Вирус

…Разве имела значение сейчас её маленькая личная жизнь, когда всё кругом грозило обрушиться в одночасье? Земля принимала на себя первые толчки землетрясений в результате медленной смены полюсов. Как это будет выглядеть – учёные постарались донести через средства массовой коммуникации до населения со страхом, но не без апломба взирая с мониторов компов и экранов ТВ – каналов. Новости, с минуты на минуту, грозившие стать реально последними беспрерывно транслировались, обрастая всё новыми подробностями о разрушениях, уже постигнувших другие города мира. Вспомнили о старинных радиотрансляциях и в спешке на главной площади устанавливали репродуктор. Попытка установить дорогостоящую аппаратуру в общей панике и суете тут же потерпела крах. Одни её поставили. Другие тут же обрушили и частично откровенно расхитили. Мародёрство отыскивало открывающиеся прорехи социума. Одним хватало ума спасаться, или пытаться хотя бы это делать. Другие, неизвестно, на что надеясь, тащили в свои логова и убежища всё, что плохо лежало, стояло, бросалось отчаявшимися не знающими, что предпринять людьми. Особо бедственное положение поразило окраины больших населённых мегаполисов и прилегающие к ним районы. Хватало беспорядков и чрезвычайных происшествий и в самом городе. Полиция и скорая помощь были«на ушах», людей не хватало. Мегафоны использовали, чтобы сколько-нибудь организованно построить, вывести в сомнительные спокойные области население. Кого-то прятали в бомбоубежища, грозившие стать братскими могилами. Сильные мира сего уходили в более надёжные разноуровневые подземные бункеры, разросшиеся до размеров верхнего города. Метро также не давало полной гарантии сохранности жизни, но для основного населения представлялось хоть каким-то шансом найти уголок на земле, где бы не давило откровенно чёрными нависшими канцерогенными облаками антрацитовое небо, низко провисшее над землёй, готовое кажется упасть и придавить всей своей безразмерностью человека, как какую-нибудь букашку. Войска регулярной армии, бестолково размахивая перед бегущим населениемкто дубинками, а кто автоматами, в зависимости от мировоззрения непосредственного своего командующего, встали, наконец, сами в оцепление перед резиденцией президента, перед зданием ТВ-Центра, у здания ЦУМ, пытаясь, возможно, спасти его от неизбежного разграбления, и ещё в нескольких важных для жизнеобеспечения элиты города, частных в том числе, пунктах назначения, как будто теперь угроза от обрушений небоскрёбов в связи с их присутствием, становилась меньше… присутствие, однако, регулярных войск давало слабую видимость защиты и порядка.

Трудно было поверить, что стальные конструкции Центра могут вдруг потерять устойчивость, погнуться, позволив этажам сложиться карточным домиком; и для этого даже не понадобиться устраивать образцово-показательные акты возмездия «Аль-Каиды», подкладывать взрывчатку и подпиливать несущие балки стальной конструкции, как сделало ЦРУ, снеся башни – близнецы, вместе с тысячами жизней собственных граждан, дабы развязать руки в борьбе с ими самими же созданными несуществующими террористами.

Дико было даже предположить, что стальные тугоплавкие балки могут сломаться, оплавиться и в целом потерять физические свойства, нарушая все доселе известные законы физики! Именно это могло произойти в любой неучтённый момент времени, если верить учёным, вместе с барской верхушкой бегущим словно крысы, с готового в любую минуту затонуть корабля Земли!.. учёным, которые вместо того, чтобы искать пути спасения для всей планеты, разрабатывали стратегии сохранения избранной элиты: политиков, экономистов и прочих законников и подхалимажной шушеры шоу-индустрии развлечений, готовой встать в любую позу «Камасутры». Регулярные войска обозначили своё присутствие чисто номинально, чтобы зафиксировать факт изменения структуры мира и иже с ним его физической константы, которая вот-вот должна была вопреки всем законам, поменяться…

Или можно было думать совсем от обратного; и пусть всё рушится, но её волновал только свой маленький мир, превратившийся из счастливого ощущения жизни в кошмар; брезгливое презрение к дому своей души, разрушающемуся не по дням, а по часам, — прекрасного фантика телесной оболочки…

***

Возведённое в культ киноиндустрией и модой, фитнес практикой и диетологией, девичье тело поставлялось на потребу власть держащим.Сломанные судьбы с нераспустившимися цветами юных душ множили собою места мрачного успокоения: официальные псих-диспансеры и приюты душевнобольных, неучтённые притоны и лицензионные бордели, комуфляжно носящие рекламные маски салонов красоты и саун с фитнес-клубами, в шкафчиках раздевалок которых полиция вдруг обнаруживала мёртвые тела юных девушек, но чаще, конечно, не обнаруживала; и иже с ними частные блат-хаты, заполненные юными «гейшами». Однако скрыть концы в воду удавалось не всегда. Приговорённые к закланию овечки смели сопротивляться, хамить! Даже главный полицейский инспектор города потерпел моральный ущерб и фиаско от отказа заняться любовью в своём кабинете с белокурой — красавицей и нищебродкой, вообразившей себя леди и наивно живущей транслируемыми с экрана идеалами конституционной свободы и равенства возможностей для всех и каждого. А ведь он, как «честный негодяй», хотя и порочный джентльмен, из всех возможных нелицеприятных перспектив,- вышеописанных и утаённых, — предложил далеко не загадывая, совсем не последний вариант мирного добровольного «перепиха» с возможной перспективой продолжения тайных отношений; и даже ублажения её маленьких капризов и пожеланий! Для наглядности и демонстрации серьёзности своих намерений, он пошуршал парой бумажек с денежными знаками в толстых волосатыми сардельками выросших пальцах. И ещё предложил леденцы в ярких разноцветных обёртках! — До сих пор она не могла их позабыть – в зелёных, оранжевых, жёлтых, красных фантиках – детские радости! — К тому же повертел перед носом сувениром — безделкой, представлявшим, видимо, для самого инспектора некую неопределённую глазами белокурой красавицы ценность! Неизвестно, конечно, выполнил бы он своё обещание, или события пошли бы иными путями, но как заевшая пластинка, память прокручивала ненавистный фрагмент, поворотный для всей оставшейся недолгой жизни, и подленькое конформистское начало, присущее, в общем, всем и каждому, заманчиво рисовало некую лучшую для неё действительность. Пойди она на маленькое предательство своей души, и тело, возможно, не разлагалось бы в непропорционально жизненному циклу быстро текущих мгновениях, минутах и часах! Было бы, к примеру, как у девиц напротив! Сохраняло бы презентабельный вид ныне модной, рахитного вида фигуры, подогнанной под уни-секс; представляющей из себя что-то среднее между куклой Барби и мультяшной анимэшкой, эмо-девочкой с лишь обозначенными, однако, неестественно выпирающими, словно находящимися в постоянном возбуждении сосками; тонкими ручками и ножками, не приспособленными ни к поднятию тяжестей, ни к долгому бегу; и кукольной же головкой, по возможности с неестественно пышной шевелюрой или слишком длинными распущенными волосами, украшенными фривольными деталями – шляпкой, цветком, диадемой, лентами и другой фактурной чепухой претенциозного вида с вкраплениями страз и дополнениями иззолотой или серебряной парчи и бижутерии. Удивительным образом киношные и мультяшные клише и стандарты вторгались в социаловку, быт, политику и заставляли девочек жрать пачками сомнительные средства для похудания! Они бешеными темпами теряли вес, а после сидели на дающих противоположный эффект гормональных препаратах; замедляющих обмен веществ; придающих прежде здоровому цветущему с нормальными параметрами телу именно такой: жалкий, дистрофичный, рисованный «анимешный» облик. Одновременно такие постельные девочки пользовали продлевающие молодость крема и мази, изготовленные на основе стволовых зародышевых клеток; страдали стрессами и бессонницей; чуть позже начинали жратьамфетамины и барбитураты, подсаживаясь всё более на крепкие средства, зависимость от которых превышала даже опиатную! В конце концов, всё же гибли, правда, оставаясь при этом молодыми и красивыми, лежащими в миниатюрных гробиках, словно восковые куклы в коробочках на продажу, на радость сумасшедшим, страдающим некрофилией, которых становилось всё больше в этом безумном, загнавшем себя на край пропасти, мире. Может, поэтому и менялись полюса местами, сама планета пыталась сбросить с себя в гневе извратившихся детей своих, не в силах больше терпеть похотливую породу людишек, переродившихся в пародию на прежде задуманное ею разумное человечество.

***

С львиной гривой светлых волос, молодая девушка с правильными чертами лица, с выражением разочарованности и скорби в глазах, сидела среди общей сутолоки, прямо на полу, облокотившись спиной к стене. Она понимала, что скоро всё закончится!.. и для всех, не только для неё, но ей не было всё равно, как именно это произойдёт! Она словно просматривала выходы к смерти – погибнуть под обломками, сидя без движения прямо там, где сейчас находится; разбиться при падении с лестничных маршей, если вдруг вздумается подняться наверх; или просто позволить раздавить себя обрушивающемуся небу, если хватит сил и желания выйти на открытое пространство. Недавно выбравшаяся из загаженных подвалов, где пряталась, меняя их, скрываясь от вездесущих фараонов, до сих пор, бездвижно и бессильно, она сидела у стены на корточках; с безвольно брошенными руками после того, как пинцетом в который раз безуспешно пыталась подцепить и вытащить из-под кожи руки со стороны запястья кошмарную тварь, поселившуюся в ней и жрущую плоть, может даже уже успевшую отложить в ней свои личинки – яйца. Запястье кровоточило. Со стороны она могла показаться неудачливой самоубийцей, решившей вскрыть себе вены. В ставшем от времени грязном платье, а также от постоянных пряток — скитаний по хрущёвским трущобам – постройкам времён перестроек минувших, она выглядела как бездомная бродяжка, потерянная и никому не нужная.

Она вдруг подняла глаза и вгляделась в кукольные лица разряженных в пух и перья добровольных шлюшек, к числу которых она не захотела присоединиться, за что теперь и страдала, и прислушалась к их не детскому лепету. Чирикающими голосами те обсуждали хозяина одной из них. Другая же в общей панике и неразберихе своего не то, чтобы потеряла, а просто была им брошена, как игрушка, отслужившая своё, или покинута в поспешном темпе, как говорится вальса, бегущего гнева планеты и неба, чтобы укрыться под землёй в одной из крысиных нор подземной цивилизации. Было не до игрушек. Самому бы ноги унести.

— Он должен найти хоть что-то!

— Что можно найти в этой неразберихе?.. Мне хочется куда-нибудь уйти уже отсюда!

— У него были связи! Он должен знать, где можно хоть на какое-то время запастись средствами. Я тебе больше скажу, здесь тоже есть лаборатория наверху.

— Но все бегут! Что бы ты хотела, чтобы он принёс?

