Исповедь. Главы 3,4,5

ОЧЕНЬ БОЛЬШАЯ ПРОСЬБА КО ВСЕМ ЧИТАТЕЛЯМ. У МЕНЯ ЕСТЬ БЛОГ, В КОТОРОМ НАПЕЧАТАНЫ СТУДЕНЧЕСКИЕ РАБОТЫ — Т.Е. РАБОТЫ МОИХ СТУДЕНТОВ, УЧАСТВОВШИХ В МЕЖРЕГИОНАЛЬНОМ КОНКУРСЕ «АЛТАРЬ ОТЕЧЕСТВА». НА МОЕЙ СТРАНИЦЕ РАБОТЫ ТРИ, НАВЕРНОЕ. ЗДЕСЬ ЭТО НЕ ПОЛОЖЕНО. ВСЕ РАБОТЫ, ДАЖЕ С БОЛЕЕ ДАВНИХ ВРЕМЁН, НАПЕЧАТАНЫ НА САЙТЕ РОССИЙСКОГО СОЮЗА ПИСАТЕЛЕЙ «ПРОЗА.РУ».                           

Глава третья «Любовь к Отчизне…»

Люблю отчизну я, но странною любовью!

Не победит ее рассудок мой.

Ни слава, купленная кровью,

Ни полный гордого доверия покой,

Ни темной старины заветные преданья

Не шевелят во мне отрадного мечтанья.

Но я люблю — за что, не знаю сам —

Ее степей холодное молчанье,

Ее лесов безбрежных колыханье,

Разливы рек ее, подобные морям;

Проселочным путем люблю скакать в телеге

И, взором медленным пронзая ночи тень,

Встречать по сторонам, вздыхая о ночлеге,

Дрожащие огни печальных деревень;

Люблю дымок спаленной жнивы,

В степи ночующий обоз

И на холме средь желтой нивы

Чету белеющих берез.

Кажется, воплотилась любовь в стихотворении, в год смерти созданном. Любовь к Отечеству. Читая эти строки, осознаёшь вдруг, что любовь иррациональна, не поддающаяся никаким доводам разумного объяснения. Потому что, кажется, нет здесь ничего «возвышенного» — обычные картины скудной жизни деревенской, а в финале «пляска пьяных мужичков» — не «мужиков». Кажется, отразилась здесь душа народа русского – не «поднятого на ходули», как скажет позже Н.С.Лесков – тоже о народе русском.

М.Ю.Лермонтова не называли никогда «крестьянским поэтом» — но отражённое здесь словно на «уровне генетическом» русского человека, корней своих не утратившего.

Смысл, которого словно не было в предыдущих произведениях, обретается здесь. При взгляде на «дрожащие огни печальных деревень», на обоз, в степи ночующий, на «чету белеющих берез...». В чём же смысл?

А теперь небольшое отступление.

Вспоминается невольно, как «пенял» К.С.Аксаков А.К.Толстому, что погружённый разумом и сердцем в «сферы неземные», не замечает поэт жизни народа. (Кстати, а стихотворение про Святого Целителя Пантелеймона написано словно от лица простого народа, со свойственными речевыми оборотами). И А.К.Толстой, отвечая, обращается именно к созданным М.Ю.Лермонтовым образам:

Поверь, и мне мила природа,

И быт родного нам народа —

Его стремленья я делю,

И всё земное я люблю,

Все ежедневные картины:

Поля, и села, и равнины,

И шум колеблемых лесов,

И звон косы в лугу росистом,

И пляску с топаньем и свистом

Под говор пьяных мужичков…

И всё же за этими милыми русскому сердцу картинами скрывается то, что над ними, что поднимается от земли. О чём нельзя поведать «на ежедневном языке». Не только у А.К.Толстого, но и у М.Ю.Лермонтова.

Об этом в следующей главе…

Глава четвёртая «Душа, Богу внемлющая…»

Вряд ли не знает кто-нибудь этих — романсом ставших строк …

Выхожу один я на дорогу;

Сквозь туман кремнистый путь блестит;

Ночь тиха. Пустыня внемлет богу,

И звезда с звездою говорит.

