Страстные сказки средневековья Глава 29

— Ты слишком серьёзно относишься к тому, что выеденного яйца не стоит, — фыркнула Амбруаза, когда она поделилась этой мыслью. — Подумаешь, несколько минут совокупления с мужчиной! Что из этого делать трагедию? Иногда это неприятно, а иногда очень даже ничего.  Разве драные чулки штопать лучше? Если разобраться, то чем мы отличаемся ото всех остальных женщин? Только тем, что их содержит один мужчина, а нас несколько. Вспомни, даже Иисус не осудил Магдалину и предпочел её хозяйственной Марфе.

Стефка довольно серьезно отнеслась к этим аргументам: как ни крути, но девицы Мами знали жизнь гораздо лучше, чем она.

Вот так и получилось, что пробыв несколько дней в заведении Мами-ля-Тибод, Стефка с удивлением осознала, что у неё кардинально меняется взгляд на жизнь. Она стала относиться к проституции как к неизбежному злу, без которого не обойтись, и следовательно с ней так же нужно смириться, как с неприятным запахом нечистот на улицах Парижа.  Обитатели большого города часто,  не затрудняя себе голову и ноги,  вываливали содержимое своих ночных горшков прямо перед домом.

— И всё же не разврат  по замыслу Божьему должен связывать мужчину и женщину, — как-то философствовали они с Франсуа в один из особо хмурых дождливых дней.

Поэт опять продулся в карты и вынужден был воспользоваться гостеприимством её каморки, пока его подружка зарабатывала на хлеб.

— Ангелочек, — снисходительно хмыкнул Вийон, — всё, что приносит человеку радость, от Бога. Господь никогда не хотел видеть несчастными своих неразумных детей. Почему-то наши постники с угрюмыми физиономиями и горящими безумием глазами фанатиков думают, что Создателю приятнее взирать на их мерзкие физиономии, чем на весёлые лица бражников и милашек, задыхающихся от наслаждения в объятиях мужчин.

Стефка хихикнула, но не очень весело. Утверждение показалось ей спорным.

— И вообще, — Вийон игриво толкнул собеседницу в бок, — давай представим двух мужчин:  серьезного рыцаря, который слова не скажет, не перекрестившись, и  веселого распутного повесу. С каким из них тебе захотелось бы провести время?

— Наверное, со вторым, -  улыбнулась Стефка.

Это был на редкость уютный вечер. Горел светильник, искусно скрывая мерзость запустения захламленной комнаты. Вийон был настроен мирно. Съев почти весь её ужин, он сыто блаженствовал, ловко помогая штопать чью-то юбку.

Тибо, который терпеть не мог Франсуа, с раздраженным шипеньем исчез по  своим таинственным делам. Надо сказать, что поэт и шут вступали в яростную перебранку, едва сталкиваясь в убогой каморке. Они представляли собой людей одного типа, и понятно, что конкуренты обоим были без надобности. На счастье, сегодня у карлика не было то ли времени, то ли настроения воевать за узурпированную Вийоном территорию, и поэтому женщина блаженствовала в относительном покое, если не считать уже ставший привычным шум за стеной.

И именно в эту идиллию вторгся давно не посещавший подопечную де Монтрей. Открыв дверь, он так и застыл на пороге,  ошеломленно глядя на поэта.

— Послушай, Франсуа, — возмутился доктор, — неужели во всем Париже не нашлось для тебя другого места, кроме как возле женщины, которую я люблю?

Добрый идеалист! Неужели он всерьез рассчитывал пристыдить того, в ком совесть не  заложена от рождения?

— А почему ты должен её любить в одиночку, — тут же парировал Вийон, -  может, я тоже хочу попытать счастья?  Если у тебя не потёртый  зад на штанах и не рваный плащ, то все женщины должны стать твоими?

Де Монтрею оставалось только беспомощно развести руками.

— Мне нужна только моя возлюбленная.

— Так вот она. Если хочешь её видеть, то садись рядом и не порть людям настроение. Места нам хватит, хотя и тесновато, — добродушно предложил Вийон, кивнув головой на колченогий табурет на котором стояла свеча. — Хочешь,  дам  третью иголку, и ты поможешь нам зашить  парус с задницы какой-то толстухи. Судя по гигантским размерам, это юбка Изабо.

Вийон мог сказать ещё невесть что, и смущенная Стефка поспешила вмешаться.

— Он съел твой апельсин! — пожаловалась она на безобразника.

