Семинары по прозе. Открытое обсуждение рассказа нашего автора
Друзья! Сегодня у нас непростая задача.
Автор произведения, которое представлено на открытое независимое рецензирование, задумывал эту серию рассказов «как серию снов, в которых шла параллельная жизнь с участием духов, но к концу перешёл на реальность». В результате получился биографический рассказ о его жизни на хуторе, но с элементами мифологии. То есть, вероятно, нас ждёт смешение нескольких литературных жанров.
Вот что ещё рассказывает автор: «Это сказки, в которых я живу, когда неделями никого не видишь и кажется, что рядом с тобой — ещё одна невидимая жизнь, населенная мифическими персонажами».
Для рецензентов есть конкретный запрос: интересны ли рассказы в таком жанре читателю, что необходимо для привлечения к ним большего внимания?
Подробнее об основах критических рецензий здесь: http://pisateli-za-dobro.com/articles/798-kak-pravilno-kritikovat-i-prinimat-kritiku-literaturnaja-besedka-priglashaet-k-diskussii.html
Правила выступлений у Открытого микрофона всем знакомы:
— критика должна быть конструктивной, поддерживающей, мотивирующей;
— В ней не должно быть негативных эмоций (иронии, сарказма, высокомерия и т.д.);
— недопустима личная критика, как автора, так и его героев, а также выбранного жанра или стиля;
— недопустима деструктивная, разгромная критика, самореклама и троллинг;
— в зависимости от вашего уровня экспертности критика может быть общей (и выражаться в небольшом комментарии\комментариях) или детальной (в виде развёрнутой рецензии), но в любом случае – обоснованной;
— любые замечания должны быть высказаны дружелюбно, вежливо и тактично.
Сказки забытого леса. Глава 1. Кирюха
Заброшенный хутор в зимнем лесу уснул, и только в моем окошке огонёк, одиноким маячком на многие километры вокруг. Дрёма одолевает меня. Расслабленный теплом и дневными хлопотами, то проваливаюсь в сон, то, потревоженный непонятным скрипом на чердаке, с трудом цепляю реальность. Но картины сна гораздо реальнее, и уже не могу определить где я…
Беспокойный сегодня Кирюха, все шуршит и стучит. Это он специально, показывает, кто в доме хозяин. А я и не спорю, обидчивый он сильно — напакостит, если не по его. Его я не сразу признал — дом старый, и пока мне достался, долго нежилым стоял, лет десять. Вот и захирел, ослаб Кирюха, никак ему без людей нельзя. Он уж и уходить собрался, да жалко дом бросить, хорош больно, столько в нем уютных потаённых местечек — и на чердаке, и в кладовке, и в мастерской, где шкафчики да полочки. Раздолье! Кирюха — домовой строгий, мышей в страхе держал, чтобы в комнаты ни-ни! Из подполу не выпускал. Да ослаб от тоски и одиночества — мыши и распустились, в комнаты забегать стали. А как вселился я, ожил Кирюха, все за мной следом ходил, одобрительно половицами поскрипывал, да не замечал я его. «Какие домовые? Сказки все!» — так думал, услышав скрип и потрескивания непонятные.
А Кирюха счастливым стал, жилец у него, — и он гордо посматривал на соседний дом, где жила старенькая одинокая больная соседка. Тамошний домовой исстрадался весь, за неё переживая. «А мой, вон какой — шустрый!» — бормотал довольный Кирюха, с трудом успевая за мной. А я все в хлопотах обустройства по дому что-то чинил, а то и выбрасывал под неодобрительным взглядом Кирюхи. Не понимал он моего расточительного легкомыслия — столько выбрасывать! А когда я топором старый дубовый платяной шкаф ликвидировал, Кирюха обиделся, но ненадолго. Я люблю столярничать — сделал кровати-топчаны из досок, постелил матрасы, и, опробовав их, Кирюха растаял, подобрел и взял привычку кувыркаться на них, скукоживая покрывала. А я все не замечал его.
