мне захотелось попробовать лепить из глины! Но читать я совсем не любила.

— А что надо читать? – поинтересовалась я.

— Сказки. Любишь сказки? – спросил дядя Ваня, беря с полки одну их своих старинных книг.

— Ну, так… — неопределённо ответила я.

— О! Сказки – это очень интересно! Я научу тебя правильно их читать, тебе понравится.

Похоже, у меня не было выбора. Я взяла книгу, уложила её в рюкзак. Делать нечего, хочешь научиться лепить, придётся читать.

Дядя Ваня взял лопату, нашёл в сарае старую корзину с ручкой из верёвки, перекинул её через плечо, и мы отправились копать глину. Проходя мимо нашего дома, мы предупредили бабушку и деда, что идём к пруду. Дед подозрительно посмотрел на дядю Ваню и решил, что пойдёт пасти коз тоже на пруд. Думаю, он хотел приглядеть за дядей Ваней, так как тот всё ещё не вызывал у него доверия.

Всю дорогу до пруда дядя Ваня пел песни громко и задорно. Даже я под конец нашего пути стала подпевать ему. Придя на пруд, дядя Ваня походил по берегу, как бы прислушиваясь к чему-то. Потом он остановился, воткнул лопату в землю и сказал:

— Копать будем здесь! А ты располагайся вон там, — сказал он мне указывая на небольшое бревно в полутора метрах от торчащей из земли лопаты. – Доставай книгу и начинай читать.

Я оставила велосипед в стороне, села на бревно, вынула книгу, раскрыла и прочла:

— Колобок. Колобок?! – удивилась я. – Ведь это детская сказка, её все знают!

— А о чём она, знаешь? – усмехнувшись спросил дядя Ваня.

— Ну, про то, как бабке и деду было нечего есть, и они испекли Колобок, а он от них сбежал и ещё сбежал от зайца, волка, медведя, а от лисы не смог. Она его обхитрила и съела, — пересказала я бессмысленную, по моему мнению, сказку.

— Ну, это немного сокращённый вариант, — сказал дядя Ваня, начав копать яму. – Там под названием Колобок, ещё кое-что написано, приглядись-ка.

И правда, ниже чуть более мелкими буквами:

— Или путешествие Луны по небосводу. Это как?

— А вот так. Читай и поймёшь, — рассмеялся дядя Ваня, выкапывая яму всё шире и глубже.

Я принялась читать:

— «Жили были День и Ночь. И попросил День у Ночи сотворить Колобок-круглый бок.» Здесь сноска, читать?

— Читай.

— «Колобок-круглый бок – это Луна.» Значит, День попросил Ночь сотворить Луну?

— Значит так!

— «И Она по сусекам сотворения помела по чертожьим амбарам поскребла и сотворила Колобок-круглый бок.» Здесь опять сноска. Читать?

— Читай.

— «Чертожьим – чертоги это древний, традиционный гороскоп, которым пользовались наши предки задолго до появления знаков Зодиака и связанных с ними астрологических традиций. Всего шестнадцать Чертогов, каждому из которых соответствует мифическое существо», — прочитала я. – Так это созвездия что ли?

— Ага созвездия, — отозвался дядя Иван.

— Так. Значит Ночь поскребла по созвездиям и сотворила Луну?

— Да.

— Читаю дальше: «Створила она Колобок-круглый бок и положила его у чертога.» То есть созвездия Рады. Угу. Читаю дальше: «И засиял Колобок-круглый бок и покатился по небесному своду, но не долго он катился. В чертог Вепря прикатился. Откусил Вепрь от Колобка бок, но не весь, а крошечку. Покатился дальше Колобок и докатился до чертога Лебедя. И Лебедь отклевал кусочек. Покатился Колобок дальше. В чертоге Ворона, Ворон отклевал кусочек. В чертоге Медведя, медведь Колобку бок помял. Волк в своём чертоге почти пол Колобка обглодал. А когда докатился Колобок до чертога Лисы, она его ам и съела.» Всё! – громко сказала я дяде Ване.

— Ну? Про, что рассказывает сказка Колобок? – спросил дядя Ваня.

— Если Колобок – это Луна. И он, то есть она катилась по небу, то получается, когда Колобок сотворила Ночь, то Луна была круглая, — стала рассуждать я.

— Правильно круглая, по-другому говорят — полная Луна. Дальше.

— Дальше от Колобка откусывают по кусочку разные звери. То есть Луна попадает в разные созвездия и становится всё меньше. Превращается в месяц, а потом, в созвездии Лисы она совсем исчезает. Так что ли?

— Выходит, что так, — улыбнувшись посмотрел на меня дядя Ваня. – Эта сказка про убывающую Луну.

— А потом, Луна опять прибывает и становится опять круглой?

— Да. Про это другая сказка есть, — сказал Дядя Ваня и продолжил копать.

Я некоторое время сидела в недоумении от того, что такая знакомая с детства сказка раскрылась столь глубоким смыслом. Я посмотрела на небо, там ярко светило солнце, кое-где лениво плыли облака. Луны, конечно не было видно.

— Дядя Ваня, а как понять убывающая Луна или нет?

— Очень просто! Если Луна убывает, стареет значит, то на небе она появляется в виде буквы «С» — стареет, а если Луна растет, то на небе она «С» в другую сторону, к ней можно пририсовать воображаемую палочку и получится буква «Р» — растущая значит.

— Так ведь это же совсем просто! – удивилась я. – Интересно, а сейчас какая Луна?

— Вечером посмотри на небо и узнаешь, — улыбнулся дядя Ваня.

Он уже выкопал довольно большую и глубокую яму и был весь мокрый от жары и пота.

— Дядя Ваня, а другие сказки тоже такие? – спросила я.

— Какие такие?

— Ну их тоже можно расшифровывать про созвездия там всякие?

— А ты почитай дальше и узнаешь.

Я раскрыла книгу и решила найти сказку где-нибудь в середине, чтобы поинтересней.

— Только придется тебе потом почитать, я глину нашёл. Иди подмогни мне, корзину держи.

Я встала, быстро убрала книгу в рюкзак, подхватила корзину и подбежала к дяде Ване. Он стал накладывать в корзинку куски светло-коричневой и серой откопанной глины. Я огляделась, дедушка лежал в тенёчке и, похоже, дремал. Козы гуляли рядом, объедая ветки ивняка.

Когда корзина была наполнена, дядя Ваня искупался в пруду. Я лишь походила по колено в воде, так как не взяла с собой купальника. После мы вместе пошли домой. Мне не терпелось поскорее начать учиться лепить из глины. Больше всего мне хотелось попробовать сделать горшочек на гончарном круге. Но, когда мы проходили мимо нашего дома, нас тормознула бабушка и заставила пообедать.

Я на предельной скорости поглощала всё, что наложила мне бабуля, чтобы скорее лепить, лепить, лепить.

Глава 19

Гончарный круг и сон.

Но, к моему горькому разочарованию, дядя Ваня сказал, что из той глины, которую мы накопали, лепить пока нельзя. Оказывается, её надо подготовить для лепки, а это длительный и кропотливый процесс.

— Чего нос повесила? – подмигнув мне спросил дядя Ваня, когда мы с ним подошли к крылечку его дома.

Дядя Ваня снял с плеча тяжёлую корзину с глиной и поставил на землю.

— Просто я хотела полепить из глины, а её оказывается ещё кучу дней готовить надо, — расстроено сказала я.

Дядя Ваня подошёл к умывальнику, прибитому к столбику, торчащему у забора и стал умываться, разбрызгивая воду во всем стороны.

— Ты погоди впадать в уныние, Таисия, — сказал он мне стряхивая воду с рук. – Пойди-ка сбегай за полотенцем в дом.

Я сбегали и принесла дяде Ване полотенце. Он стал вытираться.

— А что ты хотела слепить из глины? – поинтересовался он.

— Я всегда мечтала попробовать сделать горшочек или кружку на этой, как её?.. На крутилке такой.

— Крутилка эта называется гончарный круг. А ежели хочешь слепить горшочек, от чего ж не слепить? Найду для тебя малека глины, — сказал дядя Ваня и отдал мне полотенце.

Я даже подпрыгнула от радости. Как здорово! Буду лепить!

Мы отнесли корзину с глиной в сарай. Дядя Ваня велел мне освободить место в доме для лепки. Пока я передвигала стол и стулья, дядя Ваня принёс гончарный круг и ёмкость, вроде кастрюли. Мне он велел взять ковш и принести его полный воды. Я так и сделала.

Дядя Ваня стал месить в ёмкости глину, добавляя в неё воды понемножку. Откуда он взял готовую глину я не знала, да и не задавалась таким вопросом. Мне не терпелось начать лепить на гончарном круге. Откуда взялся гончарный круг я тоже спрашивать не стала. Ведь стоит же у нас на чердаке ткацкий станок? Может и в этом доме завалялся гончарный круг в сарае.

Замес глины затянулся. Дядя Ваня напевал себе под нос песенку:

— Рыжий, рыжий, рыжий кот

У речки рыбку стережёт

Рыбка в речке плещется

Рыжему мерещится

Как он рыбоньку поймал

Скушал всю и заурчал…

Я слушала пение дяди Вани и стала подпевать ему, мурлыкая себе под нос эту незатейливую мелодию. Чтобы не сидеть без дела, я достала дяди Ванину толстую книгу со сказками и стала её читать. Это удивительно, но старые сказки очень интересно читать. Особенно, когда знаешь тайный смысл знаков и символов сказок. В книге много сносок и пояснений, я часто отвлекалась от чтения основного сюжета, чтобы внимательно прочесть пояснения и вникнуть в их смысл. У меня было ощущение, что я, как сыщик разгадываю запутанное дело. От открывающихся знаний и смыслов, мой мозг, скрипя, как несмазанная телега, шевелит извилинами и не устаёт удивляться.

Оказывается, все персонажи в сказках и персонажи, и символы одновременно. То есть их можно понимать и так, и так. Например – Иван Дурак или Иван Царевич – это символы человека, который стремиться познать вселенную и готов преодолеть себя, обрести новые знания о мире. Или вот ещё. В нескольких сказках я прочитала, что Иван Царевич выбирает себе коня. И ни один конь нему не подходит, потому что слабый. А подходит старый, обычно запертый где-то в горе, конь. Как правило этого коня никто, кроме Ивана Царевича оседлать не может. А он – Иван Царевич, или Иван Дурак, не только умудряется оседлать его, но и омолаживает старого коня, и может усидеть на нём. Так вот, в сноске я прочла расшифровку символа этого коня и обалдела.

«Старый конь, находящийся в пещере или горе, закованный в цепи – это хранящиеся в подсознании старые древние знания наших предков, либо сокрытые древние знания, которые освоить может лишь человек сильный духом, чистый душой и помыслами, открытый знаниям, идущий по пути развития и освоения заложенного в нём творческого потенциала. Такой человек способен не только открыть, понять и освоить древние знания предков, но и поставить их себе на сужение. То есть научиться пользоваться ими. Что можно сравнить с осёдлыванием могучего коня, который, как по волшебству перенесёт в любую точку мира, или поможет пройти сквозь огонь и воду» — вот, что я прочла в сноске о старом замурованном коне.

Таких сносок и объяснений о персонажах сказок в книге было огромное количество. Читать и расшифровывать сказки жутко интересно и в то же время очень сложно. Целый мир переворачивался, преображался и открывался новыми гранями в моей голове.

— Ну вот! Готова твоя глина! Можешь приступать, Таисия, — вдруг сказал дядя Ваня.

Я даже немного расстроилась, что он меня отвлёк от чтения. Но потом вспомнила, что меня ждёт гончарный круг и отложив книгу быстро подбежала к дяде Ване.

— Я готова!

— Надо бы тебе фартук, а то запачкаешь одежду.

Дядя Ваня вышел из комнаты и вскоре вернулся с большим льняным фартуком в руках. Он надел его на меня, крепко завязал веревочки сзади и усадил за круг. Дядя Ваня плеснул немного воды на круг, положил на него лепёшку глины.

— Вот смотри, нажимаешь на педаль и круг начнёт вращаться, слабее жмёшь он медленнее вращается, а совсем снимешь ногу – перестанет крутиться. Ну-ка попробуй.

Я попробовала, почувствовала, с какой силой надо нажимать на педаль.

— Молодец! Теперь жми на педаль, а руками дави с боков на кусок глины, чтобы она поднялась в цилиндр.

Я так и сделала. Круг стал вращаться, я надавила на глину, она начала подниматься в руках.

— Смотри, дядя Вань, у меня получается!

Но тут же руки мои дрогнули, глиняный цилиндр загнулся на бок и чуть не улетел в сторону.

— Ногу с педали! – скомандовал дядя Ваня.

Я убрала ногу с педали, круг остановился. Дядя Ваня сделал из глины ровную круглую лепёшку, намочил руки. И попросил, чтобы я ему уступила место. Я так и сделала.

— Смотри, как делаю. Потом сядешь и за мной повторишь.

Гончарный круг стал вращаться. Дядя Ваня поднял руками глину в форме цилиндра. Потом опять прижал её в лепёшку. Так он проделал несколько раз. Поле он надавил большим пальцем правой руки на середину комка глины, а другими пальцами стал поднимать её с боков. У меня на глазах в руках дяди Вани поднимался глиняный блестящий от воды горшочек. Это было удивительное зрелище! Неужели и у меня так получится?

Затем дядя Ваня опустил глину вниз, и она опять стала комком. Настала моя очередь садиться за круг.

Скажу честно, поднимать и опускать глину у меня получилось только с пятого раза. В первых четырёх случаях, при поднятии мой комок глины загибался в сторону и норовил улететь с круга. Зато на шестой раз у меня получилось сделать небольшую вазочку с расширяющимся горлышком.

Дядя Ваня заметил мои успехи:

— Вот умница, Таисия! Замечательная ваза у тебя получилась! Её обжигать будем? Или ты что-то другое сделать хочешь?

Я задумалась, глядя на вазу. После вопроса дяди Вани я как-то сразу заметила, что не такая уж и красивая получилась у меня ваза. Кривоватая, кургузая какая-то.

— Пожалуй я хочу сделать что-то другое, — ответила я и смяла кривую вазу в комок.

Дядя Ваня улыбнулся:

— Тогда вот, что, Таисия. Сделай-ка ты мне кувшин. Хороший кувшин всегда в хозяйстве пригодится!

Я кивнула дяде Ване и нажала на педаль. Гончарный круг стал вращаться. В моих руках поднимался пузатый будущий кувшин. Дядя Ваня взял в руки балалайку и стал задорно играть на ней.

— Ты, Таисия, чтобы дело спорилось, пой, — сказал дядя Ваня, играя на балалайке.

— Что петь, Дядя Вань? Я песен то, особо никаких не знаю, — ответила я, сосредоточенно выравнивая края у кувшина.

— А ты просто пой без слов. Вот так. Ля-ля ля-ля ля-ля-ля-ля, ля-ля ля-ля ля-ля-ля…

Дядя Ваня напевал веселую песенку без слов наигрывая на балалайке задорную мелодию. Я, всегда стесняюсь петь при ком-то, но сейчас стеснительность моя куда-то испарилась. И я тоже стала напевать вместе с дядей Ваней.

Совсем скоро я убедилась в том, что дядя Ваня прав. Дело спорилось с песнями. У меня получался замечательный кувшинчик.

Дядя Ваня помог мне сделать у кувшинчика носик и вместе мы приклеили к его пузатому боку ручку. Потом дядя Ваня аккуратно снял кувшин с круга и поставил сушиться. Он объясним мне, что прежде чем обжигать кувшин в печи, надо дать ему высохнуть.

Незаметно настал вечер, и я, попрощавшись с дядей Ваней полетела на велике домой, пока бабуля не забеспокоилась. Я крутила педали, велосипед поскрипывая нёс меня по просёлочной дорожке, лицо обдувал теплый августовский ветерок. Пахло травами и мёдом. В зарослях по обочинам дороги стрекотали кузнечики. Я радовалась сегодняшнему дню, своим достижениям, радовалась жизни. Я пела в голос песню без слов и совсем не стеснялась. В этот вечер я мгновенно заснула абсолютно счастливая.

Мне снился чудесный сон. Я сижу на обрыве над рекой свесив ножки, а рядом сидит светловолосый, зеленоглазый мальчик и играет на дудочке красивую протяжную мелодию. Я спрашиваю себя: «Знаю ли я, как его зовут?»

И тут же на ум приходит имя Егорка. Мой хороший друг Егорка, немного угрюмый, но очень добрый. Я знаю. К нам подбегает белоснежная лошадь. Она устала бегать и пришла к нам полежать рядом и послушать Егоркину дудочку. И вовсе это не лошадь, а единорог. Длинный прямой витой рог торчит прямо изо лба Снежинки. Она спасла меня. Она тоже мой друг. Как здорово, что на свете есть такие друзья! Я смотрю на них и смеюсь от счастья.

— Ой, Тася, тебе же нельзя здесь долго! Тебе задурнеть может! – испуганной говорит мне Егорка.

— Задурнеть? Но мне же так хорошо сейчас! Ой, Егорка, а ты знаешь, что я сама сделала кувшин?

— Кукареку-у-у!

— Что? – спрашиваю я и оглядываюсь.

Всё исчезло. Ни обрыва, ни речки, ни Егорки, ни Снежинки.

— Кукареку-у-у-у!!!

Я проснулась от ощущения, что «кукареку-у-у» мне кричат в самое ухо. Того и гляди оглохну от такого крика. Реальность накрывала меня неспешно и мягко, как тонкий шёлк. За окном перекрикиваются друг с другом петухи. Ласточки чирикая летают, охотясь за мушками и комарами. Я открыла глаза. Что за яркий свет? Я прищурилась и поняла, что это мой камень светится так ярко, будто маленькое солнышко. Я сняла его с шеи и не вставая с постели стала разглядывать, вспоминая свой сон: «Егорка играет на дудочке для меня. Снежинка прилегла рядом. Мои иномирные друзья…»

— Ой! – воскликнула я, резко вскочив с кровати. – Ой, мамочки! Я вспомнила! Я всё вспомнила! Егорка! Снежка! Надо дяде Ване рассказать! – подпрыгнула я и спешно стала снимать ночную сорочку, — Ой! – застыла я, выпростав одну руку. — Дядя Ваня!!! Он же, он же, он же Дядя Иван-Дурак!

— Кто тут дурак?

Глава 20

Кубарем в спрятанный мир.

Я быстро спряталась за печку. Это дедушка вошёл в комнату.

— Что, проснулась, дачница! Солнце давно встало, а ты всё дрыхнешь. Кого ты дураком ругаешь?

— Я… Да вон петух меня разбудил, орёт и орёт под окном, — соврала я, стараясь говорить убедительно.

— Я тут тебе яблочек принёс, ешь, — сказал дедушка, выкладывая на стол румяные ароматные яблоки из-за пазухи. Ты давай не рассусоливай, за водой надо сходить.

— Ладно, — ответила я, переодеваясь.

Я надела джинсовые шорты, бабушка не любит их, потому что они обтрёпаны и потерты. Бабушка не понимает, что сейчас мода такая и называет мои шорты – кургузыми бедняжками. Но на улице жара, а я спешила и больше под рукой ничего подходящего не оказалось. Я натянула желтую футболку с надписью – «Больше всех люблю бабулю». Это она мне её подарила. Нелюбимые бабушкины шорты плюс любимая футболка – в этом есть, какой-то баланс.

Я схватила свой рюкзачок, покидала туда амарантовый хлеб, письмо-напоминалку, рисунки, пару яблок и понеслась во двор. Там меня перехватил дедушка.

— Вот молодец! Уже готова, как солдат. Пошли за водой, бабка просила воды принесть.

— Дед, а ты можешь сам сходить? – застонала я.

Мне побыстрее хотелось побежать к дяде Ване и всё ему рассказать.

— Это чё это? Как же я без помощницы? Вчерась целый день пропадала у Ивана этого, а нам нисколько не помогала. И сегодня хочешь сбежать? – заворчал дедушка.

— Дедушка, ну чего ты такое говоришь? Просто я хотела кое-что рассказать дяде Ване…

— Нету его дома, ушёл, — перебил меня дедушка.

— Как ушёл? Куда?

— Вроде, как встречать кого-то пошёл. Так, что раньше, чем часа через полтора-два не объявится. Пошли за водой.

Я расстроенная вынуждена была пойти с дедом за водой. Ясно, что он из вредности потащил меня с собой. С меня помощи-то особой нет, как и от Жулика, который бежал впереди, помахивая хвостиком-баранкой.

Жулик путался под ногами, делая вид, что активно принимает участие в добывании воды из колодца. Я опрокидывала ведро в колодец, зачерпывала в него воды, а вытаскивать ведро всё равно приходилось дедушке. Так быстрее и надежнее – вода не расплещется. Пока дедушка переливал колодезную воду из ведра в большой бидон, я рассеянно смотрела по сторонам и обдумывала всё, что вспомнила. Меня просто разрывало изнутри от желания рассказать кому-нибудь о своём путешествии в другой, спрятанный мир.

«Ну надо же было дяде Ване уйти именно сейчас!» — с досадой подумала я.

Мой взгляд скользил по дому Насти Большой, она не сидела на лавочке. Зато из-за угла медленно и вальяжно вышла кошка. Она остановилась метрах в двух от нас, села и пристально посмотрела на меня. Я отвела взгляд.

«Странная кошка, чего вылупилась?» — сказал я в мыслях.

Дедушка подал мне пустое ведро, и я ещё раз опрокинула его в колодец. Жулик попытался зарычать на кошку, но поймав её взгляд, боязливо отошёл и спрятался за колодцем.

Дедушка вытащил ведро и стал наливать воду в бидон, я оглянулась в поисках черной кошки, опасаясь, как-бы она не перешла нам дорогу. Кошка сидела совсем рядом со мной и пялилась на меня.

— Кыш! Брысь! – зашикала я на неё. – Иди отсюда!

Но кошка не уходила. Дед подал мне ведро, и я опять опустила его в колодец. Я наклонилась, чтобы посмотреть опрокинулось ли оно и зачерпнуло ли воду. В этот момент я почувствовала, как моей ноги коснулось что-то гладкое и шелковистое. Это случилось так неожиданно, что я чуть не свалилась в колодец.

— Ай! А-а-ай! Что это было?! – воскликнула я.

Дедушка вовремя ухватил меня и поставил на ноги. При этом я всем своим весом наступила кошке на лапу. Та взвизгнула и пулей умчалась за дом Насти Большой. А я с очередным криком отпрыгнула в сторону.

— Чего голосишь, как оглашенная?! – сурово спросил дед.

— Кошка, она смотрела на меня, а потом потёрлась о мою ногу! Я чуть в колодец не упала! Ты видел эту кошку?

— Вот ещё! Что за кошка такая? – спросил дедушка, гораздо мягче.

— Тут сидела, — сказала я, указывая на траву, где только что была чёрная кошка. – Потом она ближе подошла…

— Что за кошка? Шкура, какого цвета?

— Чёрная. Жулик её тоже видел. Хотел прогнать, но не стал…

— Вот ведь!!! – чуть не выругался дед.

Он со злостью стал закрывать бидон. Установил его на тележку и потянул её за ручку за собой.

— Вот неймётся ей!!! Чёрная душа! – бубнил он себе под нос по дороге.

Я не посмела задавать деду вопросы, пока он был так сильно зол. Но когда мы подошли к дому, я спросил:

— Кого ты ругаешь, дедушка?

— Ругаю кого надо! – ответил дедушка, потом посмотрел на меня внимательно и добавил. – Всё одно не поверишь мне… Опасайся чёрной кошки, ежели ещё встретишь. Убегай от неё, прогони, или круг очерти вокруг себя. И страха не допускай! Поняла?

— Почему не поверю, дедушка? – неуверенно спросила я.

— Поняла, говорю?!

