Страстные сказки средневековья Глава 34.

МАДЛОН.

Во дворце кардинала Бурбонского дона Мигеля ждал сходящий с ума от беспокойства Гачек.

Увидев оторванные рукава, испачканный костюм и побагровевшие распухшие руки, он только осуждающе покачал головой. Де ла Верда с наслаждением умылся и, усевшись за поздний ужин, рассказал секретарю о своих приключениях на парижском дне.

— Вот и всё, что я узнал, чуть не потеряв жизнь, — устало вздохнул граф. -  Оказывается, у меня есть два соперника: простой горожанин с весьма причудливым характером и невзрачной внешностью, которому она отдала своё сердце, и неизвестный, который графиню сделал матерью. Как видите, на мою долю уже ничего не осталось.  Может, мне и искать её не стоит? Дьявол так дьявол: пусть остается с ним.

В его голосе слышалась и горечь, и насмешка, и сдержанный гнев. Гачек с сочувствием посмотрел на испанца. Он хорошо представлял, как сейчас плохо графу, и как тот разочарован в супруге. Надо же, как ужасно складывалась супружеская жизнь этих, в сущности, неплохих людей. А кто виноват? Кто угодно, но только не графиня: в обратном Славека никто бы не убедил. Но и к графу он тоже стал относиться значительно лучше, чем в начале их знакомства.

— Графиня могла не знать о беременности до определенного времени, — попытался он утешить оскорбленного супруга, озабоченно ощупывая его распухшие после пытки плечи. — Наверняка, она стала жертвой насилия.

Однако прикусивший от боли губу де ла Верда не нуждался в утешениях.

— Наряду с рубинами в моей графской короне теперь красуются ещё и рога. А уж насильно их водрузили или по согласию моей безголовой жены, честно говоря, никакого значения не имеет.

Дон Мигель немного подумал.

— Право слово, — печально пожаловался он секретарю, — не знаю, что мне делать дальше? Соваться к Катрин Прель бесполезно: вряд ли она расскажет что-то новое, кроме того, что мы уже услышали от беспутного Вийона. А ссориться с Людовиком вновь да еще подводить кардинала, гостеприимно давшего нам приют, мне совсем не хочется.

Гачек согласно качнул головой, втирая в плечи дона Мигеля обезболивающую мазь из своих запасов. Мазь остро и неприятно воняла, камин уже прогорел, и в комнате стало холодно, плечи же зверски болели – всё как нарочно было в эту ночь против и без того пострадавшего графа.

— Как можно успешно бороться с ересью, когда короли, которые первыми должны охранять христианские души своих подданных, попустительствуют колдовству? — горько вздохнул он. — Я слышал, что Людовик вместе со своим цирюльником увлекается алхимией. Вместе они составляют какие-то странные гороскопы —  вовсю пляшут под дудку дьявола. А потом удивляются гневу Божьему, обрушивающемуся на их королевство.  Вот увидишь: несмотря на свой изворотливый ум, этот король плохо кончит.

Гачек снисходительно слушал его брюзжание. Он  был настроен не столь пессимистично, но понимал, что вызвало у дона Мигеля такой приступ хандры. С недавних пор Славек грустно сознавал, что его собственное мировоззрение необратимо меняется, и взгляды графа становятся ему гораздо ближе, чем идеи знаменитых гуманистов. Увы, мир далеко не таков, каким он кажется даже лучшим умам человечества!

— А почему бы нам действительно не обратиться к  юродивой Мадлон, — неожиданно предложил он,- а вдруг она действительно поможет? Господь любит таких людей.

Де ла Верда взглянул на советчика с точно таким же выражением лица, с каким на Вийона час назад смотрел парижский лекарь.

— Этот плут и его шлюха, не скрываясь, издевались надо мной! Мэтр сказал, что женщина, полностью лишена разума.