Дни шли, месяц за месяцем, и как-то зимой, когда вечера долгие и дел почти никаких — печку топить да снег убирать, почувствовал я его.
В тот день холод жуткий стоял, звенел морозом. А он на печке сидит, на меня смотрит и рожи смешные строит. Человек — не человек, и зверь — не зверь. Описать никак не смогу! Он как-бы в дымке весь, как будто фокус не навёл. Но глаза… Ох, и пройдошистые! Они не пугали, нет. Они смеялись! Он понял, что я его вижу, — и рожицу мне страшненькую! А глаза-то добрые, весёлые! «Кто ты?» — спросил. «Кирюха, ― говорит. — Живу я здесь!». Так и познакомились.
Видел его редко. Только расслабившись и мысли отпустив, начинаешь видеть его — и то нечётко. А хорошенько — только дремая. Глаза хоть и закрыты, а его видишь. Смешной он оказался — похож на Карлсона, только без пропеллера. «А зачем мне пропеллер? — удивился Кирюха. — Я и так — куда хочу!» И в то же мгновение уже скрипел чем-то на чердаке. Обидчивый. Да… Подшутить над ним нельзя! Как-то пробовал, так он валенки спрятал! Еле упросил вернуть! Только я один знаю о нем, мои приезжают — он прячется, и никак его не вытащить. А как уедут гости — он выходит и бродит за мной, поскрипывая. Чую его, и покойно слышать скрип его — успокаивает, все же не один я.
Опять зашуршал, затрещал чем-то! Да что же это с ним сегодня? Давно уж спит в это время. Опять скрипит. И ветер на дворе поднялся, ставнями окон стучать начал, воет как-то жалобно, просяще. В соседнем дворе собака прям выть начала. «Что-то неладно, — подумалось мне, — может зверь к дому подошёл, бродит?». А собачий лай уже в жалобное повизгивание. Страшновато, однако, леса вокруг, глушь. И Кирюха, прям сам не свой, не отзывается и все скрипит сердито.
И отчего ему тревожиться подумал, спускаясь с печки. Пошлепал босыми ногами по холодному полу. С тёплой печки оно и даже в удовольствие. Посмотрел в окно, белым бело водоворот крутит ветер: „кого там носит?“ Но напрасно всматривался. Может чего и есть, но выходить из дому в метель не хочется, да и что я там увижу.
— Ну и долго ты там скрипеть будешь — сердито обратился к потолку.
Притих. Молчит. А метель с новой силой взвыла охрипшим ветром и закашлялась хлопьями снега в окно. Ставни и вовсе на дробь перешли. “Не сорвало бы». И как бы услышав меня, Кирюха отозвался:
— Гость непрошенный к нам просится, не пускаю, нечего ему тут делать, пускай к себе в лес заворачивает.
— Да что же за гость такой, — удивился я, — в такую-то погоду, да и ночь на дворе?
— Этого вам людям знать не положено, наши дела это, — заважничал Кирюха, — но тебе скажу. Леший к нам ломится, а я не пускаю. Тут моя сила. Пущай он в своем лесу за порядком следит, вон звери распустились, по сёлам курей таскают, людей беспокоят.
— Да что же ему надо от меня? — Спросил, все ещё не веря в такую чертовщину.
— Да ты ему без надобности. Переживает он. Измаялся весь. Со мной вот хочет посидеть. За лес потолковать. А я гоню, его это дела, сам пускай и управляется в своем лесу.
— Да ладно тебе, Кирюха, не жлобничай, может ему нужно поговорить, поделиться чем, тебя не убудет. Да и замёрз видать твой Леший, вон как метель завывает.
— Ну да, замерзает он, — рассердился Кирюха — это он её и крутит. Ветра нагнал. Снег переворошил до земли самой. Деревья скоро ломать начнёт, как не по его выйдет, все просится. Он ко мне раньше заходил часто, так я тогда без хозяев тосковал, вот и опять он по привычке, а я-то при хозяине нынче, при тебе стало быть, — уточнил Кирюха, — и не пристало мне из дому проходной двор устраивать. Да и надоел он мне своими жалобами: то зверь его не уважает, то лесники любимую рощицу вырубили. А мне оно к чему? Мне дом в порядке держать надо.
