Страшно...

    А вам бывало когда-нибудь по-настоящему страшно? Нет, не от чтения «Вия» и не от дурацких пиндосских ужастиков. А – чтоб волосы дыбом и сердце леденело?

    Февраль 92-го. Военный, замерзающий, голодный Тбилиси. За окном тишина. Ночь. На столе в беспорядке разбросаны упаковки от лекарств, шприцы, рецепты, бумаги. В переполненной пепельнице дымится плохо затушенный бычок «Герцеговины Флор». Мозг сверлит одна мысль: мама! Врачи честно отмерили ей примерно три месяца жизни. Неоперабельна. Всего три месяца… Целых три месяца…

    Наперебой врём ей про астму, а она мучительно пытается вспомнить, где же ее заполучила: в ледяных болотах Колпашево, в гнилых бессарабских плавнях или холодных закарпатских лесах. Ее жизнь была похожа на приключенческий роман, вот только концовка такая печальная – без хэппи-энда. А теперь приговор врачей, и она – всегда такая проницательная и чуткая к малейшему вранью – строит планы, как мы поедем на алтайский курорт Белокуриха, и там эта чертова астма обязательной уйдет к чертям! Я держу ее исхудавшую птичью руку и покорно поддакиваю: конечно-конечно, поедем, полечимся — и все пройдет!

   Наш дом очень старый, даже старинный, в стенах что-то потрескивает, и в полной тишине эти звуки хлещут по натянутым нервам. Самодельные ходики хрипло бьют двенадцать. Лампа мигнула и погасла, значит, электричества не будет до утра. Зажигаю свечу, ее пламя колышется и рождает причудливые, неясные тени.

   То, что я собираюсь сделать, не втискивается ни в какие разумные рамки-объяснения. Дрожащими, липкими от пота руками достаю вырезку из какой-то газеты – не то «Труд», не то «Комсомолка», подхватившие заразу нового времени – чернуху, замануху и прочее. Там напечатана статья о некоем целителе, дух которого можно вызвать ночью определенной магической формулой, а потом отправить его к больному. Тот спит и во сне исцеляется.

   Ну да, бред, дикость, глупость! А если уже все средства перепробованы?  Вгроханы бешеные деньги в акулью печень, цветочную пыльцу, прополис, горные одуванчики, консультации лучших профессоров. И только один из них, честно глядя мне в глаза, отвел мою руку с гонораром за визит: «Оставь, детка, тебе они скоро нужнее будут».

  Кот Мика, мамин любимец, лежит в углу дивана на ее халате и не отдает его, несмотря ни на какие уговоры. Он тоскует и, кажется, все понимает. У них с мамой была любовь на подсознательном уровне. Еще раз внимательно перечитываю статью и начинаю шептать заговор. Заплетающимся языком договариваю и … ничего не происходит.

  Уфф! Вот ведь шарлатаны, жулики, обманщики! Им лишь бы сенсации! Облегченно вздыхаю и тянусь за очередной сигаретой, но вздрагиваю и роняю пачку на пол – внезапно кот взвыл, как падающая авиабомба. Он взъерошил шерсть, весь раздулся от ярости и воет-воет-воет. Уши прижаты, когтистая лапа бьет по воздуху, глаза сверкают рубиновым огнем в пламени свечи, а в комнате – никого…

   Оказывается, выражение «остолбенеть» ни на минуточку не в переносном значении. Я не могу шелохнуться, чувствую, как шевелятся волосы на голове, и только ошалело наблюдаю, как мой кот яростно сражается с пустотой. Помертвевшие губы с трудом выговаривают два слова – «Отче наш», и в памяти всплывает вся молитва. Читаю, крещусь и снова читаю… Кот понемногу успокаивается, начинает топтаться-кружиться на месте, время от времени угрожающе подвывает, но все тише и тише. Наконец успокаивается, сворачивается клубком, вздыхает и устало жмурится на свет свечи.

   Плохо соображая от страха, хватаю газетную вырезку, жгу ее над пламенем свечи и растираю пепел по столу. Сил хватает только на то, чтобы натянуть на заледеневшие ноги плед, подсунуть под голову диванную подушку-«думочку», а под бок – замурлыкавшего кота – своего защитника. Впереди еще месяц бессонных ночей, поиск наркотиков в наркопритонах, чтобы сделать маме лишний укол и утишить ее нестерпимую боль, проводы в последний путь – достойные!  — любой ценой! И в финале – одиночество-сволочь…

   На следующее утро, оттирая пепел со стола, я поняла, что прочно и навсегда забыла имя того целителя, название газеты и формулу заговора.