— Мескалин, коку, джанку, крек, хоть что-нибудь! И гармональные! Вон он!

— Тише ты!

— Кому сейчас до нас есть дело? К тому же у них у всех такие же свои игрушки! И проблемы!

Из-за бегущих, спешащих во всех направлениях одновременно тел, (в основном, всё-таки сверху вниз), вырулил низенький толстенький, с расстегивающейся на пузике пуговицей, лысоватенький, обильно потеющий мужчинка. Даже богатый пиджачный костюмчик не выдавал презентабельного вида, разве в противовес мятому платку, зажатому в руке, коим он постоянно вытирал пот с лица, и карман возмущённо топорщился в месте, где подобает быть бумажнику, и портфель кожаный вместительный, старинного образца выдавался вперёд туго набитыми чем-то боками. «Купюры, облигации, акционерные бумаги или психотропные средства?» — подумала она.

— Ты достал?

— Нет. Никто не стал бы сейчас продавать!

— Ты не пытался! Ты не смотришь в глаза!

— Да меня развернули с половины пути, в любое время может произойти обрушение… ну, если хочешь — мы вернёмся позже, может что-то можно будет отыскать!

— Ты даже не пытался дойти! И что можно найти после обвала?.. ты всё врёшь, лишь бы я не спрашивала и безропотно делала всё, что ты велишь!..

— Я тоже делаю тебе, что ты велишь!

Ну да! Сначала вы подсаживаете на гормональную диету, а потом благодетельствуете её поддержанием!

— Ты хочешь соскочить?

— Но в портфеле есть хоть что-то из нужного мне?.. что в портфеле, покажи?..

— Что надо! Ты с ума сошла, не здесь! Быстро уходим!

— Нет! Я тебе нужна?

— Нужна!

— А мне нужны лекарства!

— Не может быть, чтобы такого дерьма мы не нашли там!

— Там, это где?

-Там, куда мы уходим! Я достал пропуск на тебя! Ты хочешь жить или нет? У нас самолёт! Надо быстрей, пока всё стабильно, если сменятся полюса — можно разбиться!

— Стабильно? Но у меня не стабильный обмен веществ! Мне нужна целая аптека, чтобы поддерживать формы, которые ты хочешь…

— Оставайся ты со своими формами, вы заменяемы как автомобильные покрышки, как чехлы от мобильников, как… не видишь, что вокруг творится?.. сама не хочешь жить – другим не мешай!

— Именно потому, что я хочу жить, я ещё здесь! Мне нужны гормональные, тормозящие обмен веществ, ты забыл, что у меня проблемы потери веса…я есть должна через каждые полтора часа!.. мне нужны антидепрессанты…

— Или ты сию секунду идёшь со мной, или будешь решать проблемы сама…

— Но я могу умереть без этих таблеток…

— Ты одинаково можешь умереть и здесь, и со мной там…

— Я не пойду никуда без них! В твои кротовые норы!

— Тогда оставайся. Я даже отдам тебе твой проходной билет, а это на самолёт, вдруг успеешь одуматься …

— Тогда, действительно, почему бы не умереть здесь, хотя бы попытаться подняться в твою лабораторию, чем стопроцентно загнуться под землёй!

— Не дури!.. Твоя подружка тоже останется с тобой? Я мог бы взять её на твоё место! Нет?.. я ухожу, как знаете! В самом деле, ты же всё равно умрёшь, что там, что здесь! – Он уходил.

— Я моложе тебя вдвое, почти втрое!.. чтобы полюса поменялись, когда ты будешь под облаками, может, в рай попадёшь!..

Спина заметно вздрогнула, но не обернувшись и не ответив ничего, человек чуть ли не бегом заспешил прочь к выходу с вертушкой, которую давно бы сломали, если бы она не вращалась всё время, пропуская большой поток панически настроенных людей, спешащих вырваться из ловушки, которая с минуту на минуту могла захлопнуться, стать саркофагом.

— Что будем делать?

— Ты не представляешь! Я даже соображать не могу! Понимаю, что надо идти вверх в чёртову лабораторию, и страшно!

— А что так поздно спохватились?..

-Не поздно. Мы там были. Она опечатана была и под охраной. А теперь-то что охранять, если всё равно всё уничтожено будет! Сейчас там никто не охраняет! Стопроцентно!

— Но ты же не собираешься сейчас туда идти?

— Я без него там не была! Верней, только сегодня! Он сам всегда приносил, что надо! Я даже боюсь не найти! Вроде как, она на самом верху, в мансарде!

— Скажи уж на чердаке! А если там закрыто?

— А мы сломаем как-нибудь?

— Мы?.. Как хочешь, я просто хочу выйти из помещения на улицу! У меня клаустрофобия начинается!

— Скажи лучше приступ страха?

— А ты ничего не боишься?.. Я тебя не бросаю, но это безумство сейчас туда идти! Смотри! Все бегут сверху вниз! А ты пойдёшь против течения?..

— Знаешь, я не могу соображать! У меня уже рефлекс выработался! Сначала мы с ним того… а потом, что я скажу, то он и делает! И я думала, что это я контролирую ситуацию! А теперь, чтобы получить, что я хочу, у меня сильное желание сделать с ним это «того», и тогда я надеюсь, начну соображать, что мне надо сделать, чтобы получить то, что я хочу… а мне, кажется, легче найти кого – нибудь, но ведь никто не захочет даже «того», а не то, чтобы идти туда!..

— Знаешь, ты сама не того, все бегут, а ты о сексе думаешь! Как он вообще может тебя вдохновлять! Надо было идти с ним!

— Нет!.. Нет!.. Нет-нет!.. Это рефлекс, я завишу от него физически, понимаешь, я это только сейчас поняла, он мне не нужен! Но я пока не могу вырваться из этого выработанного рефлекса, не знаю, не могу решить, — идти или нет…голова без этого ничего не соображает!.. тебе же тоже нужно это лекарство – жизненно необходимо!..

— Да, но будь, что будет! От нас уже ничего не зависит! Да и не зависело! Это всё самообман!.. что мы на что-то можем влиять! Нас бросили! Нас предали!.. нас изуродовали так, что мы без них шагу ступить не можем!.. «Без колёс»… под колёса прогресса, как экспресс депрессантов от стресса… по костям колесами хрустя, колесует, крестя до креста!..

— Что за бред?.. У тебя точно ничего нужного нет?..

— Ты зависла, как комп! Прости, прости меня, мне надо на воздух! Мне ду-ушно!.. – подруга панически озираясь, итак из последних сил поддерживала разговор, вырвала руку из пытающихся удержать её рук подруги, и бросилась, плача, к выходу!

— Меня тоже тошнит, и голова кругом!.. Как быть?.. Ты же тоже сидишь на барбитуратах и амфетаминах, и на гармональных… — обхватив голову руками, прозрачная как лист бумаги анимешка раскачивалась из стороны в сторону, не решаясь ничего предпринять!..

Этот анимэшный Гамлет в перьях решал вопрос «быть иль не быть?», «как быть?», «с кем быть?» Одна матрёшка – запаниковала и впала в слёзную истерию! Другая впала в затяжной транс!

Она встала и пошла по лестнице вверх! Ей почти не было, что терять! Она не могла сказать точно, — заразили её специально его люди, или он сам уколол её во время короткой схватки; когда она, сделав вид, что пошла на контакт, якобы согласившись с его предложением, больно укусила его, вынув сначала нащупанные ключи из заднего кармана его форменных штанов; потом попробовала перевернуть стол и стул, оказавшиеся привинченными к полу; и уловив его злорадную усмешку от постигшей её неудачи, не долго думая, выбросила в окно эти ключи, пробившие стекло и упавшие на мостовую. За ними ломанулись по его же приказу двое громил – полисменов. Воспользовавшись его секундным замешательством, отвлечённым вниманием, она подняла пришедшийся под руку большой старый монитор, и повергла в шок своего домогателя, сумев добросить тяжеленный прибор визуального наблюдения до окна! Столкнула его, выпрыгнула сама, благо жандарм застыл в параличном испуге, а высота второго этажа хоть и пугала, но была преодолима; и решёток стоящих на окнах, в отличие от первого этажа, не было! А потом, когда поняла, что с нею не всё в порядке, пыталась самостоятельно избавиться от страшного мутирующего в организме чёрного толстого волоса, жравшего плоть, наподобие конского червя-паразита или костоеда. Чуждый организм разросся и возможно уже был на стадии отложения личинок, и о том, что будет с ней дальше — не хотелось думать! Возможно, даже ей было легче погибнуть от общего происходящего апокалипсиса, чем от новой страшной болезни своего века, о которой только шептались, и скрывали её до последней возможности! Но почему это произошло с ней?.. Встречное движение становилось менее интенсивным. Она цеплялась за лестничные перила и упорно ползла вверх, преодолевая апатию, страх и чьи-то плечи, упорно желающие её вновь подхватив, вернуть в исходную точку. Прячась, избегая, увёртывалась от встречных солдат, выполняющих приказ командиров, очистить здание от людей. Дошла до лаборатории. Пыталась открыть двери. Сломала — таки личину, и ворвавшись внутрь растерянно окинула взглядом шкафы и полки, столы, и не знала, что ей надо принять, чтобы избавиться от страшного мутированного вируса, чужеродного организма, захватившего её тело — дом. Она думала и об оставленной всеми -эмо, брошенной на произвол судьбы изнеженной аниме-девочке, которой нужны были подходящие медикаменты, и попросту сказать, наркотики, чтобы она могла безболезненно просто как-то существовать до момента, когда уже погибнут все, почти одновременно, от конца света, и мир, какой все знали, перестанет существовать!..

Тогда смахивая всё подряд в большой полотняный прорезиненный мешок с полок и шкафчиков, запоры с которых она срывала сорванным с противопожарного стенда молотком, — с другого конца заточенным под гвоздодёр; забирала без разбору всё, что приходилось под руку… не сумев одолеть всего лишь один -единственный санитарный шкафчик со стоящей там одинокой стеклянной коричневой пол-литровой бутылью с непонятной маркировкой на ней, — она поспешила обратно, иногда для скорости съезжая с перил, или прыгая через несколько ступеней лестницы. Это было и протяжно во времени, и слишком быстро для тела, пытающегося обогнать его! Но это было действие! Энергия, направленная альтруистически во спасение своей и жизни аниме-девочки-эмо, пассивно дожидающейся смерти брошенки… никто уже ни на кого не обращал внимания. Даже по поведению солдат можно было заключить, что время на исходе, что закончив осмотр, или даже не закончив его, они торопились успеть покинуть здание, практически последними! Живое хотело жить! До последнего продлить минуты тикающего секундомера смерти…

Ей это удалось!.. Эмо никуда не делась! Все были в курсе, на чём держится существование таких чахоточных экземпляров, как она, без медикаментов, она бы долго не продержалась!