— Вредный ты, Кирюха, пускай погреется твой Леший, пугать-то меня он не будет? Страшный он?
— Так это если он сам захочет, то и увидишь его, а не захочет, то хоть глаза высмотри, сам он решает каким ему быть, хошь птицей, хошь зверем каким, а то и вовсе кустом прикинется, а сейчас он с ветром гуляет, а в виде каком, никто не знает.
— Так мне дверь ему открыть, или как? — Заволновался я.
— Не беспокойся, — захихикал Кирюха, — это же Леший. Ему любая щелка за ворота станет. Ну раз ты, хозяин, позволяешь, то так и быть, впущу. Мне не жалко, да и любопытно, на что в этот раз жаловаться будет. Это же надо, силой такой наделён, любого зверя в дрожь вгонит, деревья вырывает с корнем, а туда же, жаловаться, — бормотал довольный Кирюха.
И правда, утих ветер в тот же миг. И тише стало, так играючи ставни поскрипывали.
«Ну вот, — подумал я, — зашёл видать, шепчутся, похоже, с Кирюхой.»
«Шорох на крыше живее стал. „Во чудеса. А может дурит меня Кирюха, и нету никакого Лешего. Это в его духе. Иногда любит вот так насочинять и потом важничать. Завтра небось хихикать будет.“
Да что тут гадать, завтра Кирюха расскажет, он любит поболтать, не удержится. Полезу-ка я на печку, там никаких Лёших и Кирюх, хватит мне впечатлений.» Печка встретила теплом и уютом. Камень приятно надавил на косточки и задремал я….
2
Лес. Тропинка. Сквозь зелёное сито листвы, тянутся ко мне яркие нити солнечного утра. Как хорошо! Воздух насыщен ароматом влажного лета. Макушки сосен причудливым узором записали голубое небо, а птицы оглушительным птичьим перепевом заполнили лес. Мне легко, радостно, и я побежал раскинув в стороны руки, птицей цепляя ветки молодых берёзок, пропуская их между пальцев. Молодые побеги приятно щекочут ладони. Бегу все быстрее. Стволы деревьев набегают с невероятной скоростью, ещё немного и я полечу…..
Но что же так колет в ноги. Сухая яглыця прошлогодних опавших сосновых иголок, сотнями неистовых пчёл, обжигает стопы. Как от раскаленных углей отдёргиваю ноги. Уже не бегу. Танцую на этом жалящем аду. Яглыця оживает злобными ежами и я, подпрыгивая, пытаюсь сбежать. Но ежи сбившись в огромную стаю преследуют меня…. -
— Ну что, сонько, вставай, — раздался голос из чащи. " — Да кто там ещё? — кричу. И паутину сна прерывает мутный силуэт Кирюхи в глубине печки с сосновыми ветками в руках. Все ещё вытанцовываю в лесу и начинаю осознавать что я на печке а подлый Кирюха охаживает мои ноги колючими сосновыми вениками.
— Ты чего творишь, — сквозь сон прохрипел, — с каких пор домовые решают за меня сколько мне спать?
Огляделся. В доме уже посветлело и первые лучи зимнего солнца пробивались сквозь причудливые узоры оконного стекла. Метель давно утихла и снег жемчужной россыпью слепил чистотой нетронутой белизны. Кирюха оставил мои ноги в покое и загадочно улыбался.
— Чего будил? — Спрашиваю сердито.
— Дело важное, — ответил Кирюха, — Леший с тобой толковать желает.
— Какой ещё Леший? — не понял я. — и вдруг все вспомнил: и вчерашнюю метель и странного гостя.
— Ну и где твой Леший," — все ещё не верил я.
— Да вот же он, рядом сидит — захихикал Кирюха.
Растерянно верчу головой и никого не вижу.