— Поняла, — послушно сказала я. – Можно мне пойти погулять?

Дед засомневался и не отвечал мне.

— Я не далеко. Не дома же мне сидеть весь день? – спросила я.

— Ладно, иди гуляй, — смягчился дед. – Только далеко не ходи, и к обеду приди.

— Хорошо! — радостно ответила я и побежала в сарайку за великом.

Через пять минут я уже ехала на своём велосипеде к дяди Ваниному дому, распираемая изнутри от того, что всё вспомнила!

Но дяди Вани дома не было. Всё моё хорошее настроение ухнуло вниз. Дверь была заперта, на крылечке сидел Рыжий и умывался, жмурясь от солнца. Я прислонила велик к забору и, подойдя к крылечку, присела на краешек ступеньки рядом с Рыжим. Никак не могла решить – ждать дядю Ваню или ехать ему навстречу. С одной стороны, я обещала деду, что далеко не уйду. С другой, мне очень хотелось побыстрее повстречаться с дядей Ваней и всё ему рассказать.

«Остаться – подумала я. – Тут рядом Рыжий. Он, если, что прогонит чёрную кошку. И потом, я деду пообещала.»

Тут мне в голову пришла мысль о том, что дядя Ваня не единственный, кому я могу рассказать о том, что всё вспомнила.

— Удеса, — негромко позвала я.

Ничего не произошло.

— Удеса! – громче позвала я. – Появись! Я тебе кое-что расскажу.

Тишина, только ветерок шелестит в высокой траве и ласточки чирикая снуют туда-сюда.

— Удеса! Ну приди же!

Раздался негромкий скрип где-то слева от меня. Я обернулась. В теньке дома на пне сидела Удеса в ночной сорочке. Вид у неё был заспанный и недовольный.

— Что залучалось, маленькая хозяйка? – сказала она широко зевая.

— Ой! Привет! – обрадовалась я. – Ты днём спишь что ли?

— Вчерась делов многость было. Зорька клеща схватила, я с полночи вытаскивала. Кошка курей пугать наведывалась, я её спрогоняла, оберёги потом плела, да по дому распределяла. Покемарить прилегнула, а тут ты зовёшь, — Удеса ещё раз зевнула. – Случилось чего? Али без дела позвала?

Я подошла к Удесе поближе и уселась на траву рядом с пнем, на котором она расположилась.

— Ой, Удесачка, прости меня пожалуйста, что разбудила. Я же вспомнила всё! Сегодня проснулась и вспомнила! Представляешь?

— Конечно вспомнила, — нисколько не удивившись сказала Удеса, жмурясь от яркого света. – Иван – Дурак тебя петь учил, а как ты научилась, так и вспомнила.

— Да, точно, — вспомнила я наши с дядей Ваней песни. – Он знал, что я – это я. И помог мне вспомнить!

— Я же шь тебе указала, что камню спеть надобно, он и откроется, — ворчливо сказала Удеса.

А мои мысли понеслись далеко и очень быстро.

— Значит дядя Ваня сюда специально приехал, чтобы помочь мне вспомнить, чтобы… — я замолчала на полуслове, вспомнив, как Лада расстроилась, когда дядя Ваня решил меня учить.

– Чтобы учить меня! – во весь голос произнесла я. – Он и учил! Книга! Глина! Ой, как это здорово! А, если он узнает, что я вижу! Это будет бомбически классно!

Я посмотрела на Удесу. Её лицо ничего не выражало, большие глаза с густыми ресницами были полузакрыты. Она безразлично смотрела на меня и молчала. Улыбка сползала с моего лица. Не такой реакции я ожидала от неё.

— Тебе, наверно нужно пойти поспать? – негромко спросила я.

— Если маленькая хозяйка больше ничего не хочет спросить или рассказать, или прокричать? – произнесла Удеса потирая заспанные глаза.

— Нет, больше ничего, — слегка обиженно ответила я. – Иди спи, Удеса.

Домовица тут же исчезла с негромким скрипом.

— Эх, Удеса, Удеса, — расстроено сказала я в пустоту. – Как ты можешь дрыхнуть, когда тут такое происходит?

Рыжий перестал умываться, лег подобрав под себя лапы и уснул. Я ещё больше разозлилась.

«Да, что же это такое! – думала я. – Все дрыхнут, а до меня им и дела нет?!»

Я решительно оседлала велик и поехала навстречу дяде Ване. Если он отправился кого-то встречать, то пошёл на остановку. А до остановки есть одна дорога. Не совсем одна конечно. Можно пройти по деревне или огородами, но потом одна. Я поехала огородами, надеясь на то, что дядя Ваня ещё не дошёл до деревни и мы с ним не разминёмся.

Я ехала так быстро, как могла. В голове рисовалась картина, как я встречаюсь с дядей Ваней, как рассказываю ему о том, что у меня получилось всё вспомнить. Мне представлялось, как он радуется и говорит:

— Какая радость, Таисия! Теперь может приступать к учению!

Я ехала и мечтала. Навстречу дул теплый ветерок, пахло травами и цветами. Что-то темное мелькало среди травы на обочине. Я присмотрелась, не сбавляя скорости. Какое-то животное бежало среди травы параллельно мне. Поворот просёлочной дороги, я свернула и животное свернуло. Я чуть замедлила велосипед и присмотрелась. Животное тоже замедлило ход. Мне удалось разглядеть, что оно хромает на правую заднюю лапу. Я стала ехать ещё медленнее. Животное перешло на быстрый шаг. К горлу подкатил страх, сердце моё заколотилось со страшной силой. Я остановилась, надеясь, что животное убежит в густую траву и скроется. Но этого не произошло.

На дорогу, хромая, вышла чёрная кошка. Я остолбенела. Мне стало совсем не по себе.

«Она, что пришла мне отомстить за отдавленную ногу?» — подумала я.

Кошка подходила ко мне всё ближе. Я отходила назад.

— Уходи! Я нечаянно тебе наступила. Ты сама виновата, — слабым голосом сказала я. – Что тебе надо? Уходи.

Тут я вспомнила советы дедушки: «Опасайся чёрной кошки, ежели ещё встретишь. Убегай от неё, прогони, или круг очерти вокруг себя. И страха не допускай! Поняла?»

Я мигом оседлала велик и свернула на обочину дороги, а потом поехала по ржаному полю. По неровной земле среди колосьев ехать очень неудобно. Но я надеялась, что велик быстрее кошки и мне удастся удрать. Я гнала, что есть мочи, стараясь прогнать страх. Мне подумалось, что если я приеду к пруду, и забегу в воду, то это меня спасёт. Ведь кошки боятся воды. Но, если она останется дежурить у воды? Что делать в этом случае, я не знала.

«А может, она отстала?» — подумала с надеждой я и огляделась вокруг.

Кошки нигде не было. От души отлегло. Я посмотрела вперед, выясняя куда дальше ехать. На перерез мне хромая бежала черная фигура. Это была женщина.

— Настя Большая?! – со страхом воскликнула я и резко свернула влево.

Велик сильно дребезжал, руль трясся так, что того и гляди выскользнет из рук. Я налегала на педали, чтобы ехать быстрее. Но Настя Большая двигалась тоже довольно быстро, хоть и прихрамывала.

«Она, что может в кошку превращаться?! — с ужасом подумала я. – Поэтому дед и не сказал мне, подумал, что не поверю…»

У меня получалось слегка обогнать старую колдунью. И пруд был совсем рядом. Но велик наткнулся на высокую кочку, я перекувырнулась через руль и упала навзничь. Ощущение, будто из меня выбили весь дух. Я постаралась раздышаться, заставила себя встать на ноги. И изо всех сил побежала к пруду.

«Хоть бы там были люди! Хоть бы там были люди!» – думала я, убегая без оглядки.

Дышать становилось труднее и труднее, в боку закололо. Но я уже видела гладь пруда и пустынный берег. Осталось немножко и я забегу в воду.

«Надо обернуться и посмотреть, где старуха», — подумала я и повернула голову назад.

Всё было, как в замедленном кино. Мне казалось, что я бегу медленно, будто кто-то замедлил время. Но мысли в голове мелькали очень быстро: «Страха не допускать! Добежать до воды!»

Старуха, хромая на правую ногу, догоняла меня вытянув руку вперёд. Ещё миг и она схватит меня за футболку.

Я резко вильнула вправо, споткнулась и кубарем покатилась по покатому берегу к воде. Глаза открывать страшно, я катилась и надеялась, что никуда не врежусь.

Я перестала катиться и лежала лицом вниз на правом боку. Все тело болело. Сил встать и добежать до воды не было. Я лежала лицом вниз и прислушивалась, обдумывая, что буду делать, когда старуха подойдёт поближе. Самое гуманное, что приходило мне на ум – это двинуть ей со всей силы ногой куда попаду.

Но ничего не происходило. Я расслышала ребячий смех и всплески воды, глаза открывать всё равно страшно. Я лежала зажмурившись.

— Ребята смотрите, там кто-то лежит! – сказал звонкий детский голос.

— Ой, и правда! Вроде человек! – произнёс писклявый голосок.

— Сейчас посмотрим, айда, ребята, — сказал чуть надломленный голос погрубее, наверно это был подросток.

Я почувствовала, как дрожит подо мной земля от топота приближающихся ног. Кто эти дети, я не знала. И откуда они появились, я тоже не знала. Ведь, когда бежала от старухи и смотрела на берег пруда, он был пустой, никаких людей, детей там не было.

«Притворюсь, что без сознания» — подумала я и стала ждать, что же будет.

Подбежали дети. Может среди них были и взрослые, я не знала.

— Кто это? – шёпотом спросил тоненький голос.

— Он, что без сознания что ли? – предположил голос погрубее.

— Надо его перевернуть, — сказал смутно знакомый голос.

Меня перевернули на спину. Я всё ещё держала глаза закрытыми. Удивительно, но у меня получалось притвориться, что я без сознания, чтобы веки не дрожали.

— Это девочка? – удивлённо спросил звонкий голос. – Чего это она в портках, и штанины у неё оторваны?

— Может она дикая? Портки-то все в дырах, — опасливо произнёс тоненький голос.

Я поняла, что дети удивляются моим шортам – в модных потёртостях и с неровной бахромой на штанинах.

— Погоди ка, погоди ка, — напряжённо произнёс знакомый голос.

Кто-то аккуратно убрал волосы в моего лица.

— Тася?! Ты что ли?!

Глава 21

Новые знакомые из иномирья.

— Добрыня?! Как ты здесь оказался? – спросила я, открыв глаза.

— Я, как здесь оказался? Это ты, как к нам попала? Тебя же отправили обратно, — удивлялся Добрыня, помогая мне встать на ноги.

У меня сильно болело правое колено, я осмотрела его, там была большая ссадина. Колени все испачкались в земле, а ещё они были слегка зелёные от того, что я свезла их об траву. Пока я стряхивала пыльную землю с коленок, до меня дошло, что я опять попала в иной мир. А ещё, я со страхом подумала, что вместе со мной в этот мир могла попасть и Настя Большая. Я резко обернулась и стала присматриваться нет ли кого подозрительного там откуда я прикатилась. Никого не было видно.

— Да чего же молчишь-то? Я спрашиваю, как тебя опять к нам занесло? – допытывался Добрыня.

Остальные дети чуть слышно переговаривались между собой за его спиной. Я не сомневалась, что они обсуждают меня. Я подумала, что лучше будет рассказать Добрыне и остальным всё, как есть. И тогда мы вместе решим, как мне быстро и безопасно вернуться домой.

— Я убегала, Добрыня. Убегала, убегала и попала сюда, — начала я свой рассказ.

— От кого ты убегала? – спросил Добрыня. – У вас там, что водятся страшные хищные звери?

— Нет, Добрыня, — мне стало смешно, когда я представила, какие образы о моём мире возникают в его голове. – Мне надо промыть рану, я сейчас.

Я подошла к кромке воды, сняла кроссовки, зашла в воду и принялась отмывать колени и аккуратно промывать рану. За своей спиной я слышала, как дети спрашивают у Добрыни не Фалалейка ли я.

— Нет, говорю, вам нет, она не Фалалейка, — шёпотом объяснял он.

— Но она же из того мира. Да?

— Да.

— Так в том мире и не Фалалеи живут тоже?

— Да, живут…

Я помыла колени, вышла из воды, взяла в руки кроссовки и осмотрелась в поисках места, где можно было посидеть.

Рядом с Добрыней стояли ещё пятеро детей разного возраста. Высокий белобрысый парень, на вид ему лет четырнадцать, девочка чуть пониже его, с длинной светло-русой косой, её наверно тринадцать или двенадцать лет. Ещё одна девочка стояла рядом с Добрыней и была очень на него похожа, у неё на плече лежала толстая длинная коса, а выбившиеся из косы волосы вокруг лица завивались забавными кудряшками. Двое самых младших: белокурая девочка с двумя косичками в просторном сарафанчике и мальчик темно-русый с огромными зелеными глазами, стояли слева от Добрыни и застенчиво меня разглядывали. Им я думаю лет шесть или семь.

— От кого ты убегала? – спросила маленькая девочка тоненьким голоском.

Она подошла ко мне подала лист подорожника.

— Спасибо, — поблагодарила я и наклеила подорожник на пораненную коленку. — Вы кроме меня никого не видели?

Старший мальчик и Добрыня обернулись и посмотрели в ту сторону откуда я появилась.

— Вот там, что-то лежит, — сказал самый высокий мальчик.

Я испугалась. Вдруг это колдунья?

— За мной гналась колдунья, если это она, то нам всем грозит опасность, — честно сказала я.

Добрыня, высокий мальчик и старшая девочка посмотрели на виднеющееся непонятно что в высокой траве. Я решила, никак нельзя показать страх перед всеми этими детьми, и смело отправилась на вершину холмика, с которого только, что свалилась, первой. Дети шли за мной следом. Я в любой момент ожидала, что из кустов может выпрыгнуть колдунья. Но в высокой траве никого не было. Хотя нет, было. То, что увидел самый старший мальчик, оказался мой велик. Он лежал в траве на боку и выглядел жалким из-за свёрнутого в сторону руля и восьмерки на переднем колесе.

«Дедушка меня убьёт» — подумала я, осматривая колесо.

— Никакой колдуньи нет, — объявил старший мальчик.

— Жалко, я бы хотел на неё посмотреть, — расстроено сказал зеленоглазый мальчик.

— Это твоя штука? – спросил Добрыня, подойдя ко мне.

— Да, моя. Наверно я наехала на кочку. Вон видишь, колесо погнуто?

— Да! – с восхищением сказал Добрыня. – У нас похожие в кузне Прокоп делает, но у него не такие получаются.

— Как называется у вас эта машина? – деловито спросил старший мальчик.

— Велосипед, — безразлично ответила я и села прямо на траву около своего железного коня.

Дети крутились вокруг велика, рассматривали его и трогали. Но мне было не до них. Колени болели, спина тоже. Я опять в чужом мире. Нет Егорки и нет дяди Вани. К тому же по ту сторону меня поджидает злая колдунья. А ещё, мне вот-вот может сплохеть, и я потеряю сознание. Рядом присел Добрыня.

— Значит ты убегала от колдуньи и случайно попала к нам? – спросил он.

Я кивнула.

— Как в тот раз?

— Как в тот раз? – переспросила я. – В какой раз?

— Егорка рассказывал, что в тот раз ты убегала от каких-то мальчишек и попала к нам. И сейчас ты убегала от злой колдуньи и, оп! Попала к нам.

— Выходит, что так, — вздохнув ответила я.

— А ты вспомнила! – сказал Добрыня. – Тебя вроде должны были без памяти вернуть?

— Да, вспомнила, — уныло ответила я, и вспомнила ещё кое-что. – Добрыня! Ты ведь можешь сделать пештак? Мне нужно вернуться домой, я ехала встречать дядю Ивана. Он там в нашем мире живёт. Я хотела ему рассказать, что я вспомнила! Сделай пештак, Добрыня.

— Не сможет он пештак сделать, — ответил за Добрыню высокий мальчик ломаным голосом.

— Почему? Егорка же смог.

— Егор из Козельска на Жиздре? – спросил высокий мальчик.

— Да. Думаю, что да, — ответила я.

Мальчик посмотрел на Добрыню, тот кивнул.

— Егор посвящение имеет, а мы ещё до этого не допущены, — сказал мальчик, усаживаясь рядом с нами, — Я – Фрол, а ты – Тася?

— Да, Тася. Совсем, совсем не допущены? – с надеждой спросила я.

— Зачем у тебя на одежде написано, что ты любишь свою бабушку? – спросила старшая девочка, тоже присаживаясь рядом.

Я слегка растерялась. Но потом я посмотрела на свою футболку с надписью и сказала:

— А это? Это просто такой прикол.

Все непонимающе воззрились на меня. Я обратила внимание, что все дети расселись кружком рядом со мной и Добрыней.

— Что такое прикол? – спросил зеленоглазый мальчик.

— Ну, в моём мире такие футболки делают для прикола, порадовать бабулю…

— Разве эта надпись радует твою бабушку? – спросила старшая девочка.

Я вздохнула. Ну, как же им объяснить?

— Такие футболки делают ради забавы, у нас так принято….

«И чего они докапываются?!» — с раздражением подумала я.

— У нас принято писать надписи на одежде ради оберега, а не для забавы. Слова имеют большую силу, — сказала кудрявая девочка, похожая на Добрыню.

— Тася, а штанины тебе колдунья оторвала? – спросила самая младшая девочка, пальчиком указывая на мои шорты с неровной бахромой.

Я оглядела шорты и поняла, что и в самом деле они выглядят очень потрёпанными, будто это были штаны, и от них оторвали брючины.

— Как тебя зовут? — спросила я у девочки.

— Забава, смущаясь ответила она.

— Эта одежда называется шорты, и они такие ободранные тоже для забавы, — попыталась объяснить я.

— А любят у вас там забавляться, — заметил Добрыня.

— Но у тебя же голые колени, — очень серьёзно сказала Забава.

— Ну и что? – спросила я.

Забава засмущалась и не стала отвечать. За неё разъяснила кудрявая девочка:

— Коли оголяешь колени, теряешь силу рода. Ты разве не знала?

— Нет не знала, — смущённо ответила я. – А, что это значит: теряешь силу рода?

— Теряешь силу рода значит теряешь силу на построение будущего, — сказала старшая девочка.

— По-вашему, если оголять колени, значит терять будущее?

Дети покивали с очень серьёзным видом.

— Из-за того, что я ношу шорты у меня теряется будущее? Но это же… — я не произнесла слово «бред», чтобы не навлечь на себя гнев новых знакомых.

— Тебе надо прикрыть колени, — искренне и добродушно сказала самая младшая девочка.

После её слов, я почему-то почувствовала себя раздетой и мне стало не по себе.

— Может колдунья именно поэтому за тобой и погналась. Хотела поживиться силой рода, — предположила старшая девочка.

Я почувствовала, что начинаю злиться.

«Ну почему?! Почему?! В нашем мире ничего про это неизвестно?! В этом мире они всё знают про силу рода, про колдовство, умеют открывать пештак! А мы в своём мире будто слепые…» — думала я, согнув ноги в коленях и обняв их руками, чтобы глупой надписи про бабушку не было видно.

— Ну что вы на неё насели? – сказал вдруг Добрыня и я ему была очень благодарна за эти слова. – Она из мира Морока, там по-другому всё. Лучше давайте подумаем, что делать будем?

— Надо её к ворожее отвести. Что тут думать-то? – живо откликнулся Фрол.

— Ворожея сегодня утром отбыла, ей вызов пришёл, — сказала старшая девочка.

— Откуда ты знаешь, Устинья, — спросил Добрыня.

— Я в помощницах у неё, я всё знаю.

— Тогда подождём до её возвращения, а когда Ворожея вернётся…

— Не можем мы ждать до её возвращения, — перебил Добрыня Фрола. – Тасе может задурнеть у нас здесь. В тот раз её в печке оживляли. Оживили и отправили в её мир быстренько.

— Так у Ворожеи есть такая печка! – заявила Устинья.

— А ты знаешь, как в той печке оживлять надобно? – спросила кудрявая девочка.

— Верно Милада спрашивает. Умеешь? – поддакнул Добрыня.

— Я видела, как людей целят, но сама без Ворожеи ни разу не делала, — честно сказала Устинья.

— А может у этой печки есть инструкция? – спросила я.

— Что за инструкция?

— Ну книжка такая, где всё описано про неё. Как и, что надо делать, — пояснила я.

Устинья задумалась:

— Вроде была такая книга. Но её поискать придётся.

Я сначала обрадовалась, что есть надежда на то, что меня откачают, когда мне станет плохо. Но проблемы возвращения домой это не решало.

— Добрыня, а отсюда далеко до дома Ворожеи? – спросила я.

— Нет, совсем не далеко. А, что тебе уже плохо становится? Ты только не отключайся, там за пролеском наше поселение. Взрослые все сейчас на работах. Ты только не падай…

— Да не падаю я. Есть у вас в деревне тот, кто пештак может открыть. Если я побыстрее домой вернусь, то и печка не нужна.

— Вот с этим сложно, Тася. У нас в тот раз такой переполох случился после тебя. Егоркин отец сильно лютовал, что ты к нам попала, что Иван тебя учить надумал. Все перепугались за щит между мирами. Дядя Иван долгонько их успокаивал. Так, что тебе лучше взрослым не показываться. Дядя Иван успокоить –то успокоил, но слухи всякие пошли.

— Какие ещё слухи? – удивилась я.

— Да всякие… — уклончиво сказал Добрыня, от чего мне почудилось, что некоторые слушки пустил про меня он сам. – К тому же одежда у тебя срамная, побить могут.

— Ты чего несёшь-то?! – заступилась за меня Устинья. – Одежду мы тебе раздобудем. Дядя Иван говоришь тебя учить взялся? – спросила у меня Устинья.

— Да, он даже в деревне нашей поселился для этого. Я ехала его встречать, но за мной колдунья погналась…

— А давайте Егорке весточку пошлём? – предложил Фрол.

— Как же мы это сделаем? – чуть не хором спросила я, Добрыня, Устинья и Милада.

— Есть один способ, — ответил, улыбаясь Фрол.

— А дяде Ивану мы можем весточку послать? – с надеждой спросила я.

— Не знаю, тут покумекать надобно.

— Но Егорке точно пошлём, он допускной до Пештака, быстренько к нам на подмогу прибудет! – радостно сказал Добрыня.

Глава 22

Дорога к дому Ворожеи.

Я порадовалась тому, что новые знакомые отнеслись ко мне по-доброму. Не чурались и не сторонились меня, а наоборот с воодушевлением стали придумывать, как нам всем вместе пройти незамеченными к дому ворожеи. Наш план состоял в том, что Устинья приносит мне один из своих сарафанов и мы с ней вдвоём идем к ворожее, а все остальные идут другой дорогой, дабы отвлечь на себя внимание.

На сколько я поняла, их всех отправили собирать травы для заготовок на зиму. Видимо в этом мире очень ценились разные лекарственные травы. Добрыня, Фрол, Милада, Забава и Стёпа отправились в поселение. Правда сперва, мы тщательно спрятали мой поломанный велик, укрыв его от постороннего взгляда в зарослях орешника под обнаженными корнями. Дети меня уверяли, что там его никто не найдет.

Так вот, пока мы прятали велик, Устинья вся запыхавшаяся прибежала со свёртком под мышкой. Это был её сарафан, свёрнутый в валик и перевязанный поясом. Я надела Устиньин сарафан прямо сверху своей одежды, она аккуратно перевязала мне талию поясом. А Милада расчесала мои волосы своим гребнем и заплела мне косу. После этого преображения, я почти ничем не отличалась от своих новых подружек. Если не считать кроссовки. Но их не было видно, так как сарафан Устиньи оказался мне немного велик и прикрывал ноги до самых пят.

Мы с Устиньей отправились в дом Ворожеи.

