Жизнь возродится заново

                                                                                                                 

                       

               У подножия горы Китек ютится маленький аул. Дома всё выше и выше поднимаются вверх, словно стремясь быть ближе к орлам, парящим в синем небе, в лучах щедрого южного солнца.
Кругом тишина. Не слышно звонкого смеха детей. Лишь изредка лают одинокие собаки. Все мужчины ушли на фронт. Идёт второй год войны.
Женщины и дети заменили ушедших на фронт мужчин. Самые маленькие остаются дома взаперти.
— Тише! – прикрикнул девятилетний Рамазан двум маленьким братьям и самой младшей сестре, пеленатой в люльке.
Все притихли, даже младенец в люльке, словно догадываясь, что может случиться что-то плохое в доме.
Снаружи одноэтажного глиняного дома послышались шаги.
Два малыша прижались от страха к старшему брату. Сердца их бешено стучали, словно собираясь выскочить наружу.
Рамазан взял в руки молоток и подошёл к дверям.
Деревянная дверь была закрыта  мамой снаружи на чефте[1], а старшему сыну было строго сказано закрывать дверь ещё  изнутри на крючок. Мама рано уходила в колхозное поле. Была жатва пшеницы. Она брала серп, кусок хлеба и кувшин воды. Детям оставляла еды и воды, чтобы хватило до обеда. В полдень мама возвращалась, кормила детей чем ни будь наскоро приготовленным, меняла малышке пелёнки, кормила грудью. С каждым разом молока оставалось мало из-за её недостаточного питания.
Но делать было нечего. Она вновь уходила на работу, зарабатывая трудодни, что давало возможность хоть как-то прокормить семью, не помереть с голоду. Раз в месяц и  колхоз помогал продовольственными пайками, как вдове погибшего солдата.
-Тсс!- вновь произнёс Рамазан братьям, приложив указательный палец правой руки к губам.
Было отчётливо слышно, как кто-то снаружи уже отодвинул  чефте  и теперь в дверной проём медленно вползало лезвие кинжала. Непрошенный  гость теперь пытался движением лезвия кинжала в верх, скинут крючок, которым была закрыта дверь изнутри.
Крючок на лезвии кинжала медленно поднимался в верх и вот вот откроется дверь!
Подросток изо всех сил ударил молотком по лезвию кинжала.Снаружи послышался крик от боли и топот убегающего качага[2].
Рамазан медленно открыл дверь, забрал кинжал, и вновь быстро закрыл дверь на крючок.
Мама застала сына стоящего изнутри дома у порога, на стороже с кинжалом в руке.