Но, как говорится, «утопающий хватается за соломинку»:  утро следующего дня граф и его секретарь встретили на паперти собора Нотр-Дам.

У входа в величественное как будто созданное из каменного кружева здание собора располагалась обширнейшая паперть — место обитания многочисленных нищих. Сегодня в храме служил сам кардинал Бурбонский, и наиболее  именитые парижане почтили своим присутствием  шедевр поздней готики. Милостыня ожидалась богатая, поэтому пространство перед храмом было плотно забито массой нищих, покрытых  фантастически жуткими язвами и болячками. Найти в этой зловонной и грязной толпе какую-то Мадлон было непросто. И всё же, поборов брезгливость, граф и Гачек взялись за поиски.

Вскоре их труд увенчался успехом: они увидели де Монтрея возле невероятно грязной женщины, сидящей на паперти. Оборванная тряпка, служившая ей юбкой,  не скрывала покрытых язвами ног. Бессмысленный взгляд пустых почти белых глаз, открытый толстогубый рот, из которого струилась бесконечная слюна, подсказали де ла Верде, что доктор обнаружил юродивую.  С трудом протиснувшись к нищенке, они смогли услышать только отрывок разговора, который мэтр Метье вёл с соседкой Мадлон, тоже грязной и оборванной, но судя по всему, далеко не глупой женщиной.

— Да, может отыскать! Только это стоит тридцать денье и нужна вещь, принадлежавшая пропавшей.

Доктор растерялся: деньги у него были, а вот где взять вещи Стефании? Вот тут и пришёл ему на помощь дон Мигель.

— Это подойдет? — он снял с шеи памятное жемчужное ожерелье.

Де Монтрей, посторонившись, пропустил де ла Верду вперед.

С округлившимися от изумления глазами нищенка трясущимися руками взяла украшение и протянула его юродивой.

— Вот, Мадлон, — обратилась она к товарке, — посмотри, какие знатные господа к тебе обращаются. Скажи им: куда делась пропавшая демуазель?

Юродивая даже не повернула головы в их сторону.  Всё так же глядя в одну точку,  грязными в коросте руками она начала перебирать жемчужины, чутко поглаживая перлы пальцами. Внезапно голова её запрокинулась, тело забилось в судорогах, изо рта пошла пена,  и женщина пропела неожиданно тонким и спокойным голосом:

   Там зеленея, волнуется лес,

   Там башни замка торчат до небес,

   Та, что носила твои жемчуга,

   Пленница эльфа теперь на века!

Вокруг корчившейся в припадке юродивой столпились зеваки. После её слов все недоуменно загалдели, возбужденно передавая её слова стоящим сзади. Де Монтрей с нескрываемой досадой выругался и скрылся в толпе.

И пока Гачек вырывал из судорожно сжатых пальцев юродивой нить ожерелья, дон Мигель остолбенело смотрел на корчи несчастной женщины. Он напряженно вспоминал, когда в последний раз слышал об эльфах. Что-то об этом мифическом народце говорила одна из придворных дам королевы Маргариты.

В тот вечер на приеме у её величества  зашла речь об английских и валлийских легендах. Дама рассказывала о Томасе Мэлори, два года назад написавшем книгу о короле бриттов Артуре. Его труд она читала в рукописи, и там что-то было и об эльфах. Правда,  это были  даже не былины или легенды, а скорее волшебные сказки. Но граф уже давно относился к этим историям с большой осторожностью. Он прекрасно знал: доказать, что их нет — самая успешная уловка тех, кто хочет скрыть своё существование. Чем больше лжи, тем больше шансов затеряться.

Юродивая изогнулась дугой, встав практически на лопатки, и из скрюченных пальцев, наконец-то, удалось с большим трудом освободить ожерелье.

— На неё накатил Святой дух! — зашептались все вокруг.

А вот дон Мигель считал, что если Святой дух и посещает человеческое тело, то не заставляет его страдать в ужасающих корчах, превращая в сгусток боли и скверны.

