Страстные сказки средневековья Глава 33.

Известный всем отверженным притон находился в получасе ходьбы от Двора Чудес. И первым, кого они увидели в его закопченном зале, оказался де Монтрей, ссорившийся с разгоряченным спором и вином Вийоном.

— Как ты мог? — услышали они гневный вопрос, подходя ближе.

— Вы разрешите мне вмешаться в вашу беседу? – граф бесцеремонно подсел за их стол.

Он так много слышал о поэте, что сейчас изумленно рассматривал его потрепанное жизнью лицо в неглубоких сухих морщинках, сухощавую мелкую фигурку в старом явно с чужого плеча хуке и беспокойные чёрные глаза. "Что в этом невзрачном замухрышке может привлекать женщин?"

— Кто это? — недовольно отреагировал Вийон, недружелюбно глянув на испанца.

— Это муж Ангелочка! — хмуро пояснил профессор.

— Я ничего о ней не знаю! — отрезал поэт, пытаясь встать из-за стола.

— Э, нет, приятель, — принужденно рассмеялся граф, поймав пройдоху моментально «ожившими»  руками и силком усаживая на место. — Встреча с тобой мне обошлась в сто су, да ещё пришлось повисеть на дыбе: так просто от меня не уйдешь!

— Я же сказал, что ничего не знаю об Ангелочке, — огрызнулся Вийон. — Чем бросать деньги на ветер, лучше бы отдали их мне!

  — Дам, — заверил его дон Мигель, — если ты мне расскажешь, куда отвел мою жену из заведения Мами!

— Сколько? — остро блеснул глазами поэт.

— Тридцать су, — пообещал испанец,- но после обстоятельного рассказа. « Не помню» и «не знаю» — не подойдёт!

Франсуа помолчал, сморщив от досады нос и, наконец, признался:

— Я отвел её к Катрин Прель.

Графу это имя показалось знакомым и, немного поднапрягшись, он вспомнил, что так зовут парфюмершу королевы. Но причем тут Стефания? Между тем, де Монтрей настолько красноречиво взглянул на поэта, что у того проснулась обычно крепко спящая совесть.

— Она сама об этом попросила, -  начал оправдываться Вийон, — даже пообещала мне свой золотой крестик, если я отведу её к ведьме!

У потрясенного дона Мигеля сжались кулаки, неужели… но поэт сразу же рассеял его подозрения. Правда, едва ли де ла Верде от этого стало легче.

— Ангелочек была от кого-то беременна и боялась, что ранит "золотое сердце", — очевидно Вийон передразнил Стефанию. — Малышка просто не хотела вас огорчать, мэтр. И хотя Катрин предупредила, что это может стоить ей жизни, даже ухом не повела и выпила дрянь, которую дала старуха.

— И что же дальше?

— Ангелочку стало плохо, и Катрин решила, что она умирает. Я вытащил её на монастырское кладбище, где женщина и испустила дух! — пробормотал Вийон, опуская глаза.

И хотя сердце графа оледенело от такого известия, он почему-то ему не поверил.

— Как назывался монастырь? Какого числа это было?

— Монастырь аббатства Сен-Мартен, а число я не помню.

— Зато я помню очень хорошо,- заметил де Монтрей, сурово глядя на поэта, — двадцать первое марта. Зачем ты лжешь, Франсуа? Я искал её на всех кладбищах: монахи записывают все  погребения и потом в течение сорока дней отпевают даже бродяг. Так вот, в эти дни там не была захоронена ни одна неизвестная женщина.

— Я ничего не знаю, — ушел в глухую оборону Вийон. — Говорю же вам: она умерла!

— И ты спрашивал меня, не нашлась ли умершая женщина? — тяжело вздохнул доктор. — Хватит из нас делать дураков. Расскажи дону Мигелю, что случилось с его женой? Хоть раз в жизни поставь себя на место другого человека. А если граф, поверив в твою ложь, женится вторично, а потом выяснится, что его первая жена жива?

— Пусть женится спокойно, — мрачно хмыкнул Вийон, — я даже видел, как за Ангелочком прилетел дьявол и забрал её, завернувши в свой плащ.

