Марьины заботушки. Гл.5

Забота четвёртая. Татьяна 

Татьяна, после окончания сельскохозяйственного техникума, работала в совхозе главным зоотехником и была тайно влюблена в ветврача Леонида Воронина, который был малость со странностями, но добрый, улыбчивый и спокойный. Он мог ни с того ни с сего во время гулянья молодёжи у кого-нибудь в доме (а гуляли обычно праздники в домах поочерёдно) сходить к умывальнику и вымыть голову, а потом, улыбаясь, сесть за стол. 

– Лёня, а зачем ты голову-то намочил?

– А захотелось вдруг освежиться, – невозмутимо ответит он. 

Леонид писал любовные записки в стихах молоденькой доярке Ниночке Пироговой, Таниной подружке. И Татьяна кусала от злости губы, когда Нина показывала ей эти записочки. Ветврач из Леонида получился толковый, а ещё он ловко орудовал ножом, если надо было срочно дорезать больное животное.  Ножик у него был всегда с собой, в ветеринарной сумке, которую он носил через плечо. Занимался он и забоем здорового скота на мясо.

Перехватив глотку животному, Леонид первым делом подставлял под большую струю крови пол-литровую банку и, наполнив её тёплой кровью, залпом выпивал. Когда Татьяна в первый раз это увидела, её чуть не стошнило. 

– Лёнь, а ты это зачем?

– Для здоровья! 

За два года совместной работы она привыкла к нему и не заметила, как полюбила. У них в конторе был один кабинет на двоих, и они часто сидели там вдвоём, делали отчёты, разговаривали, пили чай между делом. Но своё предпочтение Леонид отдавал смешливой Ниночке. Она была моложе Татьяны лет на пять, и Таня сама порой удивлялась тому, что они с Ниной дружны. 

А началось всё с того, что Нина, работая на ферме, боялась подойти к коровам-первотёлкам. Как-то раз, придя на ферму, Татьяна застала девушку плачущей, с ведром в руках, около коровы, которая лягалась и не подпускала её к себе. 

– Нина, что случилось? 

– Да вот не знаю, как к Зорьке подойти, лягается.

– Она что, первотёлок?

– Да, с час назад отелилась. Телёночка молозивом надо поить, а она… 

– Не плачь. Мы её сейчас угомоним. Есть верёвка? 

– Есть.

– Тогда неси. 

Нина принесла кусок верёвки около двух метров, с петлей на конце. На ней она водила коров на бычник. Подавая верёвку Татьяне, она спросила:

– А вы Зорьку бить собрались?

– Да нет. Мы её с тобой сейчас за переднюю ногу притянем к кормушке, и она на трёх ногах никуда не выпрыгнет. Будет стоять, как миленькая.

И вправду, после этого Зорька попыталась ещё дернуться, но безуспешно. А вечером Нина пришла к Татьяне с конфетами в знак благодарности. А потом они пили чай с этими конфетами, долго разговаривали, Татьяна предложила Нине заглядывать к ней в гости – не стесняться, поскольку родители у неё добрые, а младшая сестрёнка Алёнка – вообще замечательное существо. 

Нина была родом из соседней деревни, что за рекой. Особых друзей у неё в этой деревне,  где работала, не было, и как-то незаметно девушки подружились. Леонид Нине не нравился, но она его и не отталкивала, как говорится: на безрыбье и рак рыба. В ноябре Нине дали отпуск, и она на самолёте улетела домой. Тут Татьяна и решила действовать, чтобы завлечь Леонида. Не успела о нём подумать, как он заявился в кабинет. 

– Здравствуйте, Татьяна Ивановна. 

– Ну что ты, Лёня, брось, какая я тебе Ивановна? Просто Таня. 

– Ладно, брошу. Я вот сейчас с фермы иду, а Нины Пироговой нет на рабочем месте. Ты случайно не знаешь, где она? Куда пропала наша передовая доярка? 

– Так уж и передовая. Знаю, конечно. Нина домой улетела, в отпуске она. А что ты хотел, может, я чем-то помогу?

– В кино позвать её хотел.

– Так позови меня, я с удовольствием с тобой в кино схожу. 

– А ты разве ходишь в кино?

