Кардиология

Жизнь – странная штука, но именно тем, пожалуй, что ценность её понимаешь лишь перед лицом опасности. Впрочем, и здесь не всё так однозначно. Казалось бы, куда хуже – едешь себе за рулём и видишь, как прямо на тебя несётся это носатое чудовище! Но нет, жизнь перед глазами не проносилась, как любят говаривать. Катя запомнила этот эпизод в мельчайших деталях и не исключала, что этому очень мешал её муж, который едва ли не впервые в жизни орал на неё так, что уши закладывало. Сама она даже не повернула головы и, понимая, что от её действий зависит жизнь их обоих, выполнила всё с такой ювелирной точностью, что оказалась на своей полосе ровно в тот момент, когда угроза задеть одну из двух обгоняемых фур миновала. К слову, именно те и вынудили её пойти на этот двойной обгон, так плотно шли друг за другом. Затормозить Катя уже не успевала, потому со всей дури жала на газ, выжимая из своей не очень резвой машины всё, на что та была способна. Это был тот, пожалуй, первый в её водительском опыте случай, когда всё решали доли секунды. Встречная машина шла на такой скорости, что Катя с трудом удержала руль. Её машину бросало как щепку — то к обочине, то к фуре. Но та, что шла сзади, наконец, увеличила дистанцию, а автомобиль Кати вдруг выровнялся и продолжил путь как ни в чём не бывало. Сергей всё ещё кричал на неё: то требовал, чтоб она остановилась, то называл дурой, уже, наверное, в сотый раз, но Катя, казалось, не слышала, лишь про себя, чтоб не добавлять неприятностей, произнесла одно нехорошее словечко из шести букв. Это была такая же правда, как то, что в обычной жизни она не любила прибегать к крепким выражениям. Но успела дать оценку поведению мужа, который даже перед лицом смерти не опустился до этого.

Уже на даче Сергей схватил её в охапку и прижал к себе. Долго не мог разжать объятий, а потом несколько дней преследовал преданным собачьим взглядом. Вот и сейчас держал за руку и не уходил.

Мест в кардиологическом отделении больницы, куда Катю привезла скорая, не оказалось, и её положили прямо в коридоре, рядом с постом медсестры. Сразу сделали капельницу, но эта тяжесть в груди не уходила. Казалось, великан сел сверху и давил всей массой своего тела, добиваясь только одного, чтоб она поняла, наконец, что вся её жизнь до этого момента была одним сплошным недоразумением. Всё было начато и не доведено до конца. Но обиднее всего было осознавать, что самая важная её книга так и не будет дописана.

Боль исчезла как-то сразу, также резко, как появилась. Сергей, а с ним и врач – приятная молодая женщина, не отходившая от постели больной ни на минуту, наконец, вздохнули с облегчением, и Катя смогла полежать с закрытыми глазами. Спать было бесполезно даже пытаться. В рекреации через проход, закрытые от любопытных глаз ширмами, лежали те, кому удалось вернуться с того света. Всю ночь оттуда доносились стоны…

Кате уже исполнилось 54, но ей не давали её лет. Лёжа в коридоре, она сразу оказалась в центре внимания. Анна Сергеевна, пробегая мимо, извинялась глазами, и в один из таких моментов Катя приподняла край подушки и продемонстрировала свой клад: сладости, коробочки с соком, фрукты.

— Ничего себе! – обрадовалась доктор, — я всегда знала, что мои больные самые лучшие!

В палату Катя попала к обеду и сразу смогла убедиться в этом: все женщины приняли её радушно, особенно та, что занимала соседнюю кровать. Катя сразу выделила её из всех, видимо, почувствовала родственную душу. К слову, душа этой женщины, на вид, лет восьмидесяти, просматривалась насквозь в этом её лучезарном и умном взгляде. Осанка, стать, всё выдавало прежнюю красоту.