— Я бы сказал, — тихо заметил граф Гачеку, — что женщина бесноватая, и мне очень не понравился этот тонкий голосок: он явно не принадлежит несчастной.  В Мадлон, наверняка, сидит очень сильный, невероятно мучающий беднягу бес. Её нужно провести через процедуру изгнания дьявола.

— Вы хотите отдать её инквизиции, — помрачнел Гачек, — это ведь просто больная, несчастная женщина!

Дон Мигель моментально взвился до небес, как и всегда, когда при нём пытались извратить сущность его любимого детища — трибунала инквизиции.

— У вас неверное понятие о целях этой организации! — на повышенных тонах пояснил он секретарю.  — Инквизиция призвана, в первую очередь, не уничтожать одержимых, а помогать им! Костер — это уже последнее средство, когда душа окончательно загублена, и только очистительное пламя способно дать ей шанс на спасение. Процедуру же изгнания может провести даже простой сельский кюре, при условии, что у него хватит сил для столь тяжелой и опасной работы.

Гачек давно уже устал спорить на эту тему с упрямым испанцем. Что поделать, но иногда и умные люди, вбив себе в голову сомнительные догмы, упорно пытаются спасти  человечество, наивно полагая, что придумали панацею от всех несчастий. Вот и дон Мигель был искренне уверен, что именно инквизиция спасет  мир от грехов.

Осторожно, стараясь по возможности не прикасаться к завшивевшим телам, спутники выбрались на берег Сены. Возвращаясь ко дворцу кардинала узкими извилистыми улочками Сите, граф и секретарь обсуждали слова Мадлон.

   — Эльфы? — удивлялся Гачек. — Какая глупость, бред больного ума. Это маленькие, крылатые существа из сказок, порхающие с цветка на цветок. У меня на родине их считают домовыми, живущими в горшках или под метлами.

— Интересно рассуждают люди, — усмехнулся в ответ дон Мигель, — если они ничего подобного не видели, значит, этого нет? Ну а в сказках-то откуда появились эльфы? Фантазии и видения не появляются на пустом месте.  Всему есть своё объяснение.

— Вас послушаешь, — улыбнулся Гачек, — так и драконы когда-то существовали?

Но де ла Верда не принял насмешки.

— В этом нет никаких сомнений, — сухо подтвердил он, — останки этих гигантских змей иногда случайно находят в земле крестьяне. Ничтожному человеку никогда не постичь всего великолепия грандиозного замысла Создателя, сотворившего эту землю с таким разнообразными формами жизни.

Собеседники долго молчали, каждый по своему переваривая сказанное юродивой.

— Всё это, конечно, очень интересно, — наконец, тяжело вздохнул дон Мигель,- но даже на полшага не приближает нас к месту пребывания моей жены. Представляете, что произойдёт, если я заявлю королю, что его барон – эльф, и он прячет в заколдованном замке мою жену.

— Его величество пожалуется папе, что у его посланника не всё ладно с головой.

— Так оно, пожалуй, и будет. Что же, когда вернусь в Англию, начну поиски Томаса Мэлори. А когда найду, поинтересуюсь, где он брал материалы для своей книги.

Семейные дела де ла Верды окончательно запутались. Но помимо поисков жены у  дона Мигеля были ещё дела во Франции: вскоре он вновь предстал перед монархом.

Людовик предпочитал шумному Парижу аббатство Виктория на Луаре. Король почему-то не любил свою столицу,  появлялся там крайне редко, да и то только по необходимости.

На этот раз  встреча  его величества и испанца носила иной характер. Государь встретил папского посланника радушно, словно позабыв,  как круто разговаривал с ним осенью. Но де ла Верду не обманула эта показанная благосклонность:  он знал истинную причину внезапного благоволения Людовика.

