Шаровары

В Демирджикёй время как будто остановилось. Все женщины, за исключением юных девушек, носят шаровары. Разглядывая эти шаровары, я долго не могла понять, как же они скроены. Вроде штаны как штаны, широкие, просторные, но почти до колен висят между бедер пустым мешком, позволяющим женщинам свободно принимать сложную позу, сгибая ноги в коленях и усаживаясь «по-турецки», создавая видимость закрытой со всех сторон длинной юбки.

Когда начала расспрашивать о том, удобно ли в них, все отвечали с улыбкой, мол, не то слово! Говорили что-то про то, как спасают они от жары, как в них комфортно. Один раз, прогуливаясь по пустынной улице в самое пекло с Дуйгу, женщиной высокой и полной, грубоватой, с большим носом и веселыми карими глазами, обсуждали шаровары. И та решила продемонстрировать мне, «рускине», преимущество этих дивных штанов. Улыбнувшись во весь свой абсолютно беззубый розовый рот (в тот раз она решила оставить свою великолепную белозубую вставную челюсть дома в стакане с водой), она, оглянувшись и убедившись, что ее никто не видит, быстрым движением стянула с себя шаровары буквально до колен (!), показав белый и похожий на мягкое тесто, живот с темной впадиной пупка, затем, крутанувшись и показав голый зад, подмигнула мне, мол, смотри, как удобно в такую жару ходить в одних легких хлопковых шароварах.

Я от удивления расхохоталась. Дуйгу сказала, что раз я живу здесь, в Демирджикёй, то и мне надо бы сшить себе шаровары. От смеха я просто давилась! Я, современна женщина, и вдруг в шароварах?

Однако, прошло какое-то время, и однажды я заглянула на чашку кофе к своей соседке Хасибе, обладательнице огромного количества шаровар. Похвалила ее новые, красные, в зеленых «огурцах», штапельные шаровары. Чтобы показать, сколько их у нее, она отвела меня в спальню, открыла шкаф и начала вытаскивать оттуда просто стопы цветных штанов! Оказалось, что она сшила их сама. Потом я узнаю, что она в свое время работала в магазине, и почти все виды ситцев, которые там имелись в продаже, она пускала на шитье штанов. Просто целая коллекция, штук тридцать!

 — Хочешь, тебе подарю?  — И Хасибе, не дождавшись ответа, принялась с каким-то радостным чувством выбирать мне шаровары. И выбрала. Одни коричневые с белым мелким рисунком и ярко-красные в черных узорах. Пьер Карден отдыхает, подумала я, со смехом примеряя шаровары. На самом деле, надев их, я поняла, что по ощущениям это все равно, что надеть широкую юбку на резинке. Приятная телу мягкая ткань, свободный покрой, что еще нужно в жару?

Вот так я впервые и примерила на себя шаровары вместе с той жизнью, в которую окунулась с головой. Жизнью совершенно новой, удивительной, тяжелой и непредсказуемой.

Поскольку мне, человеку городскому, привыкшему к комфорту городской квартиры и имеющему опыт общения лишь с моей кошкой Симой (которую я привезла в Болгарию, как члена семьи) на первых порах было интересно буквально все, то я постепенно населила свою жизнь, как Ноев Ковчег разными птицами и животными. Но началось все с курочек. Купила на базаре цыплят и почти сразу же начала их дрессировать. Вот тут-то как раз и пригодились мои шаровары. Выйдя во двор (мы временно жили в доме свекра, неразговорчивого и мрачного человека, с ужасом наблюдавшего за нашей странной жизнью и браком), я подзывала к себе подросших цыплят и, присев на скамеечку, укладывала их в ту самую ситцевую нишу в шароварах, напоминавшую глубокий гамак. И извлекая уже оттуда цыпленка за цыпленком, устраивала их на своих коленях, чтобы они хотя бы не сваливались на землю. Добилась того, что они уже перестали меня бояться, и тогда я стала подолгу держать каждого из них сначала на своих ладонях, а потом и плечах. Пока одни в недоумении сидели на мне, вертя маленькими головками и оглядывая двор, остальные, те, что оставались в шароварах, тихо и мирно дожидались своей очереди выступления.

А я сидела в своих шароварах, подаренных мне Хасибе, и думала о том, что было бы, если бы меня вот здесь, в Богом забытой турецкой деревне, окруженную дрессированными цыплятами, увидели мои издатели или даже мои русские друзья или родственники, имевшие самое смутное представление о моем образе жизни в Болгарии.

Вечерами в моих шароварах спали нежные и теплые комочки котят. А я сидела возле дома в соломенном кресле, глядя на порозовевшие от заката черепичные крыши низеньких домишек Демирджикёя, на россыпь красных маленьких яблочек, которые дождем падали с огромного дерева, что росло прямо возле крыльца, и спрашивала себя: и что же дальше?...

Однако, история о шароварах имела продолжение. Одно дело разгуливать в шароварах в своем дворе, когда тебя никто не видит, кроме мужа, свекра, да соседки Хасибе, то и дело заглядывающей ко мне, чтобы угостить горячими, просто-таки огненными «песме» (жареными в масле пышками) или «милинками» (запечённой в круглой тепсии сдобы в виде шариков, залитой кислым молоком и яцами), другое дело — выйти в таком виде к людям.