— Ну что ты вертишься. Успокойся. Не напрягайся. Взгляд свой отпусти, он сам его найдет. Эх люди, — продолжал Кирюха, — вы видите только то что хотите видеть, только то во что верите и в итоге и не видите почти ничего. А мы вокруг вас. Целый мир рядом с вами и вам не ведом. — вздохнул Кирюха.
Я откликнулся к стенке, прикрыл слегка веки. Что-то бормотал Кирюха, но уже не разобрать слов. Я ещё не отошёл ото сна и легко погрузился в неустойчивое состояние двух реальностей: мир с печкой и Кирюхой вытеснялся трепетным миром с неясным очертаниями.
Напротив меня огромная птица. Её неподвижный взгляд устремлён в меня. Он сковывает и обессиливает. Мысли стали вязкими как кисель, я не могу оторвать взгляд от этих неподвижных глаз.
— Кто ты? — еле смог прошептать .
— Я хозяин леса. — ответила птица. — Наблюдаю за тобой. Давно заметил, что ты любишь лес.
— Вспомнил, как видел тебя этим летом, — прохрипел я пересохшими губами, — мы собирали чернику, и я увидел огромную птицу. Она взлетела с ветки, и её крылья были огромны, и не помещались между деревьями. Она летела боком, почти касаясь крылом земли. Это был ты?
— Да, — отвечал Леший, — управлять лесом мне удобно птицей. Иногда, я бываю волком или лисицей, а когда усталость одолеет, я вековым дубом стану, мыслей лишаюсь и созерцаю. Лес весь во мне и я в нем, в каждой веточке или звере любом. Трудно нам стало. Стонет лес. Губите вы его люди. Вот я и с домовым твоим об этом. Да что ему лес, только дом в мыслях. А ты понимаешь лес, и тебе я скажу, гибнет он, вырубаете вы его нещадно. И дуба уж почти не осталось и сосны вековой не встретишь а ведь на них лес держится. Молодняк то пока вырастет. А зверям как быть?
Долго ещё говорила птица, да не слышал уже, трудно стало удерживать себя в этом зыбком, в сон уходить стал.
Да Кирюха уж тут как тут:
— Ну что, поговорили?
Я опять на печке и мутный силуэт Кирюхи. Не отвечал, перед глазами птица, может то сон был.
— Я что спал? — Спросил Кирюху.
— Нет, — ответил Кирюха — не спал. Ты видел его, Лешего, в его мире был.
— Что за мир такой, не понимаю?
— Наш с вами общий мир, да только забыли вы про него, все с науками своими, машинами, телефонами, телевизорами.
— А почему так? — Спросил я.
— А заняты вы только собой, ушли вы от нас, позабыли. Главное, не верите что есть мы. Теперь вы только в своем, вами созданном. — Философски рассуждал Кирюха.
— Как же не видим? — начал спорить я, — и лес мы видим и зверей.
— Нет, — возразил Кирюха, — вы только оболочку видите, а суть вы забыли. Пойду я — грустно закончил Кирюха и растаял.
Задумался и я, замелькали картины леса, деревьев, их ветки ласково тянулись ко мне, под ногами суетились муравьи. Сон опять одолевал меня …..
3
Наступили ясные морозные дни. Обильно выпавший снег теплым слоем укрыл землю. Весь день я в домашних заботах, то дров наколоть, то снег почистить или в доме чего починить. Дом старый, ветшает быстро. Кирюха притих чего-то. После того случая с Лешим уже дней пять как не кажет себя. А мне компания и не особо нужна, так только осознаешь, что не один, и ладно. Кирюха, он по пустякам не объявляется, и только по измятым покрывалам на кроватях в гостевой половине дома, где он по-прежнему любит кувыркаться, заметно его присутствие.
Мороз приятно скрипит под ногами. Лопата мягко входит в толстый слой снега, и аккуратным пирогом, слой за слоем, откапываю засыпанные дорожки на участке. Сегодня приедут мои, жена с дочкой, гостевать будут, вот и стараюсь я. Откопал от снега мангал, этим летом из кирпича выложил, будем мясо запекать на углях. Чудное блюдо скажу я вам. У меня к нему в погребке вино в бочке зреет. Короче я весь в предвкушениях и ожиданиях. А ещё привезут мою баловницу, кошку Мелису. Говорят― компания тебе будет.