— Что взять с нашего Франсуа? Когда он голоден, то способен съесть даже легендарного Василиска, — снисходительно рассмеялся мэтр Метье. — Не расстраивайся, завтра я принесу тебе другой. О чем это вы тут философствовали?

— Мы разговаривали о любви в целом, и  продажной  в частности, — охотно пояснил поэт, — и не нашли в них особой разницы. И в том и в другом случае мужчина и женщина вместе занимаются приятным делом. Так зачем же  тысячелетиями ломают копья моралисты и поэты?

Но де Монтрей был далёк от того, чтобы согласиться со столь сомнительными доводами.

— Зачем ты забиваешь голову этому прелестному созданию разной мерзостью? — укорил он бродягу. — Разве  ты не любил? Вспомни хотя бы Катрин де Воссель:  как отчаянно вы дрались из-за неё прямо на паперти церкви с Сермуазом. Тогда ты точно знал, чем отличается продажная любовь от сердечной!

Вийон хмуро хмыкнул, сбрасывая полотнище заштопанной юбки с колен.

— Ну и чем для меня эта глупость закончилась? Чокнутый придурок порезал меня ножом, а когда я, защищаясь, бросил в Сермуаза камень, его тупая башка лопнула как орех: мне пришлось потом долгие годы бродяжничать в изгнании. И потом Катрин — эта лживая шлюха приказала своим слугам избить меня. Нет, — поэт мрачно вздохнул, — сколько я не увлекался женщинами, всё заканчивалось одинаково. Все они на один лад: и богатые, и бедные. В начале связи полыхают как огонь, на всё заранее согласные, а потом предпочтут тебе любого урода, лишь бы у него денежки водились. 

   Люби, покуда бродит хмель,

   Гуляй, пируй зимой и летом,

   Целуй красоток всех земель,

   Но не теряй ума при этом!

Де Монтрей только укоризненно покачал головой, с жалостью глядя на собеседника.

— Тебе ли об этом говорить? Опомнись, ведь скоро сорок, а ты вечно голодный, раздетый и разутый, бездомный! У меня плохая память на стихи. Что ты  писал про жену и про перину?

Вийон мрачно продекламировал:

   Будь я прилежным школяром,

   Будь юность не такой шальною,

   Имел бы я перину, дом

   И спал с законною женою...

— Вот-вот, — подхватил доктор. — Вийон, у тебя много высокородных покровителей. Укроти свой нрав, возьмись за ум и доживи хотя бы последние дни в тишине и покое. Неужели  не стыдно сидеть здесь в ожидании подачек от шлюхи и смущать чистую душой девушку?

— Посмотрите, какой обличитель, — ни капельки не смутившись, огрызнулся Франсуа. – Да, я не святой, а ты сам, что умеешь, кроме  как пускать кровь да рвать зубы? Этим милашку не удержишь!

— Нет ничего ценнее любящего сердца, — поспешила на защиту лекаря Стефка, обескураженная таким наглым напором, — оно стоит всех сокровищ мира.

— Слова, Ангелочек, стоят мало, — насмешливо заметил Вийон. — Клиенты Мами, резвящиеся сейчас со шлюхами, в большинстве имеют под собственным кровом любящие сердца собственных жён.  Но все они здесь, потому что человеку  очень скучно быть порядочным. Его, как и ведьму к дьяволу, тянет на запретное и грязное.

— Франсуа, ты первым  отказался бы жить в мире, где забыли о порядочности. Недаром вы так грызетесь с Тибо: два сапога — пара.

— Не надо меня сравнивать с мерзким словно проказа карликом, — возмутился Вийон. — Слова не скажи: сразу же рот оскорблениями затыкают! И вообще...

Поэт только открыл рот, чтобы сказать очередную гадость, когда в проёме двери появилась голова Амбруазы. Она была голая по пояс, в одной нижней юбке. Небольшие груди заканчивались дерзко задранными коричневыми большими сосками.

— Мне сказали, что вы здесь, мэтр, — проговорила она шепотом, тоскливо глядя на доктора, — не посмотрите меня? Что-то у меня не все ладно.

Де Монтрей сразу же вышел вслед за ней.

— Что с ней? — встревожилась Стефка. — Мы третьего дня ходили в баню, и она была здорова.

— Бедолага, -  помрачнел Франсуа, — если это болезни Венеры, то Мами тут же выкинет её за дверь. А там ничего хорошего уже не ждет: пропадет красотка!

Но опасения Вийона не оправдались.

