У него просто не было ангела

Первую четверть в пятом классе я заканчивал на одной ноге. Как бы это странно ни звучало, но это было именно так. Вторая нога была на месте, но она меня не слушалась и жила собственной жизнью.

— Это ушиб, — уверенно ставили диагноз местные эскулапы. – Само пройдёт.

Само не проходило. Нога распухла. Не гнулась и стала похожа на деревянный костыль, а я – на пирата Джона Сильвера. Не хватало попугая, трубки и бутылки рома. Вместо каникул я отправился выживать в больницу.

Больница встретила радушно. Мест не было, и меня разместили в коридоре. Лёжа на кровати, я с интересом рассматривал свой новый дом. Это было деревянное старое здание с высокими потолками, длинными коридорами и огромными окнами. Щели в рамах были затыканы ватой и заклеены полосками из газет. Местами они отстали и свисали весёлым серпантином, радуя глаз и навевая тоску. Чуть позже я пойму, что высокие потолки и большие окна при определённых обстоятельствах делают нас беззащитными, маленькими человечками. А пока я смотрел в окно и следил за тем, как истопники таскали дрова и кололи лёд. Именно лёд, по мнению врачей, должен был одолеть мою болезнь. Его прикладывали к ноге, как крест к губам умирающего, а смерть хохотала во всё горло, надрывая животик от смеха, и душила своими объятиями. И наконец, высокий потолок стал ещё выше, лампочка ещё дальше. Она замигала и неожиданно погасла.

«Ангел, ты где?»

— Здесь, я! Здесь! – Ангел ронял слёзы на моё лицо, гладил по голове и звал ласковыми словами.

Я приоткрыл глаза, надеясь увидеть ангелов, но увидел всё тот же высокой, серый потолок с разводами, переходящими на стену. Мутные окна без штор, прикроватную тумбочку и нетронутые яблоко и конфеты на ней. На кровати сидела мама и рыдала в платок. Вокруг толпились врачи и в чём-то её убеждали. Всё происходило очень близко, но до меня долетали только обрывки фраз.

— Мальчик плох…

— Единственный шанс… отрезать ему ногу…

Мама плакала, то мотала головой, то вдруг начинала кивать. Неуверенно возражала:

— А если?

Врачи были неумолимы:

— Никаких если… он не долетит…

— Но если мой мальчик умрёт… если вы отрежете ему ногу, то я…, — тут она всхлипнула и попыталась схватить врача за край халата.

Белый халат отшатнулся, развернулся и пошёл прочь. Звук его шагов кукушкой отдавался в моей голове.

«Кукушка, кукушка, сколько мне дней осталось?»

Кукушка хлопнула дверью, и я провалился в темноту.

Холодно. Повсюду лёд. Я словно «Титаник», раздавленный айсбергом, иду ко дну. Послышался гул. Он нарастал. Возможно, это подземная река несла свои воды. И если я открою глаза, то увижу паромщика, который перевезёт меня в царство мёртвых.

Я разомкнул глаза. Это был самолёт и мой первый полёт. То ли сон, то ли явь. На полке, накрытое брезентом, лежало моё тело.

Если долго пользоваться льдом, то он проникнет в ваше сердце и сделает равнодушным к чужой боли.

«Мне холодно» — подумал я.

— Смотри-ка, ожил?!

— И в чём только жизнь держится?

На тело заботливо набросили фуфайку, и я ушёл искать архангела Михаила.

Холода нет, но пневмония уже во мне. Неясные тени и чуть различимый звук церковных колоколов. Дин – дон, дин – дон. Колокола приближались. Ближе. Ещё ближе. Дин – дон. Дин – дон. Если бы я мог протянуть руку, то непременно бы уткнулся в звонившего во все колокола.

С трудом разлепил глаза. Надо мной склонилась Дева Мария с нимбом над головой и улыбкой Джоконды. В руке у неё был гранёный стакан. Ложечкой она размешивала мутное нечто. Дин – дон, дин – дон: ложечка серебряным колокольчикам билась о стекло, отгоняя злых духов.

Опять темно. И тишина. Никто не зовёт. Солнечный зайчик вспыхнул в небесах, и я, рванув к нему, открыл глаза и увидел медсестру всё с той же улыбкой и тарелкой супа в руках. Неожиданно заурчало в животе, и я понял, что, блуждая в потёмках, изрядно проголодался.

**************

В том году весна пришла рано. Снег быстро растаял. Тёплый ветерок, гуляя по кладбищу, играл венками, цветами и траурными лентами. Кладбищенский сторож уверенно вёл своих спутников среди надгробий.

— Я ведь тут, почитай, всех знаю – давно служу. И вашего помню: холодно тогда было, да и пожил он всего ничего. Как тут не запомнить? – Сторож снял шапку. — Вот и пришли, — вытер ею лицо и показал на деревянный крест, на котором была приколочена табличка с именем и датой: родился – умер. Слегка провалившаяся могилка успела обрасти зелёной травой, но всё равно выглядела неприкаянной. – Здесь и лежит ваш папка.

Отец с ними не жил. Развелись, и он уехал в дальний посёлок, где вскоре и умер.

— Крест покосился, — мальчик посмотрела на маму.

— Это ничего. Крест можно поправить, а то, что случилось, поправить уже нельзя.

— Мам, а ты знаешь, почему папа умер?

— Форсил много, — вздохнула она, — шарф не надевал, без шапки ходил. Простудился. Заболел и умер от пневмонии.

— Вовсе нет, — сказал мальчик и, немного помолчав, добавил. — У него просто не было ангела.