Мелиса — кошка чёрная, как воронье крыло, и очень самостоятельная; взять ее на руки проблема: сразу начинает рычать и вырываться и, если не отпустить, может поцарапать нешуточно. Первое время, еще маленьким котенком, взгляд имела взрослой дикой пантеры, нас не признавала и постоянно пряталась и шипела, но время меняет всех и Мелису тоже.
Солнце по-весеннему греет, хоть и мороз крепкий, но средина зимы позади, и лучами палит как в знойное лето. Снег искрится, глаза слепит, слезу вышибает, прям смотреть больно.
Сад у меня небольшой, соток двадцать, но кто их тут мерял. Я как забор ставил, то границу сам определил. И то, чего скромничать, ну соседи по бокам там, понятно, ни пяди нельзя, впереди улица, ну а сзади полная вольница, редколесье, где хочешь, там и границу себе ставь. Вот я на глаз и ставил заборчик-то. Не все на хуторе заборы ставят, так только со стороны улицы, где чужой может случаем попасть, а от соседа чего городить, ну а от леса и подавно.
Хутор с лесом мирно всегда жил, лесом кормился, там и грибов россыпи, малинники, а чуток подальше к болотам и черничные места богатые, соседним сёлам промысел. И как сезон грибной ли, ягодный ли, наполняется лес людьми, кто заработать, а кто — запасы на зиму. Земля здесь бедная, суглинок, а копнёшь на пару штыков лопаты, то песок чистейший, речному в пример. Так и жили от века на хуторе, огороды чахлые да леса богатые. Зверь здесь не пуганый, то косули в огород забредут, то зайцы. А у меня сад молодой, погрызут ведь, и я первым делом — забор штакетный. В зеленый цвет выкрасил, и зимой любо на него глазом, а летом и вовсе гармония. Увлекся я мыслями, а тут и мои подъехали. Пойду встречать.
Отгостевали. Порадовали и уехали. Побаловала погода их и морозом безветренным, и небом чистым, и солнышком ярким. Лесом прошлись, а вечерком у мангала, ночь ранняя, луна полная, звёдная россыпь куполом, а мы у огня, пламя играет, завораживает. Славненько так все. И уехали, погостевав тройку дней.
С этими событиями позабыл я про Кирюху, а Мелиса его учуяла сразу. Как в дом занёс, на пол поставил, она и застыла, принюхивается и шерсть дыбом. У нее это по-особому, спина коромыслом и по хребту ирокез. Шипеть начала, но хозяйкой себя сразу поставила. Огляделась и пошла по дому.
Видать, сошлись они с Кирюхой, к вечеру она уже на печке дремала и довольно урчала. Точно так же она и у нас урчит, когда мы ее дремлющую по шёрстке гладим. Есть у меня подозрение, что хитрый Кирюха компанию себе приобрёл, и от его поглаживаний Мелиса млеет. Надо же, думаю, а ведь дикая она, чужих к себе не подпустит, а тут вон, идилия на печке, урчат похоже оба. Вот и я с краешку на печке место себе у этой парочки вытребовавши ― в уголок их подвинул, и подремать в мыслях. Хлопоты гостевые позади. Мысли растекаются. И уж в дымке Кирюху наблюдаю. Сидит возле Мелисы, поглаживает и млеет, компания у него. Ну и ладненько, мысль обрывается, и сон одолевает меня.
Ожидайте передачи диспетчеру старта.
(Напишу чуть позже.)
Спасибо Вам еще раз.
Общее впечатление: не «зацепило», прочитал и прочитал, а мог бы и не читать.
Тут, конечно, требуется строгая оговорка.
Ну не люблю я чертомистики, леших и домовых на пару с кикиморами, не мое это!
(Поэтому мое мнение требует фильтра.)