— Околицей пойдём, — сказала она и повела меня за собой.

Договорились, что встретимся все вместе в доме ворожеи. Мы шли по краю их поселения, на сколько я поняла, на другую сторону их деревни. Устинья внимательно смотрела по сторонам. А я силилась разглядеть, как же живут люди в этом мире. Высоких домов я не увидела, в основном одноэтажные, изредка два этажа. Все они бревенчатые и очень красивые, с резными оконцами, заборами и беседками. Этот год был богат на яблоки. Мы проходили мимо роскошных яблонь, ветви которых склонялись до земли от наливных краснобоких яблок. Люди в этом поселении, завидев нас издалека, в общем-то не обращали никакого внимания на гуляющих детей. Все они были заняты разной работой. Трудились в саду или на огороде, либо что-то строили, колотили. И отовсюду слышалось пение, красивое и мелодичное. Пели и мужчины, и женщины. Меня даже посетило ощущение, что я попала в старый фильм, где все герои поют. Устинья тоже тихо напевала себе под нос песенку. Я вспомнила, как мы пели вместе с дядей Ваней и невольно улыбнулась.

— Я вот, что никак не скумекаю, Тася, — неожиданно заговорила Устинья. – Как ты к нам попала?

Я еле удержалась, чтобы не возвести глаза к небу.

— Я же рассказала вам, что за мной гналась…

— Это я поняла. Я не поняла другого. Зачем тебе искать кого-то, чтобы сделать Пештак, если ты сама это умеешь делать? – перебив меня спросила Устинья.

— Что? Как это умею? – удивлённо спросила я и даже остановилась, чтобы обдумать, что она мне сказала.

— Пошли! – сквозь зубы прошипела мне Устинья.

Она взяла меня за руку и потащила за собой.

— Если, что, то ты новая служка ворожеи, поняла? – сквозь зубы проговорила она мне.

Я осмотрелась вокруг и увидела, что нам навстречу идет высокая и полная женщина с большой корзиной белья на локте. Женщина одета в просторный синий сарафан, а волосы её были убраны под странный головной убор похожий на платок, но с чем-то вроде небольшой короны на лбу.

— Устинья! Уж набрали что ль трав? – поинтересовалась женщина, подходя к нам всё ближе, она не смотрела на Устинью, а разглядывала меня.

— Да, набрали, много набрали, — услужливо произнесла Устинья.

— А где ж все остальные ребята? И это кто такая? – пристально всматриваясь в меня спросила женщина.

— Ребята пошли травы отдавать на сушку, а я вот взялась отвести новую служку для Ворожеи.

Устинья ускорила шаг и потащила меня вперед мимо женщины.

— А что у Ворожеи новая служка? Разве?

— Да, тётя Матрёна, новая. Я и сама не знала, а тут вот…

И мы чуть не бегом пошли дальше, оставляя за спиной любопытную Матрёну. Я старалась идти так, чтобы женщина не увидела мои кроссовки. Когда мы отошли на значительное расстояние, Устинья заговорила:

— Вот ведь незадача! Повстречать тетку Матрёну! Она ведь, как ветер!

— Что значит, как ветер?

— Разнесёт по всем домам, что у Ворожеи новая служка. Не хорошо это! Ой не хорошо!

Я стала соображать, чем это нам грозит. В голове рисовались картины одна хуже другой. А, если вся деревня соберётся у дома ворожеи? И, если они захотят посадить меня в чулан, или ещё хуже в клетку? Будут приходить и смотреть на меня, как в зоопарке.

— Устинья, сколько у нас времени, до того момента, как тётка всё про меня расскажет?

Она остановилась, посмотрела на меня, улыбнулась и добродушно ответила:

— Не бойся ты, мы тебя в обиду не дадим, — потом она опять потянула меня за руку и добавила. – Часа два есть, — немного помолчав, она добавила. – Было бы здорово, если бы ты поняла, как у тебя получилось открывать Пештак. Тогда ты открыла бы его и… — Устинья сделала прыжок вперёд, держа меня за руку, так, что я чуть не упала. – Оп! Оказалась бы дома без трудностей и переполоха в нашей деревне.

— Было бы здорово. Но я не знаю, как у меня это получается! – пробурчала я.

— А ты вспомни, что делала, когда прилетела сюда. И тогда, в тот раз, как у тебя вышло пройти к нам?

Я задумалась: «И правда, если у меня получилось пройти сквозь барьер два раза, почему бы не сделать это в третий, но не случайно, а по желанию?»

Тем временем, мы обогнули всю их большую деревню вокруг и подошли к дому ворожеи.

— Пришли! – торжественно провозгласила Устинья.

— А-а-а! — невольно выкрикнула я, взглянув на дом.

— Тише ты! Чего вопишь?! – шикнула на меня Устинья и буднично добавила. – Дом, как дом.

— Ничего себе домик!

Перед нами высился высокий забор и заострённых брёвен. Очень высокий метра три в высоту, или даже четыре. Устинья подвела меня в огромным закрытым воротам.

— Ну, что пошли? – спросила она.

Я посмотрела на неё и заметила одну странность. На меня падала тень от забора и ворот, а на неё нет. Устинья стояла освещенная с ног до головы солнцем, хоть и стояла она рядом. По всем законам физики, на неё тоже должна была падать тень от забора и ворот.

Устинья заметила моё замешательство и спросила:

— Что ты видишь?

— Я? Забор.

— Какой забор?

— Честно сказать огромный, — неуверенно сказала я. – Даже очень.

Устинья улыбнулась.

— Такое часто бывает. Тебе просто надо подружиться с домом, тогда он тебя пустит. С новенькими так часто бывает.

— И с тобой было?

Она покивала.

— Тогда скажи, что надо делать?

— Я не могу тебе этого сказать, у каждого гостя свой подход к этому дому. И у тебя должен быть свой.

— Что значит свой подход? Как вообще с домом можно подружиться?

Подошли Фрол, Стёпа, Добрыня и Милада с Забавой. Они рассказали, что на силу отделались от новых дел и поручений, чтобы прийти сюда к нам. А Устинья поведала им о нашей встрече с Матрёной. Ребята забеспокоились.

— Так чего же вы медлите? – спросил Флор. – Пошли, надо письмо Егорке отправить и научиться с печкой управляться.

— Она не может войти, — сказала Устинья, сложив руки на груди.

— Почему? – спросил зеленоглазый Стёпа.

— А! Тебя дом не впускает? – догадался Добрыня. – Надо с ним подружиться.

— Знаю! – огрызнулась я, села на траву по-турецки и тоже скрестила руки на груди. – Чего ж у вас тут все так странно устроено?!

— Это ещё вопрос у кого всё странно устроено. У нас не носят оторванные штаны и нательное бельё со странными надписями, — язвительно заметила Милада. – Пошли в дом, ребята. Пока она с домом дружится, мы книгу поищем и письмо отправим.

Дети отправились в дом, открыв небольшую калитку рядом с огромными воротами. Я осталась сидеть в тени забора и чуть не заплакала от досады.

— Нельзя же оставлять здесь Тасю одну? – сказал Добрыня. – Я останусь с ней, может помогу чем-нибудь.

— Добро, если чего случится, свисти, — сказала Устинья и они ушли.

Мы с Добрыней остались одни. Я в тени огромного забора и он присел рядом весь освещённый солнечными лучами.

— Как ты подружился с этим домом? – спросила я, слегка шмыгнув носом, стараясь не расплакаться.

— Я неделю приходил сюда и думал. Иногда даже разговаривал с ним.

— Неделю?! Но у меня нет недели!

Слёзы брызнули из глаз. Почему-то было обидно и горько.

— Мне никогда отсюда не выбраться, — сдерживая рыдания сказала я. – Скоро мне станет плохо, и я потеряю сознание, — плача говорила я. – А может и вообще умру.

Глава 23

Открыть Пештак, подружиться с домом и добыть инструкцию.

— Ты не умрёшь! Ребята отправят письмо Егорке, он прибудет сюда и спасёт тебя, — старался успокоить меня Добрыня.

— Ну почему? Почему ты не умеешь делать этот дурацкий Пештак?! – возмущалась я, сквозь слёзы.

— Я ж говорю, у меня доступа нету. Не взял меня дядя Иван в ученики. А Егорку взял. Да и отец у Егорки… сама знаешь… — Добрыня вздохнул. – Может дядя Иван меня на будущий год возьмёт. Он даже тебя взял! А меня не взял.

Мы некоторое время помолчали. Мне стало стыдно. Чего я так на Добрыню взвелась? Он может и хочет мне помочь, но не умеет ещё. Я постаралась успокоиться.

— Не переживай, и тебя возьмёт. На будущий год и возьмёт. Вон ты какой!

Добрыня заулыбался. Из-за забора вылетела сорока со свёртком в клюве и улетела вдаль за деревню. Мы проводили её глазами. А Добрыня спросил:

— Ты ведь два раза уже попала сюда. Значит у тебя получилось сделать Пештак.

— И ты туда же? Не знаю я, как у меня это получилось! От страха наверно.

— Может тебя напугать? – искренне спросил Добрыня.

Я улыбнулась и даже засмеялась.

— И так напугана сильнее некуда, — утирая слёзы сказала я.

— Слушай, Тася, а давай попробуем так. Представь Пештак. Помнишь, как он выглядит?

— Помню.

— Вот и представь его. Давай, закрой глаза и представляй!

Я закрыла глаза и стала вызывать в голове образ светящегося прохода, который в прошлый раз создал дядя Иван-Дурак. Я представила, будто он кладёт мне на лоб руку и в голове растекается тепло и покой, дальше я представила, как передо мной появляется искрящаяся восьмерка и она становится всё больше, превращается в арку. Я открыла глаза и быстро, быстро заморгала от яркого света. Передо мной росла живая изгородь шиповника метра полтора в высоту, чуть слева в изгороди была кованая калитка с колокольчиком, а за ней виднелся удивительный дом. Хотя домом это сооружение трудно назвать. Скорее это походило на огромное высокое старое дерево, из которого соорудили жилище.

— Тася! – отвлёк меня от разглядывания невиданного дома крик Добрыни.

— Что? – рассеянно спросила я.

— Пештак! Тася, Пештак!

Я обернулась к Добрыне, он показывал на светящуюся арку метрах в двадцати справа от нас. Арка неспешно превращалась в овал. Я наблюдала за происходящим, будто в замедленном кино.

— Тася, беги!

Я начала разбегаться, но все движения получались медленные, как в воде. Посмотрела на Добрыню. Он весь светился, будто яйцо с фонариками.

«Совсем забыла про своё особенное видение!» – подумала я.

Потом я снова посмотрела на Пештак, овал уже превратился в светящуюся восьмёрку, которая с каждым моим шагом уменьшалась.

— Стой! Не исчезай! – кричала я ей и, что есть силы бежала, бежала.

Вот я уже совсем близко. Отталкиваюсь со всей силы и выкинув руки вперед пытаюсь хотя бы кончиками пальцев схватить закрывающийся Пешках.

«Почему же всё происходит так медленно?» — думаю я.

Последние искорки маленькой восьмерки исчезают, а я падаю плашмя на землю и больно ударяюсь и так пораненными коленями.

— Блин! Блин! Блин! – гневно закричала я, ударяя кулаками по земле.

— Тася! Получилось! Ты смогла! – с восторженными криками подбежал ко мне Добрыня.

Я села на землю и расправила Устиньин сарафан. И его я испачкала об траву, как до этого свои колени и шорты.

— Ну вот, сарафан запачкала, — с досадой сказала я.

— Но у тебя получилось!!!

— Чего вы тут криком кричите? – строго спросила Устинья.

Оказывается, все они выбежали на крик Добрыни. И стояли сейчас с тревожным и испуганным видом у кованной калитки.

Добрыня помог мне встать, и мы пошли к ребятам.

— Вы не поверите! У неё получилось! Она открыла его!!! – восторженно говорил Добрыня.

— Пештак? – спросил Фрол.

— Да!

— Чего ж она до сих пор здесь? – спросила Милада, хоть и маленькая, но уж больно деловая.

— Он закрылся, и я не успела в него войти, — угрюмо ответила я.

— Давай попробуем ещё раз?! – предложил Добрыня.

Мы с Добрыней подошли к ребятам.

— Это опасно открывать Пештак не умеючи, — уверенно заявила Устинья. – Неизвестно куда она его открыла.

— Что значит куда? – спросила я. — К себе домой, куда еще-то?

— Устинья дело говорит, Пештак опасно открывать не умеючи. Можно попасть невесть куда, — подтвердил Фрол.

— И что мне теперь у вас поселиться? – еле скрывая сарказм спросила я.

— Мы Егору письмо отправили. Он прибудет и отправит тебя.

Я открыла было рот, чтобы задать следующий вертевшийся на языке вопрос, но Фрол меня перебил:

— А, если не сможет отправить, пойдем к старейшинам.

— Но я не…

— А ты подружилась с домом? – спросила малышка Забава, не дав мне договорить.

— Вроде да.

Ребята друг за другом ушли за калитку. Я медлила.

— Входи, что ли, — сказал Добрыня стоя у меня за спиной.

Он не решался оставить меня одну. Я посмотрела на живую изгородь и на дом за нею, несмело коснулась калитки. Перед глазами промелькнули образы огромного забора и ворот, но потом опять появилась красивая кованная калитка. Я взялась за ручку.

— Можно войти? – тихонько сказала я, и по моей руке разлилось тепло.

Тогда я поняла, что можно и вошла. Колокольчик приветливо зазвенел. К дому вела дорожка, вымощенная большими камнями. Слева от дома располагался лес. Да лес. И это выглядело очень странно. Оттуда доносилось пение, стрекотание, чириканье разных птиц. Я даже разглядела пару белок, прыгающих с одного дерева на другое. Ещё слева у дома росли кусты сирени, а под самыми окнами были разбиты разноцветные клумбы. Тут и там гуляли сороки, деловито треща между собой. Справа от дома яблоневый сад, там тоже чирикали птицы перелетая с ветки на ветку.

Мы подошли к дому. Ощущение странное. Будто стоишь у подножия огромного пня. И не понятно, то ли это действительно когда-то было огромное дерево, то ли такая точная имитация. Окошки в доме полукруглые и небольшие. Остроконечная круглая затейливая крыша. И ещё, по крайней мере четыре маленькие крыши торчат из разных мест дома на разной высоте. Ну сказочный дом! Сказочный!

Дети вошли внутрь, открыв массивную деревянную дверь, закруглённую вверху. Пока мы с Добрыней подошли к ней, она опять закрылась. Я потянула за железное кольцо и мне пришлось приложить всю свою силу, чтобы открыть эту дверь. Добрыня мне помог и тоже потянул на кольцо. Наконец мы вошли и оказались в просторной гостиной в форме пятиугольника. Слева в пяти шагах от входа большая русская печь, очень похожа на ту, что стоит в доме Егорки. Справа маленькая кухонька, с резными шкафчиками, стоящими и висящими по стенам. Овальный массивный обеденный стол, на котором стоит самовар с заварочным фарфоровым чайником на макушке, миска с печеньем и несколько чашек с блюдцами. Дальше, по правой стороне комнаты ещё два стола и много полок до самого потолка, заполненные книгами, разными приборами, статуэтками, ступками и пузырьками. С потолка свисает несколько странных ламп и модельки, каких-то дирижаблей или летательных аппаратов.

За печкой в левой стороне гостиной четыре лестницы две из них ведут вверх в стороны, одна вниз и ещё одна винтовая сверху вниз. Такого странного дома я никогда не видела. Ещё за печкой есть, какая-то дверь.

«Может это чёрный вход?» — предположила я.

— Чудной дом, Правда? – спросил Добрыня.

— Да.

Дети перебирали книги на полке. Видимо искали инструкцию по использованию печки. Я зашла за угол печки и стала разглядывать рычажки, торчащие из неё и разные значки, нарисованные рядом с ними.

— Добрыня, а в прошлый раз ей, когда плохо стало? – спросил Фрол.

— А я почём знаю, — сказал Добрыня, тоже разглядывая рычажки и значки. – Её Егорка нашёл.

— А ты, Тася, сама не помнишь?

— Нет я не помню… Мы сидели и разговаривали с Егором, потом всё поплыло перед глазами, и я отключилась. Я ещё пару раз приходила в себя, когда меня Снежинка несла, — рассказала я.

— Тебя Снежинка несла?! – удивился Фрол и вопросительно посмотрел на Добрыню, тот закивал.

— Да, а что? – спросила я.

— Снежинка никого никогда не носит.

Я пожала плечами. Пусть не верят!

— Может вы нам тоже поможете? – требовательно спросила Устинья, обращаясь ко мне с Добрыней.

Я всполошилась и пошла помогать перебирать книги. Устинья объяснила, что мы ищем небольшую книгу в толстой темно-синей обложке. И, что все просмотренные книги, хорошо бы класть на место. Потому что Ворожея не любит, когда что-то из её вещей лежит не на месте.

Мы искали и искали эту инструкцию. Казалось, что на полках сотни книг в синих обложках.

«Вот бы она была, как-то помечена, — подумала я. – Ну или светилась ярким светом. Вообще было бы здорово, если нужные книги светились, тогда их легко было бы находить…»

И тут я вспомнила про свой дар. Я загадала, чтобы книга с инструкцией засветилась ярким красным светом. И стала оглядывать полки с книгами. Но ничего похожего на светящуюся книгу я не видела. Вдруг за спиной послышался шорох и звук чьего-то падения. Я обернулась и увидела чёрную гладкошёрстую кошку с круглыми глазами цвета кофе с молоком. Это она только, что спрыгнула на пол с печки. У кошки был внимательный добрый взгляд. И я подумала, что это только кошка, а не колдунья. Я подняла взгляд наверх и увидела красное свечение. Там вверху печи были сделаны небольшие полочки с занавесками, тоже уставленные книгами, баночками и коробочками.

Я подошла к печке, присмотрелась и увидела нужную книгу, она лежала на полке за занавесками, а на ней стояла коробка, перевязанная бечёвкой.

— Фрол, вот та книга, иди сюда, — позвала я его, как самого высокого из нас.

— Где?

— Да вот, там под коробкой.

Фрол разглядел книгу, взял стул и встав на него, аккуратно достал инструкцию по пользованию чудо-печкой.

— Как ты её нашла? – удивлялись один за другим дети.

— Я… мне кошка помогла, — смущенно ответила я, опасаясь рассказывать про свой дар.

— Молодец, Ночка, — похвалила кошку Устинья и погладила её по спине.

Ночке кошке я понравилась. Пока Фрол, Устинья с Миладой и Стёпа изучали книгу, она тёрлась о мои ноги. Забава стала гладить её, и та повалилась на бок, мол гладьте меня все. Я присоединилась к Забаве, стала гладить мурлыкающую кошку и чесать её за ухом.

— Но, как ты нашла книгу? – спросил Добрыня шёпотом. – Я видел, ты повернулась и нашла её, будто разглядела.

— Разглядела, так и есть, — ответила я.

— Но она же за занавеской была, как ты её разглядела? – шептал мне на ухо Добрыня.

Я посмотрела на него и сказала:

— Взяла и разглядела. Нашли же.

— Книгу-то мы нашли, — прервал наш шептательный диалог Фрол. – Что дальше?

Глава 24

Чудеса, да и только.

— Тася, ты хорошо себя чувствуешь? – спросил Добрыня.

— Да, — ответила я.

А сама задумалась: «Ведь и правда, я до сих пор чувствую себя здесь в этом мире хорошо. Может ещё мало времени прошло? Поскорей бы Егорка приехал. Так хочется опять повидаться с ним…»

Очнувшись от своих мыслей, я обнаружила, что ребята меня пристально разглядывают.

— Да хорошо я себя чувствую, хорошо, — уверила их я.

— Инструкцию нашли, как печку включить знаем. Может тогда почаёвничаем? – предложила Устинья.

Все одобрительно закивали и стали рассаживаться вокруг кухонного стола.

— Фу-фу, сделай-ка нам чайку с вареньем и печеньем, — скомандовала Устинья ни к кому конкретно не обращаясь.

— И с баранками, — добавила Забава.

— Будет сделано, маленькая хозяйка, — раздался скрипучий тонкий голосок.

Вода в самоваре зашипела. Фарфоровый чайник исчез с макушки самовара и появился через некоторое время. А на столе материализовались одна за другой миски с печеньем, с баранками, с вареньем и перед каждым появилась чистая расписная фарфоровая чашечка с блюдцем, последним материализовался маленький кувшинчик с молоком.

Я с открытым ртом наблюдала за происходящим чудом. А ребята за мной. Они улыбались и посмеивались.

— Кто это Фу-фу? Домовой? – спросила я у Устиньи.

— Домовица здешняя. Вон, как перед тобой старается. Обычно она не такая покладистая, да услужливая, — ответила Устинья, наливая в свою чашку чай и заварочного чайника и выливая его обратно.

— Зачем ты его выливаешь? – поинтересовалась я.

— Я его женю.

— Женишь? Что значит женишь? – не понимала я этот странный ритуал.

Устинья налила в свою чашку заварку раз пять и вылила её обратно, при этом она что-то приговаривала себе под нос. Только после того, как закончила бубнить она стала разливать чай по нашим чашкам.

Ребята забавляясь смотрели на меня. Для них-то это обычное дело. А для меня чудо и странности.

— Я перемешиваю завар и делаю наговор на него, получается вкуснее и полезнее. Меня этому Ворожея научила, — наконец ответила Устинья. – Пейте чай, гости дорогие.

— А, что у вас там нету домовых? – спросила Милада, взяла себе четыре баранки и надела каждую на палец.

— Есть у нас домовые, просто они так на стол не накрывают.

— И чай у вас не женят? – спросил Стёпа.

— Нет, чай не женят, — ответила я и взяла себе печенье.

— И наговор на него не делают? – спросила малышка Забава.

Я глубоко вздохнула, подумав, что если дальше меня будут засыпать такими дурацкими вопросами, то долго я не выдержу:

— Нет не делают у нас наговор.

— Как же вы там живёте? – удивлённо спросила Забава.

Меня умилила её непосредственность, и я улыбнулась:

— Даже и не знаю, как мы там живём. Устинья, а почему мы у домовицы сразу не спросили, где лежит инструкция? – решила я переменить тему.

— О! Она ни за что не скажет!

— Почему?

— У домовых, как положено? Чтобы вещи все на своих местах лежали, чтобы порядок был. А у Ворожеи другая манера, — объясняла Устинья, попивая свой чай.

— Какая? – поинтересовалась я, взяв себе сахарное печеньице.

— Ворожея любит, чтобы всё лежало, как она оставила, как ей надо. И не даёт Фу-фу убираться. Та и вредничает. Если там на стол накрыть или пыль протереть, это она пожалуйста, а вот вещь найти, в этом Фу-фу не помощница. Я думаю, она проучить Ворожею надумала. А та ей не поддаётся. Вот у них и повелось так.

— Почему её Фу-фу зовут? – спросила я, запивая печенье чаем.

Все ребята рассмеялись, а Устинья продолжила объяснения:

— Раньше её по-другому звали, но она с Ворожеей повздорила и с тех пор фыркает от недовольства, вот её Фу-фу и прозвали.

— Фу-фу, вот ещё, фу, — послышался тонкий скрипучий голос.

Я тоже заулыбалась. Забавная она, это Фу-фу.

— Ты хорошо себя чувствуешь? – озабоченно спросил Добрыня.

— Хорошо. Не собираюсь я в обморок падать, Добрыня.

— Тогда ладно, — успокоено ответил он.

— Я вот, что подумал, — сказал Фрол и отпил немного чая из своей чашки. – Раз у тебя получилось открыть Пештак, может ты ещё раз попробуешь?

Все воззрились на него. Только маленькая Забава слезла со своего стула и пошла играть с кошкой. Ей похоже надоели наши заботы.

— Ты же сам сказал, что я могу попасть не весть куда? – спросила я, а Устинья закивала.

