«По выходным в любимом скверике Так многолюдно. Суета. Тот на скейтборде, та — на «велике», А эти мучают кота. Ну, что за дети современные? Как их родители растят? И ведь какие все надменные! Советов слушать не хотят». Так бормоча, по жизни сетуя, Сидит в субботний летний день Моя соседушка, бездействуя. Чужих ребят учить не лень?! В своём глазу бревно не видится, Нашла б изъяны у родных, Но бедолага пеной брызжется, Ругая малышей других.
5. Ой, Илюша, скоро праздник! Собираюсь приготовить много вкусных блюд: винегрет, пельмени, холодец, картошечку. А из картошки знаешь, сколько можно блюд приготовить?! Считай: пюре, картошка жареная, картошка отварная, картошка фри… Ох! А за тортом, в магазин сбегаю… Всё равно не смогу испечь его сама! У меня плохо получается выпечка! То забуду в печку заглянуть, и всё сгорает, то на глазок всего накидаю. Нет! Не буду рисковать! Куплю в ближайшем гастрономе. А может, вообще откажусь от торта?! Одной-то ведь лучше, хочу – халву ем, хочу – пряник.
5. Ой, Илюша, скоро праздник. Собираюсь приготовить много вкусных блюд: салатики, пельмени, холодец, картошечку. А из картошки знаешь. сколько можно блюд приготовить? Считай: пюре, картошка жареная, картошка отварная, картошка фри… Ох! А за тортом, в магазин сбегаю… Всё равно не смогу испечь его сама, у меня плохо получается выпечка – то забуду в печку заглянуть, и всё сгорает, то на глазок всего накидаю. В общем, не буду рисковать, куплю в ближайшем гастрономе. А может, вообще откажусь от торта?! Одной-то ведь лучше, хочу – халву ем, хочу – пряник.
1. Раиса Захаровна! Дак. сколько не старайся, не получится. Ты чё? Кака судьба? По пьянке закрутилось и не выберешься. И тогда я Вам, Раис Захарна, вот чё скажу: надо было меня слушать! А Вы ничего не петрите в красивой морской жизни! Вы предполагаете, что умная шибко, ага, понятно! И разбираться с последствиями не-е, не буду. Разбирайтесь сами, мне жрать охото! Ну правда, жрать охото!
Татьяна, я не обижаюсь, если бы не воспринимала критику, то и рассказ бы не выставила на обсуждение. Перечитаю еще раз, как Вы советуете, попробую разобраться. Большое спасибо, с уважением Светлана.
Добрый день, Татьяна, попробую разобраться с болезнью Марии по ходу рассказа.
В хирургическое отделение больницы Марию Егоровну перевели после трёх недель лечения в неврологии. Два года назад она перенесла инсульт, но у неё по-прежнему не действовала правая рука, и нога плохо подчинялась. Передвигалась Мария медленно и неуверенно, прихрамывая, слегка подтаскивала ногу. Ходила с палочкой.
– Придётся вам терпеть меня, – обречённо произнесла Мария Егоровна. Соседки по палате переглянулись.
Когда зашла медсестра делать уколы, она уже успокоилась. Пакеты по-прежнему стояли вокруг кровати, из них несло чем-то затхлым. И одежда её пропахла лекарствами.
– Помыться бы вам надо, да и вещи перестирать. Вам завтра операция предстоит. Родственники-то есть? – спросила молоденькая сестричка.
На следующий день перед операцией она сама позвонила внучке. Расплакалась, услышав родной голос. Из запавших глаз тонкой ниткой жемчуга покатились бусинки – мелкие слезинки. Перед взором стояла не взрослая Настя, а та маленькая девочка, которая бежала к ней навстречу с распахнутыми ручонками.
Дрожащим голосом поделилась переживаниями, в последние дни накатывающими безудержу:
– Ой, Настюша, боюсь, как всё пройдёт, как перенесу наркоз, ведь голова-то нездорова!
На операцию Марию Егоровну взяли во второй половине дня. Часы ожидания были самыми тревожными и волнительными. Женщины, как могли, успокаивали её. Ольга увидела на тумбочке потрёпанный сборник стихов Сергея Есенина:
Операция прошла успешно. В первые послеоперационные дни, когда Егоровне требовался уход, никто к ней так и не пришёл. Парализованной соседке помогали женщины. Настя позвонила через четыре дня после обеда
В выходные дни Марию навестила подруга. На следующий день Мария почувствовала себя хуже, почти не поднималась. Ближе к вечеру к ней заглянули двоюродный брат с женой, оба врачи. К койке они близко не подходили, чувствовался неприятный запах со стороны родственницы.
