Сад земных наслаждений Глава 28

СЫН.

Колледж святой Магдалены ничуть не изменился за годы войны. Хорошо знакомый Майклу по прежним встречам куратор Эдварда, окинул любопытствующим взглядом погоны на его плечах и нашивки на груди, но презрительного отношения к американскому отцу воспитанника скрывать не стал.

— Ваш сын готовится к тестированию в Итонский колледж, так ли уж нужно беспокоить его в столь ответственный момент?

Этот лысый самовлюбленный болван даже не подозревал, насколько в тот момент был близок к смерти. Наш герой с наслаждением врезал бы ему по постной физиономии, если бы не знал точно, что в таком случае проведет остаток отпуска на гауптвахте. А ещё предстояло свидание с Пэм!

— Я не видел сына целый год,- с трудом сдерживаясь, пояснил Фрейзер, — ежедневно рискуя жизнью в небе Англии. И кто знает, что будет завтра? Я не думаю, что наша встреча менее важна для Эдварда, чем предстоящее тестирование.

Встречу неохотно, но все-таки разрешили. И Майкл растерянно ахнул, едва завидев своего отпрыска. Он знал, конечно, что мальчики в этом возрасте быстро растут, но его десятилетний сын чересчур вытянулся. Но Фрейзера, прежде всего, обрадовала широкая улыбка, вспыхнувшая на лице отпрыска при виде отца:

— Здравствуйте, сэр!

— Здравствуй, мой мальчик. Мистер Смолл сказал, что ты готовишься к тестированию?

И они заговорили. Заговорили так, как Майкл всегда мечтал общаться с сыном — на равных, открыто. Поведав Эду о вылетах во Францию и выслушав в ответ его рассказ о каких-то событиях из жизни колледжа, он все-таки осторожно спросил:

— Ты знаешь, что я женился второй раз?

Эдвард согласно тряхнул кучерявой головой.

— Да. На мисс Келси…, она приезжала к нам в Вормсли-лодж.

У Майкла округлились глаза:

— Твои бабушка и дедушка не рассказывали мне об этом.

— Наверное, думали, что ты знаешь. А разве леди Памела не сообщила о визите?

У Фрейзера тяжелым комом сдавило грудь. Что он мог сказать сыну? А почему бы и не правду!

— Твоя мачеха, сынок, важный винтик в работе министерства иностранных дел, и без неё там все сломается, полетит ко всем чертям и т.д. Со дня свадьбы я ни разу её не видел.

Сын задумчиво скосил на него глаза:

— Тогда зачем ты женился?

Майкл шутливо взлохматил волосы сыну.

— Да так…, влюбился. Она тебе понравилась?

Эдвард ответил ни сразу, о чем-то раздумывая:

— Леди Памела очень умная. Говорят, что в женщине это недостаток?

Майкл едва не рассмеялся, представив какие разговоры в своих дортуарах ведут эти сопляки, но во время сдержался, испугавшись, что разрушит с таким трудом налаженные отношения с сыном.

— Ум — это всегда достоинство, и только ущербные и неуверенные в себе мужчины боятся умных женщин. У меня же самомнение никогда не хромало. И вообще, ребенок, запомни, как дважды два, мы, Фрейзеры — вершина мирозданья! Быть хуже нас  возможно, лучше — нет!

Эдвард изумленно улыбнулся.

— Отец, ты шутишь?

— Только в том, что ум — всегда достоинство. Ты не представляешь, как легко живется дуракам!

И они рассмеялись.

Удачная встреча с сыном привела Фрейзера в прекрасное расположение духа, чего уже давно не было. И он вернулся в Аскридж, готовый терпеливо сносить все странности обитателей дома сэра Дадли.

А там его ждала Пэм! Ненаглядная, слегка пополневшая Пэм!

— Ах, мой плюшевый барашек,- счастливо повисла она у него на шее,- как я по тебе соскучилась! Мне дали трехдневный отпуск для свидания с моим отважным мужем-героем.

Три дня! У них никогда не было такой бездны времени друг для друга. Наступили   самые счастливые дни в жизни Майкла.

Памела нежно заботилась о своем усталом супруге — её расстраивала седина в его волосах и ранние морщинки на лбу. Она всегда находила время и повод его лишний раз поцеловать или погладить, и млеющий Майкл ощущал себя рядом с женой любимым котом ласковой хозяйки. Супруги много времени проводили наедине, неторопливо гуляя по саду и окрестностям Аскриджа, и Мадресфильды, напрягшись на пределе всех своих сил, старались им не мешать. В жизни всегда есть место подвигу!