— Я мы не тебя туда отправим.

— А кого? –хором спросили Добрыня, Милада и Стёпа.

— Сороку с письмом для Ивана-Дурака.

Мы некоторое время молчали, обдумывая предложение Фрола.

— А, если она не туда попадёт? – спросила Устинья.

— Зато проверим, что за Пештак Тася открывает, — сказал Фрол.

— Тебе птичку не жалко? – спросила Милада.

— Жалко, но Тасю жальче. Она того и гляди отключится, а мы печку включать только по писаному можем, в живую никогда не пробовали. Егор неизвестно, когда прибудет. Старейшины про Тасю и так скоро от Матрёны узнают. Что тогда начнётся никто не знает. Ворожеи нет, и когда она прибудет неизвестно. Если есть шанс Ивану весть послать, то почему бы этого не сделать? Вот я, как разумею.

От такого расклада происходящего мне стало не по себе. Я посмотрела на каждого из ребят, они выглядели слегка напуганными. Устинья решительно встала и, подойдя к другому столу раздобыла там перо, чернильницу и клочок бумаги.

— Что писать будем? – спросила она.

— Пусть Тася пишет, — сказал Фрол.

И Устинья отдала мне перо и бумагу, чернильницу она поставила на стол передо мной.

— Что писать-то? – растерялась я.

— Пиши, что попала к нам и не знаешь, как выбраться, что ты в доме у Ворожеи. Иван Ворожею знает, он найдёт тебя.

Я принялась писать: «Дядя Ваня, я всё вспомнила. Случайно я попала в ваш мир, мне тут помогли Добрыня и другие ребята. Сама вернуться не могу. Мы послали весть Егорке. Ожидаем тебя дома у Ворожеи. Взрослые ничего не знают. Тася.»

Фрол перечитал письмо, свернул его в плотный треугольник, и мы все вместе вышли во двор выбрать подходящую сороку для доставки письма дяде Ване. Устинья подманила одну, каким-то блестящим предметом, похожим на монетку. Одна из сорок подскочила к ней. Устинья подставила ей руку, птица села на руку и пару раз затрещала.

— Отнесёшь это письмо дяде Ивану-Дураку, — сказала ей Устинья, глядя прямо в сорочьи глаза. – Это дело срочное! Отнесёшь письмо, возвращайся, получишь вот это, — Устинья показала сороке блестящую штуковину, похожую на монетку.

Сорока затрещала ещё раз и попыталась забрать блестяшку себе.

— Нет, не сейчас. Когда передашь письмо. Всё поняла? – спросила Устинья.

Сорока затрещала.

Фрол расспросил нас про первую попытку открыть Пештак и велел идти в сад. Милада, Стёпа, Забава и Фрол расположились поодаль справа от меня, как зрители. Устинья с сорокой на руке и Добрыня встали рядом со мной.

— Давай, Тася, закрой глаза и представляй Пештак. Как он выглядел в тот раз, как открылся. Всё представляй, — наставлял меня Добрыня.

Я закрыла глаза и опять принялась вспоминать и представлять светящийся проход. Вот дядя Ваня кладет мне руку на лоб, внутри меня растекается тепло, вот он начинает водить ножом в воздухе, вот появляется светящаяся восьмёрка, вот она превращается в овал, затем он превращается в арку. Я старалась удержать образ арки в голове.

— Получается, — шепнул мне на ухо Добрыня.

Я медленно приоткрыла глаза и увидела искрящуюся арку в пяти метрах перед собой. Устинья с широко раскрытыми от удивления глазами осторожно зашагала к арке и остановившись за метр от неё стряхнула с руки птицу. Сорока нехотя взлетела и порхнула прямо в Пештак. После чего он тут же закрылся.

Наступила тишина, которая продлилась несколько секунд. А потом птицы, как ни в чем не бывало снова зачирикали, порхая между яблонями. Ребята окружили меня изумленные и слегка ошарашенные.

— Ты и правда это сделала… — произнёс Фрол в пол голоса.

— Только вот есть кое-что, — неуверенно сказала я.

— Что? – спросил Стёпа.

— Когда в прошлый раз Тасю вернули в её мир, она всё забыла про наш, — ответил за меня Добрыня.

— Да, я забыла и вспомнила только сегодня. Сорока тоже может всё забыть и не передаст письмо, — расстроено добавила я.

— Тогда… — начал было Фрол, почесывая себе затылок.

— Тася! Ты здесь?! – раздался знакомый голос за моей спиной.

Глава 25

Встреча и странный самокат.

Я обернулась и увидела Егорку, он переступил на землю с какой-то квадратной платформы с длинной ручкой, как у самоката.

— Егорка! – воскликнула и бросилась к нему на встречу. – Ты приехал!

Я подбежала к нему, а он ко мне. Мне так захотелось обнять его, но я застеснялась. Зато Егорка не застеснялся и расцеловал меня в обе щеки, от чего они запылали. Ребята тоже подбежали к нам. Мальчики стали пожимать другу руки, а девочек Егорка тоже поцеловал, но не в обе щеки, а только в одну.

— Значит это ты – Егор, ученик Ивана-Дурака? – спросил Фрол. – Добрыня много о тебе рассказывал.

Егор заулыбался:

— Доброго рассказывал, али нет? – подмигнул он Добрыне.

— Доброго, не сомневайся, — ответил Добрыня.

— Тася, как же я рад тебя повидать! – с чувством сказал Егор и взял меня за руку. – Только долго тебе здесь нельзя.

— Я тоже, Егорка. Я же вспомнила всё, сегодня взяла и вспомнила! Ты не бойся, со мной ничего плохого не случится. Здесь в доме печка есть, мы и инструкцию к ней нашли! А ещё я научилась открывать Пештак, и мы весточку дяде Ивану послали! А ещё…

— Вот, что, — перебил меня Егорка. — Пойдем-ка в дом, там мне всё и расскажешь. И вы идите. – Обратился он к ребятам. – Я смекаю, вы тут много делов уже успели наворотить.

— Ничего не наворотили, — взвилась Устинья. – Мы твою Тасю спасаем. Вот как.

Егорка сложил свой самокат без колёс так, что он превратился в небольшую плоскую коробку с ручкой. Мне стало жутко интересно, что же это за самокат и, как Егорка на нём приехал без колёс. Я подумала расспросить его об этом, но позабыла в суматохе. Мы вошли в дом, расселись за кухонным столом. И все ждали от меня рассказа. Егорка просил поведать всё в подробностях с того момента, как я ушла из их мира. Я и рассказывала. Изредка Егорка клал руку на мою руку и слегка сжимал её или же касался моего плеча. Мне нравилось, что он прикасается ко мне. Так мне было спокойней. Когда я дошла до момента, когда колдунья погналась за мной, Устинья, Фрол, Добрыня и Милада даже рты приоткрыли от удивления.

— Я смотрю, это уже не кошка, а Настя Большая. Бежит мне наперерез! Я жму на педали, что есть силы, еду к пруду и думаю: «Хоть бы там были люди, хоть бы там были люди!» И вдруг мой велик наезжает на, какую-то кочку. Я лечу прямо через руль, падаю на землю…

Послышался скрип открываемой двери. Потом прозвучал громкий хлопок, закрывшейся тяжелой двери. Все подпрыгнули на своих местах. А в комнате прозвучал тоненький скрипучий голос:

— Хозяйка прибыла! У тебя здесь полон дом гостей, фу-фу, беспорядок навели хозяйничают, — проворчала домовица.

Все обернулись к входной двери. В гостиную вошли дядя Иван-Дурак и красивая, стройная молодая рыжеволосая женщина невысокого роста.

— Доброго дня всей честной компании! – сказала женщина, проходя в дом и по-хозяйски сбрасывая с плеча сумку на ближайшую скамейку. – Я смотрю книги все мои перерыли и на столах беспорядок устроили.

Я посмотрела на столы. На них и не было никакого порядка. Свитки бумаги набросаны тут и там, карандаши, линейки, исписанные тетради лежат одна на другой раскрытые.

— Хозяйка, мы тут это… — несмело начала было Устинья.

— Тася! – радостно воскликнул дядя Ваня. – Как себя чувствуешь? Хорошо?

Дядя Ваня подошёл ко мне и внимательно осмотрел, прямо, как врач. Убедился, что я здорова, потрепал меня по волосам и с явным облегчением выдохнул. Хоть он и улыбался, было заметно, что жутко нервничает. На плече у дяди Вани сидела та самая сорока, которую мы недавно отправили ему с письмом. Сорока затрещала и перелетела к Устинье на плечо, чтобы та ей заплатила за работу.

Ворожея – хозяйка дома не стала ругать Устинью и всех нас. Она попросила Фу-фу накрыть на стол и мы, уплетая кашу с пирогами рассказывали о наших приключениях. Я рассказала, как очутилась здесь, и остальные ребята дополнили общую картину от себя.

— …Так, мне удалось подружиться с домом, но пройти через Пештак я не успела, — рассказывала я.

— Значит у тебя получилось открыть настоящий Пештак? – спросил дядя Иван.

— Да, у неё получилось! И второй раз получилось! – с чувством гордости в голосе ответил за меня Добрыня.

— Мы не решились отпустить её через Пештак, потому, как побоялись, — сказала Устинья.

— Но, Фрол предложил открыть его ещё раз и отправить тебе, Дядя Ваня, письмо, — добавил Стёпа.

— Удивительная ты девочка, Таисия! – радостно сказал дядя Иван. – У тебя то получается, на что другие многие дни и годы учения тратят.

Я зарделась.

— Ты упомянула в своём рассказе, что, когда пыталась подружиться с домом, открыла глаза и увидела яркий свет и Добрыню как яйцо с фонариками. Опиши подробней, — попросила меня ворожея.

Странно, но её никто ещё ни разу не назвал по имени. Только Ворожея или хозяйка. У меня она вызывала смешанные чувства. С одной стороны, ворожея красива и миловидна, с другой чувствуется в ней твёрдость характера и строгость.

«И, как Устинья с ней уживается? Попробуй ей не подчинись, или вещи положи ни туда, куда ей надо…» — подумала я.

— Да, я увидела Добрыню в коконе, — несмело заговорила я. – И ярко светились…кружки на нём, разноцветные.

— Какие цвета ты видела? – требовательно спросила она.

— Ну, разные, — уклончиво ответила я.

— Перечисли.

— Внизу красный, чуть выше оранжевый, посередине жёлтый, вот тут, — я показала на грудь. – Зелёный, на горле голубой, во лбу синий и на макушке фиолетовый. Вроде.

— Она видит, — констатировала ворожея, обращаясь к дяде Ивану.

Я оглядела всех ребят, они на меня смотрели изумлённо и с интересом.

— Тася, скажи, давно ли ты видишь кокон и фонарики? – спросил меня дядя Ваня.

Я взглянула на него. Вид у него был обрадованный и немного озорной.

— После того раза, — ответила я. – Когда вернулась из вашего мира, наутро проснулась и стала видеть.

Ворожея взяла дядю Ваню за руку и отвела в сторону. Из разговора, доносившегося до меня, я поняла, как ворожея объясняет дяде Ивану, что меня нельзя класть в печь из-за какого-то резкого скачка и вибраций.

— Тася, ты хорошо себя чувствуешь? – спросил Егорка.

Я перестала прислушиваться к разговору взрослых:

— Да, очень хорошо! Как там Снежинка?

— Она хорошо, она скоро мамой будет, — ответил Егорка и заулыбался.

— Как здорово! Вот бы посмотреть на её жеребёнка!

— Вряд ли получится, — сказал Добрыня. – Тебе домой надо.

— Но я же умею открывать Пештак, дядя Ваня меня подучит. Вот и буду приходить к вам в гости.

— К нам в гости?! – обрадованно спросила Забава. – Приходи! Ты умеешь плести венок?

— Вряд ли тебе позволят, — угрюмо сказал Фрол.

— Что это? – спросила Милада.

— Мало ли она, какую нечисть сюда притащит? Слыхали, какие колдуньи у них там водятся?! – говорил Фрол.

— И вовсе не притащу! У нас не везде они водятся. Да вообще их почти нет нигде, — попыталась возразить я.

— А, если и в наш мир Морок проберётся? Нельзя тебе к нам приходить боле, — сказала Устинья.

— Да, ваш Морок, вы с ним и живите, — поддакнул Стёпа.

— Нам говорили, что вы там будто спите все. Думать не можете. Так и живете бездумно, — сказала Милада. – Так и есть это?

— Чего вы набросились на неё? – вступился за меня Егорка.

— Да! Она вон видеть может, как ты только мечтаешь, — добавил в мою защиту Добрыня, обращаясь к Устинье.

Начался гомон и споры. Я помалкивала, потому что не хотела ссориться с ребятами, хоть мне было обидно, что они так отзываются о моём мире и противятся тому, чтобы я приходила к ним в гости. Мы не заметили, как взрослые куда-то вышли из комнаты, поэтому остановить спор было некому.

— Вот, что я скажу! – громко заявил Егорка. – Мир Морока и наш мир – это не два отдельных мира, это две половинки одного. И предки наши завещали нам воссоединить эти половины в одно. А споры ни к чему не приведут. Только раздор внесут. Нечего спорить! Постыдитесь.

Все примолкли. Я испытала такую благодарность к Егорке. Удивительно, какая в нем есть сила духа.

— Тася, а ты умеешь плести венки? – добродушно спросила меня Забава.

Я улыбнулась и ответила:

— Нет, ещё не умею.

— Приходи к нам в гости, я научу.

Появился Дядя Иван с ворожеей.

— Что за шум, а драки нет? – бодро сказал он. – Тасенька, нам, пожалуй, пора, прощайся с ребятами, с Егором.

Я перепугалась.

— Дядя Ваня, я опять вернусь без памяти? Опять…

— Нет, Тасенька, память останется при тебе. Нам бы вернуться поскорее, пока твои бабушка с дедушкой не хватились, — ответил дядя Иван.

— Дядя Иван, а может Тася бывать у нас? Ведь она умеет открывать Пештак, — спросил Добрыня.

— Боюсь, что нет, ребятки. Опасно открывать проход не умеючи, — ответил дядя Иван, он взял меня за руку и потянул к выходу.

Все повставали со своих мест и двинулись за нами.

— А ты её поучишь, дядя Иван? — спросил Егорка.

Он взял меня за другую руку и не отпуская шёл рядом.

— Сказали же вам, нельзя! – строго произнесла ворожея.

— А письма, письма я могу писать? – спросила я, вспомнив о сороке.

— Письма? – переспросил дядя Иван и подумав ответил. – Письма, думаю можно.

— Иван! – ещё строже, чем в прошлый раз воскликнула Ворожея.

— Письма можно! – сказал ещё раз дядя Иван, глядя ей прямо в глаза.

Мы вышли в сад. Там ребята стали со мной прощаться.

— Ты, хорошая, — сказала мне Устинья и обняла меня.

— Да, я думал в том мире, все… другие, а ты… ты хорошая, — смущаясь, тщательно подбирая слова сказал Фрол и пожал мне руку.

— Если ты ещё раз упадёшь в наш мир, то найди меня. Мой дом большой и синий. Я научу тебя плести венок, — сказала мне маленькая Забава.

— Ты смешная и добрая, — сказал мне Стёпа и слегка потрепал по плечу.

— Твой мир, хоть и страшный, но здорово, что там есть такие, как ты, Тася, — сказала мне Милада. – Я напишу тебе.

— Спасибо, и я напишу, — ответила я.

— А мне напишешь? – спросил Добрыня.

— И тебе тоже.

— Я так рад, что тебя занесло к нам. Приходи ещё, — улыбаясь сказал Добрыня и неловко обнял меня.

Настал момент прощаться с Егоркой. Опять у меня комок в горле, и я вот-вот расплачусь. Но Егорка и не думал плакать. Он отвёл меня с дядей Ваней в сторонку и сказал:

— Дядя Иван, я тут испытал наше с тобой изобретение, можно мне на нём Тасю прокатить?

Егорка приподнял свою плоскую коробку, показывая её дяде Ване.

— Ух ты ж! Ты на нём прилетел? – с детским восторгом спросил дядя Иван.

Егорка улыбаясь закивал.

— И, что? Летает?

Егорка опять закивал.

— Высоко? Быстро?

— Ещё, как дядя Иван! Ещё как!

— А ну ка давай вынай эту машину!

Егорка и дядя Ваня стали собирать самокат без колёс. Они переговаривались и обменивались впечатлениями, сыпали непонятными терминами с таким азартом и пылом, мне даже показалось, что они позабыли о том, что хотели отправить меня домой.

Когда самокат был собран, дядя Иван встал на него, взялся за ручку, чего-то покрутил и тот взмыл вверх. Дядя Иван летал над нами кругами и выкрикивал разные восторженные восклицания.

— Иван! Что за игры?! Ты забыл? – окликнула его Ворожея.

Дядя Иван покорно спустился на землю, и отдал самокат Егору.

— Тася, хочешь прокачу? – предложил Егорка.

— На этом самокате? В смысле полетать? – со страхом спросила я.

— Как ты сказала? Самокате? – поинтересовался дядя Иван. – А? Егор? Так и назовём пока? Точно?

— Добро, дядя Иван!

— Что ещё за прокатиться?! – строго спросила Ворожея. – Девочку домой пора вертать!

— Я прокачусь, — поспешно согласилась я, и встала на квадратную платформу самоката.

Егорка встал сзади меня, мы вместе взялись за ручку, он крутанул её на себя, и мы взлетели. Очень легко и плавно. Ощущения незабываемые, воздушные, потрясающие. Мы кружили над садом и наблюдающими за нами ребятами. Потом мы взлетели ещё выше и стали летать над лесом. Я ожидала, что ветер будет свистеть в ушах и растреплет мои волосы, но его не было. Мы летели над лесом, над пушистыми кронами деревьев, сделали круг над домом Ворожеи.

— Скажи, чудно? – сказал мне на ухо Егорка.

— Чудно! – ответила я. – Это в сто раз круче, чем велик!

— Поверю на слово! Я не знаю, что это такое! – сказал Егорка.

Вдруг, я почувствовала, что у меня закружилась голова, сознание поплыло.

«Мне нельзя отключаться, мне нельзя отключаться!» — твердила я себе.

— Егорка, мне плохо, — слабым голосом сказала я.

— Держись, Тася. Говори со мной! Говори! – со страхом в голосе сказал он мне. — Что такое велик? Говори.

— Велик… это велик… два колеса, — отвечала я, но язык с каждым словом слушался меня всё меньше. – Две педали… на них…

— Говори! Тася!

— На них жмёшь и едешь, едешь…

Глава 26

Домой.

Глаза мои сомкнулись. Я почувствовала, как мы приземлились. Будто издалека я слышала:

— Дядя Иван, ей плохо! Её все-таки стало плохо! – испуганно говорил Егорка. – Тася говори! Говори!

— Чего это ты мне говоришь — говори, если сам болтаешь с дядей Ваней? – еле слышно шептала я, голос меня не слушался.

— Я уже не болтаю, говори! Куда там жмёшь?

— Я же говорила уже… на педали жмёшь, жмёшь и едешь… пока на кочку не наткнёшься…вот ведь пакость!

— Она ругается, дядя Вань!

— Ругается, это ничего. Ругается это хорошо, — услышала я голос дяди Вани.

Я почувствовала, как он подхватил меня на руки и понёс.

— Юнка, делай Пештак!

— Говорила же вам! Говорила, пора уходить! На вот, возьми это! – ворчала Ворожея.

— Ты не бубни! Пештак открой! – скомандовал дядя Иван.

Мне слышались и другие голоса. Ребята тоже испугались за меня и спрашивали не умру ли я, что со мной будет и тому подобное. Мне стало стыдно, что я заставила их волноваться.

— Тася, я напишу тебе. Слышишь? Ты живи только! – сказал мне прямо в ухо Егорка.

Я постаралась открыть глаза, чтобы взглянуть на него. Глаза открылись, но сфокусировать взгляд не получалось. Я смогла разглядеть лишь удаляющуюся неясную фигуру мальчика с растрёпанными волосами. Потом всё пропало. Дядя Иван положил меня на мягкую теплую траву и потрепал меня по щекам. Я силилась сказать ему, что я в порядке, но не получалось. Тогда дядя Иван стал растирать мои уши, это было больновато и я застонала.

— Ты слышишь меня, Тася? Откликнись! – произнёс дядя Иван.

— Да, — слабым голосом ответила я.

— Вот глотни этого настоя. Должен помочь.

Я услышала, как дядя Иван открыл бутылочку, и почуяла резкий ментолово-мятный, горьковатый запах. Я почувствовала, как он поднес горлышко пузырька к моим губам и отпила глоток. Гадость неимоверная! Горький холодящий напиток. Будто льда выпила. Зато сразу прояснилось в голове. Совсем скоро я смогла сесть и проморгаться.

Я осмотрелась. Дядя Ваня сидел рядом скрестив ноги и положив руки на колени.

— Что произошло? – спросила я.

— Ты полетала на самокате и тебе стало плохо. Потом мы прошли через Пештак. Ты вернулась домой. Ходить можешь?

Я неуверенно встала на ноги, они немного тряслись, но стоять я могла. На мне всё ещё был сарафан Устиньи.

— Ой! Я забыла вернуть сарафан! Вот ведь, блин! – выругалась я.

— А ты любишь ругаться, я смотрю, — улыбаясь сказал дядя Иван.

— Я ругалась, когда была в отключке? – спросила я, снимая сарафан.

— Совсем немного. Но это не страшно. Пошли домой?

— Блин! Велик! Мы велик там оставили! Дед меня убьёт!

— А где вы его оставили? – поинтересовался дядя Иван.

— Там у пруда в орешнике.

— Что ж, пусть пока полежит там.

— А, что я дедушке скажу?

— Скажи, что он укатился в пруд и утоп. Тебе поверят, видно, что ты свалилась с велосипеда, вот все коленки разбиты, — дядя Иван посмотрел на меня и добавил. – Сильно ругать не будут я обещаю. А велик я завтра привезу, не гоже ему в том мире оставаться.

— Ладно, — расстроено согласилась я. – Только кататься на нём больше нельзя. Там восьмёрка на колесе.

— Что-нибудь придумаем, — добродушно сказал дядя Иван и потрепал меня по волосам. – Пошли к дому.

Мы отправились в сторону нашей деревни, идти пришлось через ржаное поле. Дядя Ваня шагал чуть впереди, а я плелась следом.

— Как себя чувствуешь? – спросил он.

— Нормально, — со вздохом ответила я. – Дядя Вань, а почему мне там становится плохо? Почему я отключаюсь?

Он не спешил отвечать. Всё шёл и шёл впереди. Я ждала. Наконец, он чуть приостановился, чтобы поравняться со мной и сказал:

— Ты ведь теперь видишь по-иному? Так?

— Так.

— А смотрела своим иным зрением в том мире?

Я стала вспоминать. И на ум пришло только два момента: когда я пыталась подружиться с домом, и когда искала книгу. Об этом я и рассказала дяде Ване.

— А здесь в этом мире ты часто смотришь этим зрением? – спросил он, выслушав меня.

— Сначала я всё время так видела, но это было… — я попыталась найти точные слова, чтобы объяснить. – Это было немного страшно. И я научилась отключать моё видение. Потом я забоялась, что насовсем отключила его и попробовала включить обратно. Так теперь и делаю.

— Включаешь и выключаешь? – усмехнулся дядя Иван.

— Да, не всегда хочется видеть то, что остальные не видят.

— Это точно! А, что такого страшного ты увидела?

И рассказала дяде Ивану про странные серовато-радужные пузыри, что находятся на шее сзади у дедушки и бабушки. Рассказала о том, как эти пузыри раздуваются, когда они смотрят телек или ругаются. Про Настю Большую, какая она чёрная и, как напугала меня. А ещё я рассказала о разноцветных деревьях и о том, что увидела нашу домовицу на верхушке дерева.

