Интимная жизнь на Марсе

(Гато: предупреждение: произведение имеет крайне цинический характер...) 

У Льва Тарантасова нет своего постоянного угла, так уж получается, что нету: ютится он у разных немолодых женщин, какие сначала принимают его с распростёртыми объятиями, а затем, под разными предлогами, прощаются с ним навсегда. Бабы-ягодки пылают в своём известном возрасте неуёмной страстью, Тарантасов же, то ли в силу слабой своей конституции, то ли по причине вялого и нудного характера не всегда может соответствовать их физиологическим хотеньям.

Можно, конечно, при определённой сноровке расшевелить и мёртвого, но терпеть умственные поносы не станет в наш практический век никто.
Разглагольствования же нашего героя касаются всего, что простирается пред его желчным взором, а также таких тем, какие не известны и самым умным – Тарантасов ко всему любит фантазировать! Мюнхгаузену до него далече в том смысле, что барон являл собой тип большого ребёнка, и ложь барона была хоть и героической, но всё же детской, наивной. Тарантасов же фантазировал грязно: в его фантазиях от бреда даже не человеческого мысль, а… страшно сказать от кого! С его характером бы податься в критики – нет, он сам пишет! Не закончивший факультета журналистики, он, тем не менее, весьма умело пописывает в районные и областные газеты, получает небольшие гонорары за очерки и обзоры, и на правах постоянного автора отмечается и на литературных страничках…

— Милочка, — говорит он очередной заскучавшей пышке, — смотри, как твоего котика изувечили в редакции, — просто топором изрубили!
Милочка гладит его волосатое тело и шепчет с придыханием:
— Ах, негодники! Ах, противные! Моего вкусненького, моего сладенького, посмели! Дай я тебя пожалею…
Литератор же будто и не замечает её ужимок и поцелуев:
— Вот здесь у меня, было так, здесь – этак, где сё?
— Да здесь, мой котик, здесь, — Мила пытается завладеть инициативой и после разнообразных ласк ей кое-что удаётся.
Мужчина, тем не менее, очень далёк от происходящего; его мысль хладнокровным слепым червем ползает в извилинах фонтанирующего сюжетами мозга… Даму слегка подташнивает от его стеклянного взора, какой зависает в одному ему известной точке – где-то между лепниной потолка и этим самым фонтаном. Женщина как раз устроилась таким образом, чтобы быть в том же пространстве, но – тщетно:
— Эй, — зло шепчет она, ёрзая и суетясь, — ты где?
Большая спортивная сумка, сумка поменьше и пакет – все его вещи умещаются в них; а вот и обычная просьба:
— Я Вас прошу о последней услуге, — с надрывом говорит он, — Пусть они немного полежат тут, у вас…
И, кстати, вещички лежат совсем недолго – в два-три дня, максимум – через неделю, мужчина перебирается к новой пассии…
Одиноких женщин – пруд пруди, достаточно умелого подхода, как тебя допускают и к изголодавшемуся по ласке телу, и к страстно бьющемуся сердцу, и к… углу. Впрочем, Тарантасов равнодушен к уюту, к квадратным метрам и, по секрету сказать, — к характерам и внешнему виду сожительниц. Иногда ему сказочно везёт: очередная женщина бредит мировой литературой, читает наизусть и нараспев поэтов, влюбляется и в его пошлое литературное дело. Разрыв же случается в таком разе не от физиологии, а от фразеологии: рано или поздно, но и такая выпроваживает графомана…

Какая же связь между нашим никчемным героем и планетой Марс?
Давайте же вернёмся к Тарантасову, только к тому Тарантасову, какого нет ещё на клумбах и в садах одиноких женщин.
Юному Лёве – четырнадцать годков. Он умён, послушен, скромен. У него – самая большая библиотека в островном дальневосточном городке, куда переехали его родители из тёплых краёв по воле партии. Он посещает сразу три кружка – радистов, модельный и танцевальный. Его родители не бедствуют, но тщательно скрывают от общества преимущества своих профессий. Папа у Лёвы в снабжении, а мама – по распределению. Мальчик изнежен отсутствием опыта сношения с улицей и проводит свободное время дома, за книгой. Он дружит с девочками, но, несмотря на воспитание, им не особенно интересен – как мальчик. Зато они интересуют его – и с каждым классом всё больше и больше! Наконец, он влюбляется в новенькую, переведённую из другой школы «из-за поведения». У неё – соломенные волосы, веснушки и большие голубые глаза с рыжими ресницами. Что такое «плохое поведение» у девочек, он понимает слишком поздно, когда в родительском доме начинают пропадать деньги и вещи. Сначала за невинный стриптиз, затем за поцелуй и раздевание мальчик платит девочке родительским нажитым; случившееся же далее выдаётся за изнасилование. Лёвик, скромное дитя, как завороженный, гладит её соломенные волосы, маленькие, в веснушках, грудки – по одной цене; совсем другая такса для более глубокого знакомства… И выходит у них это самое: она сама устраивает это, притворно и долго плачет и грозится разоблачением и тюрьмою. Что там такого, с её наклонностями и опытом, но мальчик боязлив и поддаётся шантажу. Наконец, пропажу вещей и денег замечают и после расследования учиняют наказание рецидивистке, – её переводят в ПТУ.

