Клуб любителей книги Глава 10

МЕФОДЬИЧ

Я вернулась с Алкиной свадьбы в конце сентября — бодрая, отдохнувшая, повидавшая за три недели больше, чем за всю предыдущую жизнь, и с каким-то другим взглядом на жизнь, чем до поездки.

На очередном заседании «Клуба любителей книги» я вывалила на стол целую гору фотографий, и мои гостьи с жадностью гиен, почуявших мясо, ринулись их рассматривать.

— Да,— охотно давала я разъяснения,— это Аллочка и Вит венчаются!

— Так это же вроде бы католический храм?

Я равнодушно пожала плечами.

— А разве это не грех,— с наслаждением запустили в меня когти вредные бабы,— она-то ведь у тебя крещенная в православной вере?

— Зато Вит — католик! Как им было удобно, так и сделали!

— Алка-то на голову выше новобрачного?

— На полголовы, остальное каблуки!

— Платье-то какое красивое! — всеобщий завистливый и печальный вздох.— В таком платье и ты, Людка, за королеву бы сошла!

— Меня и моё устроило!

Моя тактичная сваха сменила мне гардероб целиком, пояснив, что не могла отказать себе в удовольствии купить ещё кучу новых тряпок.

— Ведь это так приятно, Люда, покупать красивые вещи! Я уже столько себе накупила, что не смогу даже по разу надеть! Позвольте мне их вам подарить!

Можно было, конечно, упереться — мол, не купите, я гордая! И тогда бы все гости смотрели не на молодых, а на сумасшедшую тетку, припершуюся на свадьбу собственной дочери в китайском  ширпотребе. Меня, правда, уверяли, что костюм родом из Италии, но, как я убедилась впоследствии,  это была наглая ложь.

— А это мы со свахой у памятника Матьяша Корвина, был такой венгерский король!

— А это мы купаемся в горячих источниках!

— А это в их поместье дегустируем вино!

— А это…

И так далее. Мне было и что показать, и о чем рассказать и своим приятельницам, и соседям, и просто знакомым. И этих разговоров нам хватило надолго, но через неделю интерес к моей мадьярской родне все-таки спал, и жизнь вернулась в нормальное русло.

А вскоре об Алке, вообще, все забыли, потому что Емск потрясла новая сенсация.

Но обо всем по порядку.

Вернувшись из Венгрии, я, конечно же, первым делом кинулась раздавать долги. Карсаи оплатили мне дорогу, и я поторопилась рассчитаться и с Фридой Марковной, и с Кларой Федоровной.  Гольдберг я вернула деньги на работе, а вот к Петровым пошла домой.

Открыл мне калитку как всегда нелюдимый Димочка в «трениках»  и майке.

— Здравствуйте,— буркнул он,— вам кого?

Я опешила. А то паренек не знал, к кому я могу прийти!

— Допустим, Клару Федоровну!

— Её нет, она повезла Катюшу в Москву!

— А Николай Викторович?

— Дома! — и он пропустил меня во двор.

Под навесом среди любовно взращенных Кларой Федоровной клумб с яркими астрами сидел наш стоматолог в окружении батареи бутылок с пивом.

— А, Людмила,— вяло поприветствовал он меня,— проходи, угощайся! Я вот… отдыхаю!

Вот уж не знала, что он способен на такого рода отдых — наливаться в одиночку пивом. Димуля ему явно компании не составлял, с раздраженным лицом маяча на заднем плане.

— У тебя дело? Или так просто зашла?

Я пояснила. Петров отмахнулся от денег.

— Клара давала, ей и вернешь! Она провожает Катеньку на этот идиотский конкурс!

И тут его прорвало.

— Вот вбила же себе в голову — певица, певица! Сцена ей мерещится, слава, цветы, а Катюшка хотела парикмахером стать! Всем куклам прически делала, и вот Димку сама все время стрижет!

Я удивилась — никогда не слышала об этом увлечении Катьки, но скорее всего, это правда — вон как хорошо подстрижен Димуля!