И Карлссона тоже не люблю, и Эрикссона… Йоханссон люблю, но тут причины гендерные и к теме не относятся.
А если серьезно — при чтении я испытывал некое текстуальное дежавю.
Произведение априорно вторично, все это — или подобное — где-то у кого-то уже было, ничего нового я не увидел.
(Первой в памяти всплывает Женя Козловская, на самом деле, полагаю, лешефилов много и все пишут одинаково.
Потому что описывать галиматью по-разному трудно.)
Тут, конечно, стоит навинтить еще один фильтр.
Я городской человек, мне нужен кондиционер в каждой комнате и самоспускающий унитаз с подогревом; от топчанов, сделанных из старого шкафа меня воротит и я могу быть необъективен.
Но тем не менее, вот недавно я читал на ОМ «деревенский» рассказ про теленка Борьку — так потом не один день ходил с перевернутой душой.
Важно не что описывать, важно как.
А тут все беззубо, бесконфликтно… вообще никак.
В том веке, возможно, сошло бы, в этом — нет.
Произведение ни о чем, не дает ничего, не оставляет в душе ни грамма.
Хотя, конечно, форма и способ изложения — на высоком уровне.
У автора в определенной степени стилизованный, сермяжный язык — любителям жанра должен понравиться.
И образы есть оригинальные.
Например, кошка, у которой «по хребту ирокез».
Очень точно подмечено.
Но даже из тысячи кошек не сложить одного льва.
Автор ОЧЕНЬ ТАЛАНТЛИВ, но — на мой взгляд — он смотрит в неправильном направлении.
Тема и жанр тупиковые, реальный прозаик должен найти себя в чем-то другом.
Чего и желаю нынешнему анониму!
Я принимаю эту темы — как бы параллельно собственным приоритетам.
Писать можно обо всем, но как писать?
Нужен конфликт, нужен антропоморфизм, и передача мыслей человека через образы животных.
Только тогда получится произведение, которое вызовет резонанс в душе читателя.
Мы живем в 21-м веке, дорогой.
Ни Бежин луг, ни хутор близ Диканьки уже не оказывают того воздействия, какое в них закладывалось при написании.
Сейчас нужно писать по-другому.
Вопрос — как?
Так это самое главное, тут нужно заглянуть внутрь себя.
Здесь, мне кажется, удачное сочетание: автор пишет о том, что ему близко, о том, что он видит, пишет с любовью и сам получает от этого удовольствие. И жанр этот востребован у довольно большой аудитории. Поэтому на вопрос: почему эти рассказы не нашли отклика на сайтах, где автор из размещал, скажу — не на тех сайтах, не для той ЦА. Возможно, не определял сразу жанр.
Но то, что продолжать надо, то, что автор талантлив — очевидно.
Кошка с ирокезом меня, кошатницу, сразу зацепила. И вообще, всё описано живо, достоверно, очень зримо. Видишь и картину чистки снега перед приездом жены и дочки, и прогулку по лесу, да и сам хутор обретает знакомые черты.
Лично мне захотелось прочесть весь цикл рассказов.
Jedem das seine.
У нас разные понимания литературы. Для меня проза — это
динамическая безысходность.
То есть все было плохо, а будет еще хуже — сколько бы герои ни хлопали плавниками — потому что в жизни ничего хорошего не может быть в принципе.
Жесткая, правдивая литература, отражающая реальность бытия.
А фантолешемистика — это сиквел соцреализма, настоянный на розовощеком Тургеневском прекраснодушии.
Бесхребетная, бесконфликтная «борьба прекрасного с распрекрасным».
То есть то, чего в жизни не бывает.
Ясное дело, кому-то это нравится.
Дальше промолчу.
Или только бил и рвал?
«На крыше сидит Кирюха, смотрит на звёзды. Подошло к концу его время в этом мире, на этом хуторе. Ещё одна любовь не канула во Вселенной. Последний раз осмотрел спящий хутор, кинул взгляд на лес и вспыхнул белым туманом. Он исчез, растаял, и возможно где-то на Земле или в другой галактике, а может и в другом мире, наш Кирюха поможет встретиться ещё одной потерявшейся паре.»