На годекане сидят старые горцы. Кому то и за сто лет перевалило, а самому молодому всего восемьдесят. Хотя палить жаркое июньское солнце, аксакалы все в папахах и бурках. Всё — таки это горы, а старики и пожилые люди любят тепло. Не так уже быстр ток крови в стариковских жилах, как в молодости.
Вдова фронтовика Мафисат,  опустив голову в чёрной шали, не поднимая глаз стояла перед старцами, держа за руку сына.
Старцы молча выслушали её и поочерёдно рассматривали улику-кинжал. Очередь  дошла до Фархад буба.
— Так это же кинжал моего старшего сына Кудрата. Я сам его ковал для него. Как такое могло случиться?!  Что-то здесь не чисто, уважаемый Идрис буба[3]! – Семидесятилетный  Фархад с почтением привстал, обращаясь к самому старшему и уважаемому горцу.
— Пусть придёт сюда и сам всё объяснить!- угрюмо сказал старейшина, возвращая кинжал.- И мне что-то не верится. Не мог Кудрат, боевой офицер такое совершить!
За колхозным бригадиром пошёл пятидесятилетный инвалид первой группы, комиссованный из госпиталя  Килич.
Вскоре он вернулся. Позади него,  тяжело ступая на деревянную  культяшку, ковылял Кудрат,  тоже комиссованный из действующей армии, в последствии тяжёлого ранения и потери правой ноги. Он не понимал, зачем он понадобился старейшинам.
Был недоволен тем, что его оторвали от колхозных дел. Но он обязан был уважать старейшин и прибыть на годекан[4].
— Ассаламу алейкум, уважаемые! – поздоровался Кудрат, остановившись на почтительном расстоянии.
-Ва алейкум ассалам! – ответили аксакалы.
— Кудрат, а где твой кинжал?- спросил Идрис буба.
Бригадир  только теперь обратил внимание, что за поясом болтается пустой футляр от кинжала.
— Не мог же он упасть…- неуверенно проговорил Кудрат. – А почему, уважаемый Идрис буба, вы задаёте  мне этот вопрос? Да, это мой кинжал, который отец подарил мне со словами: «Не посрами честь свою, сынок!», когда мне исполнилось семь лет. Так кому же понадобился мой кинжал? — бригадир огляделся вокруг себя.
— А где ты был до полудня?- вместо ответа, задал новый вопрос аксакал.
— Помогал собрать колхозное стадо хромому, как я, Жигеру, как всегда.  Потом уехал в поле, контролировать, как идёт жатва. Помогал женщинам собирать скошенную пшеницу в скирды и завязывать их.- бригадир замолчал, на миг потупив глаза.
— Что замолчал? Говори, что было дальше, сын? Тебя не просто так сюда вызвали. Дом вдовы пытались ограбить. Только грабитель не рассчитал, что ему дадут достойный отпор! Он двинул по лезвию кинжала! – Идрис буба показал на девятилетнего Рамазана, стоявшего рядом с мамой, держась за руку. — Да так двинул, что кинжал упал, а грабитель,  испугавшись, убежал! 
Аксакалы одобрительно загудели, глядя на отважного подростка.
— Весь в отца! Магомедшафи  мог бы гордиться твоим сыном, уважаемая Мафисат!
Вдова ничего не ответила, лишь тяжело вздохнула, крепко сжимая  руку сына. 
—  Да… не суждено, дочка! Проклятый фашист помешал…- проговорил девяностолетний Махмуд буба, сворачивая самокрутку.
— Я был уставший и прилёг у родника. Попил немного воды, умылся. Но всё равно сон одолевал. Нога разболелась ночью. Всю ночь глаз не сомкнул. Не был я там! Поверьте мне! — Кудрат говорил так искренно, что старики наперебой заговорили:
— Мы не сомневаемся в тебе, Кудрат, а как объяснишь то, что твоим кинжалом пытались открыть дверь сакли в отсутствии вдовы? Все улики против тебя! Докажи, что это не правда! Или же не отпирайся! Лучше признавайся! Возможно, тебя бес попутал!
— Выходит — попутал, — с печалью проговорил Кудрат, не зная, как поступить дальше. «Кто же мог моим кинжалом так подло воспользоваться?». На этот вопрос он не находил ответа.
— Да, сын, не ожидал я от тебя такого! Ты опозорил мою голову, -  Фархад буба медленно стянул с головы папаху.
— Стой, Фархад! Не спеши!-повысил голос Идрис буба.- пока папаха не упала на землю, признай свою вину, Кудрат! Ведь это твой кинжал! И не мог он туда залететь. Да и проморгал ты свой кинжал… заснув у родника. Возможно, кто-то мог им воспользоваться, похитив  у тебя! Что тут скажешь…? Нет доказательств твоей невиновности. Да и обвинения не совсем логичные. – Старейшина погладил белоснежную бороду и такие же седые усы.
— Отец! Остановись! Прошу тебя! Одень папаху! Я не посрамил честь свою и честь нашего рода! И никогда этому не быт! К сожалению, у меня сейчас нет доказательств моей невиновности! Уважаемые старейшины! Дайте мне время! Я докажу, что я не виноват! Я из-под земли достану того негодяя, что похитил мой кинжал, у которого поднялась рука на жилище вдовы. — Кудрат  замолчал, с уважением глядя на отца, на его склонённую седую голову.- Пожалуйста, отец, одень папаху! Вынесите своё решение, уважаемые!  А я постараюсь доказать, что это грязное дело я не совершал.
— В таком случае ты покидаешь пределы аула. И если попадёшься на пути кому ни будь, то тот имеет право, согласно горским обычаям, убить тебя!
На закате солнца тебя не должно быт в ауле!- огласил приговор старейшина.
— Иди и ищи правду! Без правды не возвращайся! Вот моё решение!
А пока ты не сыщешь правду, твой отец Фархад  не имеет право появляться на годекане. Идите!
Кудрат  вместе с отцом  покинули  годекан.  Наскоро собравшись,  Кудрат покинул аул и больше его никто не видел. Когда он был на фронте его жена ушла с ребёнком к своим родителям. Потом она с родителями уехала в Баку и следы их затерялись в огромном мегаполисе.  А в горах и лесах продолжали орудовать  банды уклонистов,  дезертиров и диверсантов.  Они грабили банки, не чурались обобрать и бедных женщин, чьи мужья, братья и сыновья сражались  на войне против гитлеровских оккупантов, не жалея своей жизни! Шёл 1942 год.

