Клуб любителей книги Глава 8

КОНКУРС

Недаром Клара Федоровна так гордилась своей младшей дочерью — к семнадцати годам она вытянулась в настоящую красавицу. Белокурая девица унаследовала от матери и большущие серые глаза, и пухлые выразительные формы, но при этом переросла её почти вдвое.

Смешливая  Катя  имела много друзей, отличаясь общительностью и добродушием. И,  скорее всего, амбиции родительницы уже давно встали ей поперек горла, но она любила мать и не хотела её огорчать.

Накануне конкурса «Серебряный голос Емска» Клара Федоровна обежала всех знакомых, пригласив всех нас поддержать её дочь аплодисментами.  Благо, мероприятие  было назначено на воскресение. И хотя для меня это рабочий день — Фрида Марковна разрешила по такому случаю закрыть библиотеку.

— Будет много детей,— заявила она,— присмотрите за порядком в зале! Мало ли! Вдруг они нам всю обивку кресел изгадят?

И как реально проследить за тем, чтобы дети не портили обивку кресел? Носиться, как метеор между рядами, изо всех сил мешая зрителям?

И я, наплевав на распоряжения начальства, уютно устроилась на лучшем месте наверху, откуда мне было всё хорошо видно, и приготовилась слушать.

Теперь немного о моих музыкальных пристрастиях — их нет! В принципе, я могу слушать любую музыку — от классической до тяжелого рока, но при одном условии — она должна быть тихой и не слишком долгой. Любой же песенный конкурс изначально основан на том, что исполнители поют громко, усиливая голос ещё и микрофоном, да и количество певцов обычно во многом превышает  способность зрителей их адекватно воспринимать.

В Емском районе двадцать пять населенных пунктов и каждый выставил на конкурс своего представителя  возрастом от 6 до 18 лет. И не надо думать, что все деревни и села нашего уезда просто забиты гениями от вокала  — вовсе нет!

Дело обычно обстоит следующим образом.  В местной школе раздается звонок из районо, и начальственный голос секретарши  диктует телефонограмму — так, мол, и так, но такого-то числа сего месяца состоится конкурс «Серебряный голос Емска». Приказываем принять участие школьникам от 6 до 18 лет. И баста! Если даже в этой школе никто не мычит и не блеет, и не один, а целое кочевье медведей плясало на ушах учеников, это никого не касается — в нужный час и в нужное время, какой-нибудь несчастный безголосый ребенок, на которого выпал злой жребий, вылезет на сцену. Бедолага жалобно завоет, подобранную учителем музыки песню, втайне надеясь, что его прямо тут же пинками прогонят со сцены, но терпеливое жюри, стиснув сведенные судорогой челюсти, всё прослушает до конца.

Вот уж кто, действительно, настоящие мученики!  В жюри обычно сидят  люди, которые, в отличие от всех остальных, все-таки разбираются в вокале, и можно только представить, какую муку они испытывают, слушая безголосых и безжалостно фальшивящих участников.

Клара Федоровна, дочь которой из года в год участвовала в этой эпопее, знала всю подноготную конкурса лучше, чем содержание собственной сумочки, и понимала, что не так-то просто убедить озверевших преподавателей местной музыкальной школы, что её дочь талантливее всех.

Петрова подсуетилась — с тем поговорила, с другим, кое-кого подмазала, на кого-то надавила, и  Катя выступала где-то шестой по счету, а вот её основная соперница — голосистая деваха из Кущей (большое село при мебельной фабрике) Ольга Звягинцева была где-то двадцать второй. Понятно, что  когда до неё должна была дойти очередь, утомленные люди уже не должны были  отличить её голос от скрипа  двери.

И вот началась эта музыкальная пытка.

Правда, Катька неплохо исполнила  романс  «Под лаской плюшевого пледа». Хотя, уж на что я далекий от музыки человек, даже мне показалось, что она избегает самых высоких нот.

— Странно,— сказала какая-то дама, сидевшая впереди меня,— Петрова заявлена как сопрано, но тут, и то с большой натяжкой,  меццо-сопрано!

Были и ещё несколько детей, которые исполнили свои номера, по крайней мере, не хуже Кати, но зал буквально порвала кущенская вокалистка с романсом  «Соловей мой, соловей!». Мощный и красивый голос Ольги  стряхнул с нас усталость и заставил  слушать даже тех, кто вообще уже ничего не соображал, мучаясь головной болью.

М-да, мадам Петрова явно поторопилась с заграничным паспортом. Не надо было хорошо разбираться в музыке, чтобы понять, что именно Звягинцева поедет в Люксембург.

Отзвучали вопли последних конкурсантов, и жюри удалилось на совещание.

Все участники, даже самые неудачливые, никуда не расходились. Всем было интересно, так кто же все-таки победил, хотя и так было понятно. Краснощекая Ольга оживленно блистая глазами разговаривала, судя по внешнему сходству, со своей матерью — крупной статной дамой лет тридцати пяти. Катька же нервно покусывала пальцы в окружении множества своих  подружек.  Я поискала глазами Клару Федоровну — она-то где? Должна вроде бы успокаивать дочь, а сама куда-то исчезла!  Может, поправляет в туалете макияж? Потратив столько усилий, получить пшик — я бы, наверное, то же разревелась!

Заседание жюри неоправданно затягивалось, а недовольный шум проголодавшихся и усталых участников возрастал. Никто не мог понять, чего они там так долго выясняют, когда итак всё понятно? Вот когда действительно могла пострадать обивка кресел, потому что не знающие куда себя деть дети вполне могли выместить на ней свое недоумение.