— Мол, не престижно парикмахером быть,— продолжал изливать душу пьяненький Петров,— а что хорошего в жизни богемы? Спать укладываться за полночь, есть, когда придется, от грима сильно портится кожа, всё время на нервах, а деньги — да будут ли они ещё деньги-то? А у хорошего парикмахера никогда в кармане пусто не бывает!  Никак Клара не забудет, что сама когда-то…

— Николай Петрович,— ворвался в его монолог ледяной голос Димы,— мне кажется, что в доме телефон звонит! Наверное, это Клара Федоровна!

Покачивающийся и бурчащий Петров поплелся в дом, а Дима направился ко мне.

— Людмила Павловна,—  решительно схватил он меня за локоть (б-р-р! как неприятно),— вам лучше уйти! Видите, в каком состоянии Николай Петрович? И ему и вам потом будет неловко при встрече!

Ишь, какой заботливый! Но выставил он меня за дверь настолько ловко, что и возразить было нечего.  А интересно, чего это не забудет Клара Федоровна?

Клара Федоровна зашла ко мне через три дня. Благо, деньги хранились  у меня на работе в старинном, похожем на шкаф сейфе, наряду  с инвентарной книгой и печатью библиотеки.

— Там такая интересная программа,— с воодушевлением зачастила она, аккуратно упаковав доллары  в кошелек,— сначала детям проведут экскурсию по городу, а потом пройдут отборочные туры и через три дня будет финал. Говорят, его будут транслировать и по российским каналам! Поеду в N-ск,  у знакомых кабельное телевидение.

— Удачи вашей Катюше! — с чувством пожелала я.

Надо же, Клара Федоровна так волновалась за дочь, что даже забыла спросить у меня про свадьбу Аллочки. Наверное, единственная во всем городе. Но я не обиделась, прекрасно понимая  степень её волнения — европейскому жюри ведь по фигу железобетонные связи Петровых среди доморощенной элиты Емска!

Да, к тому времени, и у меня оказались другие заботы, помимо упоминаний о свадьбе дочери.

— Роза Сергеевна заболела,— сообщила я покровительнице Димочки,— мне соседи передали. Я вчера была у неё – женщина едва ползает по комнате! У неё отнялась правая рука и перекосило лицо. Может, Дима…

Выражение лица мадам Петровой неузнаваемо переменилось — вот только что было напоено слащавой дружелюбностью, и вдруг как будто окаменело в негодовании.

— Что вы такое говорите, Людочка! Разве мальчик может ухаживать за старой, да ещё и неопрятной женщиной?  Это может произвести на него очень негативное впечатление!

Я рассердилась. Смотрите-ка, какой нежный!

— Но жил ведь он у неё когда-то! И его не смущала её неопрятность! Да и вообще, не такой он уже и мальчик!

Клара Федоровна  даже подпрыгнула от возмущения:

— В конце концов, Дима работает и не может таскать за Розой горшки. Она получает пенсию, вот пусть и нанимает себе сиделку!

Какая сиделка! Розе не хватало пенсии даже на самое необходимое!

Расстались мы с мадам Петровой очень недовольные друг другом.

Делать нечего. Мы посовещались с бабой Клавой и решили, что нам не остается ничего другого, как взять уход за несчастной старухой на себя.

— Ладно, Людмила,— пророкотала баба Клава,— днем я буду к ней заходить, да посильно помогать. А вечером  у меня коровы, поэтому придется с ней сидеть тебе! А этот племянник хренов пусть за свой Кларой хвост носит! Раз у них обоих ни стыда, ни совести!

И надо сказать, взвалили мы на себя ношу не из легких! Памперсов для взрослых тогда в аптеках Емска не было, а Роза Сергеевна вскоре перешла в категорию лежачих больных. Бесконечная стирка и просушка пеленок, растапливание печки, варка кашек стали для нас с бабой Клавой изнурительным бременем, и на работе тогда я просто отдыхала.

Поначалу мне было очень страшно оставаться в том домике по вечерам. Но после того как моими стараниями восстановилось снабжение электричеством, стало гораздо легче.

Роза Сергеевна с большим смущением принимала нашу помощь.

— Ой, Людочка,— вначале стеснительно бормотала она,— вы так меня балуете! Да я как-нибудь сама!

А когда уже окончательно слегла, то только виновато улыбалась, да с трогательной беспомощностью заглядывала нам в глаза. Бедняга!