 Король Эдуард собрал в Англии огромное войско и угрожал Людовику высадиться в Кале. Как и все его предшественники, англичанин не стал изобретать ничего нового, а тупо повторил те же претензии, что и два столетия назад предъявил французской короне его прадед Эдуард III. В письме к Валуа Йорк нагло потребовал вернуть ему корону Капеттингов, которая якобы принадлежит ему по праву наследования дочери Филиппа Красивого Изабеллы Французской — прапрабабки короля.

В общем, обстановка была не таковой, чтобы показывать дурной нрав человеку, пытающемуся помочь королю Франции  выбраться из смертельной ловушки.

Людовик восседал на неудобном стуле с высокой резной спинкой, и горько жаловался на свою судьбу папскому посланнику, и вид у него при этом был как у обиженного сироты.  

— Я хочу, чтобы вы довели до сведения папы, что я шёл на все, чтобы заключить мир с Англией. Увы, мои старания всегда разбивались о нежелание Йорка прислушаться к голосу благоразумия, — грустно вещал Людовик, рассеянно гладя притулившуюся у ноги собаку.

— Вспомните покойного графа Уорвика с его проектом женитьбы Эдуарда на моей свояченице Боне Савойской? Всё  было обговорено, согласовано,  спорные вопросы решены, и вдруг наш ветреник заявляет английскому парламенту, что женат на распутнице Елизавете Вудвилл — вдове с двумя детьми. Тогда все были ошеломлены: так поддаться слабости сердца! Мало ему метресс, которых было предостаточно, так он решил посадить на трон противницу собственной династии (ведь её первый муж был предан Ланкастерам душой и телом). Эта Иезавель тут же на все важнейшие посты в государстве посадила своих родственников и поссорила его с графом Уорвиком. Дальнейшее вам известно. Мальчишка! Он даже не осознает, что для короля нет ничего важнее интересов его подданных.

   Граф благодушно и сочувственно выслушал жалобы короля. Ему не хотелось напоминать Людовику обстоятельства его собственной женитьбы на Шарлоте Савойской, которую он совершил вопреки воле своего отца и даже вынужден был бежать от его гнева под крыло герцога Бургундского Филиппа Доброго. Говорят, в изгнании Людовик был дружен со своим сегодняшним соперником Карлом Смелым. Зато покойный король Карл VII так боялся своего сыночка, что по слухам умер с голоду, опасаясь яда, который ему подошлет наследник.

Однако королям не напоминают об ошибках юности, а уважительно выслушивают всё, что они желают сообщить, как бы далеко это не было от истины.

— Пока Эдуард не высадился в Кале, — счел нужным заметить дон Мигель, — есть возможность предотвратить катастрофу. Он, конечно, хорошо тряхнул карманы своих подданных, чтобы снарядить эту экспедицию, но военное счастье изменчиво. Вполне возможно, что Йорк не получит от войны такого дохода, на который рассчитывает. Неплохая компенсация затрат, считает его святейшество, могла бы остановить грозящую бойню. А залогом стабильности перемирия послужил бы новый проект брака: на этот раз дофина и старшей дочери Эдуарда Елизаветы.

Наживка была брошена. Но как же тяжело соразмерить непомерные аппетиты одного государя с ограниченными возможностями другого!

— Сколько же он хочет? – хмуро осведомился Людовик.

— Пока Эдуард жаждет только воевать, но имея от вас предложение какой-либо определенной суммы, мы могли бы начать переговоры, — тяжело вздохнув, пояснил граф. — Дело это нелегкое, хлопотливое.  Естественно,  вы будете стремиться дать как можно меньше, а Эдуард попытается выжать из вас как можно больше. Но папский престол будет неустанно бороться даже за малейшую надежду предотвратить кровопролитие: спорить ведь можно до скончания века. Главное, не допустить высадки англичан в Кале и повторения кровавых событий начала века. Папа скорбит о вражде между вашими королевствами, и всеми силами хочет остановить войну между верными католиками.