И вот, наконец, члены жюри вышли из-за кулис и воззвали к залу, требуя тишины:

— По решению жюри конкурса «Серебряный голос Емска» лауреатом, занявшем первое место,  стала… — обычная многозначительная  пауза почему-то смешалась со смущенным кашлем,— объявляется… ученица 11 класса 2 средней школы города Емска Петрова Екатерина!

Они почему-то даже не начали с привычных третьих и вторых мест, прежде чем перейти к первому. В зале на мгновение воцарилась странная тишина, сменившаяся возмущенным гулом, который прорезал гневный голос мадам Звягинцевой:

— Люди добрые! — закричала она,— да что же это делается?! Совесть у вас есть?

На побледневшую Катьку тоже было страшно смотреть, потому что от неё, как от прокаженной,  отскочили только что сочувственно пожимающие ей руки подружки.  И именно в этот момент в зале появилась победно улыбающаяся Клара Федоровна в сопровождении Димы.

Наверное, у бабы временно помутилось в голове, раз она отважилась так себя вести перед лицом озверевшей мамы Ольги. Та работала на мебельном заводе резчицей фанеры, и играючи перекидывала с места на место пачки весом в центнер, что ей была низкорослая толстушка Петрова! Звягинцева молнией подскочила к Кларе и мощным ударом в челюсть отправила её в нокаут, проревев:

— Ах, ты гнида гугнявавая! Да чтоб у тебя и твоей доченьки … на лбу вырос!

Мне говорили, что Клара вроде бы рвалась подать на обидчицу заявление в милицию, но ей умные люди отсоветовали, пояснив, что тогда история с подкупом жюри станет всеобщим достоянием, и  её дочери не видать Люксембурга, как своих ушей.

Ко мне Клара Федоровна заявилась через три дня после скандала. Левый глаз  был окружен  замазанным тональным кремом кровоподтеком, да и нос распух, и все-таки она зачем-то приплелась, хромая на ушибленную при падении ногу. Наверное, чтобы получить поддержку.

— Разве моя Катя пела не лучше?

Она обратилась явно не по адресу — я красноречиво промолчала. Тогда дамочка зашла с другой стороны.

— Но ведь тембр голоса — это дело личного вкуса?

— Наверное! — равнодушно пожала я плечами.

— И голос моей Кати понравился жюри больше, чем этой бабищи Звягинцевой!

— Пела её дочь! — сухо напомнила я.

— Так она орала так же! Как грузчик в порту! Да и вообще — какой смысл был давать этим кущинским бабам первое место, если у них нет денег на билеты!

— Какие билеты?

— До Люксембурга! Ехать нужно за свой счет!

— Ааа,— понятливо протянула я,— но тогда вообще не понимаю, из-за чего сыр-бор? Звягинцевы бы сами отказались от первого места!

Клара Федоровна заюлила:

— Да, но пока все бы выяснилось… время бы ушло! А столько нужно ещё всего сделать!

Всё ясно — госпожа Петрова нагло врет. Но от меня-то ей что нужно?

— Ты бы поговорила с Катей,— робко попросила она меня,— скажи, что тебе больше понравилось её пение, чем Звягинцевой! А то девочка так расстроена — закрылась, ничего не ест, плачет…

— Вы уверены, что у меня получится её успокоить? — мрачно хмыкнула я,— ведь она не глупая девочка и всё поняла!

Но Клару Федоровну не так-то просто было выбить из седла.

— Катя ещё совсем ребенок, — нервно возразила она,- и не понимает, что нельзя поджарить яичницу, не разбив яиц! У неё сопрано…

— Меццо-сопрано! – гордая своей осведомленностью поправила её я.

— У Кати  просто такой возраст, когда идет перестройка всего организма, поэтому ещё до конца не раскрылись все возможности её голоса брать верхние ноты! — пылко возразила она,— но пойми сама, если она станет лауреатом такого престижного конкурса, девочку без экзаменов примут в Гнесинку! А это блестящее будущее — театральные подмостки, ведущие партии!

Я в сомнении наморщила лоб — на примадонну мирового значения Катька не тянула, а петь где-нибудь в массовке в театре оперетты, невесть какая радость!

— Она сама-то кем хочет стать?

Клара Федоровна только раздраженно отмахнулась.

— Никем! Так, одни глупости в голове! Но она у меня  такая лапочка и всегда слушалась маму! Вот только сейчас, что-то повесила нос! Людочка, так ты поможешь мне?

— Как-нибудь зайду,— туманно пообещала я,— как только  выпадет свободное время!

Может,  я бы и выполнила свое обещание, хотя вовсе не горела таким желанием, но произошли события, надолго отвратившие меня от проблем семьи Петровых.

КАРСАИ.

Внезапно, без предупреждения, вечером того же дня примчалась из губернии Алка и жизнерадостно заявила, что выходит замуж.

— Мама, мы с Витом решили пожениться!

Мне стало настолько дурно, что я дрожащими руками расстегнула пуговицы на рубашке, пытаясь  поглубже затянуться воздухом.

— Девочка моя,— хлынули  слезы из глаз,— я итак едва выживаю! Мне не потянуть ещё и твоего мужа!

— Мамочка,— покровительственно прижала меня  лицом к своей груди  моя стадевяностосантиметровая дочь,— Вит вполне состоятельный человек, и может содержать семью!