Но это я уже забегаю вперед, а в момент описываемых событий Роза Сергеевна ещё более-менее, но ходила. И я как раз была у неё, когда в дом забежала соседка — заполошная Раиса Максимовна, бывшая учительница младших классов. Не знаю, каким уж она была педагогом, но голос у неё был такой силы и мощности, что я не удивлюсь, если детишки писались прямо в штанишки, едва заслышав эту канонаду у себя над головой.  Гаубица, а не человек!

— Слышали, новость-то,— загрохотала она,— у Петровых дочь за границей сгинула!

— Катюша?! — ахнула я.— Как, почему? Что случилось?

— Откуда я знаю? — даже обиделась Раиса Максимовна.— Говорят, им позвонили ночью, и Петровы выехали в Москву!

— А Димочка? — слабым голосом полюбопытствовала Роза Сергеевна.

— Да ему-то что? Ходит по городу гоголем! Рожа наглая!

Придя домой, я плотно засела за телефон и вот что узнала.

Катюша, оказывается, выбыла из числа конкурсанток уже в отборочном туре, но осталась дожидаться других девочек из своей группы, которые ещё выступали.  Сопровождающие всю команду кураторы разрешили ей и таким же невезучим товаркам присутствовать  на дальнейших выступлениях в роли зрителей. Всё внимание, конечно, уделялось более перспективным вокалисткам, и  эти девчонки оказались практически предоставлены сами себе.

Утром она ещё была на завтраке, и когда не явилась на обед, никто особо не встревожился мало ли, задержалась девочка в городе, рассматривая достопримечательности. Но вот когда та не появилась в гостинице и вечером, обеспокоенный руководитель группы обратился в полицию.

Те принялись за поиск со всей серьезностью. В такой маленькой стране, как Люксембург редки настолько необъяснимые исчезновения. Дело осложнялось тем, что на конкурсе присутствовали конкурсанты из многих стран Европы, и допросы приходилось проводить не только по-английски, но и на других языках. Специалистов не сразу смогли найти, время шло, а вместе с ним таяли и надежды на благоприятный результат поисков, пока из канала не выловили тело, какой-то неизвестной бедолаги. Вот Клара Федоровна и Николай Викторович и отбыли на опознание, а если им не удастся узнать в останках дочь, то на сдачу анализа на ДНК.

Мы все любили Катюшу, и, не смотря на все фортели последнего времени, я все-таки хорошо относилась к Кларе Федоровне, никогда не забывая, что та  выручала меня в особо тяжелые времена.

Весь город гудел, теряясь в догадках, и самые невероятные слухи поползли подобно смогу, накрывая городок  удушливым одеялом сплетен.

Судачили все, кто во что горазд. Вот, допустим, одно из обсуждений.

Мои соседки стояли у подъезда с сумками. Льющий всю ночь дождь только что закончился, и на лавочку сесть было нельзя, а душу, видимо,  распирало желание помолоть языками на столь животрепещущую тему!

— Похитили её торговцы рабами,— довольно, чуть ли не облизываясь, вещала баба Нюра,— она теперь в гареме будет двенадцатой женой торговца верблюдами! Ислам примет и морду закроет чадрой, по ногам-то её и мать родная  не узнает. Всё! Пропала девка! Я таких немало повидала, когда в 30-х с басмачами в Туркестане боролась. Сидят бабенки,  как болтливые попугаи в клетках, всегда под платками!

Господи, неужели наша Анна Никаноровна и в Средней Азии побывала? Да есть ли на земле место, куда не ступала её изуродованная артритом нога?

— Её на органы похитили,— возражала тетя Соня,— у нас в пивной только об этом и разговору. Извлекут сердце, почки…

— Тьфу! — плюнула ей под ноги баба Нюра.— Вечно ты какую-нибудь пакость скажешь. Зачем такую красивую девку расчленять? Она и целиком, небось, дорогого стоит!

— Тогда в публичный дом продали,  в Африку!

— Катю поймал маньяк и держит  в погребе! — предположила Раечка,  катающая коляску с очередным ребенком.— Мой Дружинин как-то рассказывал, что в Карповке отчим спрятал приемную дочь в погреб и месяц насиловал, пока воротившаяся из дурки жена её там не нашла!  Баба, как увидела, что это поганец сделал, его топором по кумполу и огрела! Её опять в дурку забрали!