– А почему бы и не сходить с таким кавалером? 

– Так я тебя ростом меньше.

– Так это не беда. Я без комплексов, да не намного ты меня и ниже, сантиметров десять не наберётся. 

В общем, пошли они вечером в кино. Фильм им не понравился, и Таня предложила: 

– Пойдём немного погуляем, смотри, какой вечер замечательный. 

Но гулянье закончилось быстро. Леонид проводил Татьяну до дому, сказал: «До свиданья», – и ушёл. Раздосадованная Таня всплакнула в подушку, но решила не отступать. А Леонид не обращал на девушку совсем никакого внимания. Но тут нежданно-негаданно появилась Нина. Оказалось, что она прилетела за расчётом. Нина собралась замуж. Пришёл из армии её парень и сделал девушке предложение. Татьяна была несказанно рада этому, а Леонид несколько дней ходил словно в воду опущенный. Потом он оживился: 

«Ну и ладно, нет Нины, так будет Таня, какая разница, с кем время проводить, тем более Танька сама клинышки подбивает». Потихоньку они начали встречаться. Татьяна просто вся светилась от счастья. 

«Я сама, без Матрёны, замуж выйду, – думала девушка. – Вон Лёня парень что надо, ласковый да обходительный». 

По вечерам он приглашал её к себе в гости, где снимал угол у бабки Дарьи, которой почему-то во время появления Татьяны всегда надо было срочно куда-то уходить. Встречались они, встречались и  довстречались. После Нового года Таня поняла, что беременна. Она испытала испуг и радость одновременно. Долго раздумывала, как сказать об этом Леониду, и вместе с ним, обрадовать и родителей. Леонид утром, после похода на ферму, как обычно, зашёл в кабинет. Татьяна была одна.

– Привет, Татьяна Ивановна, – шутливо поздоровался он. 

– Привет, Лёнечка, как дела? 

– Лучше и не бывает. 

– Так я тебя ещё порадую. Лёнечка, я беременна! 

Тот оторопел.

– Как беременна? Ты с ума сошла? К чему нам сейчас ребёнок? Нет, мы так не договаривались, это ты на мне повисла.

– Лёня, да как ты можешь так говорить? Это же наш с тобой ребёнок.

– А ты уверена, что у тебя там один? Вон как сёстры заворачивают. У тебя, может, вообще, сразу четверо? Да мой ли ребёнок? 

Татьяна расплакалась. 

– Уходи отсюда, чтобы глаза мои тебя больше не видели. 

– Я-то уйду, а ты аборт сделай, а то такая дылда, да ещё с ребёнком, кто тебя потом возьмёт? Да, вообще, мне бычков пора идти кастрировать.

Леонид ушёл, а на Таню словно ушат помоев вылили. В голове лихорадочно стучало: «Как сказать родителям? Как?» Наконец она решила: будь что будет. И, когда все сели обедать, она объявила:

– Папа, мама, не пугайтесь. Я беременна. 

– Как это? – хором спросили родители. – А вот так это! 

– А кто отец?

– Да какая вам разница? 

– Говори! – стукнул кулаком по столу Иван Васильевич. 

– Леонид Воронин, наш ветеринар. 

– А свадьба когда? 

– Не будет свадьбы, папа. 

– Как это не будет? 

– Он не хочет жениться и велит аборт сделать.

– А где он сейчас? 

– На телятнике, бычков кастрирует. 

– Вот я его сейчас самого скастрирую. 

– Папа, не надо! 

Но Иван Васильевич уже одевался и, натянув валенки с галошами, вышел из дому.

– Надо, Таня, нам с тобой следом бежать, батько во гневе горяч, как бы чего не сотворил, – сказала дочери Марья Петровна. 

Они стали торопливо одеваться. Войдя в телятник, Иван Васильевич остановился оглядеться. После дневного света глазам был непривычен полумрак телятника. В конце коридора, около телят, он увидел людей. Потихоньку подошёл к ним поближе. На проходе стояло наполовину полное оцинкованное ведро телячьих яиц. 

Сторож притянул к себе голову бычка и держал его за ноздри, а Леонид ловким движением делал скальпелем разрез бычьей мошонки, выдёргивал оттуда содержимое и кидал в ведро на проходе. Потом он обмакивал в йод пинцет с накрученной на него ватой и густо смазывал рану. Так же он удалял и второе яичко. 