— Я чуть не свалилась внизу, когда её увидела, особенно, когда она растворилась в воздухе! – рассмеялась я.

— Я бы точно свалился от такого зрелища, — засмеялся дядя Иван.

— А потом она чуть не утащила мой камень ночью…

И я подробно рассказала о встрече с нашей домовицей Удесой. Дядя Иван внимательно выслушал мой рассказ и сказал:

— Удивительно изменилась твоя жизнь, после того, как ты побывала у нас, Тася.

— Да, удивительно, дядя Вань! – с чувством ответила я. – Я всегда знала, что так будет. Вернее, я не знала, что именно будет, но знала, случиться необыкновенное. Вот бы ходить в ваш мир в гости, дядя Вань.

— Наш мир отличается от вашего. Хоть это и две половины одного, но они сильно отличаются друг от друга.

— Ну и что, что отличаются. Люди-то и там и там хорошие.

— Да хорошие… но не всегда, — задумчиво ответил дядя Иван.

— Ты так и не сказал, почему мне там плохеет, дядя Вань?

— Представь, что ты всю жизнь слышала только балалайку…

— Балалайку? – рассмеялась я.

— Да, балалайку, дудочку и…

— Пианино, — подсказала я.

— Хорошо, пусть будет пианино. Так, вот, представь, что ты знала только эти три инструмента и ни одного больше не слышала. Представила?

— Да, — ответила я.

— Ты не знаешь, что на свете есть ещё сотни инструментов, которые издают сотни разных звуков. И есть люди – творцы, которые могут собрать звуки сотен инструментов и сложить их в музыку.

— Композиторы что ли?

— Композиторы? – вопросительно воззрился на меня дядя Ваня.

— Люди, которые пишут музыку для инструментов – композиторы, — пояснила я.

— Хорошо, пусть будут композиторы. Так вот, вернёмся к нашей балалайке, дудочке и…

— Пианино.

— Других инструментов ты не видела и…

— Не слышала.

— И вдруг, ты попадаешь в мир, где все эти инструменты есть и звучат сразу и одновременно. Твой ум не силён сразу понять звучание и назначение этих инструментов. А они звучат, хоть ты и не слышишь их явно…

— Они звучат, но я их не слышу явно? Это как?

— А так. Деревья светятся, но ты не видишь их явно, у бабушки и дедушки есть пузырь за спиной, но раньше ты не видела его. Так же и тут.

— То есть ещё, что-то чего я не вижу, но оно есть?

— Да! Твой ум это слышит и, может даже, видит. Но твой ум не может определить, что он слышит и видит, он же знает только о балалайке, дудочке и пианино. Вот он и начинает перегреваться, ведь ум всегда опирается на опыт, на то, что он знал в прошлом. Как ему опереться на то, что он ещё не знает?

— Он, не зная сотни этих звучащих инструментов перегружается и отключается? Так что ли? -предположила я.

— Да именно так. Он отключается, ты теряешь сознание. В это время начинает работать подсознание – разум. Но оставлять тебя в бессознательном состоянии на долго опасно, — разъяснял дядя Иван.

— Почему опасно? Может подсознание – разум само бы разобралось без ума и…

— Разум может разобраться без ума только тогда, когда его выключают мягко и по собственному желанию. Когда же ум отключается от перегрева, организм запускает систему экстренного восстановления. Вот это и опасно. Поняла?

— И, да и нет, дядя Вань, честно ответила я.

Дядя Иван заулыбался, посмотрел на меня и сказал:

— Зато честно, — он осмотрелся и изрёк. – Мы почти пришли.

— Дядя Ваня, мне, что никогда нельзя будет приходить в гости к Егорке и к другим?

— Никогда – это моё самое нелюбимое слово, Тася… Или одно из самых нелюбимых. Поживём, увидим.

У меня внутри появилась крохотная надежда на то, что возможно, когда-нибудь, я все-таки смогу приходит в гости к Егорке и ребятам.

— Ты рассказала про Настю Большую. Смотрю сильно она тебя дозаряет, — сказал дядя Ваня серьёзным тоном.

— Да, гналась за мной… наверно хотела отомстить за то, что я ей на ногу… Дядя Вань, она в кошку, по-моему, умеет превращаться, — со страхом вспомнила я.

— Умеет, только ты её не бойся, больше она к тебе близко не подойдет, — сказал дядя Иван, и улыбнувшись посмотрел на меня. – Веришь мне?

Я заулыбалась и ответила, что верю. Стало спокойно и весело.

— Дядя Вань, а ты кого встречать ходил? Мне дедушка сказал, что ты встречать кого-то пошёл, вот я и поехала следом.

— Так я Ворожею ходил встречать, хотел познакомить вас, — весело сказал дядя Иван.

— Ворожею? Познако… Зачем?

— Есть надобность, — неопределённо ответил он.

Глава 27

Две задачи.

Мы вышли на пыльную дорогу за садами, вошли в прореху между старыми черёмухами и очутились в нашем саду.

Оказалось, что бабушка и дедушка сильно забеспокоились и уже подумали, что со мной что-то стряслось. Ведь я уехала рано и на обед не пришла. Но дядя Иван-Дурак их успокоил. Он придумал складную историю, по которой всю вину за моё долгое отсутствие взял на себя.

— Мы только с Таисией зря её прождали, не приехала. Ох своенравную жену мне судьба послала. Наукой занимается, увлечённая личность. Завтрева наверно прибудет.

— Тая, а чёй-то у тебя коленки разбиты? – не унималась бабушка.

— И велисапед где? – строго спросил дед.

— О! Это вообще интересная история… — начал было дядя Иван, но я его перебила.

— Я, когда ехала на остановку, у меня колесо в яму попало, и я с велика свалилась. Ничего страшного.

— А чего-велик-то не привезла сюда? – допытывался дед.

Мы с дядей Ване переглянулись, он смекнул, что меня надо опять выручать и заговорил:

— Я его себе отвёз, починю и привезу его завтра целёхонький, дядя Вить. Ну не вам же с ним возиться, у вас и так делов полно.

— И то верно, — проворчал дед. — Только ты смотри, велисапед мой верни. После завтра дочка приезжает, мать Тайкина. Мне он нужон будет, встречать её поеду.

— Мама приезжает! Ура! – запрыгала я.

— Приезжает, приезжает, позвонила сегодня, что на пять деньков прирежет, а после домой вы поедете, — сказала бабушка.

— Как домой?! – невольно вырвалось у меня.

— Я пойду. За велосипед не волнуйтесь, завтра верну целёхоньким, — сказал дядя Иван и ушёл.

А мне не оставалось ничего другого, как идти в дом с бабушкой и дедом. Им натерпелось накормить меня и поохать над моими разбитыми коленками.

Я шла и думала, как несправедлив этот мир: «Я только, только прикоснулась к чуду! Только, только передо мной стали открываться страшно интересные тайны и вот, после завтра приезжает мама, а через пять дней мы с ней уедем… Неужели я до следующего лета не увижусь с Егоркой и дядей Иваном? Неужели, всё забудется, как сон?..»

Мы пришли в дом. Я дала бабушке обработать свои ссадины на коленях и села обедать. Еда мне казалась безвкусной и не вызывала никакого удовольствия. Я грустила. Бабушка легла почитать, а дет ушёл на терраску плести свои корзины и слушать радио. Окошки в доме были раскрыты, легкие тюлевые занавески изредка колыхались от дуновения ветерка. Я накалывала на вилку кусочки поджаренной картошки и лениво засовывала их в рот, закусывая черным ржаным хлебом и запивая это всё молоком. Вообще-то это была моя любимая еда, но почему-то сейчас я этого не ощущала.

За окошком раздался треск. Очень знакомый треск. Я не обратила на него внимания и запила молоком ещё одну порцию жаренной картошки. Треск раздался ещё раз. Я взглянула на окно, там за занавеской сидела сорока. Она ещё раз затрещала.

— Кыш! Кыш! Пошла от сюда – заругалась на неё бабушка.

— Не надо, бабуль, не вставай, я сама, — постаралась успокоить я бабушку и подбежала к окну.

Я отодвинула тюлевую занавеску, сорока ещё раз затрещала и улетела. На месте, где она только, что сидела лежал треугольник свёрнутой бумаги. Я взяла его и развернула, там чернилами было написано: «Тася, раз ты так скоро уезжаешь, мне надобно передать тебе некоторые знания. Гончарное мастерство – дело не простое. Жду тебя каждый день в восемь утра. Дядя Иван. Послесловие: Сегодня забегай после обеда.»

— Бабуль, я пойду добегу до дяди Вани, он обещал, что мы с ним мой кувшин доделаем?

Бабушка тихонько дремала, книжка лежала раскрытая у неё на груди. Я решила, что могу идти и побежала к дому дяди Вани. Дед, когда я выбегала на улицу, потребовал от меня обещание, что дальше дяди Ваниного дома никуда не уйду. Я и пообещала.

— Ну, что же, Таисия, надевай фартук и садись за гончарный круг. Сегодня будем учиться делать горшок, — сказал мне дядя Иван, пятью минутами позже, когда я прибежала к нему.

Рыжий кот сидел на софе на моём фартуке и умывался. Я вытянула из-под него фартук, надела и завязала завязки.

— Но я думала, что вы будете меня учить другому, — сказала я, усаживаясь за гончарный круг.

— Всему понемножку, — сказал дядя Иван и стал помогать мне.

Он положил кучку глины на гончарный круг и подробно объяснил, что я должна сделать, чтобы получится хорошенький горшочек. Я приступила к работе. А дядя Иван сел рядом и стал замешивать глину в большом баке. Он подсыпал туда коричневого порошка и добавлял воды, а потом мешал все это, как тесто.

— Тася, ты уже поняла, что ты необычная девочка? – вдруг спросил он.

— Ну, наверно да, я не совсем обычная, — согласилась я, запуская круг вращаться.

— Это большой дар и в то же время сильная ответственность. Тебе предстоит научиться видеть, научиться развивать свой дар видения. И я тебе в это помогу.

— Поможете, но как? Мы же скоро уедем.

— О, это ерунда. Когда ты уедешь, я никуда не денусь из твоей жизни, — отмахнулся дядя Ваня.

— И Егорка никуда не денется? – спросила я, старательно формируя форму горшочка.

— И Егорка, — улыбаясь сказал дядя Ваня. – Сейчас наша с тобой главная задача, научать управлять твоими случайными перемещениями из мира в мир, а вторая наша задача — понимать, что ты умеешь видеть.

— Как же мне перестать случайно прыгать в тот мир? – спросила я и остановила гончарный круг.

Дядя Иван задумался и долго не отвечал на мой вопрос. Я решила проложить свою работу и опять раскрутила свой круг. Он завертелся, я формировала горшочек, но сделать его идеально, так, чтобы мне понравилось всё не получалось, и я каждый раз ломала его и, добавляя воды, поднимала глину снова и снова.

— Никак ты не сможешь! – вдруг заявил дядя Иван.

Я вздрогнула от неожиданности и смяла свой, почти идеальный горшок.

— Что? Почему? Почему не смогу? – спросила я.

Дядя Иван встал, отставил свой бак, пошёл вымыл руки и стал искать, какую-то книгу на своих книжных полках. Наконец он нашёл нужную, раскрыл её и принялся листать, отыскал нужную страницу читал, читал, заложил карандашом место, где остановился. Потом принялся искать на полках ещё, какие-то книги. Это действо продолжалось минут тридцать. Дядя Иван, листал книги, что-то выписывал из них в блокнот, зарисовывал, опять читал и опять выписывал, и рисовал.

«Что же такое он делает?» — думала я, но не решалась его прервать.

— Я постараюсь решить эту нашу проблему. Но не сегодня! Сегодня ты мне пообещай, что сама, сознательно больше не будешь открывать проход в наш мир. Пообещай! – потребовал дядя Ваня.

— Но поче…

— Пообещай! Это очень важно, Тася. Позже ты всё поймёшь, но пообещать надо сейчас!

— Ладно, обещаю, — нехотя сказала я.

— Чего? – спросил дядя Иван и требовательно на меня посмотрел.

— Обещаю, что сама сознательно не буду открывать проход в ваш мир, — сказала я.

— Отлично! Вот, что ещё пообещай мне. Пообещай, что заведёшь специальную книгу и будешь зарисовывать в неё и записывать всё, что ты видишь своим новым зрением. Обещаешь? – потребовал дядя Иван и начал опять копаться у себя на полках.

— Я и так уже начала так делать. Записываю, рисую.

— Умница! Это очень важно, Таисия! Ты же хочешь разобраться чего ты видишь?

Дядя Иван подошёл к своим книжным полкам, достал толстую книгу небольшого формата в красной бархатной обложке с медным замочном посередине и положил её на стол.

— В смысле? – не понимала я.

— Ну вот, что это за пузыри у бабушки и дедушки на шее за спиной? – спросил дядя Иван, похлопав себя по шее.

— Не знаю… они раздуваются, когда дед и бабушка смотрят телек или ругаются, а потом уменьшаются и…

— И никуда не пропадают?

— Никуда, — я вдруг вспомнила, как хотела отсоединить этот пузырь от деда, но у меня ничего не получилось. – Я пыталась, но пузырь никуда не делся.

— Это паразиты невидимого мира, — сказал дядя Иван.

— Что? Паразиты? Как гусеницы на яблоне или червяки в яблоке?

— Или, как глисты, — просто сказал дядя Иван.

Я поморщилась. Мне казалось глисты – это что-то мерзкое и ужасное.

— Разве бывают глисты невидимого мира?

— Бывают, Тася, бывают, — со вздохом ответил дядя Иван, пошёл на кухню и поставил чайник на плиту греться.

— А от них можно избавиться? Как они появляются? Почему бабушка и дедушка их не чувствуют? И что делают эти паразиты? А заразиться ими можно?

Дядя Иван вернулся с кухни и сел рядом.

— Много, очень много вопросов. И это правильно! Заразиться ими можно и избавиться от них тоже можно. Появляются они не у всех, а только у сломленных душою. Разумею я, что и бабушка, и дедушка их чувствуют, только не понимают этого. Тебе обязательно надо научиться управлять своим даром видения, научиться понимать, что ты видишь, изучать, увиденное и, возможно, даже помогать своим близким.

— Избавиться от паразитов?

— Да, помогать избавиться от паразитов, Таисия. Учиться, учиться, учиться! Как завещал…, впрочем, не важно! Закругляйся с горшком и давай пить чай.

Я спешно доделала свой горшочек. Мы вместе сняли его с круга и поставили сушиться. Потом вымыли руки, накрыли на стол и принялись пить чай с бубликами, мёдом и лепёшками.

Глава 28

Человек – творец или нет?

— Возьми, это тебе книжка, туда будешь записывать и зарисовывать, всё, что видишь, — сказал дядя Иван и пододвинул ко мне толстенькую книгу в твёрдой обложке из красного бархата, с замочком.

— Спасибо, очень красивая, — поблагодарила я.

— Рисовать-то умеешь? – спросил он, макая кусочек лепёшки в мёд.

— Умею, я же в художественную школу хожу.

— Отлично! Даю тебе задание на дом, следующим летом привезти сюда эту книгу всю исписанную и заполненную рисунками. Добро?

— Добро, дядя Вань!

— Так вот о паразитах. Ты давай кушай и слушай, да запоминай.

Я покивала и придвинула себе поближе миску с мёдом.

— В вашем мире невидимые паразиты есть почти у каждого человека. Но не у каждого, — начал свой рассказ дядя Ваня. – Вашим миром правит Морок и дева Обида.

— Я знаю, мне про них Егорка рассказывал.

— Значит ты представляешь, кто это такие?

— Егорка сказал, что это духи, которые стали править в этом мире, когда наступила ночь, — ответила я.

— Да, примерно так и случилось. Так вот, в мире вашем правит Морок и люди будто спят. Они видят всё не таким, какое оно есть на самом деле. Зло принимаю за добро, а добро за зло. Уродливое за красивое, а красивое считают уродливым. Люди живут здесь будто в бреду. Морок прячет правду, подменяет её ложью, а Обида застит глаза, — рассказывал дядя Иван.

— Что значит застит глаза, дядя Вань? — спросила я, мне хотелось поточнее представить и понять то, о чем он говорит.

— Обижаясь люди видят лишь свою правоту, свою сторону, свою боль и ничего боле. От того они становятся, будто слепые, будто пелена перед глазами у них. Ты обижалась когда-нибудь?

— Как же. Обижалась конечно! – со знанием дела сказала я. – Разве можно не обижаться, дядя Вань?

— Можно и нужно. Не зря люди говорят: «На обиженном воду возят»? Коли обиду затаил, считай пелену на глаза надел, да ещё и камень с собой носишь. А ежели много обид у тебя, так и пелён много на глазах, да и камней с собой уйму таскаешь? Так ведь? – рассуждал дядя Иван.

— Похоже, что так, — согласилась я. — Как же не обижаться, дядя Иван?

— А очень просто. Пойми мотив того, на кого обидеться собралась.

— Мотив? Что такое мотив?

— Причину, пойми причину действий того человека, на кого собралась обидеться – это раз. Ежели грубо обижает тебя кто-то – отпор дай – это два. Ежели неугоден тебе человек чем-то, значит внутрь себя погляди и пойми, чем ты сама себе стала не угодна, раз на человека злишься – это три. Будешь эти правила помнить, да выполнять – не сможет дева Обида овладеть тобою и подчинить тебя себе. Так-то, — объяснял дядя Иван, покачивая передо мной указательным пальцем.

— Ух ты! Дядя Вань, а ведь просто всё!

Я взяла свою новую записную книжку в бархатной обложке, отворила замочек и решила записать всё это, чтобы не забыть.

— Просто, да не просто, Тася. Сказать просто, а сделать много сложнее, — дядя Иван принёс чернильницу, и перьевую ручку. – На запиши, коли захотелось.

Я обмакнула перо в чернильницу и стала записывать. Какое же это было удовольствие – писать пером и чернилами. Сначала у меня не очень хорошо получалось, но с каждой выведенной буквой стало выходить красивее и почти без клякс и помарок. Я этого никогда не делала раньше, если не считать короткого письма для дяди Вани, которое я написала сегодня, когда была в другом мире. И пока я записывала в свою книжку, как не обижаться, решила, что обязательно куплю себе перьевые ручки и пару пузырьков с чернилами, чтобы записывать и зарисовывать всё именно так. Я дописала, и дядя Ваня продолжил свой рассказ:

— Человек создан творцом и должно ему пройти путь творца. Вот тебе понравилось сотворять?

— А, что я сотворила?

— Как это что? А, кто сотворил кувшин и горшок?

Я изумилась!

«Ведь и правда! Я сотворила кувшинчик и горшок сама из глины. Можно сказать, из простой грязи. Вот, чему меня пытается научить дядя Иван – быть творцом!» — осенило меня.

— Но Морок противится творению, поэтому всячески запирает стремления к этому. Отвлекает, морочит, обманывает. К примеру, скажу, ваш мир опутан проводами, хотя человек способен общаться и без проводов, — продолжал дядя Иван.

— А как же мобильники? Ну мобильные телефоны? Они же без проводов? – спросила я.

— Для мобильников, Тася, люди ставят тут и там вышки-антенны – это тоже путы. Без этого мобильник работать не будет. Кроме того, телефон не может без зарядки от розетки. Получается, провода и электричество ему тоже нужны. Да и сам мобильник разве не морочит голову? Люди, как заворожённые таращатся на экран мобильника не в силах оторваться. Подумай, Тася… Понимаешь, человек может держать связь с другими людьми и без этих ваших машинок…

— С помощью сорок? – усмехнувшись спросила я.

Дядя Ваня прервал свой рассказ и улыбаясь посмотрел на меня.

— И с их помощью тоже. Но я не об этом. Мне важно, чтобы ты поняла. Морок и Тёмные давно завладели умами людей и затуманили разум. Многие люди живущие в этом мире чувствуют, что спят, а их души плачут. Люди пытаются проснуться, но не у всех получается. Ум правит в вашем мире. Ум без разума способен только разделять, исполнять свои потребности и оправдывать любые поступки. А во что превратиться человек, если будет только разделять и потакать своим потребностям?

— Во что? – спросила я, никак не понимая к чему ведёт дядя Иван.

— В паразита, Тася. В паразита, который печется только о себе, не думая о других, о мире вокруг, -сказал дядя Ваня и пристально посмотрел на меня. – Смекаешь?

— Дядя Ваня, а ведь, если подумать, у нас всё так и есть. Люди живут, будто не думают наперед. Бросают мусор, губят природу и вообще… — поняв наконец, о чем мне толкует дядя Иван, я ощутила масштабность власти Морока над людьми. – Как же? Как же это исправить?

— А ты сама подумай, как. В этом вопросе готового ответа нету, Таисия.

Дядя Ваня взял бублик, разломил его надвое и, обмакнув один его конец в мёд, откусил сразу половину. Я наблюдала за ним и размышляла о том, есть ли вообще способ переменить людей в нашем мире, разбудить их, чтобы они вспомнили, что они рождены творцами.

— Дядя Ваня, а в том, в вашем мире есть люди-паразиты?

— Бывает, встречаются, но не часто. Им там жить неудобно. И они либо находят свой путь творца, либо сбегают.

— Куда?

— Сюда в это мир, — не весело усмехнулся дядя Иван.

— И живут здесь, среди нас? – удивилась я.

— Да живут преспокойно. Но об этом потом. Сейчас я хочу поведать о другом, более важном. Здесь в этом мире разум человека спит, душа плачет, а ум хозяин и господин. Хотя у каждой этой части человеческого существа есть своё место и предназначение. Часто плачущая душа надламывается и тогда к человеку присасывается невидимый паразит, вроде того, что ты видела у своих бабушки и дедушки. Паразит присасывается на рану и питается из неё. Именно таких людей в нашем мире называют Фалалеями. Что значит – человек со сломленной душой. В наш мир Фалалеям вход воспрещён.

— Потому что Фалалей может принести в него паразита и заразить других? – спросила я.

— Нет, потому, что Фалалей не выживет в нашем мире. Помнишь про звучание сотен инструментов?

Я покивала. И быстренько записала и зарисовала, всё, что он мне рассказал.

— Страшновато, дядя Вань. А можно ли помочь тем, ну у кого душа надломлена?

— Страшновато – это точно. Помочь можно. Есть куча способов, при одном важном «но».

Я было обрадовалась и заулыбалась, но улыбка сползла с моего лица.

— Каком «но»? – спросила я.

— Если человек не хочет, чтобы ты ему помогла.

Я вывела эти слова у себя в книжке и перечитала несколько раз. Потом я несколько раз обвела частицу «но» и до меня дошло.

— Получается, если люди не видят этих паразитов, то и не знают про них, а если не знают, то и не понимают, что они на них живут. Так?

Дядя Иван кивнул. Я продолжила рассуждать:

— Значит человек не видит и не ощущает, что у него надломлена душа, и никогда не попросит о помощи. Получается и помочь ему нельзя что ли?

Дядя Иван помотал головой и сказал:

— Здесь кроется один важный момент, Таисия. Человек всегда ощущает, что у него надломлена душа и точно знает, когда это произошло. Паразит присасывается позже и даже даёт своему носителю ощущение удовлетворения и правоты, то есть паразит слегка обезболивает место надлома. Фалалеев трудно разбудить. Они не видят Морока ещё и потому, что на них живут паразиты.

Мне казалось, что мозги сейчас закипят от всей этой массы знаний, которую поведал мне дядя Иван.

— Получается Мороку выгодно ломать души людям? Душа надломлена, присосался паразит, обезболил и ещё сильнее усыпил человека. Стало быть, и власти у Морока над таким человеком больше. Да? — размышляла я, сама же, изумляясь собственным умозаключениям.

— Правильно мыслишь, Таисия! – сказал дядя Иван и отпил из кружки большой глоток чая.