Да, ещё та история! Ничуть не хуже расчлененки. Так вот каким образом развлекает прокурор свою молодую жену!

— Катьку сбила машина и она, потеряв память, где-нибудь в больнице лежит, бедолага!

— Нет, мне женщина на рынке рассказывала, что гуру, который живет в подвале Реабилитационного  центра для инвалидов детства, считает, что она в плену у инопланетян!  Он выходил в астрал, и ему там сказали, что Катю похитили зеленые гуманоиды с Альфы-центавры!

— Что, Люда, молчишь? – в конце концов, утомившись перебирать версии, обратились они ко мне.— Ты-то что думаешь?

— Ничего,— нервно улыбнулась я,— я ничего не думаю! Боюсь думать!

И у меня были свои причины так говорить. Ведь мы только что, несколько месяцев назад, тоже прошлись по тонкой нитке судьбы, только концовка оказалась другой.

Я прекрасно представляла, как всё было. Парень и девушка в переполненном людьми зале заинтересовались друг другом, а потом… гостиница! Только Алка из этой гостиницы отправилась замуж, а Катька… одному Богу известно, что с ней сталось! А что могло статься с моей глупышкой, если бы вместо Вита её охмурил,  какой-нибудь негодяй?

Мои же соседки прежде, чем окончательно разойтись, дружно высказались:

— Если бы Клара на конкурсе не надавила на жюри, её  девка живая и здоровая сидела бы дома!

— Это её Бог наказал за шельмовство!

— Нет! Я слышала, что мать Ольги Звягинцевой ездила к колдунье, чтобы извести всех Петровых!

— Так столько добра накопили, да и Катька была девка видная — вот и сглазили!

А чтобы вы хотели? Это тоже были, на свой лад, требующие внимания версии!

Наутро, перед работой, я шустро сбегала в церковь и прикрепила ко всем подсвечникам свечки, точно не зная, кого из многочисленных святых благодарить за чудесное спасение дочки. И чтобы случайно не промахнуться, поставила уж всем!

Петровы вернулись ни с чем. Они никому не рассказывали подробностей поездки, но в город все равно просочилась информация, что анализ  ДНК дал отрицательный результат.

В те дни Клару Федоровну можно было увидеть только в церкви. Она вместе с Димой часами простаивала на службах, молясь о без вести пропавшей Катюше. 

Честно говоря, я была весьма поражена, увидев паренька в нашем храме. Втайне я его считала, чем-то вроде нечистой силы, ловко охмурившей не только безобидную чудачку Розу, но и обычно здравомыслящих Петровых. Мало того, мне казалось, что после появления этого молодого человека возле Клары Федоровны она резко изменилась в худшую сторону, но в те страшные для Петровых дни  даже со стороны было хорошо заметно, как этот парень поддерживает свою покровительницу, и как он нежно о ней заботится.

Замкнулся в себе и запил безумно любящий младшую дочь Николай Викторович.  Он не нашел в себе то ли мужества, то ли веры, чтобы открыто выйти на люди или посетить церковь, и поэтому безвылазно заседал в доме.

Приехала из Приморья Инна, но пробыв дома всего лишь три дня, уехала.

— А что мне здесь делать? — рассказывают, раздраженно высказала она своей школьной подруге при случайной встрече.— Меня никто не видит, и мне никто не рад! Я попыталась пояснить родителям, что рано посыпать голову пеплом, и что неизвестно, как ещё повернется дело, но меня обвинили в бессердечии и эгоизме! Смотрят волком, чуть ли не обвиняют открыто, что это Катька пропала, а не я! Надоело!

И только Димочка проявлял недюжинное терпение по отношению к потерявшим силу духа Петровым.  Он бегал по магазинам и рынкам, полностью взяв на себя снабжение семьи  продуктами и лекарствами. В те дни его газетный ларек часто оставался закрытым, потому что парень самоотверженно ухаживал за впавшими в отчаяние людьми.

Волна сплетен, побушевав, улеглась, хотя нет-нет, да о семье стоматолога вспоминали кумушки на посиделках, да самозабвенно трепались дамы нашего клуба.