Но разве меня было успокоить этими уверениями? Наверняка,  моей глупой девочке заморочил голову наглый хват, который заставит её бросить институт, а потом  оставит с младенцем на руках. «Вит»! — кличка-то какая-то хомячья!

— Мама!

Голос Алки привел меня в чувство и отвлек, от живо набросанной распоясавшимся воображением красочной  картины, на которой мы — я, дочь и новорожденный скитаемся по помойкам в поисках пивных бутылок с клеткой с хомяком в руках.

— Мама, завтра Вит и его родители приедут к нам знакомиться!

Любая хозяйка поймет, почему я, судорожно вытерев слезы, метнулась к холодильнику. Менталитет русской женщины таков, что хоть неприрученную обезьяну со всей родней приведет дочь в дом,  всё равно — стадо, прежде чем выпроводить восвояси, нужно вдосталь накормить!

Но, скажите на милость, что я ожидала увидеть в своем холодильнике? Нет, там не дрыгала лапами мышь, пытаясь вырваться из петли, но и половина бутылки кефира вкупе с начатой банкой соленых огурцов не особо радовали взор.

Слезы с новой силой хлынули из глаз.

— Мама,— Алка нежно обняла меня и поцеловала в макушку,— я сама все куплю! У меня есть деньги!

Тревога за свое единственное чадо прорезалась сквозь хозяйственную панику, властно напомнив, что я не только мать, но и строгий воспитатель ребенка:

— Дочь, откуда у тебя деньги? Тебе что, этот самый  Вит дал? Сколько раз я тебе говорила, что нельзя брать деньги у мужчин, потому что…

— Мама,— со смехом перебила меня дочь,— я хорошо усвоила, что в таком случае они не уважают девушек! Но милая, любимая мамочка, я эти деньги заработала сама!

Я сурово нахмурилась.

— Где ты могла заработать?

Алка, между тем, разбирала свою большую, видавшую виды  спортивную сумку, с которой, казалось, срослась за годы учебы. Она вытащила и поставила на стол банки с зеленым горошком и консервированной кукурузой, оливковое масло, черную икру, нарезку из красной рыбы, красивую коробку конфет, ананас и бутылку вина.

— Я ездила на соревнования!

Моя тревога набирала обороты. Разве можно честным путем заработать на такое угощение? Ребенок определенно сбился с пути!

— И что? Ты постоянно ездишь на соревнования! И кроме порванных кроссовок ничего не остается на сдачу!

— За  эти, мамуля, мне хорошо заплатили! Я играла за клуб, который спонсирует  очень богатый человек, поэтому завтра пойдем на рынок, возьмем мяса, и ты приготовишь своих сногсшибательных отбивных!

При одном упоминании об отбивных в комнате мгновенно появился, до этого где-то крепко спавший Мурзик. Едва завидев Алку, он с громким мяуканьем бросился к ней, и вскоре эта пара, обнявшись,  закружилась по комнате.

— А тебе, малыш,— ликующе пообещала дочь, гладя млеющего от нежности кота,— я куплю огромный пакет «Вискаса»!

— Ты, никак, вообразила себя Дедом Морозом? — грустно улыбнулась я, любуясь её оживленно раскрасневшимся лицом.— Откуда он хотя бы взялся, этот Вит? Ты никогда о нем не рассказывала!

Алка легко перевела дыхание, осторожно опуская Мурзика на пол.

— Так его и не было! Мы познакомились недавно…

— И ты уже собралась за него замуж? — мне стало плохо с сердцем, и я обессилено опустилась на стул.— А вдруг это бандит какой-нибудь? Или ещё хуже — извращенец?!

Дочь на мгновение задумалась, а потом с какой-то новой, таинственной улыбкой отрицательно покачала головой.

— Нет, мама, не извращенец!

— Да откуда ты…

И тут до меня дошло.

— Девочка моя,— потрясенно ахнула я,  ударяясь в рыдания,— неужели ты и он… Но я ведь тебе говорила, не раз предупреждала! Как ты могла?

— Мама,— с шутливым отчаянием покачала головой Алка,— мы в каком веке живем? Вот только  не хватает, чтобы ты ещё прокляла меня и выгнала из дому, обозвав блудницей!

Я опомнилась, судорожно вытерев текущие уже сами по себе слезы. Действительно, что это я! Кого сейчас удивишь такими вещами — многие знакомые мне девушки открыто живут с парнями, совместно снимают квартиры, даже не собираясь закреплять свои отношения в ЗАГСе.

— Твоя бабушка так бы и сделала! — грустно заметила я и, открыв холодильник, стала расставлять по полкам привезенную дочерью снедь.

— Кстати о бабушке, — голос ребенка приобрел неожиданный металл,— ни при каких обстоятельствах я не хочу её видеть на своей свадьбе! Да и после желательно сократить встречи до минимума!

Странный это был вечер. Алла словно проводила со мной оригинальный урок физкультуры, едва я только вставала, она новым заявлением сбивала меня с ног, заставляя обессилено опускаться на стул.

— Но, девочка моя, как… почему? Это же твоя бабушка!

— Мама я её  люблю, но не хочу, чтобы меня в присутствии Вита, его родных и знакомых обзывали грязнулей, и тыкали в нос завалявшимися без стирки трусиками!

Я сразу вспомнила про случай с Федором Михайловичем и нервно рассмеялась.

— Алла, это когда было? Да и не думаю, что бабушка будет так же кидаться и на твоего парня!