Но как не безоблачна была эта идиллия, судьба мило топорщившего платье живота Пэм слегка подпортила Майклу  эти дни воистину эдемского блаженства.

— Любовь моя, когда ты собираешься подать в отставку?

Памела смущенно опустила глаза. Супруги неспешно гуляли по саду и наслаждались теплым вечером одного из дней второй половины августа.

— Вряд ли я смогу надолго оставить службу,- неохотно призналась она, — как ты понимаешь, мне не найти замены,  дав объявление в газете.

— И? Ты рассчитываешь, что исходя из государственных интересов, кто-то возьмет на себя труд выносить и родить за тебя ребенка?

Лицо Памелы исказилось едва ли не страданием.

— Дорогой, я понимаю, что ты волнуешься, но тетя и Фанни обещали мне помочь с малышом.

Мороз прошел по коже Фрейзера, как будто теплый летний вечер мгновенно сменился арктическим холодом. Он представил будущего новорожденного во власти двух невменяемых истеричек и лишился дара речи от ужаса.

Жена виновато глянула на супруга.

— Все не так плохо, ведь как-то вырастили дядя и тетя Фанни.

Быть Фанни уже само по себе кошмарно, не говоря об остальном.

— Пэм, милая, я уверен, что леди Энн видела младенцев только издали, на руках няни, и то не чаще раза в неделю. Но где мы сейчас сможем найти приемлемую няню, когда все женщины от 16 до 60 демобилизованы?

— Ты преувеличиваешь, мой испуганный барашек. Дядя говорит, что мы купим козу — козье молоко очень полезно для здоровья младенцев. Индийские мудрецы питаются только козьим молоком!

— Да ну?- всерьез разозлился Майкл.- Непонятно, почему тогда Создатель сразу не прикрепил женщинам к грудной клетке козьи соски. И, положив руку на сердце, дорогая, я уже давно пришел к выводу, что в предках у твоих родственников были козлы, судя по количеству употребляемого ими сена.

Но мудрая Пэм не стала демонстрировать обиду, хотя ей вряд ли понравились его генеалогические изыскания, и, подхалимски похихикав, нежно поцеловала супруга:

— Вы такой остроумный, мистер Фрейзер, — и выдержав недолгую паузу, примиряющее добавила,- не волнуйся, все как-нибудь образуется.

Но Майкл не собирался ждать, как там у них все образуется! Печальный опыт Кренфорда красноречиво предупреждал, что у него на это может не хватить времени.

Вот уж никогда не думал, что пойдет на такое, но… чего не сделаешь, когда твоему будущему ребенку угрожала участь вместо слова «мама» сказать «мхатма»!

В последний день пребывания в Аскридже он позвонил теще:

— Джулия, дорогая, вы не дадите мне координаты няни Томсон? Надеюсь, эта достойная женщина жива и здорова?

— Надо думать, — озадаченно ответила теща,- а что собственно, происходит, зачем понадобилась няня? Вы же вроде бы не ладили?

Уж кому-кому, а ей Майкл все выложил начистоту — и про Шамбалу, и про козу. Джулия ответила не сразу, но после некоторого раздумья спокойно предложила:

— Не лучше ли Пэм будет рожать в нашем доме? В таком случае я бы помогла ей с новорожденным.

Майкл моментально оценил это сверхщедрое предложение, в который раз возблагодарив Всевышнего за эту женщину на своем жизненном пути. Вормсли были далеко немолоды, и понятно, что младенец значительно усложнит их жизнь.

— Не знаю, как вас благодарить!

— Останьтесь живы, Майкл! Больше нам ничего не надо!

Сопротивление Пэм он подавил одной фразой:

— Сделай это для меня! Разве я прошу слишком много?

Вот теперь можно было со спокойной совестью возвращаться на авиабазу.

ОСЕНЬ 1941 ГОДА.

В августе эскадра вновь сменила место дислокации, переместившись на север в Норфолк и расположившись на аэродроме Уэст-Райнхэм.

Майклу неожиданно на новом месте понравилось. Во-первых, потому что за этот год он до зубовного скрежета устал от общежитий. Здесь же офицеров расселяли по домам ближайшей деревни. Фрейзеру достался коттедж одной тихой старушки, больше всего на свете любившей чистоту. Миссис Эбней повсюду следовала за своим постояльцем, судорожно протирая все, к чему он прикасался. Кого-то это, может быть, и раздражало, а вот Майкла ни сколько. Да, пусть развлекается!

