Демирджикёй. Тютюн.

Крохотная деревня на тридцать домишек. Расположена в турецком районе Шумена Делиорман. Если убрать с ее двух центральных каменистых и пустынных улиц купленные по дешевке иномарки, то увидишь ее в своем первозданном виде, такой, какой она была сто и двести лет тому назад. Ослики, уныло жующие фиолетовые цветы. Стадо овец на пригорке. Одинокая корова, пасущаяся возле родника, мокрый каменный канал которого облепили белые, как снег, утки. Густейшая зеленая трава, в которой устроившись, как на перине, спит гусыня, обнимая своими теплыми крыльями подросших гусят. Русские березки в центре перед крычмой. Живописные малахитовые холмы и усыпанный мелкими древними ракушками курган, в котором, как гласит легенда, зарыто золото.

Судьба закинула меня туда, «рускиню», и приказала жить там долгих десять лет. Никто из местных не знал толком, чем я занимаюсь. Скорее всего, считали бездельницей. Когда шла к автобусной остановке по дороге между полями, где работали женщины на плантациях табака (который они называли тютюном), они выпрямлялись и, щурясь от солнца, выкрикивали с усмешкой, мол, рускиня, когда работать-то будешь. Для них я, женщина без мотыги в руках, точно бездельница.

Загорелые, выносливые, в цветных платках на головах и шароварах, они работали на тютюне в любую погоду. Молодые и старые, просто дряхлые старухи жарились на солнце, пропалывая гряды табака, поливая их водой, которую черпали ведрами из большой цистерны. Даже когда давление их зашкаливало и многие из них были близки к инсульту, все равно рано утром отправлялись в поле, вооружившись мотыгами  — на работу. Это потом, когда я стала уже своей, мне рассказывали, как раньше, чтобы не полоть в самое пекло, выходили в поле ночью, вооружившись фонариками, каким-то невообразимым образом укрепленными на голове.

Семена табака  — драгоценность. Если купил семена, считай, обеспечил семью на год. С весны до осени тяжелая работа на поле. Полоть, обрывать молодые листочки, чтобы потом нанизывать их на нитки и сушить в специальных сушильнях, напоминающих нейлоновые теплицы. Осенью приедут покупатели, народ соберется  в центре, перед кметством, где будут взвешивать сухие желтовато-бурые пышные гирлянды табака, и каждый заработает несколько тысяч левов. На них крестьяне будут закупать мешками сахар и муку, зерно для овец и коз, крепко пахнущие балли зеленой люцерны, подсолнечное масло  — олио. В сентябре-октябре над деревней поплывет дымок  — почти в каждом дворе начнут варить ракию. Откуда-то, из волшебных мест (у каждого есть свои адреса) будут закупаться десятками килограммов дешевые мятые сливы и абрикосы, которые смешанные с сахаром забродят в больших металлических бочках (варелах), превращаясь в пахучую джебру  — брагу. Когда из самодельных самогонных аппаратов потечет горькая ракия, все мужики будут ходить по деревне, пошатываясь, под хмельком. И в кармане каждой куртки или штанов будет спрятан спиртометр  — каждый потом скажет, насколько крепка его ракия, насколько сильно прошибает…

Более предприимчивые крестьяне часть табака оставят себе, поручат собственнику специальной машины измельчить табак, добавят в него ароматизатор и будут потихоньку продавать  до самой весны — своим ли соседям, а то и в другие деревни. В каждом доме на столе всегда можно увидеть машинку для сворачивания сигарет  — сделанные своими руками, они получаются в несколько раз дешевле покупных. А курят в деревне все. Даже женщины. Особенно молодые. Кто-то скрывает это от своих мужей и курит втихаря, а кто-то вместе с мужем. А то и целыми семьями.

Кофе, без которого курить скучновато и сухо, варят так. Сделанный вручную кипятильник, опасное устройство из маленькой чайной ложки с электрическим проводом,  включив в розетку и дождавшись, когда ложка накалится, опускают  в чашку с водой, после чего насыпают в  бурлящий кипяток кофе. Это ритуал, глядя на который, мне всегда хотелось зажмуриться, чтобы не увидеть, как кого-нибудь из женщин, храбрых или отчаянных, шибанет током. Иногда в холодную воду сразу насыпают кофе, и тогда раскаленная ложечка, коснувшись сухого кофейного порошка, начинает искрить. И по комнате разливается непередаваемый аромат кофе.

Работа на табачном поле считается каторжной, самой тяжелой на селе. И зачастую молодые снохи, попавшие в дом мужа, чтобы расположить к себе его родителей, особенно свекровь, работают на тютюне до обморочного состояния. Чем старательнее сноха, тем лучше к ней отношение в семье. Сама же сноха, обрывая под раскаленным солнцем нежные табачные листья или пропалывая гряды, начинает постепенно ненавидеть сначала свекровь со свекром, а потом и мужа. И вдруг понимает, что попала на настоящую каторгу. Потому что постепенно на ее молодые плечи возлагается вся тяжелая и грязная работа по дому. Она доит коз, делает брынзу, прибирается в доме, пропалывает в огороде картофель, перцы, помидоры и огурцы, печет баницы и лепит турецкие пельмени (пабуч топу), стирает в роднике (чешме) тяжелые килимы (ковры) и развешивает их, надрывая живот, на заборе. А ночью, приняв душ, совершенно обессиленная ложится с мужем в постель, где ей не дадут спать еще какое-то время. Позже, забеременев, она узнает, что ее муж либо играет в Шумене в карты (в камар), просаживая семейные деньги, либо тратит их на другую, ту, что не знает про тютюн или развелась с ним, проклятым… Но это уже другая история.

Те, кто не выращивает тютюн, либо работает в городе (или заграницей), либо имеет овец и коз, либо голодает.

Тютюн, сигареты  — валюта. Пачкой покупных сигарет можно расположить к себе человека, добиться поцелуя девушки, а двумя пачками на человека — заручиться голосами на выборах.

Так моя подруга, светловолосая и голубоглазая Мерием рассорилась с соседкой, смуглой и черноволосой, с колючим взглядом темных глаз Санией, все семейство которой за несколько часов до выборов перешло на сторону другой партии, нарушив обещания, данные раньше тем, кто стоял за спиной политически активной блондинки. Проворные пришлые людишки снабдили сигаретами половину деревни, тем самым предопределив победу на выборах нужной им партии. Но не уверена, что эта история о табаке. Хотя, вся жизнь в Демирджикёй пропахла табаком, как коричневые от тютюна пальцы старого чабана Ахмеда.

…