— О чем это ты? — разозлился доктор. — Какой дьявол мог прилететь к этой чистой душой голубке? Ты слишком много выпил, если несешь подобный бред!

— Вот так всегда, — обиженно фыркнул Франсуа, —  скажешь правду и тебе никто не верит. А между тем я его видел, как сейчас вас и даже разговаривал!

Де Монтрей только досадливо плюнул, а вот де ла Верду наоборот заинтересовало сказанное:

— С чего ты взял, что это был дьявол? — вкрадчиво осведомился он. -  Он что, представился? Хватит говорить намеками и догадками, расскажи подробно, что ты видел, иначе и не надейся на вознаграждение!

   — А что тут ещё рассказывать, — нахмурив брови, буркнул Вийон. — Я положил её на каменную плиту надгробья: Ангелочек умирала, и у меня не было сил смотреть, как она мучается, поэтому  отошел в сторонку и ждал конца. Падал снег, никого вокруг не было, всё кладбище просматривалось как на ладони, как вдруг из ниоткуда появилась тёмная фигура в длинном плаще. Он нагнулся, поднял женщину и, закутав в плащ,  вновь исчез. Кто же это, по-вашему, если не дьявол?

Де Монтрей чуть слышно выругался.

— Да кто угодно, — в сердцах сказал он, — причем здесь дьявол?

— Правильно, профессор — умный и уважаемый человек, а я всего лишь беспутный поэт,- огрызнулся Франсуа,- поэтому всё, что говоришь ты, нужно слушать, раскрывши рот, а меня иначе, чем лгуном и считать нельзя.  Однако Ангелочек сама мне говорила, что отец её ребенка — не человек.

— И ты решил, что это дьявол, — скептически вздохнул мэтр Метье, — мне противно тебя слушать. Я не знаю, куда ты дел женщину, но твоя неуклюжая ложь не может обмануть даже слабоумного ребенка.

Его слова неожиданно задели Вийона. Он даже побагровел от гнева.

— Катрин тоже сказала, что у неё внутри нечеловеческий младенец, но объяснить, кто его отец отказалась.

— Ты хочешь сказать, что моя жена не знала от кого забеременела? — сердце дона Мигеля так громко стучало от гнева, что отдавалось даже в ушах.

«Убью! Вот только найду сначала...»

— Такое бывает, — язвительно отозвался Вийон, — даже со знатными дамами.

И пока де Монтрей с презрением смотрел на поэта, граф холодно осведомился:

— Ты сказал, что незнакомец в плаще с тобой разговаривал. О чём?

Тут Франсуа неожиданно смешался и замолчал.

— Ну, — поторопил его де ла Верда, — что же ты умолк?

— Ангелочек обещала мне свой крестик, а это вещь дорогая, — наконец, нехотя признался Вийон. — Я и подумал: зачем он дьяволу? В аду ведь крестик ни к чему! Только разве с дьяволом договоришься, он так сверкнул на меня глазами… а в том, что сказал для вас нет ничего интересного.

Дон Мигель зло фыркнул. Он не сомневался, что этот наглец вывел бы из себя даже дьявола, только вряд ли нечистый  стал бы связываться с Вийоном.

За их столом воцарилось угнетённое молчание, хотя вокруг радостно гомонила толпа изрядно подвыпивших посетителей. Было здесь и несколько пьяных представительниц древнейшего ремесла, которые сидели за столами в обнимку с бражниками. Одна из них дебелая и рыжеволосая красотка развязано подсела к Вийону.

— Что такое? — по-свойски обняла она его. — Где твоя улыбка, дружок? Ты ведь сегодня при деньгах и не пожалеешь на меня монетку?

Поэт с ласковой, тут же преобразившей его лицо улыбкой, усадил толстуху на колени.

— Ах ты, мой цветок, — его рука дерзко пробралась к ней за пазуху и вытащила на всеобщее обозрение пышную грудь, — я сегодня непременно тобой займусь, только ответь, моя аппетитная курочка, если у тебя возникают какие-то проблемы, к кому ты обращаешься за помощью? К священнику?