Но дочь даже бровью не повела.

— Откуда ты знаешь, какие тараканы бегают у неё в голове? Разве можно так рисковать!

Я сурово нахмурилась и осуждающе поджала губы.

— Если твой парень сможет отвернуться от тебя только из-за странностей пожилой больной женщины, то вряд ли он станет надежным спутником жизни!

— Мама, ни один нормальный человек не сможет её вынести! Бедный дядя Артем!

— Его ты тоже не хочешь на свадьбу приглашать? — разгневанно приподнялась я со стула.

Дочь только печально фыркнула, почесав нос — отвратительная привычка!

— Надо подумать,— признала она свое  поражение,— без дядьки я не хочу замуж выходить!

— Вот,— обрадовалась я,— а как, пригласив их с Леной, ты обойдешь бабушку?

Алла задумалась надолго, и я уже было воспрянула духом, решив, что победила, когда она  радостно рассмеялась.

— Мы ей путевку в санаторий купим! И пока она будет лечить повышенное давление далеко от дома — дядя и тетя смогут побывать на моей свадьбе! А постфактум, что-нибудь придумаем, чтобы она меньше орала и спекулировала своим давлением!

И что мне оставалось делать — только смириться!  Да, удивительно черствое поколение пришло нам на смену — приходилось это осознавать, как свершившийся факт.

Когда мы легли спать, Алка, как  в детстве прибежала ко мне и юркнула под одеяло, грея о меня  свои замерзшие ноги.

— Ой, мама,— прошептала она мне на ухо,— я так счастлива!

И мое сердце сразу же растаяло умилением. Да хрен с ней, с моей крикливой матушкой, раз ребенок так боится за своего возлюбленного — без неё обойдемся! Переживет! Лишь бы девочка была счастлива! А я всегда боялась, что из-за нехилого роста она не найдет свою половинку. Кто знает, а вдруг, спугнув этого неведомого Вита, Алка больше не сыщет себе пары?

— Вит красивый? — осторожно спросила я, гладя по голове свое выросшее чадо.

— Он клевый, мама! У нас все девочки ему глазки строили, а он почему-то выбрал меня! Правда, здорово?

— Наверное, раз ты так считаешь. А какого он роста?

— Чуть пониже меня!

Я вновь тяжело вздохнула — в моем понимании, мужчина должен всегда быть выше женщины, но с другой стороны, где ж взять-то таких Гулливеров, чтобы возвышались над моим ребенком?

— А кем он работает?

— Менеджером в одной компании!

Это мне ни о чем не говорило. Я всегда путалась в новых профессиях, плохо понимая, почему вполне понятные русские названия стали меняться на каких-то непонятных менеджеров, топ-менеджеров, имиджмейкеров, секьюрити и прочих. Что под ними скрывается, одному Богу известно — и продавцы, и управленцы, и инженеры!

— Он чем-то торгует? — осторожно поинтересовалась я.

— Дааа,— неопределенно протянула зевающая дочь,— можно сказать и так!

Моё сердце тревожно стукнуло — так и есть! Этот парень, скорее всего, торгует на рынке лотерейными билетами, или втюхивает людям, какие-нибудь средства для похудания, гордо величая себя менеджером!

Алка давно уже сопела рядом — глупый наивный ребенок, а я — её мать — лежала, вытаращив глаза в потолок, и сочиняла перечень хитроумных вопросов, которые хотела задать завтра парню и его семье, чтобы вывести прохвоста на чистую воду.

С утра я ещё намеревалась поговорить с дочкой по душам, но проспала, и времени на разговоры практически не осталось. Пока я спешно мыла полы, и вообще, приводила свое скромное жилище в надлежащий вид, Алка смоталась на рынок за мясом.

А потом мы, как каторжные, крутились на кухне, стряпая угощение под неумолчное завывание, почуявшего мясо Мурзика. Кот был твердо уверен, что говядину мы, вообще-то, купили для него, но по скудоумию об этом забыли, и поэтому его главная задача напомнить о себе. И он её с успехом выполнял, душераздирающе воя и путаясь под ногами. Замолкал он только, когда ему бросали кусочек, другой. Какие уж тут разговоры по душам — Алка отбивает мясо, сковорода шкворчит, кот орет, и как будто этого мало, дядя Степа и тетя Соня принялись за свои обычные развлечения, поливая друг друга цветастым многостопным матом вперемешку с пронзительными  криками о помощи.

За этим шумом мы даже не сразу услышали звонок в дверь.

— Кто бы это мог быть,— удивилась я, судорожно вытирая руки о передник,— для твоих вроде бы рановато! Может, уже приехали?

— Нет,— проорала в ответ Алка, затыкая кота кусочком мяса,— их самолет только что приземлился! Они бы не смогли домчаться до Емска за десять минут!

Я распахнула дверь и остолбенела от изумления. На пороге  рядом с двумя чемоданами стояла моя мама. И, судя по разъяренному выражению лица,  в самом что ни на есть бойцовском расположении духа.

— Как можно жить в таком гадюшнике? — завелась она прямо с порога.— Коврик грязный, неужели нельзя лишний раз простирнуть? Вот я жила в коммунальной квартире, и то…

И я в очередной раз обессилено опустилась на тумбу в прихожей. Зря не спала ночь, составляя коварные вопросы будущему зятю, зря тратили такие деньги на угощение — даже люди с железными нервами не выдержат хотя бы пяти минут общения с моей родительницей. Это судьба, нечего даже и трепыхаться!  Зато девочка и дальше будет принадлежать только мне, её маме!  Всё-таки  утешение!