Да кому сейчас было до неё дело, до них!.. и всё –таки было! К ним подбежал молодой солдатик, видать неопытный. Стал пытаться их вытянуть за собой. Они упирались и отталкивали его от себя! Наконец, он всмотрелся в них внимательнее, и до него, видать, дошло, что такие красивые девчонки всё равно обречены, и ни ему их спасать! Кажется, растерянность за своё бессилие проявилась во взгляде его, и он в замедленном темпе направился к выходу, и уже сам, другому солдатику, также рванувшемуся к ним, кричал: «Оставь их! Ты их не спасёшь! Надеюсь, они знают, что делают!..»

Она подошла ближе к поникшей дистрофично тоненькой девушке, и тяжело дыша, но победно придвинула к ней мешок! Та подняла на неё испуганный взгляд, сначала отшатнулась, и вдруг поняла, что ей предлагают жизнь! Слёзы навернулись ей на глаза! Она заметила эту неудавшуюся самоубийцу, но социально та была ниже классом! Её оставили хозяин и подруга, но чужая оборванка принесла избавление от боли и глоток жизни!..

— Смотри, тут должно быть то, что тебе нужно! Смотри, ищи, здесь есть всё, что надо!.. Давай же! Ты должна в этом разбираться! Ну же, очнись!

— Спасибо, спасибо! – Слёзы благодарности застилали Эмо глаза, она зашмыгала носом, и лихорадочно дрожащими руками стала перебирать содержимое. – Не то… не то…

— Должно! Должно! Я брала с разных полок разных фасонов, разные каракули! – Как заклинание твердила белобрысая бродяжка!

— Ты!.. Ты подслушивала!.. Ты подслушивала!

— Нет! Я просто слышала!

— Я нашла! Есть! Я живу! Есть! Оно самое!

— Бери всё! Пригодится! Я всё равно не понимаю! Мне без пользы! Только… только знаешь! Ты знаешь, от «Червя», что можно принять от «Червя»?! – тихая слабая надежда на избавление от её кошмара сквозил в голосе. Эмопоняла про что она её пытает, а ей физически передался страх Эмо, которая даже отшатнулась вначале, и её лицо выразило сначала испуг, а потом сочувствие, и она заплакала, зашмыгала носом, быстро смахнула мешавшие видеть слёзы, и вновь стала нервно перебирать лекарства, медикаменты — искать, вдруг отодвинулась и растерянно и жалостливо замотала головой: «Тут нету!»

— Посмотри ещё раз!

— Нет! Прости! Это не то! Оно не так выглядит!

— Там под непробиваемым стеклом в шкафу, который я не сумела открыть – пол-литровая бутылка вот с таким знаком – она нарисовала его в воздух. Эмо часто и обнадёживающе закивала – да, да, похоже! Это оно! Его колют. Через каждый час пока ещё не размножилось. – Эмо прикусила губу.

-Хорошо, хорошо! Надо вернуться! За ним! И подожди… или иди…. Я возьму немного шприцов и пойду за ним. Нет. Я найду тебя потом.

— Но как же!?

-Надо! Знаю, это может стать походом в одну сторону, но ты же сама без лекарств не хотела, и я хочу умереть чистой! А ты иди! Иди, пожалуйста, сделай всё, как надо! Поживи, пока можешь! Без боли!

— Да. Да. Я бы хотела тебя дождаться!

— Я знаю, выйди наружу и отойди подальше, лучше в метро или … иди… я найду тебя, если справлюсь… мне пора!

И она вновь пошла наверх, только каждый шаг теперь давался с трудом, где-нибудь в лестничном пролёте по всей вероятности её тело застрянет, или … шаги такие словно она входит в густую массу, которая противодействует ей! Она уже ждала, что вот-вот сейчас всё закончится… вес тела стал меняться. Она чувствовала себя не по фигуре тяжёлой, весящей килограмм двести, хотя должна быть не более шестидесяти. Возможно, это началось, и такова была новая реальность?.. Она цеплялась изо всей силы за решётку перил, и по полшага с трудом пробивалась сквозь ставший тугим и упругим, как резина воздух…

***

Эмо, обнадёженная и несчастная одновременно, распихав самое нужное на себе, держа мешок, прижимая, как самый бесценный груз, дарующий волшебные минуты жизни, неуверенно стала двигаться к выходу, потом пошла быстрее и, наконец, побежала. Слёзы застилали взор. Две девушки двигались в разных направлениях, но обе к жизни! Жизнь – бесценный дар! Здоровье – дар! Свобода – дар бесценный! Любовь истинная не купленная – Дар и нет цены ему! И открылось им это на пороге Нового мира, когда всё, что имело цену, обесценилось, а что не ценилось, стало вдруг – дорого и ценно!

***

Она столько раз ждала, что всё закончится. Она откидывалась, тяжело дышала, и проверяла на прочность новую ступеньку. Последние лестничные марши она ползла. Она не помнила, как совершила весь путь. Но перед дверью мансарды она поднялась во весь рост, и на дрожащих ногах снова вошла в неё, и взор был прикован к единственному шкафу с банкой. Шкаф был открыт, и банки не было! Она растерялась. Это был конец её пути. «Так вот как я закончу!», — разочарованно подумала она и оглянулась в поисках окна – на какое-то мгновение ей показалось, что миг полёта предпочтительнее глистов, ползающих вокруг изъеденного тела. Посреди комнаты с очень серьёзным видом на неё смотрел статный видный мужчина в белом халате. В другое бы время и при других обстоятельствах, она решила бы, что он красив, но сейчас он её напугал и обнадёжил одновременно.

— Здесь была банка! Где она? – столько надежды и муки, страха ещё одного разочарования, и ожидание смертного приговора, — послышалось ему в её голосе, что мужчина словно завис, выбитый из колеи. Он бы сам с удовольствием предъявил кому-нибудь претензии за разграбление лаборатории, казалось, он имеет на это все права!

— Так мы сюда пришли за одним и тем же? – вопросом на вопрос ответил он, пытаясь сохранять изначально серьёзный настрой.

Она поникла: «Так ты тоже не знаешь?»

— Зачем тебе эта банка? Для кого? – Он сделал шаг вперёд и пристально вгляделся в неё; так, что она почувствовала себя на экзамене у профессора. Она повернулась спиной, и было пошла вон, но он окриком остановил её: «Стой! Это для тебя? Ты больна?» — она обернулась и посмотрела на него прямо и бесстрашно. – «Что? Стою! Стрелять будешь? Меня уже ничем не напугаешь!»

— Откуда ты знаешь, что здесь лаборатория? Ты же целенаправленно пришла за этой банкой! Ты была здесь раньше?.. ты знаешь от чего это лекарство?.. Кто ты?..

— И на какой вопрос я должна сначала ответить?

— Желательно на все!

— На все и сразу? Ладно! Не твоего ума дело!

Он сделал к ней шаг. Она отступила. – «Нет, моего! Лаборатория была закрыта на замок и опечатана! Но её разграбили, не тронув только эту банку, думаю только потому, что не смогли справиться ни с бронестеклом, ни с замком с секретом!» И вдруг появляешься ты, и даже не осмотревшись, целенаправленно идёшь к этому шкафу – ответь почему?»

— На какой ещё замок? Тут же личина выбита, а печати даже в паспорте никого не держат!

— Ты попалась, воровка! Когда ты вошла, то на личину не смотрела! Я слышал, как ты приближаешься! Это ты разграбила мою лабораторию? Зачем? Объясни! – Он схватил её за руку, сильно сжал, она громко вскрикнула.

— На это были веские причины! – зло выкрикнула она и вырвала руку, отпрянув, бросилась к двери.

— Не вздумай сбежать, если ты уже с личинками – ты труп! Я твоё единственное спасение! Ты бы не пришла сюда второй раз, если бы не это! Первый раз ты не знала, что ищешь! Так?.. Если скажешь, куда отнесла медикаменты, я попытаюсь тебя очистить от этой мра-зи!..

— Зачем тебе медикаменты?.. Ты служил этим подонкам! Что, хозяева сбежали, а о тебе забыли, как никому не нужной собачонке?..

— Ты не понимаешь, о чём говоришь! К тому же в твоём случае, промедление смерти подобно – иди сюда, я сделаю, первый укол, если ты больна, то чем раньше мы это сделаем – тем лучше! Не будь же врагом сама себе! Ты думаешь, одна ты нуждаешься в лекарствах, на улице сейчас тысячи, миллионы людей, которым нужна моя помощь, а я уговариваю тебя признаться, и сказать, куда ты снесла всё? Понимаешь, что я говорю? Я пытаюсь спасти тебя, а ты возвращаешь, что унесла, чтобы я смог спасти кого-то ещё! Это не меня, как ты сказала, забыли, и не взяли с собой! Это я их не взял! После того, как они истратят свой золотой запас, они не смогут его пополнить, потому что все формулы здесь! – он постучал указательным пальцем себе по лбу. Потом серьёзно посмотрел на неё, пристально вглядевшись, и сказал: «Села! Дала руку или ногу, где видела его последний раз, и лучше не смотри!» Она послушалась. Ведь это была единственная надежда! Протянула запачканное кровью запястье.

— Ну да, конечно, пыталась сама достать! – Он отвернул её голову в сторону. – Выполняй строго всё, что скажу! Возьми тряпку в рот! Стиснула зубы! Закрыла глаза! Терпи! – Это средство — покруче, чем то, о котором ты, вероятно, слышала!

Она боялась смотреть, что он делает. Она даже не смела надеяться, что кто-то примет её горе так действенно, и окажет безотлагательно помощь!

— Потерпи, малыш! Анестезии нет! Ты же всё подчистую вынесла! Прижгу если что, тварь! Ори, но не вырывайся! Ты же всё равно крепёж не дашь сделать!

И она орала! И от боли, и от омерзения!

— Терпи! Терпи! Будешь жить! Ты будешь жить! Я сказал, ты будешь жи-ы-ть! – Он сам плакал навзрыд, ведь он был совсем ещё молодой учёный, и всё воспринимал близко к сердцу, даже когда строил из себя матёрого профессионала. Он и был профессионалом, но он не был практиком, скорее теоретиком, много знал, но только сейчас ему пришлось применить свои теоретические выкладки на практике. Но соображая о себе, что практики-то у него не хватает, он всё равно колдовал над её разрывавшейся от боли, зудевшей, чесавшейся, ходившей рябью рукой. Больше ей помочь было некому. И она ему нравилась. Ей казалось, что вместо червя он тащит из неё жилы, вены, наматывая на шприц и прижигая огнём горящей спиртовки …

Бог милостив. Она всё-таки потеряла сознание, а он, справившись, дал нюхнуть ей нашатыря и привёл в чувство.

— Некогда прохлаждаться, малыш! Ты скажешь мне, где лекарство? Мы заберём, что сможем, и ты должна некоторое время быть рядом, чтобы я мог наблюдать за тобой. Если тебя это волнует – то его в тебе больше нет, но чтобы рука осталась действующей – надо понаблюдать, я тебя практически оперировал без анестезии! Проколоться ещё не лишне. Согласна?