— Помилуй, Франсуа,- весело рассмеялась шлюха и её белая грудь заколыхалась в его ладони, — ты хотя бы представляешь, какого рода у меня проблемы? С ними к священнику не сунешься!

— Я кое-что знаю о тебе, голубка, и о твоих заботах тоже, — Вийон поцеловал женщину в плечо, — поделись с нами: кто в Париже может ответить на любой вопрос?

— Смотря на какой? Как привадить клиента и обчистить его карманы?

— Нет, солнышко, нас интересуют другие вещи. Допустим, кто-то пропал при очень неясных обстоятельствах,  есть даже подозрения на нечистую силу.

Девка задумалась, недоуменно выпятив толстую губу.

— А почему бы вам ни сходить к придурковатой Мадлон?  Правда, её с трудом можно понять, но я слышала, что она ясновидящая и знает много. Когда у одной из наших девиц украли ребенка цыгане, она четко указала, где находится фараоново племя, —  посоветовала она.

— Речь идет о юродивой, что постоянно сидит на ступеньках Нотр-Дам? – недоумённо приподнял брови профессор. — Да ведь это полная идиотка, с трудом понимающая, что происходит вокруг.

Женщина лениво пожала плечами, ласково поглаживая Франсуа по голове.

— Тем не менее, — весело хмыкнул тот, — это единственное, что я вам ещё могу посоветовать. Идите к Мадлон!

Дон Мигель оторопело наблюдал за этой обнаглевшей парочкой.

— Мы с моей киской тоже хотели бы уйти, — нагло добавил Вийон, поднимаясь из-за стола. — Где те пятьдесят су, которые вы мне задолжали?

— Тридцать.

И что оставалось делать графу? Только отсчитать обещанную сумму. С мэтром они весьма холодно расстались на выходе из заведения, уже не услышав последние слова Вийона, поднимающегося вслед за потаскухой по лестнице:

— Надо же, всем нужен Ангелочек. По-настоящему "золотая" малышка!

КОПФЛЕБЕНЦ.

«Лоскутное одеяло» — довольно затасканное выражение, но с чем ещё можно сравнить Священную Римскую империю того времени?

Курфюршества, герцогства, земли епископств — и это только самостоятельные имперские единицы, но помимо них существовала ещё и масса владений, которые формально вроде бы входили в состав этих земель, но обладали такими привилегиями и правами, отмеченными в различных установлениях и кутюмах, что разобраться в их статусе было практически невозможно.

Ярким примером подобного лена был Копфлебенц — крупное сеньориальное владение в Трирском епископстве, принадлежащее баронам фон Валленбергам. Несколько столетий длился спор между капитулом епископства и баронами за выяснение статуса земель. Жалобами обеих сторон были завалены и поколения императоров, и Римские власти, но все без толку. Казалось бы, в этой ситуации правда была на стороне епископства, ведь Валленберги и не отрицали своего вассалитета, но...

Вот это "но" и мешало императорам и папам поставить точку в многовековом споре. Валленберги были чудовищно, неправдоподобно богаты и бесконечными взятками на протяжении веков затыкали рот закону и правосудию. К тому же предки Валленбергов правили этими землями задолго до принятия христианства, и их замок возвышался на месте виллы римского наместника в землях треверов прокуратора Терция Валла, который и положил начало этой фамилии. Понятно, что за века правления авторитет рода стал непререкаем не только для населения Трира, но и для всей западной Германии.

Из-за бесконечных тяжб с епископством фон Валленберги часто бывали в Италии и довольно быстро приобщились к итальянскому стилю жизни. Пока до их соседей постепенно доходило, что мир рыцарства меняется на мир "денежных мешков", фон Валленберги уже проводили смелые финансовые операции. Через своих представителей  в той же Флоренции  они вкладывали деньги в различные рискованные, но приносящие в случае успеха огромный доход предприятия.

Но была и ещё и одна — секретная сторона жизни этой непростой семейки. О тайне знали немногие, но зато среди них были практически все монархи правящих династий Европы. Дело в том, что за Валленбергами из века в век тянулась  мрачная слава виртуозных убийц и похитителей. Брались за дело они редко, брали дорого, но если все-таки соглашались, то осуществляли  преступление безукоризненно.