Но выглянувшую из кухни Алку такой оборот дела явно не прельщал. Судя по потрясенному и вытянувшемуся лицу, дочь отнюдь не обрадовала встреча с любящей бабушкой.

— Ты откуда взялась, бабуля? — железным голосом осведомилась она.— Почему не сообщила о приезде?

— А чтобы посмотреть, как вы без меня живете,— ядовито ответила та, окидывая  гневным взглядом накрытый к приему гостей стол,— и теперь вижу, что воспитала настоящую эгоистку! Змею пригрела на своей груди! Значит, матери, потратившей на вас все здоровье, на зубы денег нет, а на ананасы и выпивку есть? Вот как вы здесь без меня шикуете! И не стыдно? Я ночей не спала…

Дальнейшие её завывания мы с Алкой знали наизусть, вплоть до каждого придыхания и хватания за сердце в конце любой фразы. Один раз, сочинив монолог,  моя педантичная мама не отходила от первоначального текста даже на слово.

— Это все купила я  для своих друзей,— дочь, наконец-то,  получила возможность пойти в наступление,- скоро сюда приедут мои однокурсники!  Мы будем веселиться, пить пиво, курить, а ещё они привезут усилители, чтобы слушать очень громкую музыку, потому что мы собираемся танцевать всю ночь не только в комнате, но и на лестничной площадке! Мои друзья очень обрадуются тебе, бабушка, ты научишь нас танцевать старые танцы? Рок-н-ролл, например!

Глядя на посиневшую от ярости мать, я на мгновение  испугалась, что прямо сейчас останусь сиротой. И уже было раскрыла рот, чтобы призвать зарвавшуюся дочь к порядку, и все честно объяснить матери, но эти намерения так и остались намерениями, потому что вставить хоть слово в единый бесконечный материнский вопль уже не представлялось возможным.

— Рок-н-ролл только проститутки и стиляги танцуют, место которым в тюрьме! Вот к стенке бы вас всех приставить и очередью из поганого ружья! Бессовестные — старый человек приехал с повышенным давлением, а они гулянки устраивают!  Не бывать этому — вот я сейчас лягу на диван, и вызовите мне скорую помощь! А ты, негодяйка, убирайся со своими гопниками на все четыре стороны!  

И матушка демонстративно  устроилась на диване в зале, разложив вокруг себя тонометр и многочисленные склянки с лекарствами.

— Меня отсюда не сдвинет даже монгольская орда, не то что кучка юных кретинов!

Не выдержав абсурдности ситуации, я даже застонала:

— Мама, встань, к нам сейчас люди приедут!

— Тебе, какие-то проходимцы дороже родной матери, которая ночи не спала…

И так далее!

Алка нервно дернула меня за рукав.

— У нас есть приблизительно час,— прошептала она мне на ухо,— беги к бабе Нюре и просись на постой!

— Но, девочка моя,— так же шепотом возразила я,— как ты себе это представляешь? Мы не можем бросить бабушку одну!

— Можем! Или ты сейчас же идешь к бабе Нюре, или мы принимаем родителей Вита в «Зеленом шуме»! Там хотя бы никто не будет обзывать нас хабалками и неряхами, и рассказывать, как ты в детстве чуть не скушала собачью какашку! Судя по воспоминаниям бабушки, это было самым выдающимся событием твоей жизни,  и она охотно поделится им с новыми родственниками!

Приходилось признавать — девочка была по-своему права! Это её  судьба решалась сейчас. Мне не хотелось потом всю оставшуюся жизнь слышать упреки от собственного ребенка.

— Отвлеки бабушку! Я  спущусь к бабе Нюре!

Я уже упоминала  про эту достопримечательность нашего подъезда, живущую на втором этаже в четырехкомнатной квартире (за которую, кстати, будучи персональной пенсионеркой, вообще, не платила).

Баба Нюра могла приютить в своих обширных хоромах моих гостей, при условии, что будет в настроении.  И я себя чувствовала далеко не в своей тарелке, когда пошла на этот шаг. Всё происходящее мне казалось немыслимой авантюрой, лишенной хоть какого-то правдоподобия. Неужели эти люди не поймут, что мы их принимаем в  чужих хоромах?

Соседка, к счастью, оказалась дома.

— Чего тебе, Людка? — вроде бы добродушно осведомилась она.

— Анна Никаноровна,— пролепетала я, пряча от неловкости глаза,— я хотела напроситься к вам в гости…. Вернее с гостями!

— Чёй-то ты буробишь непонятное, — проницательно вскинула на меня бабка слезящиеся глазки,— говори яснее!

Что ж — меньше всего на свете я хотела, кого-нибудь ставить в известность о матримониальных планах дочери, но, похоже, другого выхода не было. И я  честно рассказала о том, что происходит.

—  Знаю, знаю, твою матушку,— захихикала старушка,— ворона бешеная, а не баба! Только и знает, что каркать! Ладно, приводи  сватов!

Я кинулась назад в свою квартиру, чуть ли не ломая ноги от спешки.

— Баба Нюра согласилась! — выпалила я дочери, осторожно вползая в квартиру.— Давай потихоньку к ней. Там надо ещё порядок навести!  Полы помыть, пыль протереть…

Не то, чтобы Анна Никаноровна была грязнулей, но сами понимаете, когда тебе почти сто лет, ты не можешь с прежним рвением наводить порядок.