В тот день я получила из Венгрии пачку фотографий, которые мне выслала, приехавшая из свадебного путешествия дочь. И куда, вы думаете, поехали наши новобрачные в медовый месяц? Решили погулять по бульварам Парижа,  захотели полюбоваться каналами Венеции или площадями Флоренции?

Да не угадали! Эта чокнутая парочка провела медовый месяц, посещая  игры знаменитых клубов НБА – американской национальной баскетбольной ассоциации.  Все прилагаемое к фотографиям письмо было испещрено такими названиями, как  «Лос-Анджелес Лейкерс», «Нью-Йорк никс» «Чикаго Булз»  и «Портленд Трэйл Блэйзерз».

Мало того, с фотографий мне счастливо улыбались дочь и зять в  обязательной компании громадных страхолюдных негров в форме баскетболистов. Вит и Алка тоже позировали исключительно  в спортивных костюмах и бейсболках с названиями клубов! 

И только получив это несомненное доказательство того, что дети действительно нашли друг друга на почве общего маниакального увлечения баскетболом, я, наконец, слегка успокоилась.  Пожалуй, этот брак имеет все шансы на счастливое долголетие. Я не хочу сказать, что баскетбол вечен, но на их жизнь вполне хватит и клубов,  и игроков.

И вот, когда я нежно поглаживала на фотографиях лица детей, ко мне в библиотеку ворвался, какой-то энергичный молодой человек в строгом деловом костюме.

— Людмила Павловна! — официально обратился он ко мне.— Я ваш новый заведующий отделом культуры — Олег Мефодьевич Колотько!

Я захлопала глазами — вот так сюрприз!

— А Фрида Марковна куда делась?

— Гольдберг ушла на пенсию! У неё давно уже были сложности со здоровьем, и она подала заявление на увольнение. А меня перевели из Медведково к вам, с повышением!

Услышав про Медведково, я чуть не взвыла.  Вот знаете, Медведково — это какое-то агрессивное название на карте нашей страны. Может, я, конечно, ошибаюсь, но у меня сложилось впечатление, что этих самых Медведок и Медведково наблюдается не одна сотня. По крайней мере, в каждой губернии есть своя собственная деревня  или село с этим названием.

За другие районы и области не скажу, но наше Медведково ещё та дыра. Огромное бестолковое село,  в котором утопающие в грязи улицы разбегались от вас, как пьяные – все в тупиках,  странных изгибах, с нехилыми оврагами посередине. И кого ж там так повысили, аж до заведующего районным отделом культуры? Местного гармониста?

 Но все оказалось ещё диковинней — Олег Мефодьевич был местным работником почты. Он разносил письма, газеты и посылки по всему этому неподдающемуся описанию хаосу улиц и одновременно отвечал за работу магнитофона на местных танцульках.

Когда почтовое отделение закрыли, председатель ОАО «Будущее Медведково» порекомендовал расторопного паренька нашему районному начальству.

— А что он умеет делать? – поинтересовались сверху.

— Всё! — был обстоятельный ответ.— Такую дискотеку нам организовал, хлопец, что куда там городским!

— Ах,  дискотеку! А образование  у парня есть?

— Да! Брюшинский мукомольный техникум! 

— Годится!

Этот воображаемый диалог, тем не менее, содержит всю информацию о назначении паренька с мукомольным образованием на должность самого культурного человека в районе.  То ли они там все перепились до чертей в тот момент, то ли решили особым способом поиздеваться над нашим городом.

Олег Мефодьевич, на наше горе, оказался очень активным человеком. Идеи из него так и фонтанировали, одна глупее другой, и он с упрямством, достойным лучшего применения, требовал от нас их точнейшего исполнения.

Вот, например, он как-то старушек из хора ветеранов заставил дать концерт под палящим солнцем на единственной площади Емска, в аккурат под памятником Ильичу.

— Искусство должно идти в народ! — заявил он.— Что толку содержать хор, если он выступает три-четыре раза в год с двумя-тремя песнями! Город и не знает о том, какую работу мы проводим по сохранению культурного наследия!

Воспитанные в коммунистическом послушании комсомолки послевоенных пятилеток ответственно подошли к заданию — мужественно принарядившись в кокошники и сарафаны, они выстроились полукругом у подножья вождя, и, держась друг за друга, пропели три песни, а дальше солнце, гипертония, тахикардия и аритмия начали свое черное дело, и бабки посыпались, как переспевшие груши с деревьев. Скорая помощь, устав метаться туда-сюда, уже просто встала на дежурство возле площади, держа наготове нашатырный спирт и тонометр.