Ближе к ночи у неё поднялась температура. Вызвали дежурного врача, оказывается, загноились швы. Хирург прочистил рану. В палате женщина осталась одна, соседок расселили. И строго запретили ей куда-нибудь выходить. Егоровна со своей болезнью осталась один на один. Некому теперь её успокаивать! Некому поднести стакан воды!
Больная женщина остро ощутила себя одинокой, не нужной своим родным людям. Взгляд блуждал по чистым бледно-голубым стенам просторной комнаты, тупо замирал на одном месте, ничего не видя. Перед её глазами вставала палата, где лежал её взрослый сын, её «мальчик». Несколько дней не отходила мать от медленно угасающего сыночка. Домой приходила, чтобы сварить куриный бульон, и с баночкой, завёрнутой в полотенце, торопилась к нему, пожелтевшему и исхудавшему, измождённому тяжёлой болезнью.
От переживаний, обиды, чувства горечи она, действительно, стала плохо понимать. Вставала с кровати, от слабости её качало в разные стороны, но она шла в коридор.
За это короткое время они стали ей ближе внучки, брата и подруги. Непривычное тепло, греющее изнутри застывшую душу Марии Егоровны, заботливое отношение чужих людей магнитом тянули к ним. С трудом передвигая больную ногу, заглядывала в каждую палату. Медсёстры возвращали её обратно в изолятор.
Через несколько дней опять забежала подружка. Женщины обрадовались, видя её, бодро шагающую по коридору. Хоть на немножко скрасит одиночество Марии, а, может быть, и вещи догадается постирать… Она что-то несла в пакете. В палате долго не задержалась. Вышла расспросить, что случилось с подругой, почему одна лежит. Они подробно рассказали, что произошло с Марией, почему воспалились швы. А Ольга попросила постирать ей халат и бельё.
– Ну, уж нет! Я ей никто! – категорично заявила она. – У меня дома кот с гноем, а тут ещё от вас заразишься! – и брезгливо посмотрела на свои руки,
Окно с видом на улицу было для Марии спасением от одиночества: там жизнь шла своим чередом. До устали она простаивала, вглядываясь в людей, спешащих в больницу. Знакомой фигурки среди снующего людского потока не находила.
Назавтра после обхода лечащий врач сообщил радостную новость.
– Завтра собирайтесь домой!
Татьяна, на мой взгляд всё понятно, если начну что-то добавлять, то налью воды. Изначально у меня было в тексте про то, что она выглядела неопрятно в силу того, что самостоятельно не могла себя обслужить, но я убрала, решила, что будет понятно, потому что выше было написано, что от её одежды и вещей шёл запах, медсестра предложила помыться и вещи перестирать, и соседки подругу просили постирать. Как думаете Вы, если я была неубедительна с цитатами из текста, то где нужно уточнить?
Ещё раз благодарю вас за то, что вы откликнулись на мою просьбу. Писать только учусь, конечно, я стараюсь сочинить так, чтобы читатели не скучали, критику принимаю и ценю. Часто захожу в рубрику «Открытый микрофон», прочитываю разборы других произведений. Рада, что попала в ваш клуб, здесь царит доброжелательная атмосфера. С уважением Светлана
Спасибо Вам, Ольга, за оценку рассказа, за Ваши впечатления. Насчёт неопределённости и нестабильности Вы правы, так было задумано. Все замечания возьму на заметку. Подумаю, может эту сцену немножко изменю.
Так многолюдно. Суета.
Тот на скейтборде, та — на «велике»,
А эти мучают кота.
Ну, что за дети современные?
Как их родители растят?
И ведь какие все надменные!
Советов слушать не хотят».
Так бормоча, по жизни сетуя,
Сидит в субботний летний день
Моя соседушка, бездействуя.
Чужих ребят учить не лень?!
В своём глазу бревно не видится,
Нашла б изъяны у родных,
Но бедолага пеной брызжется,
Ругая малышей других.
«Василий Кузякин»
В хирургическое отделение больницы Марию Егоровну перевели после трёх недель лечения в неврологии. Два года назад она перенесла инсульт, но у неё по-прежнему не действовала правая рука, и нога плохо подчинялась. Передвигалась Мария медленно и неуверенно, прихрамывая, слегка подтаскивала ногу. Ходила с палочкой.