– Здравствуйте, мужики, – поздоровался Иван Васильевич. – Куда вы столько мяса наладили?

Сторож Василий Попов рассмеялся: 

– А это, Иван Васильевич, самая отменная закусь под бутылочку. Нажарим – вкуснота и объеденье. 

– А долго вы ещё будете лишать бычков потомства? 

– А всё, этот последний.

– Ну, так я обожду.

Сделав своё дело, Леонид вымыл руки и хотел уйти.

– Обождите, Леонид, как вас там по батюшке? 

– Григорьевич.

– Обождите, Леонид Григорьевич, разговор есть. Где бы нам посидеть да поговорить? 

– А вон, около телятника наша аптека, пойдёмте. 

Они вышли на улицу и через пару минут были в аптеке. Там было чисто, даже уютно, и тепло натоплено. Леонид снял верхнюю одежду. 

– Присаживайтесь, Иван Васильевич. Что вы хотели? 

– Что я хотел? А ты паскудник, Леонид Григорьевич! Опозорил мою девку – и в кусты? Я тебя сейчас самого скастрирую и яйца твои поганые собакам выброшу! 

– Она сама виновата.

– В чём это она виновата? В том, что скотину последнюю полюбила? 

– Вы не имеете права меня обзывать! 

– Я на всё имею право, когда мою дочь обидели! Отвечай, почему не хочешь жениться? 

– Да много есть «почему». Вон какая она у вас высокая, по улице стыдно с ней пройти. 

– А когда под подол к ней лез, не стыдно было? 

– Да она меня одной ляжкой задавит.

– Да неужели? Да она тебя, дурака, на руках из огня вынесет.

– Так уж и вынесет. А давайте по рукам, – сказал Леонид, чтобы отвязаться от назойливого посетителя. – Если ваша Танька донесёт меня на руках, докуда я ей скажу, так и быть – женюсь.

– Согласен, – ответил Иван Васильевич и подошёл к дверям. Раскрыв их, крикнул:

– Танька, заходи, знаю, что с маткой возле дверей стоите, боитесь за этого паразита.

Женщины вошли. 

– Не за него мы боимся, Ваня, а чтобы ты рук не измарал, ведь сотворишь чего, а сидеть-то из-за дерьма придётся, – грустно вымолвила Марья Петровна. 

– Татьяна, ты слышала Лёнькино условие?

– Слышала, папа. – Понесёшь жениха?

– Понесу. 

Она подхватила Леонида на руки и понесла к дверям. На улице спросила:

– Докуда Вас нести, Леонид Григорьевич? – и посмотрела ему в глаза. 

Леонида передёрнуло. На него в упор смотрели два глубоких омута, тёмных и бездонных, наполненных горечью и тоской. 

– А докуда силёнок у тебя хватит, – закуражился Леонид. – Зарабатывай свадьбу. 

– А вот досюда, – Татьяна подошла к большому сугробу и стряхнула ношу в самую его середину. 

– Ах ты сучка, – заверещал незадачливый жених, – да я же раздетый, в одной рубашке! Не будет тебе никакой свадьбы.

– И не надо, без тебя обойдёмся. 

– Ай да Танька! Ай да молодец! – хохотал Иван Васильевич. 

Марья Петровна утирала слёзы. Ей было обидно за унижение дочери, а муж взял лопату, стоявшую у крыльца, и накидал на неудавшегося зятя снегу. 

– Всё, девки, пошли домой, – скомандовал Иван Васильевич, отбросив лопату в сторону, и решительно зашагал скорым шагом в обратный путь. 

– Танюшка, не расстраивайся, – зашептала дорогой Марья Петровна дочери. – Матрёна нам поможет. 

Татьяна даже остановилась.

– Мама, да ты что, помешалась на своей Матрёне? Я бе-ре-менна! Понимаешь? Беременна. 

– А это ничего, Танюшка. Срок-от маленький у тебя, на деревне никто и не догадается, чей робёнок.

– Я не буду никого обманывать. 

– А и не надо. 

– Отстань, мама. 