" Вселенная непрерывно пополняется энергией. В ней много миров и все они существуют, пока есть энергия любви.
Ну а если мы, люди, по своей глупости или боязни теряем возможность дать энергию любви Вселенной, приходит Кирюха и все исправляет,"
И наконец последняя фраза сказок:
" Вселенная будет существовать и будет множить миры, пока будут влюбленные."
Вот эту идею я попытался передать в своих Сказках.
Аудитория всегда найдется.
Но…
А они приходят редко, увы.
Сказка без дна — фантик.
Ты возьми их «Пиноккио» и наше «Буратино».
Вечная сказка, где даже в 60 находишь что-то новое!
Но об этом, наверное, автор лучше сам расскажет.
И еще я добавлю от себя: ребенок и безумец за 5 минут намолотят языками столько, что нормальный человек за всю жизнь не разберет.
Как сказала когда-то теща одного моего друга в отвез на отказ уйти на пенсию после рождения внучки:
— С ребенком сидеть — сама дебилкой станешь.
Кстати, вот ты — реалист. И ты видишь мир так-то и так-то. А вот безумец видит галлюцинации. Но он их видит так же… как видишь ты. И тут вопрос. а чем твое видение отличается от видения безумца? Чем твои образы лучше или хуже образов галлюцинации?
По мне ВИДЕНИЕ сумасшедших на порядок интереснее видения нормальных людей. Да вот беда… сумасшедшие не способны своё видение выразить в словах или на холсте… Они его могут только переживаать
Подозреваю, что и у меня в доме живет домовой. И у моих знакомых, и его видели. И они, домовые, то прячут что-то в доме, то наоборот — помогают найти… Таких примеров так много, что свою историю про домового может написать каждый, кто владеет словом и кто знает, о чем (вернее, о КОМ) речь.
Правда, в истории про встречу с Лешим я ждала чего-то более интересного, даже страшного, жуткого и волшебного, но все свелось к охране леса… Что ж, тоже тема. Но уже не такая колдовская…
Автору большое спасибо!!!
Ты — ТАЛАНТИЩЕ, но еще не развернулся в полную силу.
Безотносительно приоритетов, тему домовых и леших тоже можно развивать так, что будет «цеплять» всех.
У тебя, дорогой, пока — банальность на банальности.
Ну вот, например: домового зовут Кирюха.
Да пойми, дружище, уже тошнит от этих Кирюх, Лех, Толянов и Митричей на завалинке.
Осто… надоела такая стилистика.
Куда ни глянь — везде одно и то же.
Я не ругаю тебя, дорогой Стас, я тебе пытаюсь глаза раскрыть.
Ну ладно, экзальтированные женщины, верящие в домовых (которые на самом-то деле все только ломают, никакой пользы, кроме вреда) твоим Кирюхой восхищаются.
Но разумного человека даже имя отторгнет.
Вот если бы, к примеру, твоего домового звали Арчибальд… или Минимухаметжан — я бы обратил внимание на него.
Подумал: вот это да, откуда такое имя? домовой нестандартный и автор мастак.
А так — Кирюха, два уха, а головы нет… тьфу.
Неинтересно, дальше и читать не хочется.
Я не шучу, дорогой.
Ты — ПИСАТЕЛЬ, Стас, язык твое оружие.
Ищи нестандарт, чтобы твоя проза поднялась выше бабьих бредней.
Не иди на поводу тренда, дружище.
Учись видеть — и слышать — то, что на первый взгляд кажется странным, но на самом деле наполняет прозу жизнью.
Вот приведу один пример, чисто из жизни.
**********
Ты, конечно, знаешь семейство полноприводных автомобилей «УАЗ».
(У… боищных, для включения колесного редуктора на переднюю ось нужно было выпрыгивать из кабины по пояс в грязь и лезть в ступицу с рожковым ключом…
Но зато проходимость — конец котенку, меньше будет...)