Всё здесь философской в высшем смысле символикой преисполнено: прежде всего дорога как символ жизни, возможно – как выбор пути. И хотя лирический герой снова один – это уже не трагическое одиночество, а «диалог» с Творцом – которому свидетели не нужны.

Какой прекрасный образ «кремнистого пути», «сквозь туман» блестящего! Это – некая тайна, наверное…

Во всём царит согласие, гармония – оттого что «пустыня внемлет Богу». Пустыня – столь многоплановый образ, а здесь, очевидно, нечто созвучное словам: «пустынь», «пустынька», а не «пустота» или «пустошь», где нет жизни.

«В небесах торжественно и чудно!» — и даже некое нестроение лирического героя, которому «больно и трудно», как оказывается, общей гармонии не нарушает. Он «ничего не ждёт» здесь – в суетности мира, но все помыслы его устремляются к Вечности.

Потому что он «хотел бы заснуть не тем холодным сном могилы...», а чтобы над ним «вечно зеленея, тёмный дуб склонялся и шумел». Дуб — символ Вечности не только у М.Ю.Лермонтова, но, например, и у И.С.Тургенева, ине только, наверное.

Вечность, гармония, умиротворение…

Покоем, миром овеяно всё и в этих восьми строках «Из Гёте». Не просто же так — перевод поэта иной культуры говорит об общности мировоззрения. (Кстати, И.В.Гёте, как и Г.Гейне, говорил, что именно православное богослужение больше других отвечает идее Христианства – соединения мира земного с Миром Духовным)…

Тоже вряд ли кто-нибудь ни разу не слышал этих строк – хотя бы как романс…

Горные вершины

Спят во тьме ночной;

Тихие долины

Полны свежей мглой;

Не пылит дорога,

Не дрожат листы…

Подожди немного,

Отдохнешь и ты.

«Мы отдохнём», — скажет более, чем через полвека, одна из героинь пьесы А.П.Чехова.

Кстати, тоже в одном из последних произведений писателя – а эти строки созданы за год до трагической гибели М.Ю.Лермонтова.

А горные вершины – символ восхождения – и в иконографии, и в поэзии.

Если в предыдущем произведении лирический герой «ищет» свободы и покоя, то здесь покой «обещан». И сомнения это не вызывает.

Снова дорога, снова «тьма ночная» — особенное время для размышлений о Вечности. Здесь уже совсем ничем не нарушаемых.

Прекрасная картина, если образы зрительные представить. Но главное — состояние покоя, умиротворения — с горных вершин на землю «спускающееся» и снова «поднимающееся» — только уже выше – над миром…

И словно уже не так «пусто иль темно» грядущее поколения М.Ю.Лермонтова, и жизнь уже не «пустая и глупая шутка» — потому что присутствует в ней Высшее Духовное Начало...

Вот и пришло время поговорить о главных произведениях. В следующей – завершающей главе…

Глава пятая «Познавший Истину…»

И вот, наверное, самые жизнеутверждающие стихи. Два замечательных произведения, созданные в 1837 и 1838 годах с одним, столь свойственным русской литературе названием – «Молитва».

Я, Матерь Божия, ныне с молитвою

Пред твоим образом, ярким сиянием,

Не о спасении, не перед битвою,

Не с благодарностью иль покаянием,

Не за свою молю душу пустынную,

За душу странника в мире безродного…

И хоть называет себя лирический герой «безродным странником», но радость, надежду даёт ему то, что Матерь Божия поможет другой страждущей душе – потому что Она «теплая Заступница мира холодного». Эта молитва о чистой душе, которую «вручает» лирический герой Матери Божией. И тогдасмыслом наполняется и его собственная жизнь. Да и вообще невозможна молитва без веры, без надежды, без упования. И без любви, конечно…

А в другом стихотворении преображается душа самого лирического героя.

Стихотворение, написанное как воспоминание детства, воспоминание колыбельной, которую пела бабушка.