— Беременность, — пожал плечами мэтр Метье, — меня всегда удивляет, как они реагируют на это известие. С таким возмущением как будто это глубочайшая несправедливость, а не самый что ни на есть естественный исход дела. Теперь она извергает громы и молнии на голову неизвестного отца.

— И что теперь она будет делать, — поинтересовалась  Стефка, — оставит ремесло?

— Вот ещё, — пренебрежительно фыркнул Вийон, — просто сходит к Кетрин Прель: та ей даст какого-нибудь зелья, и освобождённая она опять взметнет подолом на радость обожающей подобные зрелища публики.

Доктор кинул на него недоброжелательный взгляд.

— Видит Бог, я — человек незлобивый, — процедил он сквозь зубы, — но с удовольствием выдал бы эту чёртову бабу палачу. Сколько на её совести смертей, не поддается описанию!

Морщинистое лицо Вийона приобрело язвительную гримасу, сделав его похожим на потрепанную жизнью горгулью.

— Говорят, у каждого из лекарей есть своё кладбище? — ядовитым голоском осведомился он.

Де Монтрей выдержал удар достойно, хотя и побледнел от несправедливого упрека.

— Правду говорят, — сдержанно согласился он. — Только для меня каждая смерть — трагедия, укор неумению отбить пациента у дамы с косой. А Катрин Прель специализируется на том, что убивает, и не только не рожденных младенцев. Я много о ней слышал от разных людей, но не особенно верил, пока не заболел мой сосед — содержатель трактирчика неподалеку. Человек он был пожилой, а женился на молоденькой девушке.  Его все предупреждали, что не стоит этого делать, но он так влюбился на старости лет, что не пожелал никого слушать. Так вот, его красотка повадилась ходить к Катрин за притираниями, и до этого здоровый, полный сил человек стал чахнуть и за две недели сошёл в могилу.

История не произвела должного эффекта.

— А нечего было жениться на молоденькой,- ухмыльнулся Франсуа. — А уж если женился, то готовься к смерти ни от яда, так от любви. Говорят, что первого короля из династии Валуа Филиппа то же уходила на тот свет молодая жена. Юная королева не давала супругу слезть с неё, заставляя заниматься любовью чуть ли не ежечасно и готово: он сыграл в ящик через полгода после свадьбы.

Стефка заинтересованно покосилась на поэта. Неужели такое возможно? Ох, и штучкой, наверное, была эта юная королева! Её величеству сильно повезло, что она не стала женой графа де ла Верды, а то бы дон Мигель быстро остудил страсть венценосной красотки парой суровых проповедей о женской стыдливости. Впрочем, мэтра Метье история юной распутницы не заинтересовала.

— В нашем случае на лицо были все признаки отравления, — возразил он, -  другую давно бы ожидал палач, но у Катрин сильные покровители на самых верхах, и дело спешно замяли. Мне не хочется пересказывать всё, что я слышал об этой страшной женщине, но связываться с ней я не посоветовал бы никому.

— Катрин  — обыкновенная  ведьма, — пожал плечами поэт, вновь принимаясь за штопку юбки, — а дьявол всегда покровительствует своим. Уверен, что когда её товарки слетаются к колдовскому костру, травница летит первой на самой быстрой и нарядной метле. Хотя зачем дьяволу эта старуха? Наверняка он предпочитает заигрывать с более молоденькими.

— Что за бред ты несешь, — огорченно покачал головой доктор, -  ещё накличешь беду дурацкими выдумками. Иногда и у стен есть уши!

-  Ничего не выдумки, — даже обиделся Вийон,- я знавал одну такую ведьму. Она мне втайне признавалась, что имела  дело с князем тьмы. По её словам в этом вопросе он на голову выше любого мужчины, только семя у него ледяное. Я могу вам сейчас рассказать...

Такие истории Стефка наотрез отказывалась слушать. Хватит, она уже досыта наелась всякой чертовщины.

— Франсуа, — мягко попросила она, — расскажешь в следующий раз, а сейчас не мог бы ты...

Вийон посмотрел на собеседницу обиженными глазами.

— Я могу и уйти, — горько промолвил он. — Буду стоять на улице под дождем, пока вы здесь будете целоваться. Мокрый, голодный, продрогший!  Ведь у меня нет ни денье, чтобы я зашел в какой-нибудь кабачок,  да что за беда! Кому нужен несчастный бездомный поэт? Простужусь и умру, и ты, профессор, переступишь через мой окоченевший труп, когда будешь возвращаться от своей милой.