Во-вторых, офицерской столовой заведовал настоящий виртуоз в своем деле, который готовил прекрасно даже на самый взыскательный вкус.

Из Уэст-Райнхэма Фрейзеру с товарищами предстояло совершать вылеты в Данию и северную Германию. Но за исключением этих мелочей, цели вылета «Спитфайров» не менялись. Это вновь была свободная охота на немецкие самолеты в воздухе или на земле, и расстрел любых транспортных средств на шоссе или железных дорогах.

Необходимость «штурмовок» вглубь вражеской территории летное командование объясняло необходимостью деморализации врага. Хотя лично у Майкла не складывалось впечатления, что они кого-то сильно напугали. Но когда начальству что-то приходит в голову, здравый смысл обычно в расчет не берется.

Маршруты их истребителей заранее детально планировали на базе, стремясь избежать радаров, зенитной артиллерии и аэродромов противника, с которых наперехват могли подняться «мессеры» и «Фокке-Вульфы». Как и при налетах на Францию необходимыми условиями для «Ревня» было наличие облачности, закрывающей вражескую территорию, и возможность подхода со стороны моря.

В тот день командование спланировало для звена Фрейзера пересечение побережья Ютландии немного севернее Эсбьерга, где наземным ориентиром служил маяк, и оттуда над Балтийским морем они должны были пролететь к Барту в Северной Германии.

Операция требовала полета на предельно малой высоте над морем и землей, чтобы не быть обнаруженными сетью немецких радаров и наблюдательных постов. Офицер-метеоролог в тот день гарантировал им облачность на протяжении всего маршрута. И возможно, его ошибка повлекла за собой то, что произошло впоследствии.

На подлете к Ютландии, истребители увидели ярко светившее над маяком солнце и вынуждены были отклониться чуть в сторону, чтобы спрятаться в висевшие над проливом облака. Майкл послушно нырнул вслед за ведомым в серую хмарь, и тут случилось нечто непонятное. Приборы стали показывать неизвестно что!

Растерянный Майкл попытался опуститься ниже облачности, чтобы сориентироваться хотя бы по карте, где конкретно находится, и моля Бога, чтобы не столкнуться с какой-нибудь сопкой. Но когда он снизился, то к собственному изумлению увидел только море, и не намека на сушу. Такого просто не могло быть!

Майкл протер глаза и даже укусил себя за руку, решив, что возможно, заснул, но нет! В лучах стоящего прямо над головой солнца мрачным зеркалом мерцала незнакомая вода. Компас безбожно врал, показывая что «Спитфайр» направляется на север. Но тогда бы он сейчас летел над Скандинавией, а не над неизвестным морем!

Вообще-то, в любом излюбленном летчиками кабачке можно услышать подобные истории. Набравшиеся виски под завязку воздушные матерые волки любят рассказывать, как нырнув в облако в районе Ла-Манша, вынырнули, где-нибудь у берегов Африки, и только чудом спаслись. Майкл всегда считал это такими же россказнями, как встречи с «Летучим Голландцем» у моряков.

И вот, пожалуйста! Где он? Куда лететь? Фрейзер потряс головой, и попытался взять себя в руки, лихорадочно раздумывая, что делать.

И вот именно в этот момент, он заметил внизу большой караван кораблей, следующих куда-то, судя по компасу, на восток. И не успел он хоть как-то осознать этот факт, как прямо по курсу показались три «мессера» и закружились как стервятники над караваном.

Редкостный случай, когда Майкл даже обрадовался их появлению. Пусть он был совершенно один в чужом небе, и не ведал, куда именно летит, зато точно знал, что нужно делать.

Фрейзер разогнал свой истребитель и нагло врезался во вражеское звено, спутав «мессерам» все карты. Нажав на гашетку он моментально вывел из строя одного из фрицев, лихо уйдя от преследования его сослуживцев. Но недалеко…

В пылу боя, выводя из строя второй «мессер», он не сразу заметил неладное, а вот когда кабину стал заволакивать едкий дым, Майкл осознал, что настало и его время последовать вслед за ушедшими товарищами из 123 эскадрильи.