       Рамазану к концу войны исполнилось одиннадцать лет. И братишки подросли, а маленькая Зайнаб уже бегала по двору, гоняя кур. В аул уже возвращались фронтовики с ранениями, после госпиталей. Стало более спокойно, безопаснее. Но в лесах и в горах всё так — же свирепствовали уклонисты и дезертиры, а также не добитые диверсанты.
От действий только одного участкового — оперуполномоченного – фронтовика, инвалида Атлухана  толку было мало.
Рамазан хорошо учился, быстро считал в уме, красиво писал. Поэтому смышленого подростка председатель колхоза, фронтовик Шаргир, взял на работу колхозным счётоводом.  Шаргир также оказывал помощь всем нуждающимся аула.
 Счётоводу выделили  лошадь,  согласно колхозного реестра должностей,  для езды в отдалённые участки и поставили лошадь на продовольственный паёк: в виде ячменя, овса, комбикормов.
 
       Рамазан, как обычно, присел на камень у родника. Самому утолить жажду и коня напоить. Мальчик, о чём-то задумавшись, долго смотрел на кристально чистую водную гладь родника и не обратил внимания, как кто-то подошёл и стал  напротив.
— Салам! — произнёс незнакомец.
— Алейкум салам! – ответил мальчик, сохраняя спокойствие.
— Я долго ждал этой встречи, Рамазан! Разрешишь? -  незнакомец сел рядом на валун..
— Кто вы? – сухо спросил мальчик, подавляя чувство страха.
— Я Кудрат!
— Я…я… я! М… ма… ма!- вскрикнул Рамазан, пытаясь встать. Но тяжёлая рука Кудрата остановила его.
— Ты не бойся меня! Я на тебя не держу злобу! Но тогда это был не я! Понимаешь, я не мог это совершить — пробраться в чужой дом, как вор, без спросу!- абрек тяжело вздохнул, потрепал волосы счетовода. — Иди! Прошло всего три года, а ты вот в какого джигита вымахал! Здорово! Твой отец Магомедшафи был моим другом. Если бы ты знал, каким он был храбрецом!
А как танцевал лезгинку! Не только девушки нашего аула, но и  красавицы   из окрестных селений мечтали с ним станцевать! Каждая в тайне мечтала стать его женой. Но он выбрал  Мафисат, дочку охотника Ибрагима.
Твой отец  был верен ей до конца своей жизни! Вот такой честный и порядочный был твой отец!
— А как же вы? Идёмте! Расскажите, что это были не вы, дядя Кудрат! –горячо выпалил подросток. Он в душе почему-то искренно верил этому человеку.
— Нет, мой маленький друг! Мне дорога в аул закрыта! Я так и не смог доказать свою невиновность! Я сейчас живу в городе, работаю на заводе. Приехал тайком. Хотел тебя увидеть. Поговорить как мужик с мужиком! Объясниться…. Понимаешь?
— Да.да, дядя Кудрат, я вас понимаю! Вам сейчас тяжело с таким грузом на сердце жить. Что же делать тогда?- мальчик вопросительно посмотрел на абрека.
— Есть у меня одна идея. Посмотрим, что получится. Пока! Только никому не говори о нашей встрече!- абрек  вскочил на коня и ускакал  по лесной чащобе.
Мальчик долго смотрел вслед всаднику, пока он не скрылся  среди деревьев.

     Но нарушил слово Рамазан, данное абреку. Он считал случившееся большой несправедливостью. Он с мамой вместе  вечером зашёл навестить приболевшего  Фархад буба. Старик овдовел лет пять назад. За ним ухаживал сын Кудрат. А теперь он остался  на попечении младшего сына Халила, тоже комиссованного с фронта за ранение руки в ладонь. У него правая рука не работала. Работать он не любил. Любимым занятием его были карты и вино. И до старого больного отца ему некогда было.
 Халисат, жена его, вся извелась от выходок мужа. Детей у них не было.
Халил днями и ночами где-то пропадал.
Дедушка Фархад уже месяц, как слёг. Он мало ел, мало спал. На годекане он больше не  появлялся. Да и старики постепенно перестали навещать его и общаться при случайной встрече на улице аула. Его мучило то, что не разобравшись до конца,  его старшего сына выгнали из аула, наложив табу на его обратное возвращение.  Но идти против старейшин он не мог.
 Здесь царили суровые законы гор!