— Что ж ты здесь делаешь, деточка? У меня дочка твоих лет умерла от инсульта. Всего 35 было. Врачом работала. Я после неё тоже с инсультом свалилась. Память пришлось тренировать. И так всю жизнь в школе библиотекарем работала, а после этой беды только стихами себя лечила, да молитвами. Вот, развлекаю девочек перед сном. Ты – новенькая, так что готовься. Я тут неделю уже, после инфаркта, исчерпала весь запас.

Женщины принялись делиться впечатлениями, а Катя улыбнулась и постаралась сдержать трепет, а потом до самого вечера думала, какое из своих стихотворений рассказать первым. Стихи она писала с детства, но больше между делом и под настроение. Было, ещё в школе, поэму написала про Ленина. На областном конкурсе даже какое-то место заняла. Потом на выпускном экзамене – о войне. Писать о любви не очень бралась, а, выйдя замуж, совсем забросила. Очнулась в середине 90-х, когда жизнь испытывала на прочность. Порой, писалось что-то стоящее, но Катя всегда отшучивалась и настаивала на том, что кто-то, будто нашёптывает ей на ухо, она только записывает. Редкие люди  понимали её в этом, вот она и привыкла держать при себе все свои мысли и чувства.

— Ну, что, Катюша, решила, что нам расскажешь? — спросила Антонина Яковлевна, как только в палате погас свет. Потом добавила. - Можно анекдот.

Дополнение было сделано такой интонацией, что отношение этого человека к данному виду народного творчества не вызывало сомнений.

— Нет, девочки, я вам стихи почитаю, — сказала Катя и, усевшись на кровати, начала читать, — осень листья опавшие кружит…

Когда она закончила, в палате стояла гробовая тишина, потом женщина, которая лежала через проход напротив, вскочила.

— Это что? Я не слыхала таких стихов! Я много с поэтами общаюсь! В детском доме с Николаем Рубцовым была! Вот и зовут меня на все встречи!

Это была одна из тех редких женщин, которая состарилась, но так и  осталась маленькой девочкой. На мир она смотрела по-доброму и как-то совсем уж восторженно. Даже в темноте было видно, как сверкают её глаза, и Катя решилась на правду.

— Это мои стихи.

— Вот это да! Почитай ещё!

Анализ крови не выявил у Кати инфаркта, но по причине не очень хорошей кардиограммы её оставили на обследование, и все эти десять дней она читала свои стихи этим милым женщинам, которые по возрасту годились ей в матери. Для неё самой это был большой подарок и, ей казалось, знак свыше.

Наконец настал день выписки. Катя со всеми обменялась контактами, обняла каждую из своих новых подруг и в самом конце подошла к той из них, кому была обязана своим дебютом. Та обняла её крепко и вдруг прошептала на ухо:

— Я всю жизнь тебя ждала.

Кате показалось, что её пронзило током, и теперь уже точно перед её глазами мелькала вся её, бездарно прожитая, жизнь. Антонина Яковлевна, будто угадала её чувства, отстранилась и добавила убедительности своим словам любящим взглядом. Утром ей делали УЗИ сердца и сказали, что есть у неё уже один рубец, а, значит, один инфаркт она уже перенесла, даже не заметив. Если добавить к этому инсульт и 80 полных лет, то нечего было надеяться на долгую дружбу, но Катя улыбнулась.

— Я позвоню. Я буду вас навещать.

Слёзы рвались наружу, и она поторопилась уйти. Как верно было подмечено кем-то: словом можно убить, сбить с правильного пути, можно вернуть к жизни, указать направление. Не это ли произошло с нею здесь, в кардиологическом отделении областной больницы, где она встретила больше добрых людей, чем за всю свою жизнь! Слёзы туманили взор, но путь свой Катя видела как никогда ясно. Как же много ей предстояло работы! Не терпелось домой, к своему любимому компьютеру. Ручка уже не успевала за полётом мысли, так долго Катя отказывала себе в этой потребности своего сердца, возможности которого, как выяснилось, совсем не безграничны. Но пока оно билось, был шанс завершить начатое и, как знать, возможно, наметить новые цели и даже их достичь.