Как назывался джип-ментовозка, я не помню.
Минивэн (использовался в медицине) имел неформальное имя "буханка". И в самом деле, похож.
Был еще минигрузовичок с бортовым кузовом. Традиционно звали «головастик». Тоже похож.
НО.
Был у меня в конце прошлого тысячелетия один абитуриент. Я его репетировал, потом незаконным образом «поступил» в университет.
Отец у него был водила-частник, имел как раз бортовой «УАЗ»-головастик.
Ясное дело, если я кого-то устроил учиться, до до самого диплома он — мой должник. Все так жили, иначе какой смысл был работать в ВУЗе?
Вот понадобилось мне то ли что-то перевезти, то ли куда-то просто съездить за бесплатно.
Я этого парня нашел и описал суть проблемы.
Он отвечает:
— Хорошо. Папа завтра приедет за Вами на педике.
Я спрашиваю:
— На чем — на чем?!
— На педике. Он свой «УАЗ» так зовет.
Наутро приезжает отец на зеленом «головастике»
Я его спрашиваю:
— Слушай, Нурфаяз, ты почему свою машину так называешь?
Он отвечает:
— А не знаю. Не проверял. Но «педик» — он и есть «педик».
**********
Вот.
И сейчас я понял, что это — просто бриллиант оригинального взгляда на простые сущности.
Такому надо учиться.
Я написал то, что думал.
Потому что истинная проза — это все-таки оригинальные образы, имена, подходы.
Может быть самая мелочь.
Например, у Даррелла в одной из книг есть негр по имени Гораций.
Я названия книги не помню, а Горация не забыл.
Реализм написать намного сложнее и нужно вложить больше себя, в реализме, если мы пишем по настоящему, должен быть крик души, эмоциональеый всплеск. Вот как в Борьке. Я начал писать рассказ о женщине которую жестоко изнасиловали, но писать тяжело, уже несколько месяцев не могу вернуться к этому рассказу. Это было реальное событие и о нем писали в СМИ, меня оно потрясло своим цинизмом и жестокостью. Наверное это будет сильный рассказ, но если смогу дописать, он меня выматывает.
Реализм требует от автора неизмеримо больших душевных затрат но и читателя он цепляет, не оставляет равнодушным.
Я очень благодарен тебе Виктор за твои советы и наставления. Понимаю твою правоту. Но вот такие рассказы без катарсиса, мягкие и добрые для меня как отдых и я поеимаю что их нельзя считать серьезной литературой. Спасибо, Виктор.
Писать тяжелое трудно.
Про изнасилование у меня — «Вина», один способ решения.
И еще — «Исцеление» — другой, более мягкий.
И еще — «НикитА», совсем иначе, очень жестоко.
Когда такие вещи пишешь… это не Бежин луг…
кто сеет скупо, тот скупо и пожнет;
а кто сеет щедро, тот щедро и пожнет.»
(2 Кор. 9:6)
Хочу сказать, что пять месяцев живу в гордом одиночестве практически в лесу… Я, правда, нос к носу не встречалась с тем, кто постоянно незримо присутствует в моем огромном деревенской доме… Только слышу скрип, шорох и вместе с кошкой Аськой чувствуем чье-то безобидное присутствие…
Нравится ваш язык, как будто сама являлась главным героем, настолько ясно представляла все происходящее.
Согласна с Виктором, вы-Талант. И у вас ещё всё впереди!
Стас! Мне понравилось! Всё точно, как у Вас — я одна в доме, вдруг исчезают очки, кладу всегда в определённое место, хожу ищу, а потом говорю Домовушечка, ну поигрался и отдай, а я тебе что-то вкусное дам. Иду к буфету за конфетой, очки лежат на видном месте, на столе, мимо которого я десять раз проходила. Говорю Спасибо, и на это же место кладу карамельку, шоколадные не жалует.И даже не знаю, кто, какого возраста, просто знаю, что есть, и что добрый.
У меня домовые все только ломают, их хочется обработать серной кислотой…