— Конечно! – Сказал она со слезами на глазах. – Я отнесла его Эмо, аниме-девочке, у неё нарушен метаболизм, и она должна пить, что-то противоположное анаболикам, тормозящее обмен веществ.

— Ясно. Они сначала глотают и пьют всякую сомнительную дрянь, чтобы стать худой, как скелет, а когда процесс запущен, не знают, что в себя впихнуть, чтобы остановить этот процесс, скорый поезд, набирающий обороты – это тупик. Ну, идти сможешь? Голова не кружиться! Надо найти эту эму! Знаешь, в Африке есть с таким именем страус!

— Спасибо тебе!

— Я сделал, что мог! Каждый бы на моём месте попытался хотя бы что-то сделать! Я знал, что делаю, но у меня мало практики, точнее как таковой её вообще не было, я профессор, я преподаю теорию и занимаюсь в лаборатории синтезом веществ, создаю лекарства. А тебя оперировал практически впервые. Поэтому, очень прошу, не делай глупости, не убегай!

— Только поэтому?

— Не задавай глупых вопросов! Идём!

— Я буду называть страусами эту бегущую толпу людей, они не умеют ни черта, не знают, и только прячут голову в песок…

— Стоп! Стоп – стоп! Это заблуждение! Страус не прячет голову в песок. Это — во-первых! Во-вторых, каждый делает то, что умеет, что может! Ну, а в третьих, – расскажи о себе, что умеешь ты!

— Я это уже сама почти забыла… ладно, я ведь твоя должница! Я хотела быть журналисткой, пятой колонной, бороться за справедливость! Открывать людям глаза на махинации и преступления. Но получилась, что стала сама преступницей, преследуемой фараонами!

— Господи! Что ж ты натворила?

— Я отказала в ласках главному полицаю, разбила стекло, выбросила ключи и убежала; ах, да, я его укусила! Я думаю, что это он меня уколол, когда я с ним боролась! Ведь это не может прийти из подвала, например, из-за грязи!

— Ну, нет, надеюсь, нет! Не должно быть настолько всё плохо! Утечек не было, на моей памяти! Подобную «хрень» собирались тестировать на преступниках, прости, в смысле, заключённых, но я был против! Меня, конечно, теоретически, могли и не известить о том, как собираются использовать этот мутированный вирус.

-Значит, это так называется!

— Прости, но нам действительно надо идти!

— Я думала, я уже должна быть где-то между пролётами! Что, конструкции не оплавились?..

— Я хотел бы потом поговорить с тобой о теории смены полюсов и явлениях с ними связанных… мне, в самом деле, как и каждому, хочется забиться по -тараканьи в щель и отсидеться, но давай рискнём выбраться через грузовой лифт! Мне так доставляли материалы для работы! Прощай, лаборатория! Я думаю, что больше сюда не придётся вернуться!

— Ох! Ну да, ностальгия, именно поэтому мы ещё здесь? Пойдём же, пойдём! Делай же что можешь! Иди дальше вперёд, мы найдём Эмо, чем быстрее пойдём – тем больше вероятность, что найдём, если сумеем спуститься! Она меня, вероятно, уже не чает увидеть в живых!

Он глубоко с придыханием и звуком вздохнул, взял её, забывшись за руку, чем вызвал с её стороны подобие стона, отдёрнул руку и позвал за собой. Повернулся, пошёл, она за ним. С опаской вошли в погрузочный лифт и стали спускаться. Прекрасно было бы сказать, что они благополучно добрались до первого этажа, но это было не так. Что-то происходило. Мигал свет. Лифт дёргался, то останавливаясь, то произвольно возобновляя движение. Потом надолго завис. Когда их терпение достигло точки накаливания, они решились спускаться по шахте лифта своими собственными силами. Он шёл первым, она изо всей силы цеплялась здоровой рукой. Перевязка усложняла дело, но она безумно была рада, что она чистая, без этого отравляющего жизнь искусственным образом выведенного мутированного вируса, что прежде носила в себе, и это ощущение второго рождения придавало силы ей. А его поддерживало, что она улыбается, сияет, ловит его взгляд, и он мужчина должен не показать, как он сам боится ползти, спускаясь вниз по ржавой лестнице шахты грузового лифта, словно какой-нибудь монтёр по техническим туннелям коммуникаций. Этажей было не мало. Когда под ним проломилась очередная ступенька, он испугался, что материя наконец-то меняет свои свойства, тогда они с трудом, сильно уставшие, выбрались в пролёт этажа. Оказалось, что продолжить путь по лестнице не получится, пролёт отсутствовал, обвалился, посовещавшись, они выбрались через балкон на пожарную лестницу – она казалась покрепче, и продолжили спуск по внешней стене здания ТВ-Центра. Небо было такое же чёрное, к тому же ветер и высота под ногами, не добавляли весёлого настроения и не располагали к шуткам. Они конкретно боролись за свои жизни, к тому же она была с рукой на перевязи, и никакого альпинистского снаряжения или страховочного каната, как в цирке у них не было. Да и не были они не альпинистами, ни тренированными циркачами – спортсменами. Им приходилось крепко цепляться, жмурить глаза, слезящиеся от песка, ветра и смога, молиться про себя оставившему их богу, иногда поддерживать друг друга ободряющими криками: «Держись!» — «Держусь!» — «Ещё пролёт!» — «Есть этаж!» — «Не смотри вниз!»

Лучше бы он это не говорил! Попробуйте не посмотреть, если слышите такое! – «Подожди! У меня кружится голова!» — «На небо тоже не смотри! Надо торопиться! Как будто образуется вихрь с воронкой посередине!» — «И что будем делать?» — «Держаться подальше от эпицентра!» — Она сорвалась, но успела зацепиться, и вытянуть себя из последних сил на одной своей и второй его руке, протянутой на помощь ей! – «Ты второй раз спасаешь меня!» — «Будешь должна!»

Как бы не желанно над ними было посмеяться спортсменам, альпинистам и циркачам, ежедневно рискующим жизнями, но учитывая, что герои этой истории, были не героями по жизни, а простыми смертными, и небо над ними сгущалось в божьем гневном суде, — для них это снисхождение было равно покорению Эвереста. И, слава Богу, оно закончилось! А надо было идти дальше, расспрашивать встречных – поперечных об Эмо, о прорезиненном пакете с медикаментами, что-то врать власть представляющим солдатикам, брошенным на произвол судьбы чуть ли не в эпицентре образующегося вихря! Попутно, Владимир, — как звали профессора медицины, — объяснял, что воронка — это плохо, может втянуть, надо отходить, как можно дальше, на танках, а лучше спрятаться в подземные убежища, а то, как Элли из Канзаса унесёт в неведомые страны. Попасть в эпицентр урагана – плохая шутка, и совершенно не предсказуемая последствиями, а пример с Элли отрезвлял самых отъявленных рискованных вояк, ведь ожидать, что тебя занесёт в сказку к феям — не приходилось! А эту сказку как раз читали все, или мультик смотрели…

Он вдруг остановился и стал смеяться.

— Что с тобой?

— Не обращай внимания. Я вдруг подумал, что всё происходит, как в каком-нибудь фантастическом триллере – Эмо – аниме-девочка, штормовое небо и торнадо, грозящее смести всё с лица земли, и парочка персонажей, мечтающая спасти мир от неминуемой катастрофы! Ладно, пойдём!

Но она осталась стоять, как вкопанная, поражённая внезапной догадкой!.. Что-то привлекло её внимание!..

— …Чёрт!

— Что?.. – он подошёл посмотреть, почему она остановилась и что разглядывает.

На земле валялся наполовину разодранный прорезиненный пакет и кое-где рассыпавшееся в полу-смятыхполу-порванных упаковках лекарство – таблетки, ампулы, осколки, на одну явно наступили, раздавив чем-то тяжёлым…

— О, боже! Рассыпано не так уж много! – они вдвоём жадно подобрали валявшееся лекарство. Но было ясно, что основную часть люди унесли.

— Я думаю, что найти медикаменты будет сложнее. Не факт, что они всё ещё у Эмы.

— Мы можем попытаться.

— Можем. Возможно, что-то у неё и осталось. Но вероятнее кто-то обладающий большой массой тела отобрал у неё их, и сражались за этот пакет, как минимум двое между собой. Вряд ли у неё хватило бы сил порвать его!

— Сколько вообще сил надо приложить, чтобы разодрать прорезиненную ткань!?

— При стрессовых ситуациях силы увеличиваются! За лекарство боролись! И победил, конечно, сильнейший! Если ей что-то и оставили, то жалкие крохи!

— Мы что не будем её искать?..

— Успокойся! Будем! Она могла видеть и сможет узнать, или рассказать что-то ей известное, но попутно надо расспрашивать и о медикаментах! Если пакет порван и выброшен, то всё распихать по карманам было не возможно…

— Либо тут потрудилась целая толпа, страждущих обзавестись бесплатными лекарствами!

— Искать надо по двум направлениям – среди силовиков – которыми могут оказаться и солдаты, и бандиты…

— По принципу, если не солдат, то бандит?..

— … и среди простого населения, которое вероятнее всего, затолкали в метро или бомбоубежища!

— Если она жива, то она в метро на ближайшей станции отсюда! Пойдём туда! И как можно скорее!

— Я ведь сказал, что мне надо узнать о лекарствах! Их вероятнее забрали военные! Отобрали у неё!

— Вовсе не обязательно! Разве военные стали бы рвать пакет! Это мародёры, которые могут забиться в любую кротовую нору! …торолл… что это, от чего его пьют?..

— Вот именно!..

— Что?.. Ты что-то придумал?.. Мы идём в метро?!

— Торолл? Ке-торолл принимается при умеренно выраженном болевом синдроме – травме, боли — это обезболивающее! Надо слушать разговоры, слухи, особенно, кто будет интересоваться от чего какое лекарство!..

Он увидел бегущего солдатика, и перехватил его за руку: «Стой! Ты видел, — здесь дрались за лекарства?.. ты меня слышишь?.. Кто забрал лекарства, ампулы, шприцы, таблетки?.. У кого лекарство, знаешь?.. – солдат, казалось, ничего не понимал. Округлившимися от ужаса глазами, он смотрел на профессора, который зачем-то тряс его за грудки и что-то орал ему в лицо! – «Там!» — наконец-то выдавил он, и указал пальцем! – Все невольно посмотрели в сторону, на которую указывал солдат!

…Здание телецентра рухнуло прямо на глазах!.. Солдат дёрнулся, вырвавшись из цепких пальцев профессора, бросился бежать! Чёрная пыль, бетонная крошка закружились в воздухе. Закрыв нос рукавом, профессор сделал попытку прикрыть лицо девушки, та невольно отшатнулась. Он что-то кричал.Где-то близко что-то горело. Едкая гарь быстро распространялась в воздухе, ядовито воняя. Не в силах больше выносить всего этого, девушка сорвалась и побежала в сторону ближайшей станции метро. Он что-то кричал ей вслед. Она не слушала. Испуг нёс её вперёд. Она бежала, не разбирая дороги, несколько раз спотыкалась, падала, вновь поднималась и пускалась бежать!..