Они ещё не раз обсуждали с королем сложившуюся ситуацию, и в результате многочисленных консультаций графу пришлось покинуть Францию гораздо раньше, чем он предполагал.

— Слишком много жизней зависит от того, насколько удачно я исполню свою миссию, — пояснял он Гачеку, собираясь в дорогу. — Человек — лишь маленький винтик в сложном механизме истории, но иногда этот винтик останавливает работу всей машины или наоборот спасает всё от разрушения. Просто необходимо быть там, где ты больше всего нужен. А Стефания… пока подождет.

   Гачек плохо представлял суть миссии де ла Верды: граф держал содержание переговоров в тайне даже от собственного секретаря, но он понимал, что только чрезвычайные обстоятельства могли помешать дону Мигелю продолжать поиски жены.

АНГЛИЯ.

Де ла Верда был потомком старинного королевского рода, и поэтому к самому принципу монаршей власти относился с чувством глубокого благоговения, слепо веря в постулат божественного предопределения. Но именно сейчас власть имущие как будто сговорились показать ему самые неприглядные стороны единоличного правления. И своим самодурством, непоследовательностью и взбалмошностью как будто испытывали терпение папского посланника.

Вот, например, Эдуард Йорк. Весьма красивый молодой человек, любящий роскошь и развлечения, сибарит, любитель флирта и женщин, покровитель искусств, при котором в Англии было построено множество соборов. Казалось бы, в противовес мужиковатому Людовику он должен был вызывать у графа симпатию? Отнюдь! Дона Мигеля неимоверно раздражала легкомысленность и эмоциональность короля. Лично обаятельный Эдуард легко привлекал к себе сердца людей, а вот внушить преданность и желание служить беззаветно ему удавалось с трудом.

В свое время графу довелось вести дела с графом Уорвиком, и это был нелегкий труд, но теперь приходилось только сожалеть об этом умном и вдумчивом человеке. Как неприятно ощущалось сейчас отсутствие мудрого советчика при взбалмошном молодом человеке. Разумеется, Йорк встретил в штыки все предложения, которые дон Мигель привез от Людовика, потребовав гораздо больше и денег, и уступок — неприемлемо больше!

Впрочем, епископ был вполне доволен тем, как продвигались дела.

— Народы не выбирают себе королей, сын мой, — спокойно заметил он графу, возмущенному поведением Эдуарда, — они их получают от Бога по заслугам.  Конечно, было  великолепно, если бы все правители сочетали в себе добродетели души и ума. На земле тогда воцарился бы тот самый Золотой век, о котором нам без устали твердят философы. Увы, зачастую помазанники Божьи далеки от совершенства, и приходится с этим считаться. Главное, что Йорк вместо высадки армии во Франции, выдвинул пусть и неприемлемые, но все же встречные предложения. Нужно изо всех сил тянуть время: спорить о каждом экю, ссылаться то на то, то на это, постоянно посылать для согласования гонцов к Людовику, по возможности принять посольство от французов, и так далее. Каждый день мира стоит самых невероятных усилий, потому что спасает жизни десятков, а то и сотен добрых христиан.

И всё, как в кошмарном сне, началось сначала.

Епископ уселся за стол переговоров, олицетворяя собой третейского судью в этом мучительном процессе, а дон Мигель по обыкновению крутился среди прекрасных дам: флиртовал, развлекал королеву рассказами о дальних странствиях, исподволь внушая, что было нужно на данном этапе переговоров. Красивого, обаятельного и остроумного испанца признавали при английском дворе: он умел внести нотку куртуазного остроумия даже в самую скучную компанию. Но зато в личных делах дон Мигель с горечью был вынужден констатировать фиаско. Не раньше и не позже, а перед его приездом из Франции Томас Мэлори скончался.

Как-то в солнечный осенний денек королю взбрело в голову поохотиться, и граф тоже получил приглашение присоединиться к его свите.