Проходит немного времени, и школьника застают за неблаговидным делом: случайно зашедшая после уроков в класс учительница химии видит мальчика, прижавшегося к облокотившейся на парту девочке. У неё задрано на спину школьное платье, но более ничего не спущено и не снято… Лёву шантажирует уже учительница – на этот раз он платит собой, причём, несколько странно: у себя на дому она щупает и щиплет мальчика, не раздевая, и не раздеваясь сама…
Таким вот необычайным образом Лев одновременно становится и мужчиной и сразу же — жертвой; появляется чувство страха перед существом по имени Женщина, по сути, – тоже человеком, но существом совершенно другим, непонятным и существующим в круге жизни не Христа ради. Из-за страха перед её тайной властью он всякий раз конфузится перед Нею, особенно, когда дело доходит до интимной связи. Но это потом, сейчас же Лёва слывёт среди школьниц определённой жертвой; многие из любопытства позволяют ему встречаться с ним вне школы. Казалось, многочисленные поцелуи и поглаживания должны закалить будущего мужчину, взрастить в нём стойкого бойца в этой, длящейся миллион лет, неравной, но бесконечной войне. Ан, нет!

Чтобы ты, читатель, почувствовал, если бы, к примеру, случайно увидел в вырезе блузки наклонившейся девушки двух белых голубок с розовыми клювиками? Или, вдруг, обнаружил загорающую в высокой траве обнажённую женщину? Не знаю, как ты, но будущий литератор краснел, бледнел и почти терял сознание; у него перехватывало дыхание от смешанного чувства восхищения, стыда и любопытства! Причём, возбуждение было таким, будто он встретился с представителем внеземной цивилизации, — то есть, без вожделения плотского. Это потом, когда он вспоминал телоустройство марсианки, в нём случалось и почти сразу же изливалось либидо, ибо он был, всё-таки, мальчик.
Сложные чувства он испытывал и при мысли об акте между нами, человеками, и такими вот, марсианками. От смеха, представляете? и до жалости… Эти движения, звуки, выпученные глаза, раскрытые в немом крике рты…
Его отец умер вот как: с выпученными глазами и открытым в немом крике ртом – в постели у любовницы – от удара. Стало даже известно, что любовницы первой, и в первый же раз! Мать, относив положенный траур, отца прокляла и забыла о нём, хотя многим была ему обязана… Мальчик ко всем прочим страхам добавил ещё и эти – умереть на Женщине и быть Ею проклятым!

Высшее мореходное училище! – он сделался курсантом по воле матери, желающей теперь, чтобы сын не пошёл по стопам отца, хотя Море не любил и даже не переносил качки…
В мореходке Лев мимикрирует, говорит языком улицы, пьёт водку, бегает в самоволки, на танцы, провожает девушек, падает к ногам и в постель моряцких жён…Но, но: говорит невпопад, водка не идёт ему, девушки и моряцкие жёны им недовольны. Вот танцы, разве что… Он одинаково красиво, без устали и с удалью танцует и «Твист», и новомодный «Шейк»… но с танцами в постели – проблемы: много слов и мало дела! Он по-прежнему боится и не понимает женщин.
Сбои происходят и далее; собственная же реакция на фиаско уже не та – Тарантасов становится груб и циничен с марсианками. Когда же ему попадается женщина медленная, нежная, покорная, — он становится победителем и властелином зыбучих марсианских песков и мутно-розового марсианского неба.

Проходят годы; по причине нелюбви к морю и болезни от него, новоиспечённый третий штурман, продержавшись на волнах не более года, с флота уходит… Каким образом из моряка получился газетчик – тайна. Сказалось, очевидно, то, что в детстве он часто предпочитал книгу улице… Заработки во второй древнейшей не ахти какие, и литератор научился жить за счёт женщин, у каких ютился. Это лишь добавило неуверенности в себе и разбудило дремавшую в нём способность к самоуничижению…
Всё больше в его жизни разочарований: человеку фатально не везёт с женщинами – на его счету уже два официальных брака и развода. Феминизм крепчает от года к году и в провинциях. Слабаков в любовниках уже не держат, даже и пишущих в газеты. Развив в себе скверный характер, в каком нудность и патологическая ревность (!?) были самым безобидными чертами, Тарантасов только ускоряет разрывы связей и перемещения потёртых дорожных сумок!
Его фантастически грязного романа не принимают даже по знакомству, ибо, несмотря на чернушность наступивших времён, всё ещё существуют какие-то границы, пределы и табу.
Очередная женщина устраивает Тарантасова, благодаря его офицерскому званию, в… женскую колонию, в охрану. Окончив соответствующие курсы, он поднимается по служебной лестнице, и в немалой степени этой лестницей пользуется.
Достать до Марса! Тихие, покорные, ко всему готовые марсианки – он наконец-то чувствует себя мужчиной. Нет страха, томления, ожидания неудачи… Полноправный Хозяин, самец, от какого зависят судьбы инопланетных существ! Жизнь с женщинами вне исправительного учреждения не существует более; нет более вообще жизни вне Марса!
С тревогой ждёт он пенсии и отставки – на островной службе это происходит значительно раньше, чем в тёплых краях. Он цепляется за свой Марс из последних сил, но его буквально выпирают молодые и честолюбивые любители служебных лестниц. И когда это происходит, заканчивается для него и его жизнь.
Он ещё приходит к стенам родного заведения, и подолгу стоит, прислушиваясь к чему-то, возле высокого забора…
Его видят и на верхнем этаже гражданского, недостроенного дома, — обнажённым, напротив тюремного двора. Он стоит так некоторое время, на что-то надеясь, стоит под проливным дождём, под снегом, пока его однажды не забирает санитарная машина.

----------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

иллюстрация автора