              -Пойдём, доченька, пусть мужчины поговорят! Им есть о чём поговорить! – сказала мама Рамазана, увлекая за собой Халисат — жену Халила.
Женщины вышли во двор, присели на секу[5], обсуждая последние новости.
Дедушка Фархад с благодарностью пожал руку юного счётовода.
— Молодец! Ты правильно сделал, что зашёл и рассказал о вашей встрече.
В последнее время я совсем потерял покой. Кудрат мне снился на днях. «Я не виноват, отец!» — говорил сын. Сердцем чую, что он на такое не способен! Но кто же тогда у родника  украл у него, у уснувшего человека, его кинжал и  как он это не заметил? Несмотря, что прошло уже три года, я ни секунды не теряю надежду, что мой сын восстановит своё доброе имя!  Время всему судья! И тогда, если буду жив, выйду я на годекан с гордо поднятой головой. А сейчас…- старик  опустил  седую голову,  горько вздыхая.
Поблагодарив  Фархад буба за радушный приём, Рамазан вышел из сакли.
— Пойдём, мама! — сказал Рамазан, пропуская маму первой через калитку.
— Счастливой дороги вам! – сказала Халисат, закрывая калитку на плетень.

               Покинув аул, Кудрат  сразу же устроился на завод по изготовлению бетонных шпалеров[6]. Смелый, трудолюбивый горец сразу  же снискал к себе уважение товарищей. Через год фронтовика приняли в партию — КПСС[7].  Горьком партии поставил коммунисту Казимагомедову Кудрату задачу: внедриться  в отряд разбойника – бандита и диверсанта  Салмана и помочь органам НКВД ликвидировать его главарей.
 Шёл 1942 год. На фронтах шли ожесточённые бои. На фронт шли все, кто мог держать оружие, кроме детей, женщин и комиссованных из госпиталей.
Банда Салмана  Ахаева сплошь состояла из предателей, дезертиров  и уклонистов. Были среди них и опытные диверсанты, заброшенные в горы немецкими самолётами. Фашисты рвались на Кавказ – к Бакинской нефти.
 Подходя к костру, Кудрат опознал среди играющих в карты качагов[8]  своего младшего брата. Что-то тревожно заныло в груди Кудрата:
-Что здесь делает Халил?- задался вопросом Кудрат.
-Вот и всё! Ты проиграл! – крикнул Халил, забирая куш и расфасовывая
кон по карманам. Ладно, пойду я.
— Садись, отыграться хочу! – воскликнул  второй, следом и третий бандит. Не будь трусом!
— Я не трус!- схватился  пьяный Халил за кинжал, поправляя съехавшую на бок  папаху.
— Ой, ой, напугал ты нас! Если я сейчас встану, ты побежишь отсюда,  как бежал тогда от вдовы, наделав в штаны, уронив от страха  кинжал брата, — сказал, ехидно улыбаясь, Багир, сплюнув в костёр.
— Не плюй в костёр! Это не хорошо!  Беда будет! – проворчал недовольно одноглазый Кахир.
— Ты ещё будешь меня учить, слепой! – огрызнулся Багир.
— Я тебе живот вспорю, шакал, за такие слова! Встань и иди сюда, если ты мужчина! – Кахир схватился за кинжал.
— Всегда к твоим услугам, одноглазый! – воскликнул вспыльчивый  Багир, вскакивая на ноги, потянувшись за своим кинжалом.
В разговор вмешался главарь банды:
— Всем успокоиться! Приказываю! – Салман  вытащил из кобуры боевой наган. – Сядьте и успокойтесь! У нас пополнение – знакомьтесь. Это Хизри!- главарь  жестом указал на  Кудрата.
Бандиты были из разных мест, и поэтому никто и не опознал в Хизри Кудрата.