— Дядя Вань, как же помочь излечить надломленную душу?

— А это тебе задание на дом. – сказал он, стряхнул крошки с усов и бороды и разгладил их. — Подумай сама, а как придумаешь, расскажи мне. Добро? – сказал дядя Иван и подмигнул мне.

Я покивала и вспомнила про Егорку. Как он приходил на обрыв думать. Наверное, дядя Иван ему тоже задавал домашку. Приятно было ощущать себя ученицей Ивана-Дурака, как бы странно это не звучало.

«Может и мне найти себе местечко для раздумий?» — подумала я.

— Дядя Ваня, а кто такие Жители? Мне Егорка ещё про них говорил, — спросила я.

— Жители – это люди, привязанные к своим чувствам, инстинктам, это спящие души, подчинённые потребностям тела, — объяснил дядя Иван.

— Интересна, а я кто? – поинтересовалась я.

Дядя Иван улыбнулся, посмотрел на меня с прищуром и ответил:

— Точно не Фалалей и не Житель. Ты почти Человек, Таисия, — он посмотрел в окошко и бодро сказал. — Смотри-ка, на улице смеркаться начинает. Не пора ли тебе домой, Таисия? Боюсь, твои бабушка с дедушкой забеспокоятся.

Пора было отправляться домой.

— Завтра приходи в восемь, продолжим твоё обучение, — сказал дядя Иван начав убирать со стола.

Я стала ему помогать носить чашки, блюдца, миски на кухню.

— Вот бы нас в школе так учили, дядя Вань, — сказала я, стряхивая крошки со стола себе в ладонь.

— А, что вас там не так учат? – поинтересовался он.

— Нас там не учат, дядя Вань, нас там дрессируют, — усмехнулась я, стряхивая собранные на столе крошки в раковину. – Я вот, что ещё хотела спросить. Когда дедушка смотрел телевизор и, ну этот его паразит разросся, он окутал деда полностью.

— Так. То есть дедушка твой внутри пузыря оказался? – спросил дядя Ваня, сосредоточенно посмотрев на меня.

— Да, дедушка оказался внутри, а этот пузырь выпустил из себя канат прямо в телек. Жирный такой канат. Я заглянула за него, за телек, чтобы посмотреть куда ведёт этот канат, но его там не было. Точнее я увидела какую-то… какое-то вещество, оно утекало по проводам к розетке и дальше на улицу по другим проводам. Странно да, дядя Вань?

— Очень интересно. Очень! Тася, — произнёс он.

— Ты сказал, что паразит питается силой из раны, где надломлена душа. А я видела, что он ту силу отдаёт куда-то по проводам. Зачем он отдаёт добытую силу? И куда, дядя Вань?

— Я тебя провожу, Тася и по дороге поведаю. Пошли.

Мы вышли на дорогу. Смеркалось. В траве стрекотали кузнечики, лаяли собаки где-то на том краю деревни. На улице было прохладно и свежо после дневной жары.

— А, что ты думаешь по этому поводу? – спросил меня дядя Иван.

— Не знаю, может этот паразит отдаёт часть своей пищи другому паразиту, который главнее? Ну, как у пчёл. Несут же рабочие пчёлы нектар самой главной пчеле и трутням? – рассуждала я, шагая по дороге.

— Очень верно подмечено, Тася! А ты ведь можешь увидеть эту главную пчелу, и сама понять, куда паразит отдаёт силу, забирая её от человека! — восторженно говорил дядя Ваня, его почему-то впечатлили мои рассуждения. – Вот тебе и второе домашнее задание! Посмотри и зарисуй!

Мы подошли к нашему дому. Там в полголоса дядя Иван сказал мне.

— Завтра жду тебя в восемь…

— Доброго вечера, Иван. Не забыл про велисапед-то мой. Завра жду ведь! – сказал дедушка, подходя к нам со стороны сада. – На ка, внучка, яблочко съешь.

Дед дал мне красивое красное яблоко, которое оказалось очень сочным и вкусным.

— Не забыл, дядя Витя, не забыл, — сказал Иван, а мне шепнул. — Нет не в восемь, а в девять, или даже пол десятого приходи. Ключ оставлю под ковриком, Рыжий тебя встретит. Добро, Таисия?

— Добро, — ответила я и пошла в дом.

Глава 29

Ворожея.

На завтра утром я планировала быть у дяди Ивана в девять и дожидаться его, если приду в пустой дом. Но дедушка подрядил меня собирать в саду упавшие яблоки, которые он потом сушил на зиму. Пришлось собирать яблоки. Все планы были нарушены. Я решила не отчаиваться и старалась не злиться, теперь я знала, что обижаться нельзя. А домашку можно делать и собирая яблоки. Увидеть главную «Пчелу» – так я прозвала большого паразита, у меня пока не было возможности. А, вот поразмышлять, о том, как можно помочь человеку с надломленной душой я могла. Но, к сожалению, ничего путного в голову не шло. Яблоки всё не заканчивались, солнце начинало припекать, и я слегка приуныла.

— Дядя Вить, вот твой велосипед, я его починил, пользуйся!

Оказалось, дядя Иван пришёл со стороны старых черёмух, а мы и не заметили, как он подошёл. Рядом он катил блестящий, целёхонький мой велик. Дедушка не спешил его благодарить. Он подошёл к железному коню и внимательно осмотрел его. Убедившись, что тот цел, дед сказал:

— Молодец, Иван. Обещал и сделал. Будь добр, пойди поставь его в сарайку.

— Хорошо, дядя Вить. Отпустишь ко мне внучку-то? Нам с ней сегодня горшки бы надобно обжечь, — спросил дядя Иван, отправляясь к сараю.

— Яблоки соберёт и придёт, — угрюмо ответил дедушка.

— Так, вроде собрали уж все? – спросил дядя Иван.

«Ага, собрали, — вздыхая, подумала я. — Их тут столько нападало, до вечера не собрать!»

Дедушка осмотрелся, я тоже. На траве под яблонями не было ни одного яблочка. Я взглянула на дядю Ивана, он мне лукаво подмигнул, я заулыбалась.

— Ладно, раз собрали всё, дай Таське велисапед, а сам мне подмогни вёдра с яблоками к сушилке принесть, — скомандовал дедушка.

Мы так и сделали. Дядя Иван помог деду принести все вёдра с яблоками. Я поставила велик в сарайку. И мы с чувством выполненного долга отправились в дом дяди Ивана обжигать горшки.

Но там меня ждали вовсе не горшки, а кое-кто другой. И это был не кот Рыжий.

— Ворожея? Вы при… приехали? – удивлённо спросила я, застыв на пороге при виде вчерашней новой знакомой.

На кухне в доме дяди Вани хлопотала та самая Ворожея: молодая красивая женщина, с рыжей косой за спиной, в легком летнем платье в подсолнухах. Кстати вполне современного покроя. На вид она ничем не выделялась, в том смысле, что по ней не скажешь, что она не из этого мира. У её ног вился Рыжий, выпрашивая покушать.

— Проходи, Тася, будем знакомиться, — приветливо и одновременно деловито сказала она мне. – Как ты себя чувствуешь? Помог мой настой?

— Да, помог, — смущённо отвечала я, проходя на кухню.

— Вот и славно. На вот, отнеси это в комнату.

Она вручила мне стопку из трёх блюдец, с тремя, стоящими одна на другой, чашками и кувшин молока. Дяде Ивану она вручила горячий чайник и чайничек с заваркой. Мы с ним пошли в комнату и расставили всё это на столе. Вскоре явилась сама Ворожея. Она поставила на стол миску мёда, плетёную тарелку с булочками, сливочное масло, положила три чайные ложки и ножик.

— Давай знакомиться, Тася. Я Юна. Как ты уже поняла, все называют меня Ворожеей. Этим и занимаюсь.

Юна расставила чашки на блюдца и принялась наливать в них чай.

— Очень приятно, вы гадаете? – не смело спросила я.

— Можешь мне не выкать. И нет я не гадаю, я ворожу, — спокойно ответила Юна. – Она, что не знает, кто такие Ворожеи? – спросила Юна, обращаясь к дяде Ивану.

— Пока не знает, но ты ей объяснишь, — ответил тот, хлопнул в ладоши, потер ими, взял булочку, нож и стал намазывать на неё масло. – Какой же я голодный, Юначка!

«Юначка?! – подумала я. – Она, что и правда его жена? Хотя, какое мне дело?..»

— Тася, скажи дату своего рождения, — попросила Юна.

Она притащила толстую картонную папку, заполненную кучей исписанных листов бумаги, положила её на стол, отодвинув булочки и маслёнку. Потом Юна принесла ещё три толстые книги и тоже разложила их на столе. Мне даже пришлось убрать подальше миску с мёдом, чтобы та не свалилась.

— Ну чего молчишь-то, говори дату, — требовательно сказала Юна.

Я как раз откусила большой кусок булки, намазанный мёдом. Чтобы внятно говорить, мне пришлось запихать кусок на щёку.

— Зачем вам, т-то есть тебе? – спросила я.

— Она не знает? – спросила Юна у дяди Ивана.

Дядя Иван проглотил свой кусок булки и сказал:

— Тася, Юна читает предназначение людей по дате рождения. Я её для этого сюда позвал. Чтобы дальше продолжить наше с тобой обучение, нам нужно прочесть твоё предназначение.

— Читает предназначение? Это пророчество что ли? – спросила я.

Юна рассмеялась:

— Пророчество, девочка моя, это один из способов запрограммировать группу людей, или одного человека. А я читаю предназначение. Есть разница?

— А-а, ну тогда ладно, — нисколько не поняв в чём разница, ответила я, и назвала дату своего рождения.

— А время знаешь? Ну хотя бы вечер или утро? Или ночь? – спросила Юна записав мою дату.

— Пол пятого, нет шестнадцать сорок, — ответила я.

— О! Как точно! – удивилась Юна.

— Просто мама часто вспоминает и рассказывает, — сказала я, дожёвывая свою булку с мёдом.

— Это очень хорошо, — отрешённо произнесла Юна.

Она углубилась в, какие-то расчеты и таблицы, утыкаясь, то в одну, то в другую книгу. Изредка она отпивала свой чай и надкусывала булочку. Дядя Иван съел, наверное, пять булок и выпил столько же чашек чая с большим удовольствием. Он ничего не говорил, видимо, чтобы не отвлекать Юну. Я тоже молчала. Когда дядя Иван наелся, то просто молча ходил вокруг Юны кругами, изредка заглядывая в её расчеты. Время шло, я достала свою красную книжку, карандаш и стала зарисовывать в ней паразитов, о которых размышляла всё утро.

— Готово! – наконец произнесла Юна.

Сделала она это так громко и торжественно, что я подпрыгнула на стуле от неожиданности.

— Отлично! Замечательно! – произнёс дядя Иван, подошёл и поцеловал Юну в макушку. – Читай!

Я поморщилась от таких нежностей. И понадеялась, что целоваться в губы они при мне не станут.

— Погоди ещё пару сек, лады? – попросила Юна и опят уткнулась в свои бумаги.

— Пару, сек, пару сек, пару сек, — напевал дядя Иван, нарезая круги вокруг Юны.

«Интересно, чего же она такого прочитает обо мне? Воображала!»– подумала я и вернулась к своим рисункам.

— Воображала… — рассеяно произнесла Юна, рисуя что-то на листе.

Я покраснела.

«Читает мысли?! Вот ведь блин! Но, как!? – злобно и в то же время испуганно подумала я.- Надо подумать о хорошем… Странная она, какая-то… и чего дядя Иван к ней нашёл?»

— Я красивая, — ответила Юна и посмотрела на меня.

Я стала пунцовая под её взглядом и поторопилась уткнуться в свои рисунки.

— Готово! Вот смотри, — обратилась Юна к дяде Ивану и протянула ему листок со своим рисунком.

Дядя Иван с таким нетерпением схватил её рисунок, что чуть не порвал. Он уселся рядом с Юной и внимательно разглядывал его. Потом он пододвинул к себе папку, что лежала на столе и стал доставать оттуда кипы исписанных листков. Он то смотрел на рисунок, то читал написанное на листках. Иногда он приговаривал с разной интонацией:

— Тааак, так-так, так!

Я всё ещё сидела красная, как шапочка у Красной шапочки и старалась больше ни о чем не думать.

Юна стояла за спиной дяди Ивана и иногда помогала ему найти нужный исписанный листок в папке. Он увлёкся, и похоже забыл про то, что я сижу, напротив. Скоро Юна присела рядом со мной и принялась чинно пить чай с мёдом. Я рисовала.

— Как он тебя нашёл, Тася? – неожиданно спросила Юна, тихим голосом.

— Меня?

— Ну да тебя. Как он тебя нашёл?

— Его Белава привела.

Юна отпивала чая и закашлялась после моих слов.

— А Белава тебя от куда знает?

Мне пришлось рассказать всё с самого начала. Юна слушала, приоткрыв рот, а дослушав спросила с живым интересном:

— Этого Иван мне не говорил. Значит ты сама смогла попасть к ним?

— Да, случайно, — спокойно ответила я.

— Ничего себе случайно! Это потрясно! Такого ещё не бывало, Тася.

Я промолчала.

«Не понимаю, чего тут такого удивительного,» — подумала я.

— Как это чего удивительного? Ты правда не понимаешь? – с горящими глазами спросила Юна.

У меня опять ёкнуло под ложечкой от способности Юны читать мысли. Я помотала головой.

— Иван ищет везде таких, как ты и как я. Меня он нашёл двенадцать лет назад. У меня есть дар слышать.

— Слышать? — спросила я.

— Да, слышать мысли других, как у Белавы. А ещё я могу ворожить и читать предназначение человека. Но этим я не сразу овладела. Иван научил меня, он меня десять лет учил. И тебя будет учить.

Я отложила свою книгу в сторону, посмотрела на увлечённо читающего дядю Иван.

— Значит ты из этого мира, из нашего? – спросила я Юну.

— Да. Мы познакомились с Иваном, когда мне было одиннадцать. Я сбежала из дома. Весной. Я так хотела быть свободной ото всех, чтобы мне никто не указывал, что делать и, как поступать. Но эйфория быстро закончилась, когда я захотела есть и замёрзла, — Юна невесело усмехнулась, убрала выбившийся локон за ухо и продолжила свой рассказ. – Я встретила Ивана на вокзале, у него из рюкзака так вкусно пахло. Я хотела украсть рюкзак, но он меня поймал… Потом оказалось, что он специально всё так устроил. Приметил меня на вокзале. Ловил на свой вкусно пахнущий рюкзак. Он спас меня, отвёз к родителям. Они с ума сходили от беспокойства. Вот глупая-то, чуть не погубила себя и их, — грустно сказала Юна.

— Может, если бы вы… то есть ты не сбежала, то не встретила бы дядю Ивана, — предположила я.

Юна улыбнулась тепло и добродушно:

— А ты права, — согласилась она и посмотрела на увлеченно копающегося в исписанных листках, дядю Ивана. – Я никогда так не думала о своём побеге. Если бы мы не встретились с ним, не знаю, что со мной было бы. Иван помог понять кто я такая и научил всему, что знаю.

— Как же ты из нашего мира попала в тот? – спросила я.

— Иван привел. Это продолжение моего обучения. Ворожея в Рядике отошла, понадобилась новая ворожея, вот Иван меня и привез, — рассказывала Юна попивая свой чай.

У меня зароились мысли. Получалось, что и я, через какое-то время смогу посещать другой мир свободно, гулять там, играть с ребятами. А может и жить там буду…

— Ворожея – это работа такая что ли? – спросила я.

— Вроде того, — усмехнулась Юна. – В том мире детей растят так, чтобы было выполнено предназначение. Поэтому сразу после рождения обращаются к Ворожее и она читает предназначение ребёночка, предупреждает родителей об опасности, если она грозит ему конечно.

— Ничего себе! Не простая у тебя работа, — заметила я.

И у меня тут же возник новый вопрос:

— Как же тебе не сплохело в том мире?

— Долгие годы тренировок и я могу жить в обоих мирах относительно спокойно и без последствий, — бодро ответила Юна. – И ты научишься.

— На сколько долгие эти годы? – спросила я.

— Всё от тебя зависит, Тася, от тебя.

Я заулыбалась. Слова Юны вселяли надежду. Появилось желание скорее начать учёбу и тренировки. Хоть я и не представляла, про какие такие тренировки сказала Юна.

А ещё я поняла после нашей беседы одну вещь – с Юной мы крепко подружимся в независимости от того жена она дяде Ивану или нет.

Глава 30

Моё предназначение. И перемена погоды по желанию.

— Таисия, ты можешь всё! Это несомненно! Все планеты встали внутрь тебя… так… ну почти все. Ты необычайно одарённый ребёнок! Тебе это кто-нибудь говорил? – вдруг воскликнул дядя Иван.

— Нет, — удивлённо ответила я.

— Тогда я говорю тебе – ты можешь всё! Главная твоя задача – не грустить. Тася, во всем находи хорошее, доброе, светлое. Ты сильная личность, но сильным личностям даются и серьёзные испытания, Тася. Нам с тобой предстоит пройти нелёгкий, но очень интересный путь! Это, как говорит Юна, потрясно! – дядя Иван, расхаживавший туда-сюда, не в силах усидеть на месте, наконец сел на стул и добавил. – Тася, сначала надо научиться видеть. Будешь учиться?

— Буду, дядя Вань, — улыбнувшись ответила я.

— Вот и ладно! Юначка, лучше ты! Ты прочитай Тасе её предназначение! – торжественно заявил дядя Иван.

Я перевела взгляд на Юну. Она взяла листок, с рисунком обо мне, который она нарисовала, взглянула на него и заговорила грудным, глубоким голосом:

— В тебе кроется могучая сила, что со временем будет расти и показывать себя. Эту силу видят светлые силы, но и темные тоже. Душа твоя сильна и опытна. Мудростью владеешь ты такой, какую многим в старости не удаётся обрести. Предстоит тебе раскрыть заключённые в тебе многие дары, и овладеть ими. Способна ты видеть души людей, отогревать их и исцелять. Самое страшное для тебя растерять радость, доброту и искренность. Потеряешь это, потеряешь себя. Потеряешь себя – потеряешь всё. Коли почуешь, что утекает радость из тебя, спасение и исцеление ищи в семье и друзьях твоих. А предназначение твоё в том, чтобы пробуждать людей, видеть в них то, что никто не видит, побуждать их творить и сотворять.

Дядя Иван пристально посмотрел на меня, каким-то пронизывающим взглядом и, помолчав добавил, улыбнувшись:

— Только сперва надобно тебе пройти путь творца. То есть научиться сотворять.

Воцарилась тишина. Юна и дядя Иван улыбаясь смотрели на меня и ждали. Ощущение было такое, что идёт спектакль, я забыла свою реплику, а актёры ждут её от меня. Я молча сидела в легком оцепенении и не могла вымолвить ни слова.

Потом я повторила про себя последние слова дяди Ивана и робко произнесла:

— Я готова учиться.

Дядя Иван хохотнул, громко хлопнул в ладоши и сказал:

— Тогда начнём обжигать?

— Что? – спросила я.

— Обжигать наши глиняные творения, — напомнил дядя Иван.

Пока дядя Иван растапливал печь напевая нашу с ним песенку про Рыжего кота, Юна предложила записать моё предназначение в красную бархатную книжку. Я с радостью согласилась. Ведь это здорово, если есть возможность в любой момент заглянуть в книгу и прочесть предназначение.

Обжигать горшки оказалось дело долгое и жаркое. Кроме того, совсем не женское. Юна предложила мне пойти с ней на улицу и помочь ей испортить погоду.

— Но зачем надо портить погоду? – изумлённо спросила я.

Юна заканчивала уборку на столе. Она уже убрала на полку книги и уложила в свою большую вышитую сумку картонную папку с бумагами. Потом вручила мне стопку грязной посуды и скомандовала:

— Идём надо её вымыть.

Я послушно пошла за Юной, которая несла чайники. На кухне вокруг печки возился дядя Иван. Я сгрузила посуду в таз с водой. Юна поставила чайники на стол и поманила меня за собой на улицу. Там светило солнышко и было очень жарко. Голубое небо без единой тучки, птицы летают, охотясь за комарами и мухами. Юна, как и я посмотрела на безоблачное небо.

— Нужен дождь, Тася. И на это есть несколько причин, — сказала Юна огладывая окрестности, приложив руку ко лбу, как козырёк.

— Например? – спросила я.

— Надо полить деревья и грядки. Иван взялся обжигать горшки, печь придется долго топить. Будет лучше и безопасней делать это в пасмурную погоду. И потом, нам надо перемыть посуду, а мне за водой идти неохота, — заключила Юна.

Я внутренне усмехнулась: «М-да, очень веские причины!»

— У тебя есть возражения? – поинтересовалась Юна, посмотрев на меня.

Я и забыла, что она читает мысли.

— Нет, возражений нет, — ответила я.

Юна самодовольно заулыбалась. Я посмотрела на неё и поняла, что намерения у неё серьёзные.

– Ты правда можешь вызвать дождь?

— Ага.

— На полном серьёзе?

— Ага.

— Да ну ладно тебе!

— Не веришь? – лукаво спросила Юна. – Смотри.

Я ожидала, что она начнёт произносить заклинания и приплясывая размахивать руками. Но ничего этого Юна делать не стала. Она подняла руки и будто взявшись за большой воображаемый руль или вентель покрутила им против часовой стрелки. Потом она прищелкнула пальцами правой и левой руки.

— Всё! — сказала она. — Через пол часа будет дождь.

Юна ушла в дом. Я осталась стоять на крыльце. Не понятно шутит она так или вправду вызвала дождь…

— В любом случае я узнаю об этом всего-то через пол часа, — сказала я сама себе.

— Мяу, — поддакнул Рыжий и зашёл в дом махнув хвостом, приглашая меня пройти за ним.

Дядя Иван растапливал печь напевая песню. Юна сидела в комнате за круглым столом и разглядывала мои рисунки в красной книге. Мне стало немного обидно, что она взяла мою записную книжку без спросу. Я быстро подошла к Юне.

— Так вот, как они выглядят? – спросила Юна, опередив меня с моими возмущениями. – Значит ты их видишь?

— Вижу, — ответила я, протянув руку за своей книжкой.

— Погоди, погоди, дай рассмотреть, — махнула на меня Юна. – Как они ведут себя?

Я села рядом с ней и нехотя рассказала про пузырь, внутри которого оказался мой дедушка, когда смотрел телевизор. И, как пузырь сдулся, когда телевизор был выключен.

— Это здесь они спят, потому что здесь природа вокруг. В городе они почти никогда не засыпают, — сказала Юна отдав мне мою книжку.

— Ты их тоже видишь? – спросила я.

— Нет, я их слышу.

— И, что они говорят?

— Много чего. В городе они практически не умолкают. Говорят, говорят, говорят, — Юна переменилась в лице, будто ей стало больно.

— Чего же они говорят? – ещё раз спросила я.

— Они диктуют людям, что им надо делать. Постепенно человек перестаёт различать их это голос или его собственные мысли, — печально сказала Юна.

— Они заменяют мысли человека своими? Неужели такое возможно?

— Конечно возможно! Понаблюдай и сама увидишь. Вот к примеру, все в этом мире смотрят рекламу. Попробуй напеть мелодию из рекламы одноклассникам своим и тебе без ошибки повторят текст этой рекламы. Все не задумываясь повторяют то, что им вкладывают в голову эти паразиты. А песни. С ними то же самое. Кино, мультфильмы. Всё это вкладывает в головы людей определённые мысли. Те мысли, что нужны паразитам и их хозяевам. А люди разве задумываются о том, что думают не свои мысли? Нет не задумываются!

Тут я вспомнила фразу дяди Ивана: «Вся твоя жизнь – это твои мысли!»

— Но зачем они это делают? – спросила я.

— Сама подумай, ты же видишь их.

