Негритёнок

Сложно, практически невозможно вспоминать свои юные годы. Проживаемые дни, годы, казались в тот период бесконечно долгими. Нестерпимым желанием было как можно быстрее повзрослеть и забыть навсегда этот этап жизни. Стереть из памяти адский ужас и унижения. Лишь по прошествии времени пришлось осознать сущность испытаний, свалившихся в те годы на меня, тогда ещё не полную сироту, попавшую в детский дом при родной матери.

В детдоме я считалась трудным ребенком и для шестилетнего возраста достаточно амбициозной и целеустремлённой. Я не только умела читать и писать, но была физически сильнее своих ровесников.

Внешность моя была не славянская: смуглая кожа, широкий нос с раздутыми ноздрями, огромные чёрные глаза, мелкие кудряшки. Меня обзывали то негром, то цыганкой. Ужасно страдала от этого и ненавидела обидчиков, а больше всего злилась на маму, которая родила меня от отца-иммигранта. На особо ярых обидчиков приходилось пускать в ход кулаки.

Это было время «сам за себя»! Нельзя жаловаться, ныть, нельзя показывать слабость. Если ты сильный — «выживешь». Без разницы, сколько тебе лет!

В интернат по распределению я попала сразу после детского дома. Нас, пятерых детей, привезли из небольшого посёлка в провинциальный городок Самарской области. Одинаково одетых: в сереньких колготках, в сереньких платьях, на мальчиках серые пиджаки и тяжелые кожаные ботинки. Выглядели, как мышата.

Женщина, которая нас сопровождала, была работником администрации поселка. Она распорядилась постоять в фойе, а сама пошла искать директора.

Мимо по коридору проносились старшеклассники, оглядывая нас, смущенных и неуверенных, с усмешкой.

С каждой минутой я нервничала больше и больше, жалея о своём приезде. Боялась незнакомого места и новых людей. Хотелось вернуться обратно в детдом, где все было привычным. Кроме того, тут были дети гораздо старше.

Взрослый белобрысый пацан подошёл к нашей группе. Держа руки в карманах брюк, он противно ухмылялся. Сразу стало понятно: сейчас что-то случится.

Увидев меня, он радостно и громко, чтобы все слышали, спросил:

– С Африки? Тебя мама под пальмой родила?

И тут же разразился язвительным смехом. Собралась толпа. Из таких же мальчишек. Указывая на меня пальцем, они истошно ржали. Я старалась не смотреть на них, еле сдерживая слёзы.

Наконец-то подошла наша провожатая с директором и увела в кабинет.

Второй день оказался не менее мучительным.

После завтрака нас, первоклашек, разбитых по парам, вывели из столовой и направили в класс, где ждал учитель. Вдруг кто-то резко схватил меня за шиворот и выволок из строя. Я узнала знакомый смех вчерашнего обидчика. Это был Слава Копылов, девятиклассник, гроза школы. Его в интернате боялись многие. И даже учителям и воспитателям с ним было нелегко.

Первая попытка вырваться не удалась – пробежать смогла лишь несколько метров. Рассвирепевший Копылов легко настиг меня и потащил в конец здания. к кладовым, где никогда никого не было. Прислонил к стенке, и, держа одной рукой за волосы, другой стал наносить удары в живот. Это была невыносимая боль. Жгучая, пронизывающая, резкая. Не хватало воздуха, я задыхалась. Медленно сползла по стене на бетонный пол. Не кричала, не звала на помощь, тихо плакала. Копылов схватив меня за шиворот, велел подниматься. С трудом, превозмогая боль, я встала. Тело всё трепетало и ныло от ударов. Славка поднёс кулак к моему носу.

– Никому не говори, – прошипел он мне в лицо, – иначе будет хуже.

Воспитательница Федосия Николаевна после моего возвращения в класс подозвала к себе.

— Что с тобой случилось? – вглядываясь в моё зарёванное лицо, спросила она. – Тебя не было на первом уроке.

— Упала…с лестницы… — выдавила я и не спеша, чувствуя ещё боль в животе, прошла к парте.

Воспитательница с недоверием посмотрела мне вслед, но промолчала.

Прошло несколько дней после этого инцидента.

Во время обеденной прогулки, когда наш класс играл на дворовой площадке, я с двумя девчонками побежала смотреть футбол. Поле, на котором играли интернатские мальчишки против «домашних», -так называли ребят, живущих с родителями, — было в ста метрах от двора. По пути я увидела идущего навстречу Копылова. Ничего не объясняя одноклассницам, пустилась бежать. От страха мне казалось, что бегу со скоростью света. Ногами я перебирала так быстро, что не ощущала земли. В голове отстукивало: «бежать, бежать, бежать…» Дыхание прерывалось.

Поймал. Схватил за волосы, нагнул голову назад и по очереди, сначала в один, затем в другой, стал плевать в глаза. Правильнее сказать, харкать, как верблюд, выдавливая из себя со звуком эти слюни.

– Нигер, – хохотал мерзкий Копылов.

Уже не плакала — старалась не плакать, интуитивно, понимала, что слабых Славке нравилось обижать больше.

Месяца через три могла убегать от Копылова на приличное расстояние, хотя всё равно догонял и продолжал издеваться. Бег мой походил на бег антилопы, которую преследует хищник.

Ближе к лету Славка потерпел фиаско. Маленькую худенькую меня уже не мог догнать.

В лагере, куда отправили после завершения первого класса, меня заметил тренер по лёгкой атлетике. На тренировку я пришла самостоятельно. Воспитанников набирали в секцию с десяти лет, а мне на тот момент было почти семь. Поначалу тренер не хотел меня принимать, но из-за моего упрямства и огромного желания бегать, разрешил мне встать на беговую дорожку со старшими ребятами.

Дали старт. Резко оттолкнувшись от земли, я понеслась. И опять в ушах звенело, опять я не чувствовала земли, я бежала так, будто за мной нёсся Копылов.

Финишную черту пересекла первой.

Тренер сказал, что скорость у меня необыкновенно высокая для такого возраста и что в будущем я стану хорошим спринтером!

Позже я стала кандидатом в мастера спорта. Становилась неоднократной победительницей города в беге на 60 м, 100 м.

А когда спрашивают, кто был моим первым тренером, с иронией отвечаю: Славка Копылов и мой страх перед ним