– Придётся вам терпеть меня, – обречённо произнесла Мария Егоровна. Соседки по палате переглянулись.
Когда зашла медсестра делать уколы, она уже успокоилась. Пакеты по-прежнему стояли вокруг кровати, из них несло чем-то затхлым. И одежда её пропахла лекарствами.
– Помыться бы вам надо, да и вещи перестирать. Вам завтра операция предстоит. Родственники-то есть? – спросила молоденькая сестричка.
На следующий день перед операцией она сама позвонила внучке. Расплакалась, услышав родной голос. Из запавших глаз тонкой ниткой жемчуга покатились бусинки – мелкие слезинки. Перед взором стояла не взрослая Настя, а та маленькая девочка, которая бежала к ней навстречу с распахнутыми ручонками.
Дрожащим голосом поделилась переживаниями, в последние дни накатывающими безудержу:
– Ой, Настюша, боюсь, как всё пройдёт, как перенесу наркоз, ведь голова-то нездорова!
На операцию Марию Егоровну взяли во второй половине дня. Часы ожидания были самыми тревожными и волнительными. Женщины, как могли, успокаивали её. Ольга увидела на тумбочке потрёпанный сборник стихов Сергея Есенина:
Операция прошла успешно. В первые послеоперационные дни, когда Егоровне требовался уход, никто к ней так и не пришёл. Парализованной соседке помогали женщины. Настя позвонила через четыре дня после обеда
В выходные дни Марию навестила подруга.
На следующий день Мария почувствовала себя хуже, почти не поднималась. Ближе к вечеру к ней заглянули двоюродный брат с женой, оба врачи. К койке они близко не подходили, чувствовался неприятный запах со стороны родственницы.
Ближе к ночи у неё поднялась температура. Вызвали дежурного врача, оказывается, загноились швы. Хирург прочистил рану. В палате женщина осталась одна, соседок расселили. И строго запретили ей куда-нибудь выходить. Егоровна со своей болезнью осталась один на один. Некому теперь её успокаивать! Некому поднести стакан воды!
Больная женщина остро ощутила себя одинокой, не нужной своим родным людям. Взгляд блуждал по чистым бледно-голубым стенам просторной комнаты, тупо замирал на одном месте, ничего не видя. Перед её глазами вставала палата, где лежал её взрослый сын, её «мальчик». Несколько дней не отходила мать от медленно угасающего сыночка. Домой приходила, чтобы сварить куриный бульон, и с баночкой, завёрнутой в полотенце, торопилась к нему, пожелтевшему и исхудавшему, измождённому тяжёлой болезнью.
От переживаний, обиды, чувства горечи она, действительно, стала плохо понимать. Вставала с кровати, от слабости её качало в разные стороны, но она шла в коридор.
За это короткое время они стали ей ближе внучки, брата и подруги. Непривычное тепло, греющее изнутри застывшую душу Марии Егоровны, заботливое отношение чужих людей магнитом тянули к ним. С трудом передвигая больную ногу, заглядывала в каждую палату. Медсёстры возвращали её обратно в изолятор.
Через несколько дней опять забежала подружка. Женщины обрадовались, видя её, бодро шагающую по коридору. Хоть на немножко скрасит одиночество Марии, а, может быть, и вещи догадается постирать… Она что-то несла в пакете. В палате долго не задержалась. Вышла расспросить, что случилось с подругой, почему одна лежит. Они подробно рассказали, что произошло с Марией, почему воспалились швы. А Ольга попросила постирать ей халат и бельё.
– Ну, уж нет! Я ей никто! – категорично заявила она. – У меня дома кот с гноем, а тут ещё от вас заразишься! – и брезгливо посмотрела на свои руки,
Окно с видом на улицу было для Марии спасением от одиночества: там жизнь шла своим чередом. До устали она простаивала, вглядываясь в людей, спешащих в больницу. Знакомой фигурки среди снующего людского потока не находила.
Назавтра после обхода лечащий врач сообщил радостную новость.
– Завтра собирайтесь домой!
Татьяна, на мой взгляд всё понятно, если начну что-то добавлять, то налью воды. Изначально у меня было в тексте про то, что она выглядела неопрятно в силу того, что самостоятельно не могла себя обслужить, но я убрала, решила, что будет понятно, потому что выше было написано, что от её одежды и вещей шёл запах, медсестра предложила помыться и вещи перестирать, и соседки подругу просили постирать. Как думаете Вы, если я была неубедительна с цитатами из текста, то где нужно уточнить?