Я задумалась.

— Реклама понятно, — рассуждала я. – Реклама призывает покупать. Но песни и мультики с фильмами. В них-то чего плохого?

— Песни! О песни это отдельная история, — Юна встала и выглянула в окно. Потом повернулась ко мне и сказала. – Как многого ты ещё на знаешь… Я не могу сказать тебе большего. Могу только посоветовать не смотреть телевизор, не слушать песен современных и не смотреть современных мультфильмов и фильмов.

— Что? Почему? – возмущенно спросила я.

Юна подумала ещё минуту и добавила:

— Да, ещё не играй в игры компьютерные.

— Почему?

— Выполнишь то, что я тебе сказала, убережёшь себя и сможешь быть ученицей Ивана, сможешь выполнить своё предназначение.

— А, если я разочек посмотрю телек…мультик? — спросила я.

Юна подошла ко мне близко, близко, посмотрела прямо в глаза и в пол голоса сказала:

— Если будешь разочек смотреть, подумай, чего паразиты вкладывают в тебя этим мультиком. Поняла?

Я покивала. Ну не хотелось мне верить, что и мультики, и песни, и кино – всё это вредно и управляется паразитами.

«Да не паразитами, а Пчелой или лучше сказать Пчёлами!» – раздался внутри меня голос.

— Что за пчёлы? – спросила Юна.

— Ты всегда читаешь мысли без разрешения? – язвительно спросила я.

— Не всегда, но чаще всего… Что за пчёлы?

— Мы с дядей Иваном предположили, что эти пузыри, — я показала свой рисунок Юне. – Забирают силу у того, на ком селятся не себе, а кому-то ещё. То есть они и сами питаются силой человека и отдают её куда-то. Я так увидела.

— Кому? – с интересном спросила Юна.

— Я ещё не успела…

Раскат грома за окном не дал мне договорить. Юна подошла к окну, я за ней. Сверкнула молния, гром прогремел ещё раз и капли дождя, с начала медленно и лениво, а потом всё быстрее, зашелестели по листьям деревьев.

— Даже раньше, чем через пол часа, — сказала Юна, прикрывая окно, чтобы дождик не залил подоконник.

Я с удивлением и восхищением смотрела на дождь за окном.

— Научишь меня так же? – спросила я Юну.

— Как не фиг делать, — усмехнулась она. – Скоро можно будет посуду помыть.

Глава 31

Мама и неожиданный сюрприз.

Дождь лил до вечера. В аккурат до того момента, пока дядя Иван обжигал горшки. Каким-то образом он успел испечь для нас лепешки и сварить кашу в чугунке. Мы с Юной болтали обо всем на свете. Она рассказывала об обычаях спрятанного мира, в котором жила уже три года, о своём обучении. И о том, как многому ещё ей предстоит научиться. Я чувствовала себя мягко говоря неуверенно, Юна-то уже десять лет ученица дяди Ивана, а я только начинаю. Мне становилось страшновато, когда я представляла, какой большой путь мне предстоит пройти. А ещё мне становилось грустно от того, что скоро мне придётся расстаться и с Юной и дядей Иваном.

«Сейчас они рядом, я могу учиться прямо у них. А уеду и что? Как учиться на расстоянии? Дядя Иван, что будет присылать мне задания?» — от этих мыслей шла кругом голова и становилось грустно.

Кроме того, я очень скучала по Егорке и даже по Добрыне и ребятам из спрятанного мира.

«Увижу ли я Егорку ещё раз перед отъездом? Будет ли он писать мне? А может всё забудется, как сон…» — с этими грустными и тревожными мыслями я пришла домой и легла спать.

Завтра приедет мама и скажет, когда мы возвращаемся домой. Спала я плохо, то и дело просыпалась и долго лежала без сна смотря в окно, за которым моросил дождик.

«Наверно Юна остановила его только для того, чтобы я сухая дошла до дома, а потом опять включила, — предположила я. – Надо напомнить ей о том, что она обещала меня научить портить погоду…»

Шум дождя успокоил меня, и я крепко уснула.

— Где же моя девочка? Дрыхнет ещё? – услышала я сквозь сон знакомый и такой родной мамин голос.

— Мама! Ты приехала! – воскликнула я и вскочила с постели.

Я выбежала из комнаты на кухню, потом в терраску и бросилась в мамины объятия.

— Таська! Как же ты выросла! А загорела то как! – восклицала мама, разглядывая меня и вертя в разные стороны. -Тасюня, а я с подарком!

Мама достала из сумки свёрток и вручила мне.

— Что это? – спросила я, разворачивая его.

— Это потрясный сарафан, Тасюня! Такая жарища, как раз носить сарафаны, я и себе купила! Сегодня же обновим и пойдём на пруд. Будем купаться целый день!

За маминой спиной отворилась дверь и вошёл папа, ведя с собой за ручку моего младшего брата Мишку.

— Ну, здравствуйте! Нужны ли вам помощники? – с улыбкой деловито спросил папа.

Мишка застеснялся и спрятался за папину ногу.

— Папа и ты приехал! – радостно воскликнула я и бросилась в папины объятия.

Только сейчас я поняла, как сильно по ним скучала.

— Как же я маму одну отправлю? – сказал папа, обняв меня и потрепав по волосам.

— Да! Я же сама сюда приехала! Пол дороги папа, пол дороги я! – радостно и гордо заявила мама.

— Ну, что же мы тут-то стоим, походите в дом, в дом, — сказала бабушка.

Вошёл дед с миской разных я год и вручил её Мишке.

— На-ко поешь вот, — сказал он внуку.

Мишка застенчиво произнес:

— Пасибо, — и взял у деда миску, потом протянул ему свою маленькую ручку и повел в дом.

Стало ясно, что трёхлетний внук и дедушка теперь друзья.

Все расселись за круглым столом. Мы с бабушкой принялись накрывать завтрак, а мама с радостью и восторгом рассказывала о том, как она сдала на права, как папа её поддерживал, как потом купил для неё машину и, как она сама рулила пол дороги сюда. Папа любовался мамой. Мишка ел ягоды. Дедушка сидел рядом с ним и помогал ему, очищая их от листиков и веточек.

Пока все завтракали, я спряталась за небольшой старенькой ширмой и переоделась в новый сарафан. Он оказался мне совсем в пору. Прелестный, красивый, длинный, почти до щиколоток. Я чувствовала себя в нём барышней. Когда я вышла из-за ширмы в новом сарафане, все стали хвалить меня, даже дедушка сказал что-то приятное.

Я позавтракала в отличном настроении. Взрослые всё говорили и говорили. Бабушка с мамой на свои женские темы. Папа и дедушка на мужские. Нам с Мишкой стало скучно. Мишка доел свои ягоды и слез на пол. На софе он обнаружил спящую кошку и стал с ней играть. Не играть, а скорее тискать её. Как ни странно, кошка терпела и не убегала.

«Вот ведь, — подумала я, обращаясь к кошке. – Когда я тебя глажу и тискаю, ты убегаешь через минуту.»

Кошка посмотрела на меня, зажмурилась и отвернулась, продолжая терпеть сомнительные Мишкины ласки.

Я не знала, чем заняться. Дядя Иван вчера не велел мне приходить к нему. Да и, как я уйду, когда мама с папой приехали?

Я вытащила свою бархатную красную книжку из рюкзачка. Взяла карандаш, стирашку и уселась на софу рядом с кошкой и Мишкой. Я продолжила зарисовывать то, что происходило с дедушкой, когда он в тот раз включил телевизор и начал его смотреть. Получалось, что-то вроде комиксов. Вот за спиной у дедушки маленький хвостик на шее, вот он разрастается в шарик, дальше больше. Вот пузырь поглощает дедушку целиком, вот сила уходит к телевизору и по проводам… а куда по проводам я нарисовать не смогла.

Мне пришла в голову мысль, что можно выглянуть и посмотреть. Может увижу Пчелу. Я выглянула в распахнутое окошко. Там ярко светило солнце, в голубом чистом небе летали ласточки. День обещал быть жарким. В самый раз идти на пруд купаться. Я всмотрелась своим необычным зрением в электрические провода, что тянулись от столба до столба, они светились голубовато-серым цветом. Никаких больших бензиновых пузырей, (так я себе представляла Пчелу-большого паразита), не было.

«Может дождь смывает этих Пчёл? – подумала я. – Или разрушает? Было бы здорово, если бы дождь разъедал этих больших паразитов, как кислота…»

Я ещё раз всё осмотрела и вдруг увидела три двигающихся ярких светящихся шара. Они плыли друг за другом мимо нашего дома. Я даже зажмурилась от их яркости. Поморгав, я случайно отключила своё особое зрения и чуть не свалилась в заросли шиповника за окошко.

К нам шли дядя Иван, Юна и Егорка! Егорка! Как это может быть?! У меня перехватило горло от волнения и неожиданности.

Дядя Ваня нёс мои гончарные творения, Юна пирожки, а Егорка большой кувшин.

— Бабушка! Мама! К нам гости! – воскликнула я, повернувшись к ним.

— Кто же? – спросила бабушка.

— Дядя Ваня, Ю… его жена и… мальчик.

Бабушка сорвалась с места и пошла к входной двери. Вскоре раздался голос дяди Ивана:

— Доброго утречка, соседи! Вот несём вам подарочки. Плоды нашего с Таисией труда, да и гостинцев немного.

— Да, что уж ты Иван, не надо было, — причитала бабушка. – И пироги принесли! Ай да соседи! Проходите, проходите.

Я с замиранием сердца ждала, когда войдет Егорка. Мне подумалось, что правильней будет сделать вид, что я не знаю его. А ещё мне стало страшно, что у меня этого не получится сделать.

— Здравствуйте тетя Наталья, я Юна, супруга Ивана, — послышалось в кухне.

— Проходи, проходи девонька, — сказала бабушка.

Покрывало висевшее на входе в комнату, где мы находились отошло в сторону. В комнату вошли дядя Иван, Юна и Егорка.

— Здравствуйте, люди добрые, давайте знакомиться, — провозгласил дядя Иван.

Егорка широко улыбаясь посмотрел на меня. Я, как ни старалась сделать вид, что вижу его впервые, всё равно заулыбалась и не могла отвести от него взгляда.

Папа встал и пожал руку Ивану:

— Николай, очень приятно. Моя супруга Татьяна, — папа указал жестом на маму. – Тасю вы, наверно знаете?

— Да, Тася мне вчера помогала горшочки наши обжигать. – сказал дядя Иван улыбаясь. – Юна, супруга моя, и племянник Егор. Приехал погостить немного.

— Мы вам пирогов к чаю принесли, — сказала Юна, прошла к столу и установила блюдо с пирожками в центре.

— Какая прелесть, — с восхищением сказала мама и придвинула для Юны стул.

— Мы и сбитня сбили, — сказал дядя Иван, взял из Егоркиных рук кувшин и тоже поставил его на стол рядом с пирогами.

Бабушка с мамой засуетились, накрывая стол для гостей, Юна стала им помогать. Между мужчинами завязалась беседа. А я и Егорка так и стояли друг напротив друга.

Вдруг дядя Иван сказал:

— Дети, а не пойти ли вам в сад что ли погулять?

— И правда, чего-дома-то сидеть? Заодно яблоки соберите с земли. Вчерасьс дождем их нападало, — поддакнул дед.

Мы с Егоркой будто очнулись от этих слов и, взяв с собой Мишку, пошли в сад.

Глава 32.

Я и Егорка.

До сада шли молча. Я изредка смотрела на Егорку, а он на меня. Мы улыбались друг другу. Рядом шагал Мишка, называя всё, что встречалось ему на пути.

— Масина. Куицы. Собака. Ябоки.

Особо не прислушиваясь к Мишке, я взглянула на Егорку и вдруг поняла, что это тот самый момент, когда ничего не надо говорить, потому что всё понятно без слов.

В саду я разыскала под одной из яблонь крепкое румяное яблоко и вручила Мишке. Потом мы взяли себе по ведру и стали собирать в них упавшие яблоки.

— Тася...

— Как ты…

Одновременно заговорили мы и рассмеялись.

— Ты говори, — сказал Егорка.

— Как ты сюда попал? Вернее, как тебя отпустили? – спросила я.

— После того, как тебя вернули в твой мир, дядя Иван стал уговаривать моего отца, чтобы он отпустил меня пожить здесь. Батя сперва не позволил, но дядька Иван его уговорил, — рассказывал Егорка. – Я ведь ученик Ивана, должен познавать ваш мир, чтобы суметь здесь жить.

Он стоял и смотрел на меня, будто не мог наглядеться. Я немного смутилась под его взглядом, щеки порозовели. Я отвела от Егорки глаза и принялась опять собирать яблоки, выискивая их в траве.

— А зачем тебе надо научиться здесь жить? – спросила я.

— Я ж на Ивана-Дурака учусь. Да и два мира должны воссоединиться. Дядька Иван ищет, как это сделать. Но, как же он один, без помощников? Вот и подбирает себе учеников, — разъяснил Егорка, а потом добавил немного помолчав. – Ежели я научусь здесь жить, то к тебе поближе буду. Верно?

Я покраснела ещё сильнее. И не смев взглянуть на Егорку, стала искать брата. Он незаметно пропал из поля зрения. Я увидела его в углу сада. Мишка, смекнувший, чем мы занимаемся, тащил от дальней яблони четыре красных яблока. Они то и дело падали из его маленьких ручек, а он останавливался, терпеливо их поднимал и продолжал нести к нам.

Я чувствовала, что Егорка смотрит на меня и ждет, что я отвечу ему. Я набралась смелости и взглянула на него.

— Я же скоро уеду, Егорка. И опять буду далеко. Лето кончается, пора в школу, — с грустью сказала я.

— Дядька Иван говорил мне, что вы учитесь в городах с сентября по май. Но это ничего, зато у нас есть ещё несколько деньков августа.

Егорка говорил бодро и весело, прямо, как дядя Иван. Он старательно и аккуратно собирал яблоки, принимал помощь от Мишки и похваливал его, от чего братишка старался ещё больше.

— А когда ты уедешь, мы будем писать друг другу письма. Только ты мне адрес оставь свой. Мы с дядькой Иваном всё придумали. У нас будет свой ящик на почте в вашем Козельске, и твои письма будут туда приходить. Дядя Иван заберёт письмо из ящика, и мне переправит, а моё письмо тебе отправит. Так и будем связь держать. А будущим летом свидимся. Верно?

— Верно. Хороший у вас план, — заметила я. – Ты знаешь, Егорка, а я ни разу не писала бумажные письма.

— Как это? Писать не умеешь что ль? – удивился Егорка.

— Умею я писать, просто у нас… как бы тебе объяснить?

— Говори, как есть.

— У нас письма пишут на телефоне, короткие такие письма. Пишут и сразу получают ответ.

Егорка смотрел на меня и по нему было видно, что он не понимает, о чем я говорю. Я махнула рукой.

— Не бери в голову, это легче показать, чем объяснить. Вот соберём яблоки, и я всё тебе покажу.

Егорка согласился. Но стал сокрушаться, что не сможет писать мне письма на телефон потому что не умеет. А я его уверила, что, хоть и не писала ни разу бумажных писем, но ему писать буду и адрес свой обязательно оставлю.

Мы собрали яблоки и отнесли их к сушилке. Я хотела показать Егорке, что такое телефон и смски, но он оказался разряженным до нуля. Я так увлеклась деревенской жизнью и своими приключениями, что совсем забыла про мой телефон.

«Там наверно сотни сообщений от друзей,» — подумала я, ставя его на зарядку.

Егорка много удивлялся. Он ведь ни разу не видел автомобиль, телевизор и смартфон. К примеру Егорка долго ходил вокруг маминого небольшого джипика изучал его и то и дело восклицал:

— Вот ведь машина! Придумал же кто-то такую!

Мы решили отпроситься у взрослых погулять и погонять на велике. Дядя Иван и Юна к тому времени уже ушли. Дед и папа уселись смотреть телек, пока мама собиралась на пруд. Телевизор тоже Егорку впечатлил, особенно своим шумом и бесполезной информацией, которую сообщали каждые десять минут.

— Дядя Иван рассказывал про ваши эти коробки с разноцветными картинками, но, когда видишь это в самом деле! – удивился Егорка, глядя на телек. – Ну до чего же шумная коробка!

Нам разрешили погулять и велели приезжать на пруд. Потому что мама, папа и дядя Иван с Юной договорились пойти вместе позагорать и искупаться. Я сбегала в сарай, вывезла оттуда велосипед и отдала его Егорке, а сама убежала надеть купальник, побросать в рюкзак пирожков, свою бархатную книжку, рисунки, письмо самой себе и, вручить маленького Мишку родителям. Он конечно заныл, что хочет кататься со мной и я быстренько сбежала. Уж очень хотелось покататься на велосипеде без нагрузки в виде маленького ноющего брата.

Во дворе я обнаружила, что Егорка перевернул мой велик и крутит ему колёса с помощью педалей, изучая конструкцию.

— Егор, ну зачем ты его перевернул? – с досадой сказала я и стала переворачивать велик обратно. – Нам ехать быстрее пора, а то Мишка увяжется.

Егорка помог мне и, оп, велик встал на колёса.

— Садись на багажник, — скомандовала я.

— Куда?

— Вот сюда, — я похлопала рукой по багажнику, – ноги в стороны и ни в коем случае не суй их в колёса, больно будет.

Егорка послушался меня, сел на багажник, я оседлала велосипед и осторожно разгоняясь повезла его по просёлочной дороге.

Мы катились легко и быстро. Егорка за моей спиной выкрикивал что-то восторженное. Ветер развивал мои волосы. Мы мчались к пруду.

«Оказывается вот, как хорошо может быть!» – замирая от восторга думала я.

Недалеко от пруда был кусок ровной дороги, я доехала до него и остановилась.

— Хочешь сам прокатиться? – предложила я Егорке.

Он слез с багажника и посторонился от нас с велосипедом на пару шагов.

— Это просто. Попробуй. Главное равновесие удержать. Отталкиваешься и едешь, — я показала, как это делается.

— Вроде и правда просто, — сказал Егорка, принимая из моих рук руль велика.

Ему понадобилось всего, каких-то пять минут, чтобы освоить езду на велосипеде. Скоро он носился туда и сюда мимо меня выкрикивая от восторга:

— Ух ты ж! Вот это машина!

После Егорка решил научиться ездить на велосипеде с пассажиром. Я с опаской села на багажник, мы тронулись, Егорка пару раз вильнул, то в одну, то в другую сторону, но выровнялся и уверенно повез меня. Мы катались по дороге кругами, пока не решили, что надо бы проехать на пруд, а то взрослые нас потеряют.

Там уже купались мои родители и дядя Иван с Юной. Мы присоединились к ним. Оказалось, Егорка так хорошо ныряет, прямо, как дельфин! Нырнёт и невидно его, проплывёт несколько метров и неожиданно выныривает. Я даже позавидовала ему и попросила научить меня так же заныривать на дно. Егорка с охотой стал меня учить. Получилось у меня не с первого, не со второго, и даже не с третьего раза. Егорка подбадривал меня и подробно объяснял, что я делаю не так. Раза с двадцатого у меня получилось нырнуть глубоко и проплыть у самого дна пару метров. Это был восторг!

Цель достигнута! Мы вместе ещё поныряли, а потом вышли на берег погреться. Там, накупавшись, уже отдыхали взрослые. Папа и дядя Иван беседовали, играя в нарды, а мама с Юной беспечно болтали, загорая на солнышке. Мы с Егоркой прилегли на покрывале рядом.

— Вы хотите зимовать здесь или только на лето? – спросила мама у Юны.

— Пока не решили. Если в деревне ещё кто-то зимует, то я бы осталась, не люблю город. В деревне душевней, — ответила Юна.

— Мои-то не зимуют, но три или четыре дома остаются на зиму. Если и вы останетесь, то деревня совсем обитаемая будет, — сказала мама.

— Вы на долго приехали? – поинтересовался дядя Иван.

— К сожалению, не на долго, через два дня уезжаем, — ответила мама. – Тасю надо в школу собрать. Да и с работы Колю всего на четыре дня отпустили. Хотя я бы осталась тут по дольше.

— Мам, может останемся? – попросила я.

— Нет, дочь, папе надо на работу, а тебе в школу ещё собираться.

Я приуныла. Нам с Егоркой осталось быть вместе всего два дня. Такая досада навалилась на меня, что я чуть не заплакала. Чтобы не показать этого, я встала и пошла гулять по берегу. Меня догнал Егорка.

— Тася, не кручинься, целых два дня впереди! – подбадривал меня Егорка.

— А у вас в мире берег пруда почти такой же, — стараясь успокоиться сказала я.

— Такой же. Почти, да, — произнёс Егорка, рассеянно оглядывая берег.

— Егорка, пойдем я тебе покажу своё место, — предложила я и пошла надевать свой новый сарафан.

Мы взяли велик, сказали взрослым, что поехали гулять и к ужину будем. Вскоре я привезла Егорку на своё место за садами среди старых черёмух.

— Здесь я скрываюсь ото всех, — сказала я, приставив велосипед к дереву. – А эти деревья мои друзья. Здорово правда?

Егорка огляделся. Он стал подходить к каждому дереву и похлопывать по стволу. А я прошла к одной из старых черёмух, и присела на её нижнюю толстую ветку, облокотившись о ствол.

— Тут любованно. Доброе место, — сказал Егорка, посмотрев вверх.

Я тоже вскинула голову и вспомнила, как забралась на самый верх и увидела на соседней верхушке Удесу.

— А давай залезем на верх? Посмотришь, какая красота у нас.

— Давай, только у дерева надобно позволения спросить.

Егорка подошёл к дереву прислонился к нему лбом и закрыл глаза. Я, вспомнив, что деревья живые и общаются с нами, сделала то же самое и мысленно попросила позволения залезть на верхушку. Посмотрев своим видением, что происходит, я обнаружила, что дерево окутало меня своей силой, от чего мне стало спокойно. Я смело полезла на верх по ветвям. Егорка не отставал, залезая на соседнее дерево. Совсем скоро мы раскачивались, каждый на своей верхушке.

— Красота? – спросила я Егорку.

— Лепота, Тася, лепота-то, какая! – закричал Егорка.

Накачавшись вдоволь на верхушках, мы слезли вниз и удобно расположились на теплой земле. Пришло время перекусить пирожками. Я достала провизию из рюкзака, а заодно и вынула свои рисунки с записной книжкой. Мы с удовольствием приступили к поеданию пирогов. А я между делом показывала Егорке рисунки, письмо самой себе, рассказала, как повстречала на верхушке дерева Удесу Заряновну — нашу домовицу. Егорка хоть и слышал мой рассказ во второй раз, но всё равно удивлялся, его впечатлило моё письмо и рисунки. До самого ужина мы рассуждали о том, как же сделать так, чтобы я научилась открывать Пештак в Егоркин мир и оставаться там гостить сколько захочу. Но так ничего и не придумали. И потом я же обещала дяде Ивану не делать этого без его позволения. За садами послышался голос моей бабушки, она звала нас домой, мы откликнулись и отправились ужинать.

После ужина мы пошли в дом дяди Ивана вместе с моими родителями и Мишкой. Папа захватил с собой гитару.

— Видно они крепко сдружились, Тася, — шепнул Егорка, когда мы подошли к дяди Ваниному дому, а оттуда вышли Юна с Иваном радостно и радушно приглашая гостей внутрь.

Весь вечер папа и дядя Иван пели песни подыгрывая себе. Папа на гитаре, а Иван на балалайке. Юна же с мамой достали картонную папку с исписанными листами бумаги и углубились в расчеты и расшифровки предназначения мамы, папы, братика и моего конечно.

Мы с Егоркой болтали обо всем на свете. А Мишка играл с Рыжим. Я чувствовала, будто все мы здесь родные и давно знакомые люди. Тепло и счастье разливалось по моему телу.

