Двое

Она поднесла огонек зажигалки к сигарете, раздался отдаленный шорох и глухой удар, словно этажом выше упало на пол яблоко.

-Будем надеяться, не на голову Ньютона, — мрачно усмехнулась она.

С высоты 12-го этажа казалось, будто великан разбросал сломанные игрушки: одна легковая машина стояла на перекрестке, другая – на газоне; знакомую мужскую фигуру в черной куртке, как тряпичную куклу, отбросило к автобусной остановке.

Огромный глаз, не мигая, смотрел на него. Вокруг мертвенно-черного зрачка против часовой стрелки вращалась голубая радужная оболочка, напоминающая дисковую пилу.

«При чем здесь пикник?».

Эта встреча не могла состояться: у него в будни работа, у нее – съемки.

-Купи сигарет, — попросила она. Он знал – этого нельзя делать.

Не нарушая хрупкое равновесие, они стояли у разделяющей миры черты. Вместе их никто бы не остановил. Их инь и янь соединились бы в энергию всесокрушающего ядерного взрыва.

В его облике читались доброта и открытость, в ее – обратные силы: черные длинные волосы, светло-серые волчьи глаза, темно-бордовые как сгустившаяся кровь губы. От ее холодной красоты замирали как от прекрасной Медузы Горгоны. Она являла собой идеал сексуальности, но на него ее чары не действовали.

Их общение напоминало шахматную партию двух искусных гроссмейстеров. Она пускала в ход интеллект, что подстать сексуальности, словно сладкоголосая сирена пыталась проникнуть в сознание и завладеть мыслями, как та самая Энигма с настойчивым упорством раз за разом подбирала к нему ключи. Их интеллектуальный разговор – сплошь стратегия непрямых действий, когда говорят больше, чем значат слова, избегая ответов-ловушек.

-Хотелось бы верить, но эта вертикальная складка посередине лба, — она смолкла, применяя физиогномику, — все делим на семьдесят...

Недоговоренности и недосказанности, возможные мотивы поведения множили варианты развития событий. Мир за окном окончательно поглотила тяжелая осенняя мгла.

-Прогуляемся, — она прочла сообщения в Viber и задержала взгляд, пытаясь в чем-то убедиться. – Твоевытянутое лицо – склонность к рефлексии и слабость – пониженная способность к адаптации.

В круглосуточном магазине сигарет ее марки не оказалось, пришлось идти на компромисс с ассортиментом.

-Покажу тебе одно место, — закурив, сказала она. Двор дома отгораживался массивным забором, за которымрос ряд могучих высоких сосен. За ними двумя тонкими блестящими стальными нитями в темную неизвестность проходило железнодорожное полотно. Он любил эту породу деревьев и любовался ими, приезжая к ней. Она не должна была знать, что у его ассоциативного дома из психологического теста росли именно такие сосны. Высоко над головой шумели невидимые в темноте ветви. Здесь человека за полтора шага не отличишь. Складывалось ощущение присутствия силы как в романах Кастанеды. Экран ее телефона осветился – новое сообщение.

-Идем обратно, — тут же сказала она, — я замерзла.

У ее парадной стоял черный представительский лимузин, фары горели, мотор работал, буквосочетание номера выдавало могущество. Из-за лобового стекла из-под хорошо уложенных и прокрашенных белых волос его осмотрел суровый и неприятный взгляд властных женских глаз. С водительского места другой взгляд оценивал щекотливое поручение. Он их узнал.

-Знаешь, эта случайная встреча уже не раз почему-то представлялась мне.

-Мало тебе надо, — с деланным равнодушием произнесла она и стала мягкой, милой и покладистой. Ее женское обаяние усилилось тысячекратно. Уходить не хотелось, но в этот раз она не предлагала остаться.

-Спасибо за чудесный вечер.

Окна дома слабо подсвечивали поверхность двора, прикрытую опавшими листьями могучих кленов, отчего ей казалось, что двор засыпан талым снегом, через который кое-где проступает земля. Она выдохнула сизый дым и потушила сигарету, сгоревшую до фильтра. Оранжевые угольки, ярко горевшие от ее дыхания, погасли навсегда.

-Смерть до прибытия, повреждения не совместимые с жизнью, — сказал мужчина в синей куртке с красным крестом.

«Не видно глаз, но они пристально смотрят на тебя и молчат, потому что все знают!» — человек в цилиндре сидел в белом кожаном кресле, еще трое в черных очках и темных одеждах стояли по сторонам.

-Расправилась с ним и погубила себя – только добровольный переход на чужую сторону. Чувства постоянно будут тревожить ее сознание, каждый раз причиняя новые раны. Они оба подчинились тому, что могущественнее смерти.

Вдруг неожиданно на ее глазах поверхность двора покрылась белым снегом, от раскидистых кленов остались нелепые остовы, а сосны-великаны распрямили спины. Лицо обдало холодом. Пальцами семидесятилетней женщины она достала еще сигарету. Все осталось как после его ухода, но в зеркале – пожилая ухоженная равнодушная ко всему женщина с остановившимся холодным безжизненным взглядом.

-Зачем я отпустила его? Только что в зеркале мы смотрели друг другу в глаза, а теперь все пусто: квартира, взгляд, жизнь… Паркет истерт, обои выцвели. Он приходил ко мне, другие же просто проходили мимо.

Маленький угловатый человечек-иероглиф воздел к небу руки.