…Она колотилаокровавленным кулачком по закрытым дверям, отделяющим в ход в метро от поверхности города. Повернувшись спиной, стучала по ним, отбивая пятки, ногами, обутыми в туфли – лодочки, практически без каблуков.И сердце быстро- быстро билось от бега и страха; и ноги дрожали, не в состоянии стоять на месте, подпрыгивая и суетливо переминаясь на одном месте, и дыхание перехватывало, невозможностью заглотнуть больше воздуха для обожжённых отравленных чадом лёгких…

Она не помнила, как солдаты впустили её внутрь станции, и проталкивалась среди скученных и скрюченных тел людей – тоже испуганных, взъерошенных, нахохлившихся, сидящих понуро, и лежащих… раненых и здоровых, молодых и старых… плакали дети, шептались и постанывали, причитая бабы, матюгались старики…

Пахло потом, вонючей одеждой, дешёвыми сигаретами… страхом… мочой… человеческими телами и отбросами… и вдруг резкий лекарственный запах медикаментов остановил её!.. Она ещё не успела понять, почему остановилась, наконец, и устало опустилась, почти рухнула, где стояла, и лежала так долго, тяжело дыша, восстанавливая дыхание. Потом начала соображать, что на всякий случай надо бы приглядеться к тем, кто пахнет лекарствами. Стала слушать, о чём переговариваются люди, вспомнив, что сказал Владимир, излечивший её, которого она так неблагодарно оставила стоять посреди Армагеддона рушащихся улиц, испытывая и чувство стыда, и злости на него за то, что он не последовал за ней, не прислушался к её чувствам и запросам. Кажется, она себя ничем не выдала, но люди стали говорить тише, а потом и вовсе замолчали.

— Вы не видели здесь Эмо? Девочку – эмо? – Глухое молчание встретило её. Разговоры мгновенно стихли. Только в тишине тонкий голос женщины, не почувствовавшей опасности, не долгое время о чём-то ныл, жалуясь и причитая. Потом и она, испуганно затихла, осознав, что в полной тишине слышится лишь её полу-плач, полу-стон. Словно, натолкнувшись на осязаемую стену недоверия, девушкачувствовала своё бессилие переломить ситуацию в свою пользу. Ей не верили, даже если тут кто-нибудь что-то и знал, найти здесь правду, казалось, не удастся. Ноль – один в их пользу. Хотелось отключиться, хоть немного поспать. Огромное напряжение давало себя знать. Понимают ли они вообще, о чём она спрашивает? – худенькую такую… — почти безнадёжно закончила она.

— Иди отсюда! – раздался хриплый бас мужика, из-под кепки блеснул белок глаза со сверлящим взглядом. Она успела заметить недельную щетину и металлическую фиксу во рту, растянутом в недоброй усмешке.

— Я разве мешаю?

— Миш, чего ты! Пусть сидит!

— А ты молчи, дура!.. – и зашипел – кому сказал, пшла отсюда! Шпионки!..

Так вот в чём дело, не доверяли, пожалуй, Эмо, безошибочно вычислив, что она за «фрукт», и какой месседж, какой субкультуры несёт собой. Ладно, если так просто её найти не удастся, можно ненадолго и оставить поиски, или не вызывая подозрений, пройтись не торопясь по всей станции, и поискать самостоятельно, без расспросов. Конечно, таким здесь веры нет… – запоздало подумала она. В метро сидят простые работяги. Можно предположить, что Эмо сейчас не просто.

— Что смотришь?

— Купили место что ли? – для вида проворчала она, но отошла немного в сторонку. Ей думалось, что он, по крайней мере, видел девчонку. Но, понятно, что добровольно ей не скажет даже такой малости. Под подозрительным взглядом мужика было неудобно ни сидеть, ни спать. Поэтому она решила, что он всё равно никуда не денется, и его можно будет найти и позже, а сейчас либо поспать, либо всё же пройтись, а вдруг…

Она не стала дразнить гусей, но постаралась запомнить, как выглядит и мужик, и его запуганная жена; на окружение, всё равно, её не хватилобы; все были, казалось, одинаково серыми и незапоминающимися. Пройдя вдоль и поперёк всю станцию, потому что так и казалось, что где-то вот сейчас она увидит тростинку тела миниатюрной молодой женщины, больше похожей на ребёнка; вертя головой во все стороны; пристально вглядываясь в сидящих и лежащих людей, она явно выискивала кого-то глазами, и наконец, окончательно обессилев, опустилась прямо на пол платформы, потому что лавочки и более удобные уголки были заняты. Расспрашивать опасалась, помня реакцию мужика, но если спрашивали её, очень издали описывала хрупкое телосложение, и так откровенно Эмой её уже не называла. Но иногда видела вспыхивающее в глазах подозрение, или вдруг отстранение и поджатые губы собеседницы. В их глазах Эмо, конечно, именовалась куртизанкой и блудницей, не смотря на более высокий в сравнении с ними социальный уровень и праздный образ жизни, на роскошь, окружающие её в быту, одежде, изящные дорогие вещи и безделушки. Социальная среда, состоящая из простых рабочих и работниц, с трудом сводящих концы с концами, их вечно полуголодными чадами, не принимала и отталкивала её, как нечто чужеродное и продажно – нечистое.В какой-то момент девушке показалось, что за суетливыми движениями рук некоторых женщин, слишком ярко проступают маркеры жестов, невольно помечающих, в каких местах их котомочек, карманчиков, потаённых местах одежды и сокровенных тела находятся дорогие сердцу хозяина вещи, будь то деньги, илидокументы, прихваченные с собой продукты питания и запасы питьевой воды. А возможно, и лекарства. Ей даже показалось, что у одной из тёток в руках блеснула затейливая вещица, типа броши для волос явно не из этого мира горбатых теней и мозолистых ладоней. Но что-то предъявить она не могла никому. Хотя всё больше росло подозрение, что Эмо таки здесь была, что её здесь не только видели, но и запомнили, что был инцидент, о котором никто ей не хочет рассказать, выражающийся в чём-то схожем с классовой ненавистью. Ну не растерзали же её живьём! Должны были тогда остаться какие-нибудь следы, и тела убиенного, слава богу, нигде не было видно. Усталость зашкаливала. Она отрубилась…

***

Она не поняла, сколько проспала; день сейчас или вечер? Проснулась от того, что кто-то несмело теребил её за рукав. С трудом разлепив глаза, ещё не понимая где она, что от неё хотят, почему вокруг скопление народа, села и вспомнила всё, ужасаясь крутым виражам и переплетениям историй собственной и мировой, перекрученной в тугие узлы; ведь за короткий промежуток времени она прочувствовала всю гамму чувств от жизни к смерти!.. И вновь к жизни!.. Страх и отчаяние сменилось верой, надеждой, благодарностью и воскресением! Она почувствовала гордость за свои мужество и усилия, увенчавшиеся успехом, потребовавшим неимоверного напряжения всех сил, и даже любовь, робко стучащуюся в её разочарованное миром сердце! Наконец, вспомнила всё, и не могла понять кто перед ней, та затюканная своим мужиком добрая баба, или ещё какая женщина, решившаяся по жалости своей рассказать ей то, о чём другие молчали.

— Ну, ты ж её искала!?.

— Что? Кого?

В глазах тётки мелькнула досада и разочарование: «Ну, потрепали которую, куколку для любовных утех мироедов…»

— Она жива?.. – страх услышать о суде Линча над Эмой разгневанной толпой рабочих низов, сжал ледяной рукою сердце. Все плохие предчувствия вернулись с новой силой.

— Да жива, жива; была жива… — довольная таки пробуждённым интересом собеседницы, зашептала женщина.

— Где она? – нетерпение подкатывало волнами к горлу, перехватывало дыхание. Как она не подумала, отправляя её в метро, что здесь её может поджидать верная смерть! Ей нельзя было одной приходить сюда! Но кто бы взялся устраивать ей комфортабельное убежище, от которого она, на глазах тихой наблюдательницы, отказалась! Где-то на полу остался лежать оброненный билет на самолёт, и пропуск в одно из таких «тёплых» местечек; никто их не подумал поднять ни до, ни после того, как она протянула Эморезино-тканевый крепко скроенный пакет с медикаментами.

Тётка, уверовавшая, что её информация погодилась, пришлась по назначению, уже победоносно и уверенно вещала: «По крайней мере, на своих двоих до туннеля-то доковыляла… ну, ясно дело, поклевали её, шмотьё порвали…» — тётка прикусила язык, решив не договаривать всё до конца-то, мало ли?

Жуткая картина слабой умирающей в грязи туннеля Эмы, нарисовалась перед взором Роксаны, — (давно пора назвать своим именем, скрывавшуюся от жизни, девушку, которая и сама-то имя своё почти не помнила, и так и не назвала его профессору медицинских наук Владимиру.) Как же он её разыщет?.. Но ведь и она не спрашивала имя девушки, которую сама про себя окрестила Эмо. А по её рассказу Эмо признали. Слабая надежда отыскать её живой засветилась перед ней.

— Она пошла по туннелю?.. – видимо, было излишне задавать вопрос «зачем?» — прогнали, не захотели принять в свою стаю отщепенку, ради красивой жизни предавшей свой класс, хотя и о происхождении, уж точно, никто не спрашивал. Да и Роксана о нём не ведала. Кто знает, откуда вербовали в секс – рабство постельных жриц любви, может вообще, как гомункулусов в страшных сказках из пробирок выращивали, или поджидали как паны дриад, выходящих из деревьев, чтобы красть молодость, красоту, живые соки тела. Да нет, все они из одной действительности, под разными углами поворачивающейся к разным гражданам.

Она стала подниматься с намерением пойти в эту тускло освещаемую темноту с крысами и железными составами, двигающимися вне времени и графиков, но была перехвачена рукой женщины, зорко всматривающейся ей в лицо, также читающей по жестам о намерениях и следящей за ответными реакциями, невольно отображающимися на её лице и телесных порывах. Все чувства у всех обострились в роковой момент истории, были как оголенные натянутые провода нервов. Может она хотела на ней заработать, или завербовать, таким образом, на всякий случай, себе помощницу, или просто по человеческому милосердию пожалев несчастную Эмо, решилась рассказать о повороте в её судьбе, а может из любопытства?.. Словно отвечая на незаданные вопросы, та продолжила сначала шёпотом: «Меня муж ждёт! Ты уж никому не выдавай, что я тебе тут рассказала!» -и уловив лёгкий кивок головы Роксаны, утвердившейся в личности женщины, стала говорить громче и смелее на прислушивающиеся к ним чужие уши: «А тебя ищет профессор! Такой импозантный мужчина!» — и опять тише, только ей, — «Дура будешь, если упустишь!» — улыбнулась и опять зашептала – «Ты уж помоги нам с лекарствами-то, если что! Муж-то инвалид, на одной ноге, болит у него, как бы гангрены не случилось, с этими беспорядками-то!» — всхлипнув, добавила она.