Назавтра, когда Татьяна пришла на работу, ей доложили, что только что уволился ветврач и срочно уезжает.

– Ну и скатертью ему дорога, – ответила Татьяна

. Узнав о новости, она долго молча сидела за столом у себя в кабинете, поминутно утирая набегавшие слёзы. Поуспокоившись, девушка достала нужные ей документы, и погрузилась в работу. Но работа совсем не шла на ум. Мысли перескакивали с одного на другое. Кое-как домаявшись до обеда, Татьяна пошла домой. 

А Марья Петровна лихорадочно соображала, что же ей предпринять, как решить судьбу дочери. Степанида со свету сживёт, как узнает про Танькиного сколотка. Решила она пойти к Матрёне, может, хоть совет какой-то даст. Она засобиралась, но уйти не успела, остановил муж:

– Марья, ты куда? Опять к Матрёне? Не позорь девку, и так бедная опозорена. 

– Дак, Ваня, никто ещё не знает про то. И прохвост этот уехал. 

– Брюхо на нос полезет, дак все узнают. Особливо подруженька твоя – Степанида.

– Вот её-то, Ваня, я пуще всего и боюсь. Пойду я, хоть совету спрошу, что делать. 

– Рожать будет, вот что делать, – передразнил Иван Васильевич жену. 

Марья Петровна ушла. Матрёна была дома. 

– Здравствуй, здравствуй, Марья Петровна. Проходи да хвастай. Опять я понадобилась. Старею я, деушка, не знаю, успею ли твоих девок пристроить? Да что это ты вся расстроенная? Рассказывай: что содеялось? 

Марья Петровна, поздоровавшись, всё и рассказала.

– Присоветуй, Матрёна Ананьична, как грех дочери прикрыть? Вряд ли кто возьмёт с довеском, а обманом она идти не хочет. 

– Тут, Марья Петровна, надо хорошенько подумать. Приходи через неделю, и Татьяна твоя той порой маленько приуспокоится. 

В назначенный срок Марья Петровна пришла к Матрёне Ананьичне. 

– Все я думушки передумала, Марья Петровна, – начала разговор Матрёна. – И вот мой тебе совет. Если хочешь, я неё за Николая Кузнецова сосватаю. Правда, он далековато живёт, совсем в другом конце деревни, а это километров пять будет. 

– Да ты что, Матрёна Ананьична! Он с тремя робёнками один мается, женка лонись с цыганом сбежала – ни вести, ни па̀вести. Он ещё и не разведён, наверно.

– Ну, не хочешь дак как хочешь, – поджала губы Матрёна Ананьична. – Было бы предложено. 

– Не обижайся, Матрёна Ананьична, подумать надо. Такой хомут девке на шею одену. 

– Пока думаешь, он другую жёнку себе найдёт, мужик справный, вина не пьёт и табаку не курит. А у дочери твоей брюхо на нос полезет, тут уж никуда её не запихнёшь. Принесёт вам с Иваном сколотка. 

– Ладно, делай как знаешь, Матрёна Ананьична.

– Вот и хорошо. Я завтра сброжу до него, да больно далёко только. Может, зять какой-нибудь меня довезёт? 

– А Григорий у нас туда сено возит, я с ним договорюсь, он с одним возом тебя увезёт, а с другим обратно привезёт. 

На том они и порешили. Через день отправилась Марья Петровна за ответом. 

– Матрёна Ананьична, какие вести привезла вчера? 

– Да какие? Разведён Николай, и робёнков себе отсудил. Я долго говорила вчера с ним. Тяжело мужику живётся, но робёнки ухожены, в дому хоть и бедно, но чисто̀. Сперва он пятился: не хочу, говорит, девку молодую обременять своими проблемами. Да я нему объяснила по-хорошему, в чём дело. Баш на баш, говорю, Николай, ты ей грех прикроешь, робёнка на себя запишешь, а она тебе пособит с твоими робёнками. А там и разбежитесь вовсё, бывает. Согласен он жениться на твоёй дочери, Марья Петровна.

– А ну как жёнка его объявится? 

– Не объявится, это моя забота. Кукушка – она и есть кукушка. Если Танька согласна, в воскресенье свататься придём. 