В минуту жизни трудную

Теснится ль в сердце грусть,

Одну молитву чудную

Твержу я наизусть.

Есть сила благодатная

В созвучьи слов живых,

И дышит непонятная,

Святая прелесть в них.

С души как бремя скатится,

Сомненье далеко —

И верится, и плачется,

И так легко, легко...

Какими чудесными словами преисполнены эти двенадцать строк! Молитва «чудная», сила «благодатная», прелесть «святая». Зло мира сего отступает пред Образом Матери Божией – кажется Казанской Иконы Ея – да это не так уже важно. Святость побеждает нестроения мира сего, нестроение души лирического героя.

Даже стихотворный размер – бодрый, оптимистический, жизнеутверждающий как правило хорей показывает радость – радость духовную! (Почти век спустя напишет О.Э.Мандельштам одно из главных произведений своих словно «вслед», тем же размером стихотворным)…

А напоследок, наверное, апогей творчества – с детства известное каждому стихотворение…

Когда волнуется желтеющая нива,

И свежий лес шумит при звуке ветерка,

И прячется в саду малиновая слива

Под тенью сладостной зеленого листка;

Когда росой обрызганный душистой,

Румяным вечером иль утра в час златой,

Из-под куста мне ландыш серебристый

Приветливо кивает головой;

Когда студеный ключ играет по оврагу

И, погружая мысль в какой-то смутный сон,

Лепечет мне таинственную сагу

Про мирный край, откуда мчится он,—

Тогда смиряется души моей тревога,

Тогда расходятся морщины на челе,—

И счастье я могу постигнуть на земле,

И в небесах я вижу Бога.

Апогеем — потому, что мечущемуся, теряющему смысл жизни лирическому герою открывается вдруг Тайна Мироздания, Тайна всего, к чему так мучительно стремился. И происходит соединение с Творцом.

Конечно, Бога невозможно «увидеть» буквально – помнят же все слова космонавтов о том, что «Бога не видели». Что или кого должны были «увидеть»? Но да это, кажется, в прошлом.

А лирический герой вдруг осознаёт, что Творец – духовная реальность, что Он направляет нашу жизнь, наполняя её смыслом. Только стали многие духовно слепыми – оттого и мечутся по жизни, смысла не видя. Таким был недавно лирический герой – и вот, наконец, прозрел!

Неслучайно запрещали последнюю строку пытавшиеся душу у человека отнять – а она всё равно есть.

Об этом произведении сказано немало. (См. также «Лето Господне русской природы» Постскриптуми «Самое маленькое размышление о Крае мирном, благодатном…»)

Но повторим всё же главную мысль: желтеющая нива, малиновая слива и ландыш серебристый – разные этапы жизни мироздания, которые одновременно быть не могут.

Но размышление о Вечном Цикле Лета Господня, видение красоты природы приводит к тому, что постигает лирический герой Творца – конечно, настолько, насколько Он может позволить человеку. Но ощущается здесь гармония мира земного и Небесного.

Не то, что мните вы, природа:

Не слепок, не бездушный лик -

В ней есть душа, в ней есть свобода,

В ней есть любовь, в ней есть язык...

Воскликнул однажды Ф.И.Тютчев.

Ясно это и лирическому герою М.Ю.Лермонтова – и все «доказательства», какими апеллирует Ф.И.Тютчев, уже не нужны.

И ещё — неслучайно, словно «связующее звено», появляется образ «студёного ключа», приносящего весть из «мирного края» — Весть Благую, которые «смиряют души тревоги».

Всё стихотворение слово духовный подъём, как в осмогласии, – только, судя по всему, начинается оно уже не с «первого гласа» – он в раннем творчестве остался…

«И в небесах я вижу Бога»…

В предсмертной переписке с друзьямиН.В.Гоголь цитируетЕвангелие от Иоанна – «Познайте Истину – и Истина сделает вас свободными».

Эту Истину выстрадал в стихах своих и М.Ю.Лермонтов – выстрадал, познал и рассказал о ней людям...