Но Мефодьевича (его по имени-отчеству  за глаза никто не называл!) эта неудача не смутила.

— Кто мог подумать, что день окажется таким солнечным! — пожимал он плечами.— Согласитесь, но сама-то идея гениальна!

Ну, конечно! Уж не знаю, какой должна быть погода — дождливой, чтобы старушек омывало, ветреной, чтобы обдувало, или пасмурной, чтобы кокошники не припекло? Но тогда ведь свою черную работу начнет артрит, геморрой и цистит!

Ладно бы только это! Но нас обрушилась главная беда русской действительности — ответственно относящийся к своим обязанностям начальник.

Вот как руководила отделом культуры его предшественница? Фрида Марковна — заслуженный монстр советского управленческого аппарата в таких делах разбиралась, как никто! Она пристально следила за нами, но издали, редко непосредственно вмешиваясь в работу подвластных учреждений.  Но если до неё доходила информация, что мы пренебрегаем своими обязанностями, Гольдберг превращалась в листопрокатный стан! Фрида могла за считанные секунды так обрушиться на человека, что тот  ещё долго пил валидол и вздрагивал по ночам. Мы боялись её, как буржуи 20-х годов карающего меча революции!

Кто боялся Мефодьевича? Наверное, только блохи на его любимой кошке Козаностре.

Но доставал он нас, как залетевший ночью в окно комар.

Например, то и дело врывался ко мне в библиотеку и требовал план работы на месяц, на год и даже на день. Вот, казалось, чем должна заниматься библиотекарь? Рекламировать и выдавать книги, следить за сохранностью фонда, но не тут-то было! Я обязана устраивать книжные выставки и раз в месяц проводить тематические массовые мероприятия, посвященные, какой-либо юбилейной дате.

Худо-бедно, но я это делала, обычно обращаясь за помощью в местную школу. После уроков ко мне учителя пригоняли детей, подбирая их по возрасту в соответствии с  заявленной темой. И всем было хорошо — и им, и мне! Я ставила галочку, а школа отчитывалась в совместно проведенном мероприятии перед своим начальством.

И вот ко мне повадился  шляться на запланированные сборища Мефодьевич. Раз посетил, два, а потом подвалил с претензиями:

— Почему культурно-массовой работой охвачены только дети? Где другие слои населения?

На следующем открытом мероприятии уже сидели все члены ветеранского хора вкупе с коммунистами товарища Широкопляса.

И опять начальство осталось недовольным.

— Почему одни деды и бабки слушают про творчество Пастернака?

Я только руками развела:

— Всё, все мои резервы задействованы! Больше взять неоткуда!

— Вы плохо проводите пропагандистскую работу среди прочего населения!

— Вместо того чтобы внимать стихам Пастернака «прочее» население предпочитает отдыхать в «Зеленом шуме» или готовить ужин мужу и детям! А ещё взрослые люди работают!

— А вы пробовали связаться с руководителями предприятий города, и проводить мероприятия прямо на рабочих местах?

— А как же! – нагло соврала я.— Я предлагала наши услуги, но мне везде отказали!

— Вы просто разговаривать с людьми не умеете! Мне вот никогда не откажут!

— Возможно,— скромно потупила я глаза,— я вам буду очень благодарна за помощь!

Ни на секунду не сомневаюсь, что этот малахольный придурок так и сделал, и могу только представить, как далеко его послали наши «новые русские». Им ведь по фигу планы культурно-массового воспитания трудящихся!

Но самым большим достижением Мефодьевича стала ликвидация нашего «Клуба  любителей книги». 

Как-то он затребовал себе планы работы кружка. У меня обычно подобные никчемные бумажки в полном порядке, поэтому я охотно вложила начальству в руки соответствующую папку, и забыла про это.

В означенный четверг наши дамы подтянулись к зданию библиотеки, притащив с собой вязание, обязательный домашний торт, конфеты, мед и варенье. Я вскипятила чайник и мы уютненько чаевничали, обсуждая последний фильм в читальном зале библиотеки, когда в окно раздался начальственный стук.