Матушка же раскинулась на диване с видом терпящей незаслуженные преследования  христианской мученицы.

— Я чувствую, что у меня опять поднялось давление!

— В твоем возрасте тяжело предпринимать такие путешествия! — согласилась я, споро убирая со стола в коробки уже приготовленные нарезку и салаты.— С чего это ты вновь поднялась с места?!

— Твой брат надумал продать нашу квартиру, и купить отдельно двухкомнатную и однокомнатную! Он хочет, чтобы я умирала в одиночестве! И это после того, что я для него сделала…

— Мама, жить одной не так уж и плохо,— язвительно заметила я,— никто не мешает, везде чистота, не нужно расстраиваться из-за слов Леночки и страдать от шумных игр внуков!

— Вот и ты не жалеешь мать!

— Жалею, мама, очень жалею! Поэтому Алкиных друзей мы разместим в другом доме! Всё, чтобы ты только хорошо отдохнула!

— А разве музыка не будет мне мешать? — капризно осведомилась матушка.

— Нет, дорогая! Сейчас мы дадим тебе валерьянки, и ты будешь крепко спать!

Как говорится — старый, да малый! Что одного спать уложить, что другого  достаточно сложно, а у меня времени было в обрез!

— Но если ты спать не хочешь, то, может, молодежь повеселится у нас дома? — коварно предложила я.

И родительница тут же сделала вид, что засыпает.

Груженная коробками и подносами я сделала несколько пробегов вверх и вниз по лестнице, а Алка, тем временем, с высунутым языком скоблила бабинюрино царство.

Надо сказать, что из своей четырехкомнатной квартиры Анна Никаноровна сделала прелюбопытное жилище. Спала она в маленькой спаленке. Вторая комната была завалена всякими нужными вещами, скопившимися за её почти вековую биографию. А вот в помещении, примыкающем к кухне,  боевая подруга 2 конной армии поставила самогонный аппарат и превратила её в этакий бар, стены которого были завешаны полками, заставленными  многочисленными бутылками с различными настойками, как для питья, так и для втирания. 

Но самым  интересным был все-таки зал. Большая комната была увешена большими портретами вождей революции — здесь был и Ленин, и Сталин, и уж, конечно, Буденный. На портрете бравого усатого командарма была сделана надпись: «Боевому товарищу  Анне Шелест от командира!». Здесь же висели в рамочках  выцветшие от времени и солнца грамоты, наградные листы, пожелтевшие фотографии, где молодая Анна Никаноровна в кожанке и платке то ехала на тракторе, то выступала с трибуны, то получала медаль. Комната была заставлена настоящей антикварной мебелью, наверное,  в свое время экспроприированной у «врагов народа». Особенно был хорош  пузатый комод черного дерева с эмалевыми украшениями на ящиках. На этом произведении искусства  дореволюционных краснодеревщиков, стояло очень точное зеркало в потемневшей от времени резной золоченой раме, и красовалась приличных размеров гипсовая копия «Рабочего и колхозницы» Мухиной.

Телевизора принципиально не было. Анна Никаноровна пользовалась его отсутствием, чтобы по очереди обходить всех соседей во время просмотра любимых сериалов, и с ними живо обсуждать происходящее, бесконечно делясь мыслями о том, кто из главных героинь проститутка, а кто просто ходячее недоразумение.

Алка в детстве обожала бывать у бабы Нюры. У неё всегда как-то особенно пахло — хорошими старыми вещами, немного самогоном и немного ванилью, табаком, а ещё сушеными яблоками и гримом. В шифоньерках скрывались диковинные шляпки, панбархатные платья и давно вышедшие из моды туфли, плащи и пальто, которые дочь любила разглядывать.

Но сегодня ребенку было не до древностей — она обмахнула от пыли и почистила огромный шелковый абажур над круглым большим столом, отполировала ручки на комоде, помыла полы.

— Во,— следила за её судорожными поползновениями навести порядок довольная баба Нюра,— наконец-то,  хоть жених заставил тебя помочь пенсионерке!

Анна Никаноровна  принарядилась к приезду гостей, как будто это не к Алке, а к ней ехали сваты. Нацепила лучшее платье, приколола золотую брошь и повесила все свои ордена, а также подкрасила то, что осталось от губ яркой морковной помадой.  В жидкие волосенки воткнула черепаховые гребни с блестящими камушками и пристроила на носу редко употребляемые очки.

— Хочу хорошо рассмотреть молодца, который решился жениться на нашей макаронине! — пояснила она.— Им вместе только на постаменте в парке стоять. Ей с мячом, а ему, наверное, с шестом! Иначе, как допрыгнуть, чтобы суженную поцеловать?

Но мы с Алкой так замотались, что не имели ни сил, ни желания огрызаться.

— Баба Нюра,— посоветовала вредной бабке дочь,— ты лучше в окно поглядывай. Как приедут — скажи, я на перехват выбегу!

— А на чем они приедут-то, на лошадях, что ли?

— На машине, баба Нюра, на машине!

— А я уж думала,  автобус к дому подгонят! Какая машина, бестолочь?

— Обыкновенная машина — серебристая такая! «Фольцваген»!

— Он у тебя что, немец, чтобы на таких машинах ездить?

— Нет, Вит — венгр!