Кудрат оцепенел от услышанного.  Неожиданно открывшаяся  правда ошеломила его. Он даже не предполагал, что его младший брат так подло его подставит.
— За что же он так со мной поступил?- этот вопрос мучил Кудрата.- Я же любил тебя, младший брат! Оберегал! А ты?!
Пьяный Халил сел на лошадь и медленно поехал по горной тропе, ведущей вниз на равнину, распевая  «Тириллолов».
Кудрат  незаметно вышел к укрытию в скале, где он оставил своего коня. Вскочил на своего скакуна, пришпорил его и через минут пять догнал брата.   Держа дистанцию около тридцати метров, Кудрат  медленно ехал за братом.
— Пусть теперь отец нас рассудить! – подумал Кудрат-Хизри. – Будет так, какое решение  он  примет, согласно законам гор! К рассвету я должен вернуться обратно в логово банды, а там – уже  действовать по плану партийной ячейки.

— Когда мужья, братья, сыновья и дочери сражаются насмерть с проклятыми фашистами, эти отщепенцы и шакалы грабят беззащитных вдов и стариков!
Этому, товарищи, надо положить конец!- Кудрат жадно вслушивался в каждое слово своего боевого командира – капитана Семёнова, отозванного с фронта для организации борьбы с изменниками Родины!
           Впереди  послышался вой волка, заржала испуганная лошадь Халила, послышался шум и его отчаянный крик.
Лошадь Халила понеслась вскачь по узкой горной тропинке.
Не справившись с поворотом,  лошадь и всадник  сорвались в глубокое ущелье.
Было темно. Лишь звёзды бесполезно мерцали в небе. Они не давали никакого тепла. Халил был весь обезображен после падения со стометровой высоты. Он ещё дышал.
— Всё будет хорошо! Терпи, братишка!- молил брата Кудрат со слезами на глазах.
— Холодно, брат! — пошевелил губами Халил, вздрагивая всем телом. Кудрат снял свою бурку и укрыл брата. Он, боевой офицер, точно знал, что брату остались считанные секунды жизни. Немало смертей пришлось повидать Кудрату на полях войны.
— Брат! Прости меня…- Халил дёрнулся всем телом в последний раз и испустил дух. Кудрат закрыл глаза брата, сел на большой валун, крутя в
руках козью ножку из кусочка газеты. Закурил, держа папиросу в дрожащих руках. И, почему – то, не спрятал  кисет с табаком в глубокий карман за пазухой, чтобы оставался сухим, а бросил в огонь. Недалеко выли волки, всё ближе подкрадываясь к человеку.
Кудрат подвёл коня поближе к костру.
— Дождёмся утра, а там что — ни будь,  да решим, — сказал Кудрат, похлопывая верного коня по спине, заряжая на всякий случай ружьё.

            В глубокую ночь раздался выстрел из нагана. Один единственный. Раскатами грома отозвался на этот ночной выстрел эхо!
 Кудрат упал, сражённый насмерть, рядом с братом.
Из темноты вышли люди в форме НКВД[9]истов.
— Я так и думал, что он с ними заодно! – сказал, со злостью сплюнув на землю, старший в кожанке. – Не задерживаемся! Выдвигаемся в квадрат №6.
Переодетые в формы  милиционеров,  банда  Салмана,  воспользовавшись темнотой, перебазировалась в неизвестном направлении.

         Утекло много воды с тех пор. Рамазан поступил в университет в Махачкале. Мечтал стать историком. Не стало многих старейшин-аксакалов.
Годекан нынче пустовал. Молодёжь  потянулась в город. За тяжёлый труд в родном колхозе они получали мизерную зарплату.
А в городе платили по — больше.
После землетрясения 1966 года, принёсшего многочисленные беды и  разрушения в дома горцев,  коммунистическая партия разработала «План переселения горцев на равнину».
Многие переселились на равнину, оставив  отчие дома. Потухли очаги, не вьётся змейкой больше дым из  печных труб.
С годами горные аулы пришли в упадок, превращаясь в аулы-призраки.
 

— В старом ауле появился новый житель с семьёй, — сказала почтальон Назлуханум, закидывая в почтовый ящик газеты.
— Откуда он? Из какого рода? –  поинтересовался  пожилой учитель истории Рамазан буба,  отложив на скамейку газету.
— Говорят сын Кудрата,  внук  Фархада!- ответила женщина, удаляясь.
— Теперь жизнь возродится заново! Я свято верил в это! – воскликнул
Рамазан буба. — Теперь и умереть не страшно.

01.12.2017г.