Чтобы выйти к людям, решено было сшить парадные шаровары. Так решили мы с Хасибе. И я купила в Хитрино на базаре красивейший синий шелк в белую крапинку. Красота невообразимая. Уж погружаться в новую жизнь, так в новых, роскошных шароварах.

Хасибе не взяла на себя ответственность шить, поскольку шила на руках. Решено было отдать их шить местной портнихе «белой Сании» (в деревне проживала и «черная Сания», смуглая до черноты). «Белая Сания», очень милая и добрая голубоглазая женщина (у которой в садике были самые красивые цветы, черенками которых она всегда щедро делилась) промышляла тем, что шила на заказ на своей электрической машине с толстой иглой кожаные чехлы для больничных кушеток). Чем не портниха? Главное — у нее была швейная машинка.

С меня сняли мерку, и буквально через пару дней шаровары были готовы. Сидели они на мне изумительно — как пышная синяя в крапинку шелковая юбка. Вот только одного мы не учли, да было уже поздно — шаровары оказались прозрачными. И Хасибе, и Сания смотрели на мои просвечивающиеся сквозь дорогой шелк ноги, молча. Качали головами. Но дело было сделано. В конце-то концов я «рускиня», мне многое можно.

И вот вечером я, нарвав букет роз, отправилась в гости к двоюродной сестре мужа, Эмине, что жила возле чешмы (родника). Мне предстояло пройти через всю деревню. Конечно, в душе я надеялась, что меня в шароварах никто не увидит. Ну или просто не обратят внимание. Как же я ошибалась!

Я вышла из дома и медленно, однако, с достоинством русской женщины, гордо подняв голову, двинулась в сторону чешмы. Легкий ветерок играл шелковыми складками моих чудесных шаровар.

И когда я завернула за угол дома и появилась на центральной улице, я не поверила своим глазам: вся махала (а это и есть улица) высыпала, чтобы поглазеть на меня. Словно им всем, от мала до велика, что называется, была дана команда покинуть свои дома, чтобы явиться свидетелями этого шествия.

Сказать, что я чувствовала себя почти голой (солнце еще не зашло и забралось между складками шаровар, подло освещая меня от пояса до пяток!), это не сказать ничего!

Я была рада уже от того, что никто из старух или стариков, видавших виды, не взял в руки камни, чтобы швырнуть в меня, в полураздетую. Нет, наоборот, все поощрительно кивали головами, улыбались, приветствуя меня. Я же только и успевала здороваться им в ответ, шепча «мераба» (здравствуйте). К слову сказать, чуть позже, когда они все поняли, что меня бесполезно учить турецкому языку, и что им проще вспомнить свой давно забытый русский, меня приветствовали уже не иначе как «Прывэт!».

Так я прошла свое крещение шароварами.

Но самая смешная история, связанная с этой частью женской одежды, вспоминается другая.

Я пришла на мевлид. Конечно, не как другие, чтобы помолиться, а чтобы просто побыть вместе со всеми, увидеть всех, справиться, к примеру, у тети Айнур о ее больных ногах, а у Гюляй  —  как прошла операция, угостить Мери русскими шоколадными конфетами или дать Ширин рецепт яблочной шарлотки. Я жила в этой деревне, и постепенно стала ее частью (если не экспонатом).

Дуйгу пришла в новых фланелевых голубых шароварах. Их трудно было не заметить, эти замечательные теплые шаровары. Многие женщины даже щупали их, причмокивая губами, мол, какие хорошие, уютные, красивые! Дуйгу, гордая, села в первом ряду на подушке, чувствуя на себе завистливые взгляды тех, кто еще не пошил себе к осени новые шаровары, не подготовился к холодам. И терлицы у Дуйгу были красивые, лиловые с белыми вышитыми снежинками, и вся она была такая красивая, румяная, с блестящими глазами, в которых плескалось счастье, даже ее длинный нос стал как будто бы короче. Красавица, что сказать?

Я тоже послала ей свою улыбку и даже подмигнула — думаю, она еще не забыла нашу тайну и вспомнила кое-что:  жаркий полдень и дерзкую (а по мне так милую) рекламу своих летних шаровар.

Началась молитва. Дуйгу сидела, водила пальцем по строчкам своего Корана, и губы ее вторили молитве. Тишину комнаты, где собрались женщины, заволокло монотонным голосом чтицы.

И вдруг что-то произошло в воздухе. Кто-то ахнул, все встрепенулись (чтица продолжала читать), кто-то прыснул, что-то сказали, и я вдруг увидела Дуйгу — без шаровар!  Голубое фланелевое облако покоилось на подушке, на Дуйгу же были белые, в розовый цветочек, панталоны! Резинка лопнула. Между тем, продолжали читать молитву.

Но надо знать турецких женщин. Сразу откуда-то появилась булавка, и на поясе покрасневшей, как сентябрьский болгарский перец, Дуйгу, снова появились голубые шаровары. Проблему решили в считанные минуты.

Через мгновение, после того, как все притихли, женщины, как по команде повторили хором последнюю фразу молитвы и провели ладонями по лицу.

«Слава Аллаху!»

Иногда, перебирая старые фотографии, где я сижу в своих шароварах (тех, что алые, в красных узорах), в залитом солнцем дворе с курочками на плечах, я улыбаюсь. И не узнаю себя.