На улице дул холодный декабрьский ветер и шел снег.

— Кого же это принесло в такую погоду за книгами? — удивилась я.— Они что, не видят табличку?

Но все-таки, зябко кутаясь в шаль, пошла открывать. Каково же было мое удивление, когда из-за засыпанной снегом шапки на меня взглянули беспокойные  глаза заведующего.

— Вот решил присутствовать на вашем заседании! — объяснил он мне цель визита.

И, скинув верхнюю одежду и пригладив волосы, появился перед дамами. Те так и оцепенели, кто с куском торта во рту, кто с чашкой чая при виде бодро улыбающегося Мефодьевича.

— Так,— сказал он, присаживаясь на ближайшее свободное место,— я вижу, в вашем кружке царит теплая, почти семейная обстановка! Это очень хорошо! Просто замечательно! Но сегодня по плану обсуждение творчества Валентина Распутина! Кто из вас, дамы, хочет высказаться по этому поводу?

Думаете, это он так ловко меня поймал на пренебрежении должностными обязанностями? Нет! Ручаюсь, придурок ничего не понял, и упорно добивался от моего бабья ответов на свои вопросы:

— Уважаемые дамы, не надо смущаться! Говорите, говорите!

Те только пялились на него округлившими глазами и потихоньку потянулись к выходу, бормоча о срочно обнаружившихся неотложных делах.

— Жаль, очень жаль,— кричал Мефодьевич им вслед,— хорошо! На следующем занятии будем обсуждать творчество Бориса Горбатова!

Женщины исчезли буквально за пять минут, даже не дожидаясь мужей, которые должны были за ними приехать.

— Что это они? — удивилось мое начальство.

— Стесняются! — постно опустила я глаза.— Все-таки новый человек!

— Ладно, я теперь постоянно буду ходить на ваши занятия, может, тогда они привыкнут! Кстати, очень вкусный торт!

— Ешьте на здоровье!

Предвидя грядущие сложности, я заранее обзвонила всех дамочек.

— Я приготовлю вам сообщения, останется только прочитать!

Но зачем женам высокопоставленных лиц  эта головная боль? Они приходили ко мне развлекаться, а не Горбатова читать, а сплетничать можно и в другом месте, допустим, по очереди посещая друг друга. У меня, конечно, было всем удобнее, но не настолько, чтобы брать в руки что-то, помимо легких детективов и женских романов. Никто не захотел себя утруждать!

Пришлось обратиться с нижайшей просьбой к преданным и испытанным в книжных боях товарищам.

Когда в следующий четверг Мефодьевич разлетелся с проверкой, вместо торта и чая в окружении искусно накрашенных и пахнущих дорогими духами дам, его ждал товарищ Широкопляс  в компании суровых, благоухающих «Русским лесом» и портянками сотоварищей по партии от 60 и старше. 

Не успел наш живчик даже рот открыть, чтобы задать свои вопросы, как его настолько засыпали ответами и пожеланиями в адрес районного отдела культуры, что он позорно бежал.

— А куда делись женщины? — вяло поинтересовался Мефодьевич, позвонив мне на следующее утро.— Откуда эти деды взялись?

— Они и есть главные посетители нашего кружка,— соврала я,— просто в тот вечер была сильная метель, и старики  не смогли покинуть свои дома! А женщины ходят очень редко!

Мефодьевичу этого оказалось достаточно, чтобы отстать от кружка, но и дамы так же больше не вернулись под гостеприимный кров моей библиотеки. Сначала меня это очень огорчало — я привыкла к нашим посиделкам, и грустила, оставаясь в одиночестве по четвергам, но потом ко мне случайно прибились наши местные поэты. Оказывается, их было немало, и они мыкались, не зная, где пристроиться, чтобы радовать друг друга судорогами Пегаса.

Шесть баб под пятьдесят, десять пенсионерок и два пенсионера, а также худющий мальчик, провозглашенный ими гением и будущим русской поэзии. Слушать их вирши было не особо легко, но можно! Рифмы далеко не всегда подчинялись их упрямому перу, но, как говорится, желание – это уже половина дела!

Да! Не оскудевает русская земля блаженными чудаками! К счастью…