Затесавшись в кучку нарядных придворных дам, которым больше хотелось прогуляться по лесу, чем загнать зверя, де ла Верда развлекал их охотничьими байками с немного непристойным оттенком: беспроигрышный путь вызвать игривый блеск в глазах и настроить на легкомысленный лад, так необходимый для начала флирта. Как и ожидалось, дамы кокетливо улыбались, некоторые открыто смеялись и, заболтавшись на фривольные темы, всадники солидно оторвались от охоты. И хотя в отдалении  слышались звуки серебряного рога, лай собак и ржание лошадей, определить нужное направление оказалось сложно. Звук шёл одновременно с противоположных сторон.

— Куда поскачем, милые леди, — улыбнулся дон Мигель, — на юг или на север? Здесь такое эхо, что поневоле заплутаешь.

— Это не эхо, — кокетливо усмехнулась графиня Арунделл — маленькая смешливая толстушка, -  эльфы морочат голову: для них нет большего удовольствия, чем подшутить над людьми.

Дон Мигель вздрогнул от мгновенно охватившего его озноба. Неужели...

— Эльфы, — деланно удивился он,- это такие маленькие сказочные существа с крылышками, перелетающие с цветка на цветок?

Дамы снисходительно фыркнули.

— Это ваши испанские эльфы похожи на стрекоз, — подтрунила над испанцем баронесса Квинси, — наши же выглядят совсем по-другому. Красивые молодые люди с белокурыми локонами и высокими статными фигурами. Говорят, они следят за лесом.

— Вот как, — до Мигель сделал вид, что удивлен, — разве их кто-нибудь видел?

Женщины дружно рассмеялись, словно он сказал невесть что забавное.

— А то нет, — хихикнула одна из них, — некоторые красотки даже жалуются, что забеременели от них. И если их отцы совсем дураки, то верят распутницам. Но я слышала от своей кормилицы, что существует день в году, когда их может увидеть любой. Это канун Дня всех святых — 31 октября, когда королева эльфов вместе со свитой выезжает из их мира и объезжает подвластные ей леса.

Дона Мигеля передернуло от презрения к этим глупым курицам. Шутить такими серьезными вещами! Уж ему-то как никому другому из этой компании была известна эта дата. Как часто её называли на допросах несчастные, для которых она стала роковой.

— Ах, милые леди, — инквизиторски холодно улыбнулся он, — я обожаю слушать всякие легенды и сказания. Меня всегда интересовали старинные небывальщины. Нет ли среди англичан известных собирателей и знатоков занимательных историй об эльфах, гномах, троллях и прочих сказочных существах?

Его спутниц не удивила любознательность испанца.

— О, мужчины до старости остаются детьми, любящими страшные сказки, — покровительственно рассмеялась баронесса Квинси. — Во владениях моего отца барона Монкфора живет один эсквайр — Том Телфорд. Говорят, что он имел с эльфами дело и что-то про них знает. Правда это или нет ответить не берусь. Может, он опился эля и ему что-то привиделось?

Дамы возбужденно загомонили о приведениях, но эта тема испанца интересовала мало, и  он искусно перевел разговор в плоскость любовных историй, в том числе рассказав несколько новелл из "Декамерона".

Женщины громко смеялись, и их разноцветные вуали развевались в порывах прохладного ветерка. Чуть тронутый роскошными красками увядания и покрытый крупными каплями тумана лес золотился в лучах неяркого осеннего солнца. Лошади всадниц осторожно переступали по мокрой, чуть ли не по-весеннему густой и зеленой траве, а в распадках между холмами ещё держалось плотное облако утреннего молочного тумана.

Мир вокруг был прекрасен, но у графа вдруг появилось странное ощущение, что за ним кто-то наблюдает недоброжелательным и пристальным взглядом.  Незаметно от своих веселых спутниц  он перекрестился и уверенно поскакал на юг. Вскоре их маленький отряд воссоединился с королевской охотой.