Он не испытывал паники, когда перевернул свой «Спит» и выпал прямо в бескрайнее пространство то ли моря, то ли неба. Наверное, внутренне Фрейзер уже давно был готов к смерти, поэтому обреченно встретил судьбу. И все бы ничего, но оставшийся в живых пилот «мессера», наверное, чисто из садистских побуждений, ещё и расстрелял несущегося навстречу смерти парашютиста из пулеметов.

Майкл закричал от острой боли в ноге и руке, и… потерял сознание.

Очнулся он от качки и вибрации какого-то судна.

— Похоже жив! — недоуменно выдохнул Фрейзер.

Но в тот момент это была единственная хорошая новость, потому что чувствовал он себя хуже некуда. Жутко дергало ногу, рука невыносимо ныла, да и голова раскалывалась от жара и боли. Майкл с трудом разлепил ресницы и наткнулся взглядом на облупленный потолок чего-то только теоретически напоминавшего каюту. С его места был хорошо виден выкрашенный белой краской шкаф с красным крестом, странной конструкции стол под белой простыней и висящий над ним в красной рамке портрет какого-то удивительно знакомого человека. Пахло здесь чем-то пряным, странным и непонятным — вроде бы и лекарством, и съестным одновременно.

Майкл растерянно оглядел себя — он был плотно закутан в стеганое одеяло, да ещё сверху были накиданы морские бушлаты. Ему было очень жарко, до такой степени, что все тело покрылось едким, липким потом, но пошевелиться почему-то не мог, и вновь обессилено потерял сознание.

Очнулся в следующий раз Фрейзер оттого, что кто-то обтирал его влажной пахнущей уксусом тряпкой, что-то приговаривая на незнакомом языке. Он осторожно приоткрыл глаза и тут же удивленно их округлил. Над ним склонилась самая большая женщина из виденных доселе. Впрочем, может, впечатление усиливал белый халат, едва сходившийся на её могучей груди. Округлое щекастое лицо с носом картошкой, тем не менее, оставляло приятное впечатление из-за мягкой улыбки на полных губах.

Заметив, что больной пришел в себя, женщина что-то певуче звонко закричала, и в каюте тут же появился усатый пожилой человек в бушлате. Разглядев звезду на его форменной фуражке, Майкл бессильно опустил голову на подушку. Теперь он догадался, кем был усач на портрете — Сталин! Судьба решила издеваться над ним до последнего, непонятно зачем забросив к русским.

В свое время Лайонел так их всех достал с русской революцией, что Фрейзеров начинало синхронно тошнить при одном упоминании о Кремле и Ленине, но пройдя через морковный ад Мадресфилдов, Майкл стал лучше относиться к старому зануде-марксисту. Да заодно и ко всем его русским единомышленникам. Им сейчас приходилось несладко, что ни говори! Томиками Маркса от танков Гудериана не отобьешься.

— Я — Майкл Фрейзер! — обратился он к капитану в надежде, что тот знает английский язык.

Но капитан только отрицательно покачал головой, что-то крикнув в открытую дверь каюты. Вскоре у постели оказался молоденький кудрявый парнишка в промасленном бушлате — очевидно, механик.

— Как вы? — с трудом справляясь с непривычными словами, спросил тот.

— Меня зовут Майкл Фрейзер, я летчик-истребитель 123 эскадрильи Королевских ВВС!

Переводчик почесал в затылке, что-то поясняя своему командиру, и тот согласно кивнул головой

— Мы видели, как вы наподдали фрицам, — смущенно улыбнулся парень,- наш «Быстрый» оказался ближе всех. Вот мы вас и вытащили из воды!

Говорил парень медленно, с трудом подбирая и искажая слова, но их смысл все-таки был ясен.

— Люба, — ткнул он пальцем в толстуху,- наш фельдшер! Она пули вытащила, но перевести вас на английское судно пока нельзя. Вот Люба и ухаживает за вами — рука у неё на все легкая. Она такой вкусный борщ варит!

Майкл, пытаясь сообразить, что ему было сказано, нахмурил лоб:

— Английское судно?

И парень охотно объяснил:

— Наш караван идет в Архангельск. Здесь 10 судов под охраной крейсера «Суффолк» и двух эсминцев.

Майкл, конечно, тогда не знал, что попал на судно одного из первых арктических конвоев PQ, вышедшего 28 августа из Исландии. И он долго соображал, что ему конкретно было сказано. Про Архангельск Фрейзер никогда не слышал, и теперь силился понять, что это за точка на карте, куда вдруг устремились и русские, и англичане?