Глава 34

Кто такой Морок и дядька Иван-Дурак?

— Чему вас учат в школе? – спросил Егорка.

— Всякому. Математике, истории, литературе, биологии, географии ну и ещё куче всего. А что?

— Столько наук!

— Ничего особенного. А вы, что не учитесь? – спросила я.

— Учимся, как же без этого?

— Тоже с первого сентября?

— Нет, мы круглый год учимся.

— Без каникул? – удивилась я, и заметив, что Егорка не знает такого слова, пояснила. – Без отдыха?

— Как же? С отдыхом! Только вот понимать надобно, что учение — это путь непрерывный, — ответил Егорка.

— А за партами вы сидите? – поинтересовалась я, и снова заметив, что Егорка меня не понял, пояснила. – Ну, когда учитесь, сидите за столами?

— Бывает.

— Всё равно не пойму, как же вы учитесь, — допытывалась я.

Егорка взглянул на дядю Ивана и сказал:

— Ты же уже ученица дядьки Ивана. Разве он не учил тебя?

Я задумалась и стала вспоминать.

— Да, учил. Он научил меня лепить из глины, а ещё дал книгу со сказками, а ещё… — и я замолчала.

«Вот, значит, как обучаются дети в спрятанном мире! Они открывают тайны! Они сами хотят учиться, читать, познавать, чтобы открыть тайну!.. – осенило меня, потом я вспомнила про мою школу и тяжело вздохнула. – Нас учат по-другому. Никаких тайн. Просто зубри и сдавай…. Печально»

— Чего примолкла-то? – спросил Егорка.

— Да просто подумала, что тебе совсем не понравится учиться у нас, — ответила я.

— Почему?

— Тебе будет не интересно. Расскажи мне лучше ещё что-нибудь интересное, — попросила я.

— Что? – спросил Егорка.

— Расскажи, кто такой Морок.

Егорка приложил палец к губам и поманил меня выйти из комнаты. Я пошла за ним.

На кухне он прошептал:

— Нельзя при твоих родителях об этом.

— Почему? – шёпотом спросила я.

— Потому, как примут меня за умалишённого. Здесь у вас с этим осторожничать надобно.

— Пойдем на улицу, там расскажешь, — предложила я.

Егорка кивнул. Мы вышли из дома. Небо из голубого превратилось в синее, а скоро станет ещё синее и темнее. Стрекотали кузнечики в траве, дул прохладный ветерок. Мы стали прохаживаться по дороге, с нами увязался Рыжий, а Егорка рассказывал:

— Морок – это древний дух, хранитель ключей от истины. В давние времена, желающий найти истину приходил к нему за ключами. И, ежели удавалось ему пройти все ловушки Морока, тот отдавал молодцу ключи.

— И что?

— Молодец познавал истину и становился Богатырём великим.

— А ключи? – спросила я.

— Ключи возвращал Мороку. Потому, как истину нельзя рассказать, её надобно познать, — многозначительно произнёс Егорка.

— Получается, с тех пор, как Морок стал править в нашем мире, не стало больше Богатырей?

— Да. Но Иваном-Дураком стать можно, — добавил Егорка.

— Что значит стать Иваном-Дураком можно? Объясни кто такой Иван-Дурак? – попросила я.

Егорка воззрился на меня с удивлением.

— Вон он в доме на балалайке тренькает, — сказал он.

— Это ясно, объясни, что значит стать Иваном-Дураком?

— Надобно все науки познать и соединить воедино, мудростью и словом овладеть, весь мир обойти и суметь жить играючи, тогда мир сможешь сотворять и преображать вокруг, — назидательным тоном сказал Егорка.

— Ничего себе! – удивилась я. – Жить играючи, это как?

— Весело, легко…играючи. Ясно же, — сказал Егорка.

— Почти ясно, — неуверенно сказала я, и у меня возник ещё один вопрос. – То есть, ты учишься у дяди Ивана, как стать Иваном-Дураком?

— Да, — радостно и с гордостью ответил Егорка.

— А у дяди Ивана тоже есть учитель и он тоже Иван-Дурак?

— Есть! Как же не быть? И он тоже Иван-Дурак.

— Я, что тоже стану Иваном-Дурочкой, что ли? – логически подвела я.

— Нет, Иваном-Дураком может быть только мужчина. Я не знаю на кого тебя учит дядя Иван. У него спроси. Но, думается мне, Девой ты станешь.

— Ладно спрошу. Девой? Кто такая Дева?

— Дева – просвещённая, могущая сотворять мир, изменять его и пробуждать спящих, — разъяснил Егорка.

— Ух ты! Звучит круто! Егорка, получается у дяди Ивана другое имя что ли было раньше?

— Да, другое. Только не спрашивай какое, я не знаю. Это его тайна, у него и спроси, — отмахнулся от меня Егорка.

— Вот, ещё чего хочу спросить, Егорка. Скажи Юна и правда жена дяди Ивана? – спросила я, слегка порозовев щеками.

— Нет, что ты, — усмехнулся Егорка. – Они так говорят всем в этом мире, потому, как удобно им это и безопасно.

— Но это же враньё! – возмутилась я.

— Враньё не ложь. Во вранье польза бывает, особенно здесь, в вашем мире, — уверенно сказал Егорка. – Вот скажет он правду о себе. Я, мол, Иван-Дурак, хочу вашу дочку, тебя значит, обучать. Что твои родители скажут?

Я пожала плечами, а Егорка сказал:

— Вот, что они скажут: «Не пристало нашу дочку всяким дуракам обучать, она и так учится»!

— Да, наверно так и скажут, — невольно согласилась я.

— А, ежели дядька Иван скажет, что Юна ученица его? – спросил Егорка.

— Наверно начнут спрашивать дядю Ивана, чему он учит, какое у него образование. А ещё спросят, почему Юна к нему приехала, — предположила я, и поразмыслив добавила. – Почему дядя Иван не скажет, что Юна его сестра, например?

Егорка рассмеялся.

— Как же, сестра! Скажи он, что Юна сестра, стали бы расспрашивать Ивана, от чего не женат. Почему бобылём живёт и сестру замуж не отдаёт?

Да, наверно Егорка прав, дядя Иван и Юна правильно соврали, что они муж и жена. Никаких вопросов к ним не возникает и доверия со стороны взрослых к ним больше. Мы гуляли с Егоркой по вечерней деревне, изредка из далека доносился до нас лай собак. Выдался теплый красивый вечер. Мы шагали в сторону заката. Солнце садилось за садами за полем. Туда мы и направлялись.

— Егорка, скажи, а почему дядя Иван по-настоящему не женат? – спросила я.

— Так ему же нельзя пока, — как что-то очень очевидное сказал Егорка.

Словно я спросила: «Егорка, а какого цвета апельсин? – а он ответил, — Ты, что не знаешь, что ли, оранжевый!»

— Я же не из вашего мира, Егорка, — терпеливо напомнила я. – Почему ему нельзя пока жениться?

Егорка взглянул на меня слегка виновато и стал разъяснять:

— Он ещё не прошёл обучение. Вот, как пройдет… и найдёт свою суженную, тогда и женится.

— Суженную?

— Да, ту, что предназначена тебе судьбою. Ту, с кем ты договорился до рождения в явном мире, — сказал Егорка и взглянул на меня пристально, будто заглянул прямо внутрь меня.

Я немного смутилась, отвела от него глаза и спросила:

— Как думаешь, может Юна суженная дяди Ивана?

— Это только самому дядьке Ивану известно, у него и спроси, — ответил Егорка.

Мы пришли на дорогу за сады и встали на краю ржаного поля. Солнце садилось прямо за поле, огненно-красное большое, раскрашивая небо во все цвета радуги. Егорка взял меня за руку.

— Красота, — с чувством сказал он. – Завтрева жара будет.

— Почему, жара?

— Так-солнце-то красное садится, потому и жара будет.

Я смотрела на эту красоту и мне стало так жалко наш мир, стало так обидно, что он – такой прекрасный, завоёван Мороком и Тёмными.

— Егорка, как думаешь, можно ли победить Морока? И освободить наш мир?

— Победить его можно только отыскав ключи истины, Тася, — мудро заметил Егорка. – Отыщется ли такой молодец?

— Ну прямо-таки квест! – сказала я.

— Что за квест? – спросил Егорка, не понимая, о чем я говорю.

— Квест – это поиск, поиск сокровищ. В нашем случае поиск ключей истины, — объяснила я.

— Возможно мне посчастливится, и я стану этим самым молодцом, отыщу ключи от истины, обращусь в богатыря, найду, как победить Тёмных и соединю два мира в единый, — рассуждал Егорка. – Вот бы так и было! А, Тася?

Я не разделяла героический настрой Егорки. Слишком нереально это звучало.

— Не знаю, Егорка… Ты слишком плохо знаешь наш мир. Вот узнай, изучи, а потом говори о ключах.

Егорка глубоко вздохнул и сказал, сжав мою руку:

— Если она верти в него, то он горы свернуть может, не то, что ключи отыскать.

Я опять порозовела щеками и сказала:

— Разве я не верю в тебя? Конечно верю! Вон ты какой…

— Какой?

— Смелый, добрый, умный и вообще… ты такой, какие только в сказках бывают, — сказала я смущаясь.

Егорка счастливо улыбнулся мне и ничего не сказал. Мы отправились к дому дяди Ивана. Руку мою он не отпускал, и мне это очень нравилось. Деревню незаметно накрыла ночь, а взрослые всё не расходились.

Совсем скоро, после нашего возвращения, которого, по-моему, никто не заметил, как нашего исчезновения тоже, пришла бабуля. Она со строгим видом наворчала на маму с папой, за долгое сидение в гостях и увела всех нас домой. Мишка по дороге уснул, и папа нёс его на руках. Дома мы повалились на кровати у сразу заснули крепким сном.

Глава 35

Напутствия и прощание.

В следующие два дня дядя Иван не приглашал меня к себе на уроки гончарного мастерства, потому, что ему было некогда. Дедушка попросил Ивана и папу помочь по хозяйству. Вот они и занимались разными хозяйственными работами. Надо было кое-где покрыть крышу бабушкиного дома и поправить трубу, наколоть дров и перекидать сено под крышу. Егорка тоже просился в помощники, но его попросили не мешаться, а идти помогать женщинам или вовсе пойти погулять и не путаться под ногами. От такого отношения Егорка сильно разозлился, ведь он-то ощущал себя настоящим мужчиной.

Мама и Юна помогали бабушке: перестирали бельё, убрались в доме и перемыли всю посуду. Нам с Егоркой поручали ездить за водой на колодец. Чем мы и занимались. Я было испугалась, что там нас подстерегает Настя Большая, но её не было. Я вообще не встречала колдунью с тех пор, как она за мною гналась. Значит дядя Иван сдержал своё слово и обезопасил меня и всех нас от колдуньи. Мы с Егоркой ответственно выполнили поручения взрослых, а после и отправились кататься на велике.

Дедушка, раздав указания на дела папе и дяде Ивану, уходил пасти своих коз, а с ним, как хвостик увязывался братик Мишка. Он, как взрослый пас коз вместе с дедом, как взрослый болтал с ним на разные темы. Дед души в нём ни чаял и рассказывал Мишке разные байки.

Два дня мы ездили с Егоркой по деревне и её окрестностям, купались в пруду, валялись на теплой траве разглядывая облака, ходили за орехами в лесок у пруда и угощали ими Мишку. Он очень радовался лесным орехам. Ещё мы с Егоркой залезали на черёмухи и смотрели с высоты во все стороны. Первый вечер из оставшихся двух дней, мы провели в моём месте вдвоём. Разожгли небольшой костерок и сидели допоздна, размышляя о том, как соединить наши миры, или хотя бы, как мне приходить в их мир на подольше без обмороков.

Мы с Егоркой уже грустили из-за предстоящего расставания. Он передал мне просьбу дяди Ивана: чтобы я вечером обязательно пришла к ним в гости. Я отпросилась у родителей и отправилась к дяде Ивану, с собой я взяла листок со своим почтовым адресом.

Дядя Иван выглядел немного усталым, но задора и весёлости после выполнения дедушкиных поручений у него не убавилось. Он записал в мою бархатную книгу их с Егоркой адрес. Юна накрыла на стол: мёд, молоко, сливочное масло, чай и пряники. Мы сели за стол. Кусок в горло не лез, но из вежливости я взяла пряник и налила себе молока.

— Ты, Таисия, не кручинься, — обратился ко мне дядя Иван. – Не на долго мы расстаёмся.

— Да, не на долго, на девять месяцев, — буркнула я и откусила пряник.

— Вот тебе моя задача, Таисия. Слушаешь? – продолжал дядя Иван.

— Слушаю, — ответила я.

— Там в городе Фалалеев много. Задача твоя изучать, что за паразиты на них живут. Смотреть и изучать. Не забоишься?

— Чего это мне бояться, дядя Вань? Не забоюсь конечно! – с вызовом ответила я.

— Вот и славно, Тася. Надобно тебе смотреть этих паразитов и себе в книгу их зарисовывать. Ежели нападать на тебя станут, не бойся. Они питаются чувствами и страстями. Коли спрячешь все чувства и страсти свои, они слепнут и перестают тебя видеть. А ежели не можешь спрятать, то смех отпугнёт их. Они радости и смеха сильно боятся. Поняла меня, Таисия?

Я кивнула. Честно говоря, мне стало страшновато от услышанного. Но показывать этого не хотелось. Поэтому, я решила записать дяди Ванины советы себе в книжку. Все притихли, дожидаясь, когда я допишу. Я завершила записи, а Юна подошла ко мне и протянула маленький флакона на цепочке.

— Вот возьми. Это настой, тот самый, который привёл тебя в чувства. Я его усовершенствовала малека, — сказала она.

Я взяла флакон и надела его на шею.

— Но зачем мне этот настой? Я же домой еду, а не в другой мир?

— Ежели приключиться тебе случайно открыть Пештак и прыгнуть в иной мир, там у себя дома, мы должны быть уверенны, что ты не потеряешь там сознание, и вернёшься в свой мир, — очень серьезно проговорил дядя Иван.

— Погодите, погодите! – встревожилась я, не донеся кружку с молоком до рта. – Спрятанный мир и в городе есть?

— Конечно есть, — с усмешкой сказала Юна. – Он везде есть.

— Почему же вы не научили меня открывать Пештак, как Егорка умеет? Я бы сама смогла уходить из спрятанного мира в этот! – возмутилась я и со стуком поставила кружку, на скатерть вылилось немного молока.

— Да, дядя Иван? Почему? – встревоженно спросил Егорка.

Дядя Иван посмотрел на Егора, потом на меня и спокойным тоном ответил:

— На это были причины. Тебе, Таисия, недозволенно пока Пештак открывать. Не дозволено, пока, — с нажимом на последнее слово повторил дядя Иван.

Я хотела было возразить, но дядя Иван не дал:

— Дослушай, Таисия. Этот настой не только приведет тебя в чувства, но и поможет вернуться домой из спрятанного мира. Сейчас слушай внимательно. Ежели по случайности прыгнешь в спрятанный мир, капни настой на кончик пальца и вотри каплю в висок справа и слева. Тебя сразу и вытолкнет из спрятанного мира домой. В добром здравии и ясном сознании. Запомнила?

Я покивала. Дяди Ванины слова меня немного успокоили. Я взяла флакон в руку и повертела разглядывая. Это была крошечная стеклянная бутылочка, обвитая растительным узором из блестящего светлого металла. Он покрывал бутылочку со всех сторон, поэтому, если её случайно уронить, то она вряд ли разобьется. Ещё я заметила, что растительный металлический узор похож на буквы, вроде знакомые, а прочесть слова, которые они оставляют я не смогла.

— Тут что-то написано? Да? – спросила я у дяди Ивана.

Он улыбнулся:

— Да, здесь написано, что ты моя ученица. А на донышке есть мой знак.

Я перевернула флакон. На металлическом донышке впечатана изгибающаяся птица с хохолком и с расправленными крыльями.

— Разглядела? – спросил дядя Иван.

— Да, там птичка напечатана, — ответила я.

— Птичка, так птичка. Храни флакон, он тебе пригодиться. А более всего уповай на себя, да свои силы, тогда и настой не понадобится. Добро? – спросил дядя Иван, похлопав меня по плечу.

Я покивала, спрятала флакончик под одежду и решила носить его не снимая. Мало ли чего…

— Дарю тебе книгу со сказками, Таисия, читай, познавай мир.

Дядя Иван протянул мне в руки ту самую книжку сказок в старинном переплёте. Я взяла подарок и поблагодарила дядю Ивана.

— Учись прилежно, выполняй мои заветы, — напутствовал дядя Иван. – Возможно мы свидимся раньше, чем ты думаешь, — закончил свою речь дядя Ваня и улыбнувшись подмигнул мне.

— Ты обещал научить меня плести из бересты. Научишь следующим летом?

— Конечно научу, Таисия, — весело сказал дядя Иван.

Я невольно улыбнулась. Юна и Егорка молчали. Я подумала, что теперь моя очередь говорить.

— Дядя Иван, Юна, Егорка я хочу сделать фотографии с вами на память, можно?

Я достала свой смартфон и стала настраивать фотокамеру на нём.

— Не вопрос! Вставай Егор, тебе понравится, — откликнулась Юна.

Юна и Егорка встали, ожидая моей команды.

— Улыбочку! Смотрим вот сюда, — сказала я, указывая на глазок фотокамеры.

Мы сделала несколько снимков. Егорка и остальные быстро вошли во вкус. Мы много фотографировались вместе с Егором, потом с Юной, потом дядей Иваном и все вместе. В общем мы добрых пол часа дурачились, фотографируясь на телефон. Егорка и с удовольствием позировал, строил рожи, смеялся. Настроение у всех заметно поднялось. В итоге мне на память была сделана уйма фоток.

— А теперь наш сюрприз для Таси! – торжественно объявил дядя Иван. – Можешь записать наш сюрприз на видео, — посоветовал он, доставая балалайку.

Я приготовилась записывать. Егорка заиграл на дудочке веселую озорную мелодию, дядя Иван вступил балалайкой, а Юна добавляла забавного шуршащего звука потрясывая банкой с крупой. Я с восторгом смотрела на представление, записывала все это на видео и хохотала до слез. Такого приятного сюрприза я вовсе не ожидала. Музыка для меня! Потрясающая, игривая, смешная, веселая!
Теперь, заскучав по Егорке, дяде Ивану и Юне я могу посмотреть этот концерт ещё и ещё раз! Это был волшебный, замечательный, душевный вечер прощания. Мы веселились, пели, вспоминали наши приключения и не заметили, как пролетело время. На улице совсем стемнело. Егорка проводил меня до дома, расцеловал в обе щеки и ушёл.

Утром мама подняла меня очень рано. На улице стелился полупрозрачный туман. Сонные мы позавтракали, погрузились в машину и тронулись в путь. Ещё вчера мы с Егоркой ездили по деревне, качались на верхушках деревьев, купались в пруду, болтали и строили планы, и вот, промелькнуло сонное утро. Я сижу в машине и прощаюсь со своим волшебным летом. Джипик медленно попятился назад, чтобы развернуться и поехать по дороге прочь из деревни. Я прислонилась к окну. Машина развернулась и медленно поехала по дороге, переваливаясь то на одну, то на другую сторону по заезженной грунтовой дороге, постепенно набирая скорость. Я обернулась посмотреть в последний раз на дом с садом. Бабушка и дедушка стояли у крыльца и махали нам руками. Дождь тяжелыми каплями забарабанил по крыше джипика и его окна заплакали. Мимо нечетких, размытых фигур бабушки и деда пробежала ещё одна фигура, выбежала вперед вдогонку за машиной.

— Татьян, притормози, наверно Тася забыла чего-то, — сказал папа маме.

Машина остановилась. Я опустила стекло и выглянула наружу. К нам подбегал Егорка, размахивая каким-то свертком и большим красным яблоком. Наконец он подбежал и запыхавшись сказал мне:

— Вот! Это тебе, держи! Заскучаешь прочти! И яблочко вот в дорогу, — он протер от дождя лицо тыльной стороной руки и радушно улыбнулся мне.

— Хорошо, спасибо большое тебе, — улыбаясь ответила я, взяла свёрток и яблоко.

— Счастливого пути! – сказал он.

Мы поехали. Егорка стоял под дождем и смотрел нам в след. А я смотрела на удаляющуюся фигуру Егорки в заднее окно машины. Джипик сделала поворот и Егорки не стало видно. Я села по удобней, решила, что давно заскучала по нему и развернула сверток. Это оказалось первое Егоркино письмо, написанное красивым стройным почерком:

«Тася, как же я рад, что познакомился с тобою. Как хорошо, что ты есть на свете. Буду писать тебе все свои новости. Про Снежинку, про наши учения с дядькой Иваном, про всё. А ежели хочешь и про ребят тебе напишу, которые помогли тебе домой вернуться. И ты пиши мне, Тася. Обо всем пиши. Не скучай, скоро свидимся. Егор.»

Дальше на листке был большой отступ и внизу я прочла ещё несколько строк. Нижние строчки явно были дописаны позже и второпях, так как буквы слегка подрыгивали, одна выше, или ниже другой, да и наклон у них был в разные стороны:

«Милая моя, Тася. Не удержусь и напишу тебе эти строки. Каждый молодец находит себе суженную. Каждая девица встречает своего суженного. Говорит мне моё сердце, что ты суженная моя. А я говорю тебе об этом. Прими от меня колечко в знак моей преданности тебе. Коли сердце твоё говорит тебе то же, носи кольцо. Коли нет, обратно пришли мне его.

Признаюсь, страшно мне было сказать эти слова тебе. Никогда ничего не боялся, а тут страшно. Вот и пишу в письме. Колечко я сам сковал в нашей кузне. Оно может не приглянется тебе, грубоватое получилось. Но я стараться буду и в другой раз сотворю тебе колечко по нраву. Преданный тебе Егор.»

Я с замиранием сердца дочитала письмо, слёзы катились из глаз. Никогда и никто не писал мне таких писем и не обращался ко мне так. Я перевернула письмо, кольца нигде не было. Я пошарила по коленям, пододвинулась в сторону и приподнялась, чтобы обыскать сидение, кольца не было. Тогда я отстегнула ремень безопасности и стала внимательно смотреть под ногами.

— Тася, чего ты там делаешь? Пристегнись обратно, на трассу выезжаем, — сказал мне папа.

Я его не послушала, обшаривая ладонями резиновый коврик под моими ногами.

— Тася, сядь нормально! – скомандовала мама.

— Сейчас, — отозвалась я.

Наконец под руку попался крошечный бумажный сверток. Я взяла его, села, пристегнулась ремнём и спешно стала разворачивать свёрточек. Из него вывалилось маленькое железное колечко с шишечкой сверху похожей на цветочек. Я вытерла глаза от слез, чтобы лучше разглядеть подарок. Колечко и правда было сделано грубо, но, в чем я была совершенно уверенна, очень старательно и с любовью. Я не раздумывая надела колечко на безымянный палец. Плакать больше не хотелось.

«Возможно ли найти суженного, когда тебе всего лишь одиннадцать? Наверно возможно, — рассуждала я. – Ведь мама и папа влюбились ещё в школе и вот, живут вместе уже столько лет. Может у нас так же с Егоркой будет? Интересно суженные расстаются? Что нам сделать, чтобы не расставаться?»

Всю дорогу я поглядывала то на колечко, то на сменяющийся пейзаж за окном автомобиля. И была абсолютно уверенна, что совсем скоро мы с Егоркой опять встретимся. А ещё я была уверенна, что такого лета не было ни у кого из моих друзей.

 

Прочли стихотворение или рассказ???

Поставьте оценку произведению и напишите комментарий.

И ОБЯЗАТЕЛЬНО нажмите значок "Одноклассников" ниже!

 

+2
01:55
1639
RSS
Нет комментариев. Ваш будет первым!