А у Роксаны уже всё пело и ликовало внутри. Она рада была столь быстрому разрешению, волновавшего вопроса: «Найдёт ли он? Захочет и будет ли искать?» Ей даже стыдно стало перед Эмо, за свою радость, ведь только что она рвалась в туннель, чтобы попытаться её спасти, но так страшно одной было заходить в разверстую его пасть, хотя Эмо пришлось войти, у неё просто, видимо, не было выбора!..

— Где он? – Роксана встала во весь рост и стала вглядываться в серость подземного укрытия. Ей даже показалось, что она видит какое-то оживление, шевеление людской массы впереди. Ей хотелось откровенно сорваться с места и побежать, и стоило усилия воли, чтобы не сделать это сию же минуту. Зачем же было демонстрировать так наглядно свою прыть и нужду в нём! Но женщина поняла её нетерпение, и уголки губ разошлись в лёгкой усмешке.

— Навряд ли, ты его отсюда высмотришь! Он оказывает первую помощь и учит, что надо делать! Он врач или учитель?.. не важно, чувствуется, что знающий человек!

— Да! Так и есть! Врач и учитель!

— Одним словом, профессор! Ну, беги, я же вижу, как тебе не терпится, его увидеть!

Она пошла навстречу, потом быстрей, и хотя бежать среди сидящих и лежащих людей было невозможно, всё её существо неслось ему навстречу, лавируя между людьми, их телами и скарбом. И встреча не заставила себя долго ждать! Она увидела группу людей, внимающих её профессору, который казался, в центре толпящихся управляет ими, двигает человеческую массу своей волей, поднимает упавший дух людей, вдохновляет и агитирует, даёт указания – и они его слушаются! Инертная человеческая масса, потерявшая волю к жизни и способность что-либо соображать, выбитая из колеи привычной трудовой жизни, шокированная происходящими событиями, после разъяснений «её спасителя», трезвела, и начинала действовать разумно и целеустремлённо, без паники и суеты. Организовывались пункты первой помощи; нашлись знающие женщины и разного пола и профессий специалисты, имеющие хоть какое мало – мальское отношение к медицине, которые пытались хотя бы наложить шины на переломы, и обработать раны от инфекции. Другая группа тоже, видимо, организованная Владимиром при помощи представителей военных войск, помогала накормить и напоить в первую очередь детей и женщин, и людей выглядящих особенно ослабленными, тех, кто давно не ел, не имел с собой запасов воды и пищи. Владимир появился, и вокруг него водоворотом закружилась жизнь. Те, кто мог соображать, вдохновляемые его примером, втягивались сами и заставляли других организовываться в разумные группы, налаживать дисциплину и порядок среди поддавшихся паническому страху людей. Он говорил, что первые самые страшные минуты ужаса ими пережиты, и теперь важно оставаться людьми, сохранять присутствие духа, пресекать факты стяжательства и тем более откровенного вымогательства и мародёрства; помнить, что в трудный час выжить можно только сообща, одиночки обречены; что он не бог, но если ему помогут, найдут и добровольно на первое время позволят пользоваться прихваченными медикаментами, то в дальнейшем он берётся синтезировать лекарства из химических веществ; и что главное не допустить гнойных ран, а лёгких инфекций при массовых стрессах опасаться сильно не стоит, потому что под влиянием веществ, вырабатываемых организмом при стрессе, инфекционные заболевания от переохлаждений и даже бактерий пресекаются самим организмом человека. Он также призвал людей к контролю над своими эмоциями, и сказал, что умереть не проблема, вопрос в том, чтобы умирая, сохранить человеческое достоинство и добрую память о себе! И что спешить с этим уж точно не стоит! Что всем им надо попытаться выжить! И сделать это можно только сообща! Не отдельной ячейкой общества, а разумной группой человечества! И что природа разумна! И даст этот шанс тем, кто сам поведёт себя в условиях гибели старого мира достойно и человечно! Что должно помнить гуманные идеалы человечества и этику отношений! Что спасёт их духовные идеалы самой Земли, которая живая, и разумная, всё знает и чувствует, и сейчас принимает решение – быть или не быть остаткам цивилизации! И что кого-то она пропустит в Новый мир! И эти кто-то могут быть они, если покажут себя цивилизованными людьми! Он умел убеждать! Люди ему верили! А если не верили, то на всякий случай, всё-таки, не против были помолиться и его богам тоже, лишь бы умилостивить гнев матери Земли, природы! Послужить Духу и гуманитарным ценностям Планеты! Никто толком не понимал и не знал, сменились ли полюса, или всё только начинается!..

Не зная, как пробиться к Владимиру, немного не дойдя, Роксана остановилась в стороне; и внимала речамего молча, впитывая губкой каждое слово и движение; слёзы текли по лицу её! И чувства переполняли! Он просто стал в её глазах сам Богом! Избавителем, дарящим надежду и пробуждающим к жизни! Ей хотелось кинуться к нему, разбросав окружающих его людей, прижаться всем телом к сильному торсу, уткнуться в плечо, или зацеловать щёки, губы, глаза, нос; всё, до чего она сможет дотянуться! Она смотрела на него влюблёнными глазами!

Её заметили и обратили его внимание, указав на неё, движением головы. Владимир пристально посмотрел в её сторону поверх голов, отдал последние распоряжения; и вынырнув из расступившейся группы людей, подошёл к ней.

— Как рука?.. как ты, малыш?..

И тут её прорвало! Она заплакала! Всхлипывая, говорила ему об Эмо! Жаловалась на изгнавших по классовым соображениям хрупкую и больную девушку в туннель, страшный и тёмный; в крысиную сырость и чугунность рельсов и составов поездов, идущих, наверняка, без графика и предписаний диспетчеров! Где она, наверное, лежит между станциями побитая, истекая кровью от ран, если её не сожрали крысы, или не убили мародёры, или не стукнул током какой-нибудь оголённый провод подачи электричества! Выдала ему на ухо горячим шёпотом слёту рассказ о мужике и бабе, около которых пахло медикаментами так, что шибало духом лекарства за несколько метров, свербело в носу и хотелось чихать! Ни слова не сказав о руке, о своих чувствах, о том, как безумно рада его видеть, что давно не ела, и очень хочется пить, что она в него просто влюблена и готова ради него на всё!

— Ты убежала! Я же просил тебя не убегать!.. – также шёпотом, и как-то особенно нежно, боясь обидеть её, и в то же время явно огорчённый её побегом, проронил он, едва касаясь её волос. – Ну, успокойся! Ты больше не убежишь?..

— Нет!..

— Подожди! Я всё организую! Я должен посмотреть твою руку!

— Но у меня всё нормально! А Эмо – она одна в том страшном туннеле! Люди злые! Такие злые!

— Малыш! Им сильно досталось! Иногда мне кажется, что энтомологическое оружие, призванное одними убить других, было последней каплей, которая погубила и без того рассерженную Планету! Она не захотела, чтобы её руками, при помощи насекомых, заражённых патагеном, гибло всё живое, созданное ею во благо!

— О чём ты говоришь?.. Я тебя не понимаю! В туннеле Эмо! Я сама пойду туда, если ты не хочешь идти вместе!

— Я тебе потом всё объясню, когда будет время! Я учёный энтомолог! Я тоже виноват, что в мир прорвалась та страшная инфекция!.. Я потом тебе обязательно всё расскажу!.. Ты голодна?.. Пойдём! Покажешь руку!

— Ты не слышишь меня!

— Ты же обещала никуда не убегать!.. – посуровел он.

— Только после того, как найду Эму!

-Я организую на её поиски людей! Слышишь?

— Прямо сейчас!

— Да! Но ты пройдёшь в лазарет! Покажешь мне руку! Поешь и поспишь. Давай, ты будешь делать, как я говорю, ты же видишь уговаривать нет ни времени, ни возможности! Столько людей сейчас нуждаются в нашей помощи!

— Ты сказал, в нашей?..

— Да, в нашей! Ты могла бы взять на себя часть работы по разъяснению ситуации, или оказанию первой помощи, или организации кормления, восстановления – распределения еды и питья! Только сама сначала восстановись!.. Так?..

— Так! Но пошли за Эмой спасателей!

— Не волнуйся! Сделаю всё, что смогу! Подожди немного!

Он отдал распоряжение. К ней подошла женщина. Попросила следовать за ней в лазарет. Она оглянулась. Он был занят.

— Он сейчас подойдёт к вам! Пройдёмте!

Лазаретом оказалась палатка, установленная ближе ко входу в подземное помещение! Ей предложили выпить питательный раствор бульонного кубика, выдали маленький кусочек хлебца, который она с блаженством ссосала, как какую-нибудь сладость! Поистине пищи чудесней бульона с простым хлебцем, она ещё не вкушала! Волнение, облегчение от того, что она переложила весь груз своей тревоги на Владимира, расслабление, и рассеянное внимание созерцательного ожидания его прихода овладело её настроением.

— Поспите! Он очень занят! Мы разбудим вас, как он подойдёт!

Она ждала, но монотонность обстановки, тихо шебуршащегося муравейника людей за стенками палатки, сделала своё дело, она задремала, мучимая сомнением, всё ли она делает правильно?..

Она проснулась. Что же её разбудило? На неё с трепетным вниманием и нежностью во взгляде смотрел Владимир.

— Ты давно пришёл?.. – смутилась вдруг она, и отвела глаза в сторону.

— Нет! Только что!..

В палатку кто-то нетерпеливо заглянул и тут же скрылся, отпрянув назад.

— Пора, малыш! Показывай руку!

Он сам сделал перевязку. Она старалась не смотреть, отводила в сторону глаза. Он сделал ей укол, и сказал: «Всё нормально! Но нуждается в дальнейшем наблюдении! Давай ты ещё поспишь! Я велю оставить тебя в палатке! Я сейчас должен идти! Приду — тогда сам тебя разбужу! Договорились?..»

— Да, только скажи, не нашли ли Эму?..

— Я снарядил за ней поисковый отряд! Поверь, это было сделать не совсем просто! Народ обвиняет таких, как она, в предательстве и служению сатанинскому режиму! Я постараюсь сделать всё, что в моих силах! Прямо сейчас пойду и свяжусь по рации с отрядом! И сразу дам знать тебе, когда что-то будет известно! Договорились?..

— Да!..

— Обещаешь, что больше не убежишь?..

— Обещаю! – вздохнула она.