Валленберги выполняли заказ настолько чисто, что убийства выглядели стопроцентно несчастными случаями, в ином случае тела их жертв исчезали так же бесследно, как круги на воде.

И как имперским властям трогать таких людей? Неизвестно, какие клопы скрываются в их тюфяках, если по них хорошо хлопнуть.  Вот и опасались связываться, предпочитая делать вид, что не слышат жалоб епископов.  Между тем святые отцы упрямо твердили, что Копфлебенц — настоящее еретическое и разбойничье гнездо, где живут по языческим богопротивным законам и диким кутюмам. Ну и как при таких условиях достигнуть компромисса?

Мало кто мог похвастаться, что бывал гостем в неприступном замке баронов, хотя ходили смутные слухи о несметных богатствах, прячущихся за стенами Копфлебенца. Зато тот, кто нуждался в услугах фон Валленбергов, всегда находил дорогу в баронскую цитадель.

Нынешний барон Гуго фон Валленберг мало отличался от своих грозных предков.

От отца он унаследовал весьма примечательную внешность, ставшую уже фамильным признаком всех членов этого рода. Высоченный, крепкого телосложения мужчина отличался, мягко говоря, не привлекательной внешностью. Казалось, что его ваял работающий в дикой спешке скульптор, сумевший только чуть наметить черты будущего творения: грубо вырубленный подбородок, резкие дуги неровных густых бровей над маленькими светло-серыми глазками, тяжелый хищный нос. Белесые волосы и ресницы оттеняли кирпичный цвет неожиданно худых щек, и чтобы совсем уж устрашить врагов Валленбергов природа дала Гуго в придачу ещё и противный скрежещущий как железо голос.

Но зато этот человек был одним из наиболее признанных авторитетов своего времени в области шахмат. Его слава шахматиста гремела далеко за пределами Трира, мало того, он был автором  нашумевшего пособия, имеющего вполне заслуженный успех среди знатоков этой древней игры.

Правда, стоящие сейчас перед бароном  люди были далеки от шахматных баталий. Почтительно склонив украшенные перьями меховые шапки неместного покроя, они излагали дело, из-за которого приехали с другого конца Европы.

— Слава о ваших способностях по розыску пропавших людей, — говорил предводитель, — достигла даже наших земель, и его высочество просит найти исчезнувшую даму.

Валленберг выслушал прибывших, не перебивая. Он сидел на лавке во внутреннем дворе  Копфлебенца и кормил сырым мясом из ведра свору толпящихся вокруг хозяина охотничьих собак. Если бы их не предупредили заранее, просители никогда бы не признали в этом человеке властительного барона.  Его наряд был настолько скромен и непритязателен: простого серого сукна камзол с немудрящей полотняной  рубахой, черные шерстяные шоссы. Даже простые горожане и то одеваются богаче.  И только красующаяся на белых волосах чёрная бархатная шапочка расшитая жемчугом  особо отличала  господина от суетящихся вокруг слуг.

По лицу барона трудно было угадать, как он относится к просьбе столь властительного лица. Его взгляд оставался отстраненным и, казалось, кормление любимцев занимало Валленберга гораздо больше, чем стоящие перед ним посланцы. Однако это оказалось обманчивым впечатлением.

— Если дама жива, — наконец, кинул барон последний кусок псам, — то я её найду. Но ваш господин должен знать, что мои услуги стоят очень и очень дорого.

— Он знает об этом, и велел вам передать задаток.

Валленберг, вытерев окровавленные руки об одежду,  открыл крышку на протянутом ларце. Тщательно завернутое в кусок бархата там лежало ожерелье из оправленных в золото рубинов. Внимательно осмотрев рубины, барон согласно кивнул головой.

— Пусть ваш господин подождет.  Это дело требует времени.

Уже утром следующего дня отряд фон Валленберга выехал из ворот по направлению к Шампани. На развернутых стягах в три ряда куда-то бежали волки, да и сам закованный в латы хозяин тоже чем-то неуловимо напоминал этого хищника, хотя на его шлеме и растопырил крылья воинственный сокол.