И пока Стефания успокаивающе гладила его по плечу, де Монтрей обескуражено рассмеялся.

— Как же, избавишься от тебя так просто, — заметил он и вытащил из кармана несколько монеток, — бери, окоченевший труп, да поторопись: кое-где ещё играют!

Мимо Стефки промелькнул потрепанный плащ Вийона: он вихрем умчался, мгновенно забыв про свои жалобы.

Де Монтрей нежно обнял возлюбленную и поцеловал в висок.

— Как же я по тебе соскучился, сердце моё!

За время недолгой разлуки Стефка уже отвыкла от своего покровителя, и хотя по-прежнему относилась к нему с нежностью, всё-таки испытала определенную неловкость в его объятиях.

— Мне здесь неплохо, — успокоила она мэтра Метье, — хотя я окончательно запуталась.  Девушки вызывают у меня только сожаление, что ремесло их столь неприятно. Ни возмущения, ни брезгливости, ни пренебрежения — ничего такого я не испытываю.

— Это свидетельствует о твоём добром сердце, -  вздохнул доктор, — и всё же бордель не место для порядочной женщины. Сама атмосфера этого заведения губительно действует на человеческую душу. Порок не только грязен сам по себе, он ещё и пачкает всё вокруг!

Сентенция была сказана к месту и по делу, но она не произвела никакого впечатления на слушательницу именно в силу своей неприемлемости в её нынешнем положении. Для графини обитательницы борделя были собеседницами, подругами и даже защитницами, коль предоставили ей убежище.  Как же она могла думать о них плохо?  Незримая черта, что ещё совсем недавно четко разделяла добродетель и разврат, по мере пребывания в заведении Мами становилась всё более тонкой, и уже была едва ли различима в глазах графини де ла Верда.

Наверное, именно это и волновало мэтра Метье. К сожалению, он не смог донести своей тревоги до уютно устроившейся рядом юной женщины. Она пригрелась в его объятиях и беспечно заснула, пропустив момент, когда доктор покинул её комнату. Во сне женщине снилось что-то прекрасное, лёгкое, светлое...

Наутро её разбудил как всегда гримасничавший Тибо.

— Проснись, королева, утро на пороге, — пропел он ей в ухо, — солнышко высоко, и ты вставай на ноги. Там на обед из проса каша, и на столе для нас стоит большая чаша!

Стефка потянулась на своем скудном ложе. После такого хорошего сна ей даже почудилось, что в комнате пахнет не плесенью и мышами, а чем-то неуловимо приятным, но странно знакомым. Впрочем, принюхиваться особо было некогда: голодный карлик нетерпеливо дергал её за юбку.

Приближалась последняя неделя поста. На страстной бордель закрывался вплоть до окончания пасхальных торжеств,  поэтому его обитательницы изо всех сил старались за оставшееся время заработать побольше.  Утомленные ночной работой, они едва передвигались, неохотно ели и только жадно глотали разбавленное вино. Однако в тот день  на кухне Стефка застала оживленный разговор. Случившаяся с Амбруазой беда не оставила их равнодушными.

— От кого же это ты понесла? — налетали девицы на расстроенную Амбруазу. — Хоть предположения есть?

Но та только хлюпала распухшим носом и отрицательно качала головой, горестно подперев голову руками.

— Кто бы он ни был всё равно какой-нибудь урод, — проворчала, вытерев слезы Амбруаза. — Вот сегодня на рассвете я видела в коридоре редкостного красавца — по всему видать знатного дворянина. У кого он был, девочки?

Женщины недоуменно переглянулись.

— А как он выглядел? — спросил кто-то.

— Светлый такой: и волосы, и глаза как у сказочного принца. Сам высокий, и повадка как у благородных,  а уж разодет  хоть сразу на прием к королю. Чистенький и  сияющий как новый ливр!

   — Приснился он тебе, — угрюмо отрезала Мами, — не было  подобного среди наших гостей, да и не бывает никогда. Наша публика — мелкий и незначительный люд, среди которого даже нотариус из Сен-Жермен  принц. Ты совсем спятила из-за своей беременности!

Они еще о чём-то спорили, но Стефка как будто оглохла. По спине пробежала ледяная дрожь ужаса: так вот почему неизвестно откуда взявшийся аромат показался ей знакомым. Это был запах Рауля, и описание мужчины говорило само за себя. Похоже, теперь не только у Амбруазы, но и у неё появились проблемы.