You're in the army now… И был вечер, и было утро – день первый

В сумерках, миновав уже четвёртую колючку, машины въехали на территорию части. Растерянных новобранцев завели в огромное помещение предбанника, и шоу началось. Началось оно с ритуального порубания одежды.

В огромном предбаннике стояла огромная деревянная колода, к которой велено было складывать одежду перед тем, как идти мыться. Было непонятно, зачем рубить хорошую одежду, неужели её нельзя хотя бы отдать кому-то? Я тогда был мало знаком с мифологией, впрочем, армейское начальство в большинстве своём этой темой тоже вряд ли интересовалось. Зато оно знало точно: обряды нужно соблюдать. Разрыв с прежней жизнью должен быть впечатляющим: рубим гражданское прошлое: You're in the army now…

Потоптавшись некоторое время под душем, мощно бьющим струёй непостоянной температуры, и вяло потерев не запачкавшееся, как мне казалось, в дороге тело, я вслед за несколькими духами вышел на чистую сторону санпропускника, вытерся протянутым полотенцем и, представ пред светлые очи прапорщика, выслушал вердикт: сорок восемь, рост три, после чего получил комплект х/б и нижнего белья; затем, назвав размер обуви, получил сапоги, портянки, пилотку… Всё было так нереально. Всё казалось страшным сном. Только вот проснуться можно будет через два года. Два года! Господи! Я в армии. Неужели я – в армии?

А армия начинается с КМБ.

КМБ – курс молодого бойца, если кто не понял, хотя иногда он казался нам Кошмаром молодого бойца, тем более что нас пугали, что в части, в которую мы попадём, будет ещё хуже. Врали. Ничего хуже КМБ в моей службе не было. Думаю, у большинства моих товарищей тоже.

Отбой. Скрипящая кровать. Грубое одеяло. Маленькая, набитая какими-то разноразмерными комками подушка. Несмотря на усталость, не заснуть. Всё непривычно. Всё тревожит. Всё не так. Господи, почему всё не так?..

Утром после подъёма (первый и единственный человеческий подъём на КМБ) и завтрака (первый и единственный человеческий завтрак на КМБ) мы, в количестве примерно тридцати человек, оказываемся за партами в классе (похоже на школу), и к нам приходит наш взводный командир. Капитан Русин рассказывает нам о том, что у него прозвище Арнольд Шварцнеггер, что он сорок минут на вытянутой руке держит двадцатичетырёхкилограммовую гирю и что он разряжал ядерную бомбу. Мы с Сэмом и Филом изумлённо переглядываемся, не зная, как на это реагировать, но остальные сидят, морды утюгами, и непонятно, что они по этому поводу думают, глядя на тщедушную фигурку капитана. Нет, понятно, что и на гражданке мы встречали очень глупых людей, но дурак в чине капитана… В такое верилось с трудом. Но армия открывала горькие истины: в мире очень много глупых людей, и не все они, увы, при этом рядовые. К счастью, часть, в которую мы попали после КМБ, вернула нам веру в человечество в целом и в умных офицеров в частности.

После историй Вити Русина… (Простите! Товарища капитана Виктора Русина!) нас ждёт знакомство с командиром роты капитаном Бороздиным. Этакая накачанная двухметровая махина челюстью вперёд (может, товарищ Русин чужие слова говорил, и это капитан Бороздин гирю держит и Шварцнеггером зовётся?) густым высокомерным басом медленно выдавливает из себя слова… (Может, потому что очень медленно думает?) А потом к нам приходят три сержанта: Канюк, Полозов и Лежнёв, и нас распределяют по отделениям. Мы с Сэмом оказываемся в отделении Полозова, Фил поступает в распоряжение сержанта Лежнёва. Кажется, судьба начинает нас разлучать…

Наш первый день службы. Наш первый день на КМБ. И было этих дней тридцать семь. Как это там в писании: «И был вечер, и было утро – день первый».