Мои бедные ноги опять отказались меня держать, и я осторожно пристроилась возле стола, пытаясь как-то переварить, что мне было сказано. Баба Нюра по-своему восприняла сообщение:

— Так ты что, за цыгана выходишь замуж?! Вот  здорово — была Алка-спортсменка, станешь Алкой-цыганкой!  

Мне стало плохо.

— Цыгане и венгры — это отнюдь не единый народ,— с нажимом возразила Алка,  с беспокойством посмотрев на мое бледное лицо,— по крайней мере, Вит к цыганам никакого отношения не имеет! Мама, уверяю, родители моего парня не воруют кошельки по вокзалам!

И дочь исчезла в ванной, буркнув, что ей нужно привести себя в порядок.

Теперь уже и я встала рядом с Анной Никаноровной у окна, напряженно вглядываясь в подъездную дорогу к дому. Что же меня ждет? Откуда взялся венгр в окружении Алки? Насколько я знаю, никаких совместных предприятий с Венгрией в нашей губернии нет.

Напряжение достигло накала, даже баба Нюра жадно задымила своим «Беломором». Чувствовалось, что у старушки сегодня праздник!

У подъезда действительно остановилась  иномарка,  и из неё вышел худенький молодой человек в черном костюме и белой рубашке.

У меня остановилось сердце – неужели этот плюгавенький рыженький живчик и есть мой будущий зять? Но обежав машину вокруг, он распахнул дверцу и оттуда, придерживая шляпу, показалась такая дама, что у нас с бабой Нюрой  синхронно раскрылись рты. Женщина лет тридцати пяти с фигурой фотомодели была затянута в черный костюм из того же журнала мод, а на голове её возвышалась широченная бело-черная шляпа с лентами, бантами и вуалью соответствующих оттенков.

— Это кто? — поперхнулась бычком старая революционерка.— Что за буржуйка?

— Может не к нам? — с горькой надеждой прошептала я, вдруг осознав, что на мне старая шелковая блузочка, сшитая руками трудолюбивых китайцев и местами лоснящаяся на заду трикотажная юбка.

— К нам, к нам! — уверила нас подоспевшая Алка.— Мать, не комплексуй! Ты все равно лучше всех!

Мы так увлеклись разглядыванием незнакомки, что даже не обратили внимания на сопровождавших её мужчин, опомнившись только тогда, когда все трио исчезло за козырьком входной двери.

— Людка,— озадаченно протерла очки баба Нюра,— эта выпендра — его старшая сестра, что ли? Или первая жена?! У венгров, может, много жен можно иметь?

Я и так была на нервах, и вот только очередных подколок от старухи мне и не хватало!

— Венгры такие же христиане, как и мы!

— Ты за себя говори! — фыркнула бабка.— Я в эту поповскую отраву не верю!

Но мне уже было все равно, в кого она верит или не верит. Я с остановившимся сердцем наблюдала, как в комнату заходит моя вымученно улыбающаяся дочь, а за ней та самая дама в сопровождении двух мужчин.  Вблизи, не смотря на моложавую внешность, стало понятно, что наша красотка все-таки в возрасте.

— Мама, знакомься, это Карсай Кэйтарина, а это Карсай Иштван — родители Вита!

Я только хлопала глазами в ответ, в панике отмечая лысину спортивного вида солидного мужчины с настороженными глазами. Пожалуй, эти люди волновались не меньше меня.

— А это мой Вит!

 Дочь вытолкнула откуда-то из-за спин родителей симпатичного, коротко остриженного  белокурого паренька. Ростом он был примерно Алке до уха, но в остальном…  у меня от сердца  отлегло!  Вполне нормальный и приятный мальчик — и никак не цыган! 

— А это моя мама – Людмила Павловна! — продолжала процедуру знакомства моя дочь.

Но сваты, можно сказать, не обратили на мою скромную персону никакого внимания. Их округлившиеся глаза сначала внимательно осматривали жилище тети Нюры, особенно портреты и фотографии, а потом с изумлением остановились на самой, увешанной орденами и медалями персональной пенсионерке.

Польщенная   таким эффектом баба Нюра даже попыталась гордо выпрямить то, что у неё осталось от груди, но награды грустно звякнув, улеглись на старое место, так и не найдя того, что там красовалось ещё лет пятьдесят назад.

— Вы коммунистка? — вполне сносно по-русски спросил господин Карсай.— А говорили, что коммунистов в России больше нет!

— Как это нет,— возмутилась баба Нюра,— думаете, вымерли мы,  как мамонты? А вот это вы видели?

И она показала моим импортным сватам смачно свернутый кукиш.

Да, как-то не так я представляла себе знакомство с родителями жениха единственной дочери!  И судя по их оторопелым лицам, они тоже! И стоило мне так спешно покидать собственную квартиру?! Может, моя мама вела бы себя более адекватно?

— Здравствуйте,— наконец, хоть и запоздало, но я сообразила, что надо поприветствовать людей,— садитесь к столу! Вот…, чем Бог послал! Отбивные… салатик…

Гости неуверенно потянулись к столу, а потом уставились на угощение примерно тем же взглядом, что  и на бабу Нюру.

У меня слезы навернулись на глаза. Это Бог меня за гордыню наказал! Вот интересно, чем мне продавец лотерейных билетов не угодил? Да и цыгане, если посмотреть непредвзято, тоже неплохие люди! По крайней мере, они бы не смотрели на оливье, с таким  видом, словно это рагу из гадюк!

