Баллада о карьере

Гора до верха лесом заросла,

в ней мрамор спал, ручьями обормотан,

не знал, что должен выйти на работу

из-под земли добычей ремесла

и стать подложкой слова и числа,

обложкой лиц и тел на обороте.

Вот человек, он под горой живёт

и пилит, пилит, пилит белый камень

в карьере белом рядом с облаками.

И цвет слепит, и руки тянет гнёт,

но дома гладит он лозу руками,

и алой розой кровь его цветёт.

Надраен в кухне бело-серый пол,

снаружи стены в снежно-белой крошке,

вся жизнь проходит в мраморной обложке,

как-будто бы с работы не ушёл,

сарай — и тот из камушков поплоше,

и в яме на дороге — серый скол.

В лице горы прорезался карьер,

издалека горит раскрытым глазом,

и старенькие татры и камазы

натужно тянут пиленный размер

кубами многотонными на базу,

где раскроят их на любой манер.

Из каждой глыбы — сто могильных плит,

а если есть заказ — пойдёт в скульптуру

и резчик в ней преобразит натуру

и выведет вождей или харит

на белый свет, прославив пулю-дуру

ну или то, что у него болит.

И глыба тоже может быть больна,

внутри скрывая жёлтую каверну,

как тень ручья, протёкшего, наверно,

из дальней эры в наши времена.

И смерти тень, тень жизни безразмерной

на белом теле истиной видна.

Вот человек уже идёт с горы

к своим лозе и розе и закату,

и пыли ком, накопленной бесплатно,

в груди каверной раковой горит.

Он знал, но думал: это всё когда-то,

и вот уже он смерть несёт внутри.

На местном кладбище прибавилась плита,

остался дом, вдова, лоза и роза.

И на карьере, не боясь угрозы,

работает сосед, и налита

ракии рюмка с градусом серьёзным...

А про скульптуру скажут: красота!