Ей только показалось или он, действительно, хотел её поцеловать… он чуть дольше смотрел на неё, чем это было нужно… чем следовало… или это только её воображение выдаёт желаемое за действительное?.. Она с робостью и сомнением протянула здоровую руку и чуть пожала его тёплую большую ладонь.- Ей вдруг подумалось, что этот сильный мужчина, волевой и умный, сам нуждается в её поддержке и участии. Что она для него? Первый пациент? Подопытный? Или красивая девушка?.. Красивая ли она?.. не смотря на своё выцветшее полуцыганское платье, фигура её оставалась такой же статной, как и раньше, пусть даже с некоторой худобой, — последнее время она ела мало, не досыта, и не всегда,- с гордо посаженной на изящной тонкой шее головой. Лицом она была чиста, кожей — светла. Лицо обладало правильными чертами, где глаза широко открыты, губы пухлы, и брови изогнуты дугой…

Увидев в лаборатории себя в зеркале, она не сразу поняла, что это она, давно себя не видела, как там, в полный рост, ведь маленький осколок зеркала, позволявший видеть в нём лишь один глаз не в счёт! Поэтому не сразу его и заметила, заглядевшись на себя! Пока он сам себя не обнаружил, оказавшись за её спиной, как привидение, не понятно, откуда проявившееся! Решила, что это игра разыгравшегося воображения! Оглянулась к окну, и поняла, что галлюцинация никуда не пропала, оставшись стоять, как и отражение в зеркале, посреди помещения лаборатории! Тогда она подумала, что если бы не обстоятельства, то могла бы в него влюбиться! И вот он убрал обстоятельства! И она влюблена! А он боится оставить её опять одну! Боится, что она убежит, как какая-нибудь неблагодарная дрянь! Что она ему?..

– Обещаю! Куда мне бежать и зачем?.. – Это был момент их близости. Их обещания друг другу в верности, их признание друг другу в неравнодушии и нужности друг для друга. Да, это было признание в любви друг к другу. Молчаливое успокаивающее подписание договора находиться рядом друг с другом…

У него вырвался непроизвольный вздох. Казалось, ему не хочется сейчас вставать и уходить. В палатку который раз нетерпеливо заглядывали и вновь скрывались за тканью, колыхая полог, чьи-то лица. Он порывисто одёрнул форменный военный китель, оказавшийся на нём, и вышел, несколько резковато, не обернувшись, больше не обронив ни слова, из палатки. Ей хотелось рвануться за ним. Но в палатку вошла в медицинском халате женщина со шприцом.

— Он велел вам сделать укол успокаивающий, чтобы вы поспали!

Ей подумалось, что мог и сам уколоть в таком случае, но слабость и спокойствие вдруг овладело ею; и ещё она подумала, что столько никогда не спала — и сколько можно спать!? И провалилась в глубокий сон, после укола и совсем небольшого отрезка времени с повторяющимся монотонным шумом за пологом палатки; и ещё успела подумать, что ей, наверное, завидуют, и берегут, и обхаживают, как какую-нибудь важную персону! Столько внимания к себе она не чувствовала очень давно!

***

… И ещё одно пробуждение ждало её после лабиринтов снов, которые тут же улетучиваются, оставляя за собой осадок от незаконченного во сне дела… и возвращения памяти в день и дела настоящего времени и места. Она даже застонала – как всё плохо! А потом открыла глаза – нет же! В мире, может, и плохо, но у неё!.. персонально у неё!.. всё очень хорошо!.. Нет болезни! Она мечтала умереть чистой! Но умирать не надо! Есть Он, спаситель, избавитель и возлюбленный! Её мужчина! Умный! Добрый! Красивый! Надо жить! Есть ради чего жить! Кто же сказал: «Если у тебя нет того, ради чего можно умереть – значит, тебе незачем и жить!» У неё – есть, но умирать теперь не надо! Вот только Эмо… как там Эмо?..

Она лежала, и мучилась угрызениями совести. Она думала, что может, эта палатка кому-то сейчас нужнее! Эта мысль заставила встрепенуться и выглянуть наружу!

— О, ты проснулась! Ты выспалась? – спросила сестра в медицинском халате.

— Может, палатка кому-то нужнее?

— О, нет! Это его личная палатка! Ему выделили её военные! Но если ты не против, я прикорну в ней до его прихода. Я немного вымоталась! А ты можешь сходить в туалет, если хочешь, или прогуляться до пищеблока. Только не уходи, иначе он меня убьёт! Он не велел тебя вообще-то выпускать, только в туалет! И он очень надеется, что ты не уйдёшь!

— Вы хорошо информированы!

— Но здесь, как ты заметила, слишком мала площадь, чтобы хранить большие секреты!..

— А где здесь?..

— Туалет? До служебного туалета будет ближе, но там очередь, и кто-то уже открыл свой в туннеле! Не самый лучший выход из положения! Особенно для чувствительных барышень!

— Я не избалована!

— Не думаю, что Профессору это понравится! Смотри же, ты обещала! Я прикорну ненадолго. – И…- свято место пусто не бывает,- сестричка влезла в палатку и тут же рухнула без сил, и мгновенно отключилась.

Роксана пошла прогуляться. Ей было удивительно, что Владимир поручил её охранять той не старой ещё женщине в медицинском халатике. Девушка оглядывала людей, и завидовала сама себе, глядя на себя их глазами. Они, наверное, думают: «Ишь, барыня какая, и накормили, и спать уложили, а её палатка в свете событий представлялась ей по ценности равной пятизвёздочному отелю, хотя она там и не была. Она справила малую нужду в туннеле. Туалет оказался закрытым, и очередь к нему тянулась внушительная. Дошла до пищеблока, где ей выдали дымящуюся паром с редкими мясными волокнами тушёнки гречневую кашу, разваристую и водяную, которую она с жадностью, ей несвойственной, тут же и съела, и пожалела, что та быстро кончилась. Побродила бесцельно по станции, наблюдая текущие бытовые картинки жизни. Кто-то нашёл успокоение во сне, обнявшись, и согревая друг друга. Был юноша в очках с выдающийся худобой, который, не отрываясь, читал книгу. Ей стало интересно, что он читает. Она подошла, присела рядом. Он посмотрел на неё.

— Что за книга? – спросила она. – Детективчик?..

— Молитвослов. – Взглянул на неё странно.

Она ничего не ответила. Просто встала и отошла. Юноша какое-то время смотрел ей вслед. Потом снова уткнулся в молитвенник. «Молится! Пусть! Не плачет, не впадает в крайности! Кто-то должен и молиться!» Но удивительно было думать, что кто-то среди суеты и паники хватал не деньги и бриллианты – ну, ладно положим, этого у него и быть не могло, — но не хлеб даже и воду, а молитвенник, призванный укрепить дух и веру, то, чего большинству так не хватало сейчас! Она подумала, что это могло бы сработать, и успокоить панически боявшееся завтрашнего дня население. Вновь вернулась к юноше, и спросила, — не хочет ли он поделиться верой, надеждой и любовью Христовой с верующими и неверующими станции, ставшей им убежищем и домом. Юноша согласился. И она предложила людям присоединиться к чтению молитвослова; и просто думать о том, что они просят прощения за грехи свои; и готовы принять новый мир, который посылает верующим чадам своим Господь Бог, чтобы смог он укрепить дух веры в них, дать надежду на грядущее, и помочь пережить трудный час битвы своей с сатаной! Образовался кружок верующих, находящих успокоение в молитве! Гордая организованной ей акцией, она слушала какое-то время. Потом вернулась к палатке. Заглянула. Сестра спала так сладко, что ей захотелось прикорнуть где-нибудь поблизости. Но отогнав эти мысли, и вспомнив, что та охраняла её сон, когда спала она, тоже решила воздать ей должное, села около палатки, и стала, словно на посту, нести охрану. Приметив её за этим делом, люди потянулись к ней с просьбами, приняв за сестру, несущую вахту, и она, как могла, помогала, иногда извинялась, ссылаясь на своё незнание, и просила подождать, когда проснётся старшая. Время тянулось тягуче – медленно, мыслями она возвращалась к девушке Эмо, судьбой которой озадачилась, и ей хотелось поддержать ту, и вытянуть из разверстой пасти зверя, в которую ей пришлось шагнуть, принявшей вдруг видимость туннеля подземки. Но насущные хлопоты оттягивали её внимание на себя, и быт, налаживаемый «смотрящими» станции втягивал в череду малых дел по устройству его. А кем-то главным решались организационные вопросы, планировались разведовательные операции, вылазки десанта на обнаружение складов продовольствия и пополнения питьевого запаса воды, на поиски медикаментозных средств, лекарств, инвентаря, одежды, посуды, всего, что могло быть полезно для ушедшей в подземелье цивилизации. Да, было не до сохранения культурного наследия и не до споров о том, что к нему причислять. Извратившаяся цивилизация должна была сгинуть вместе со своей маскультурой и медиа-средствами, и всё-таки… всё-таки… нет-нет, но кое-где и виднелась книжонка, другая, бережно зажатая в руках своего хозяина, прижатая к груди, как дорогое сердцу сокровище. Людям мало было лишь еды и воды, людям нужна была духовная пища, как и всегда, и во все времена!..

***

…Она всё-таки задремала, улучив минуты, когда её никто не побеспокоил. Уснула прямо у палатки. Проснулась от прикосновения рук. Владимир с нежностью и заботой смотрел на неё, держа в руках её ладошку.

— Охраняешь?

— Да. Сестра очень устала. Она спит.

— Уже не спит. В палатку пустили матерей с младенцами.

Она оглянулась, и увидела хлопочущую сестру с растрёпанными после сна волосами.

-А как же ты? Тебе тоже надо поспать!

— Не беспокойся! Высплюсь ещё!

— Скажи, есть новости об Эмо?..

Он молча смотрел на неё.

— Почему ты молчишь? Она жива? Её нашли?

— Да. Нашли. И она была жива.

— Что это значит, была жива? Её сильно избили? Не тяни же! Говори!

— Были ушибы, синяки, ссадины, царапины… она пыталась вскрыть себе вены! Сама! Сейчас я могу сказать, что у неё нет ранений, несовместимых с жизнью! Я сделал всё, что требовалось в таком случае! Я даже предложил ей на выбор начать лечение или принять её обычное обезболивающее, её дозу жизни и мрака ночи…

— И?..

— Она выбрала мрак ночи…

— Она будет жить?..

— В этом–то и проблема! Она могла бы жить! Но она не хочет!..

— Не хочет менять образ жизни?..

— Не хочет жить!.. но хочет увидеть тебя, чтобы попрощаться!..

— Как же?.. зачем же она?.. Я должна её увидеть!..

— Тебе это необходимо, так?

— Да.

— Прямо сейчас?

— Конечно!

— Хорошо!.. Только… будь человечна! Она больна неизлечимо! И не телом! У неё сломана душа!.. Мы не умеем лечить души!..

— Отведи же меня к ней!..

— Идём!..