Но моя  девочка, видимо, знала, что в таких случаях делать. Она подмигнула своему Виту и он, с силой  подтолкнув мнущихся  родственников к столу, уселся сам и протянул тарелку за отбивными.

— Я,— с приятным акцентом заявил он, улыбнувшись мне,— наслышан про ваши отбивные, Людмила Павловна! И давно хотел попробовать!

Гости расселись и худо-бедно застучали ножами и вилками по тарелкам, что-то там выбирая из салатов, но при виде вина опять недоуменно зависли.

— У семьи Карсай есть свой виноградник,— пояснил мне Вит, изо всех сил пытающий преодолеть отчуждение между семьями,— и мама, и папа хорошо разбираются в вине! Они просто не могут понять, что означает «Солнце Кубани», разлива Санкт-Петербургского завода винных изделий?

— Хрен знает что – это означает! — радостно хихикнула баба Нюра,— бодяга левая какая-то! Алка — спортсменка, ей пить нельзя, а Людка — мышь библиотечная  и пробку-то редко нюхает! Откуда им в вине разбираться! Ладно, ради такого случая, я вас своей, собственного изготовления настойкой угощу! Есть у меня, на поминки берегла, смородиновка, куда там вашему Токаю!

И только тут гости вспомнили, что оказывается, так же привезли в подарок вино, изготовленное на собственной винодельне.  Хотя, конечно, сначала отдали дань уважения хозяйке дома и откушали её смородиновки, а потом малиновки, а потом…

Рассказать вам, что было дальше? Хотелось бы подробнее, да сама плохо помню! Достаточно упомянуть, что госпожа Карсай так накидалась бабы Нюриных настоек, что её несли к машине муж и сын. До венгерского вина даже черед не дошел!

Хорошо пошли под самогон и оливье, и селедка под шубой, и старое пожелтевшее сало  с чесноком из запасов хозяйки дома.  Сама же Анна Никаноровна, поставив на древний проигрыватель пластинку «Мы красные кавалеристы, и про нас…», развлекала гостей пылким народным танцем, неподдающимся национальной идентификации!

Короче, отметили помолвку детей на славу!

И только утром, маясь с дикого похмелья, под завывания шокированной матушки, я узнала от Алки, что все уже решено. Оказывается, я договорилась со сватами, что свадьба будет осенью в Венгрии, и что молодые проведут медовый месяц в Австрии, в поместье,  доставшемся Виту по наследству от бабушки по материнской линии.

— Но мы с Витом хотели бы поехать в Америку!

Стоп! Какая Америка?!

— А как же занятия в институте? — оторопело осведомилась я.— Девочка, тебе нужно завершить образование!

— Мама, да теперь-то зачем? Учителем физкультуры я однозначно не буду!

И только тут до меня дошло, что узнав про любимые духи госпожи Карсай,  и ознакомившись с кличками  охотничьих собак её мужа, я так и не удосужилась спросить, а собственно — кто они? Чем зарабатывают на жизнь? И что делает их сын в России? Уж не говоря  о том, как он познакомился с моей дочерью? 

Но прежде, жизненно важное!

— Дочь,— собралась я с силами, и, отбросив мокрое полотенце со лба, сурово заявила,— дай мне слово, что не бросишь институт! Иначе  ни в какую Венгрию я не поеду!

— Мама! Ну, что ты, как маленькая!

— Дай мне слово! На худой конец, переведись на заочное! — и я заплакала.— Я столько сил потратила, чтобы ты училась… жила на одной овсянке…

И тут же осеклась, покосившись на мерившую давление, недовольно бурчащую себе под нос мать. Да, гены есть гены! Никуда не денешься!

Все переговоры с дочерью мы вели шепотом, чтобы родительница не узнала, что она пропустила, так плотно обустроившись на диване в моей квартире.

Но, как ни болела у меня голова — работу никто не отменял. И, выпив таблетку анальгина, я утомленно поплелась в библиотеку. Алка взялась меня сопровождать, и вот только тут я узнала, откуда в нашей жизни взялись Карсаи.

Всё оказалось очень просто. Вит тоже играл в баскетбол! И дети встретились на соревнованиях, пару раз случайно попав на соседние скамьи стадиона во время просмотра игр других команд.

— Он такой прикольный, мама! С ним так весело! То да сё, я и не думала, что так получится, а он  приехал ко мне в N-ск. Мы сходили в кино, а потом…— дочь легко перевела дыхание,— поехали  к нему в гостиницу!

— Что? — потрясенно схватилась я за сердце.— И тебе не стыдно говорить такие вещи матери?

— А куда я могла с ним пойти? В общагу, где нас в комнате шесть человек? Тебе стало бы легче, если бы я предалась любви под кустом в парке? — снисходительно возразила Алка, и мечтательно продолжила.— К утру до нас дошло, что больше не хотим расставаться! Конечно, живи мы в одном городе, незачем было бы огород со свадьбой городить, но мотаться на свиданья из страны в страну, даже Карсаи себе не могут позволить!

— А кто они — Карсаи?

— Состоятельные люди, мама! Занимаются  высокими технологиями. Вит мне подробно всё пояснил, но я мало что поняла. 

— А почему они так хорошо говорят по-русски?

— Госпожа Кэйтарина на четверть русская! А  сам господин Карсай  учился в Баумановке, и много ездил по нашей стране, когда Венгрия ещё строила социализм в рамках СЭВ.

Всё понятно. Непонятно только, как я дальше буду жить, встречаясь с дочерью, в лучшем случае,  раз в году? И я опять заплакала…