– Охти, а сегодня среда уж. Ладно, побежала я домой, с Танькой разговоры вести. Спасибо, Матрёна Ананьична. Не сумлевайся, я с тобой рассчитаюсь. 

– Ладно, ладно, иди с Богом. 

На материно предложение о замужестве Татьяна ответила:

– Мне всё равно. 

– Танька! – вскричал Иван Васильевич. – Ты хоть понимаешь, какой хомут тебе матка навесить хочет? Трое чужих робёнков! Марья, там хоть не всё девки?

– Да нет, два парничка. 

– Ну, слава Богу. Ты подумай, трое чужих робёнков, да свой народится, ты что делать-то будешь?

– Я ничего не знаю, папа. Что вы на меня давите, дайте хоть в себя маленько прийти. Я ведь всё-таки любила этого гада.

– Приходи, Танюшка, приходи. Марья Ананьична в воскресенье свататься придёт. 

– А, делайте что хотите. 

Тут не выдержала и в разговор вступила Алёнка:

– В наше-то время идти замуж, не зная жениха! На дворе двадцатый век, семидесятый год! 

– А ты не суйся, куда тебя не просят. Не спрашивают, так и не сплясывай. Танюшка, не заможешь с ним жить, разведёшься и уйдёшь. Зато робёнок не сколоток будет. 

– Мама, растят женщины в одиночку детей, и я выращу своего. 

– Танюшка, сделаем, как я прошу, а там уж как жизнь покажет. 

В воскресенье пришла Матрёна Ананьична с женихом. Николаю было тридцать два года. Он оказался чуть повыше Татьяны ростом, красив на лицо, но выглядел очень уставшим. Большие натруженные руки теребили шапку. «Как же ему, наверное, достаётся», – подумала Татьяна.

– Вот, Танюшка, жениха тебе привела, – начала разговор Матрёна. – Примёшь ли ты его робёночков? А он твоего примет. 

– А если у меня не один родится? 

– Не один, так не один, – ответил Николай. 

– А дети ваши где? – спросила Татьяна. 

– На крылечке дожидаются.

– Да вы что, в такой-то мороз? 

Она накинула платок на голову и выскочила на крыльцо. Там, сбившись в кучку, жались друг к дружке трое малышей. У Татьяны сердце сжалось от жалости. 

– Пойдёмте, ребятки, в дом. 

– А ты наша мама, да? Папа сказал, что мы за мамой поехали. 

– Ваша, ваша, – расплакалась вдруг Татьяна и прижала к себе ребятишек. – Пойдёмте в дом. 

– Мама, а ты с нами поедешь? – спросил мальчик постарше, едва переступив порог дома. 

– Нет, маленький, я пока не могу с вами поехать, я после приеду. 

Дети расплакались. Татьяна стояла в растерянности. Она только что подала им надежду и тут же её отобрала. Николай утирал ребятишкам носы, успокаивал, мол, мама после приедет. Они обступили Татьяну, жались к её ногам и плакали. Наконец Иван Васильевич не выдержал и сказал:

– Ну, хватит! Так тому и быть, видно. Оставляй, Николай, ребятишек у нас, пускай привыкают к новой мамке, а Марья с ними поводится. А уж после свадьбы увезёшь всех к себе.

– Ваня, да я ведь, через день со сватьей, хожу помогать Манюшке с тройней!

– Обойдётся Манюшка твоя, девки уж на ногах бегают, походит сватья и каждый день.

Николай благодарно улыбнулся. 

– Тогда я завтра с утра приду, ребятишкам одежду на смену привезу, да и заявление подадим. Татьяна Ивановна, вы не против? Пойдёте за нас замуж?

– Пойду, Николай 

– Стерпится – слюбится, Танюшка, – проговорила довольная Матрёна Ананьична. А Марья Петровна, глядя на дочь и на прижавшихся к ней детей, утирала невольные слёзы и думала: «Помоги, Господи, моей дочери, рабе Божьей Татьяне. Из жалости ведь согласие дала, робёночков пожалела. Своего-то бы и одна вырастила, а тут такую хомутину на шею надела. Да сама-то хоть бы одного принесла, а не тройню, как Маня. Слава те, Господи, худо-бедно и эту девку пристроила».