Он шёл первым. Она за ним едва поспевала. Если ей приходилось лавировать между людьми, спотыкаться, извиняться, то он словно парил над поверхностью платформы и ноги его, как будто и земли не касались, и люди сами расступались перед ним. Впереди она заметила, на косо стоящих носилках маленькое, покрытое до груди белой простынкой хрупкое тело Эмо-девушки.Слёзы выступила на глазах её. Она подошла и встала перед ней, как вкопанная.Эмо казалась не живой, маленькой восковой куклой, копией человека. Владимир внимательнопо-очереди взглянул в лица девушек, и молча отступил в сторону.

Она отыскала под простынкой маленькую, словно кукольную, ладошку Эмо. Слёзы обожгли ей щёки, застили взор, и исказили реальность. Слезинка упала на почти мультяшное прекрасное недостижимо идеальное лицо Эмо, и та открыла глаза: «Бродяжка! Это Вы! Наконец-то! Кто Вы? Как Вас зовут?»

— Роксана! Я Роксана! Но я себя так давно не называла! Я почти забыла своё имя!

— Роксана! Прекрасное имя! Спасибо Вам, Роксана!.. Вы самое лучшее, что было в моей глупой и короткой жизни!.. Зачем Вы мне помогали?.. Почему рисковали ради меня?..

— Почему ты зовёшь меня на вы? Как зовут тебя?..

— Меня?.. Я не помню!.. Я не знаю!.. Я забыла!.. Давно!.. Пусть будет Эмо!.. Да, это Вы меня так назвали!.. Это лучшее из всего, что я помню!.. Спасибо Вам, добрая Роксана! И простите меня! Простите за всё, что я делала и не делала!

— Скажи, они тебя били?.. Эти люди, которые прогнали в туннель!

— Вы переживали за меня?! Зачем? Нет, нет, не плачьте! Это всего лишь люди! Я не обижаюсь на них!.. Правда!.. Они не виноваты!..

— Но Владимир сказал, что ты пыталась вскрыть вены себе?!

— Это попытка уйти безболезненно… когда я увидела Вас первый раз, я подумала, что Вы неудавшаяся самоубийца, у Вас была кровь на запястье, и меня навело на мысль, что можно уйти тихо, никому не мешая… если вытечет кровь по капле медленно и верно… оставалось недолго… но Ваш доктор остановил кровотечение… когда я уже ощущала её совсем близко… зачем Вы вернули меня?.. мне уже было хорошо и не больно!.. Я не хотела возвращаться!.. я почти ушла туда…

— Но зачем? Когда можно жить! Владимир сказал, что ран несовместимых с жизнью у тебя нет!..

— Есть!.. видимо, докторне всё Вам сказал!.. у Вас есть он, Владимир, а у меня никого нет!..

— У тебя есть я! А ты – у меня, и мы – друг у друга!..

— Конечно! Только Вы знаете, зачем Вы живёте, а я – нет!.. Мне незачем жить! Вот тут больно очень! – она сложила руки на груди. – Пожалуйста, Роксана, отпустите меня!.. Вы единственная, что у меня было хорошего в жизни!.. единственная!.. Я не хочу жить!.. Пожалуйста, Роксана, отпустите меня!.. Больно! Очень! Здесь! Больно!.. Не хочу!.. Не могу!.. Отпустите меня!.. Я не хочу!.. Я не могу!..

— Иди! Я сделаю укол! Она уже не контролирует себя!.. Успокоительное!.. И дозу!..

Она отошла. Владимир вколол Эмо – девушке что-то, после чего она затихла, успокоилась и лишь слезинка скатилась с её страдающих глаз, вперившихся в леденящую пустоту только им видимых кошмаров на экране своей памяти, и исчезла в уголке губ, искажённых гримасой едва терпимых ужасов и муки. Роксана стояла в стопоре. Ей казалось, что она заглянула через глазаЭмо, зеркало её души, в бездонную пропасть, разверзшую алчущую пасть, и стоя на краю её, она зримо увидела, как та падает вниз, сорвавшись, и вытянуть её оттуда повторно просто невозможно! Но как же так! Ведь Владимир сказал, что ран, несовместимых с жизнью нет! Но он ещё сказал, что душа её неизлечимо больна, и она не хочет жить, и что душу лечить мы не умеем! И Эмо так просила отпустить её! И в глазах её стояли все муки ада! Она только заглянула в бездну через её глаза, а Эмо уже туда падала!

— Ты можешь её оттуда вытащить? – спросила она, обернувшись к Владимиру, хотя уже знала ответ…

— Чтобы она вновь порезалась?.. Отпусти её! Ей больно жить! Она тебя сама просила! Она не хочет. Понимаешь? Не может!.. Нам есть, — зачем жить, потому что есть за что умереть! Ей незачем жить, потому что она не нашла за что можно было бы в этой жизни умереть!..

— Ты со мной?

— Я с тобой! И мы пойдём дальше по жизни в Новый мир! Будем его отстраивать и жить, беречь друг друга и чистоту Новой Земли! Позволь же и ей вернуться к нам с обновлённой душой и начать жизнь с чистого листа!

Она молчала. И это могло быть согласием. И скорбью. И смирением.

Она подошла к тихой страдающей Эмо, нагнулась над ней и прошептала дрожащим голосом:

-Я отпускаю тебя! Возвращайся с чистой душой в Новый мир, где не будет страданий и несправедливости, начни всё сначала, с белого листа бумаги!..

Лицо уходящей на мгновение осветилось внутренним ласковым светом, придав ему выражение умиротворения, и та одними губами ответила ей, и лишь по артикуляции их можно было прочитать это слово: «Спасибо!» И тут же, казалось, дух, только и ждавший последнего разрешающего всё слова, сводящего счёты с этой жизнью, отлетел от маленькой фигуры девочки – женщины и тело расслабленно откинулось назад, оставленное нематериальной якобы субстанцией настолько искалеченной души, что это оказалось несовместимо с жизнью! И черты лица её остались светлые и умиротворённые, не искажённые страшными судорогами, как до этого! Демоны ада отпустили её! А спасло чувство благодарности и раскаяния, приподняв в благотворных порывах на крыльях впервые ощутимого ею чувства благости и бескорыстной любви!..

— Вы вернули ей рай! Роксана! Вам это удалось! – Потрясённо проронил Владимир, а сзади санитары с облегчением откатываликапельницы с низкомолекулярным плазмозамещающим раствором, и гемоглобиновым кровезаменителем, готовые по первому слову Профессора подключить к безнадёжной и бесполезной с их точки зрения пациентке столь дорогостоящий в условиях дефицита и чрезвычайного положения состав. Кто-то проронил: «Слава богу!», но наткнувшись на предостерегающий взгляд Профессора и гневный Роксаны, санитар предпочёл «заткнуться» и больше не демонстрировать свои эмоции. Она отпустила Эмо и более того, если есть пути для оставшихся без телесной оболочки душ, направила ту по лучшему из них! А значит, и у неё есть своё предназначение, и она может помогать людям! Возвращать веру! В эти минуты все, кто видел преображение лица умирающей Эмо, уверовали! У многих по позвоночнику холодком пробежался святой ужас!

Роксана видела, что носилки куда-то понесли, но она знала, что Эмо на них уже нет! Эмо ушла, оставив прекрасную телесную оболочку пустой и безжизненной. Её душа была свободной – впервые за все годы рабства!

— Владимир! Вы знаете, что тот круг, где читают молитвослов, организовала я!

— Вы думаете, это сейчас полезно, когда нужны руки и светлые головы в помощь отчаявшимся людям!

— Да, это даёт надежду, пробуждает милосердие! И представьте только, что когда все спасались и хватали в суете то, что казалось самым ценным — деньги, хлеб, лекарства, воду, драгоценности и документы, — юноша, взял с собой только «Молитвенник»! И сейчас дарит надежду на спасение не только себе, но и другим, как раз тем, о ком Вы говорили, отчаявшимся людям! Которые сейчас лечат свои души, как раз для того, что прийти к Вам в помощь со своими умениями и светлыми головами! Всегда были те, кто молились за тех, кто грешил! Может, некому стало молиться?.. Он спас «Молитвенник», который сейчас спасает всех!

— Почему мы на Вы, мы же уже были на «ты»? И ладно, я не против, пусть читают «Молитвенник».

Как бы в доказательство её слов, к ним подошла группа мужиков, робко переминаясь с ноги на ногу, один мял в руках картуз, прямо ходоки с картин древних постреволюционных времён.

— Что вам угодно, господа?

— Да, какие мы господа, мы рабочие, он вот плотник, а этот электриком был, у нас тут и монтёры, и шахтёры – в общем, мы, как бы волонтёры! Записаться хотим, чтоб пользу приносить! Хотим быть, чем можем, полезными! Так сказать!

— Хорошо, запишите фамилии, имена и профессии, специальности, умения. Понимаете, что оплата на общих основаниях?

— Да-к понимаем, нечтосейчас можно лишний кусок у кого рвать? Жить-то всем хочется! А нам и без пользы сидеть да с бабами плакать невмоготу! Пусть уж лучше поработаем! Поможем, чем сможем!

Владимир нашёл глазами человека, уже занимающегося раньше организацией групп:

— Выяснипо рации, между какими станциями завалы, сколоти бригады, отправь на разбор. Задача наладить связь и сообщение по железной дороге между группами населения. Постарайтесь разузнать, на каких станциях дислоцируются военные «смотрящие», и на каких происходят самоорганизующиеся формирования дружины, и где правят мародёрствующие тоже не плохо бы выяснить! Вперёд посылайте разведывательные отряды, по возможности вооружённые, попарно через 10 метров. Потом бригады рабочих по разбору завалов. Все сведения в штаб!

Роксана смотрела на него и думала о том, как ему, должно быть, было трудно выкроить время среди организационных дел и для неё, и дляуходящей в другой мир Эмо! Оказывать первую помощь пострадавшим, требующим его внимания! Разъяснять! Просвещать! И находить его для других людей! И всем командовать! И какая на нём сейчас лежит ответственность! И как эгоистично выглядит она, гордящаяся одной лишь акцией по организации верующих!

-Я тоже хотела бы быть полезной! Чтобы я могла сделать? Чем помочь? – спросила она его.

— Ты уже помогаешь! Дари всем надежду и веру! Побудь пока с матерями с младенцами! Расскажи, каким должен стать Новый мир! Потому что, каким не должен быть, они и сами знают!

— Рассказать сказку?

— Детям нужны сказки! Взрослым нужны сказки! Всем нужны сказки! И знай, что моя сказка – это Ты! Подари мне эту сказку – о Вере, Надежде и Любви!.. – он подошёл к ней и обнял за плечи. И все сомнения разом ушли!

Им ещё много чего предстояло сделать! И долго было вместе идти по трудному пути совместного построения Нового Мира и отношений, но они уже ступили на него, и были счастливы тем, что он у них есть сейчас, и будет дальше! У них не было ничего, но им было что терять, ради чего можно бы было умереть, и ради чего стоило жить!