​А ОН, МЯТЕЖНЫЙ, ПРОСИТ БУРИ… /Эссе

В октябре 2014 года Михаилу Юрьевичу Лермонтову исполнилось 200 лет со дня рождения, однако и по ныне вокруг имени гения в обществе нет единомыслия, ясности по многим вопросам.

Кто не знает Лермонтовских строк, выведенных в заголовок? Мятежным жил и ушёл, громко хлопнув дверью, оставив всех в растерянности и недоумении. Неясны многие обстоятельства гибели, закулисные игры, дающие пищу для домыслов и толкований, будоражащие умы и сердца людей. И ныне находятся вполне уважаемые люди, которые ещё пишут книги, выдвигают версии (некоторые кидаются в крайности, вплоть до реабилитации Мартынова). Я не стану это делать, приведу лишь некоторые факты из биографии Михаила Юрьевича, его последних дней, вполне известные и задокументированные, но несколько под другим углом…

Но сначала всё-таки несколько слов о самой дуэли. Абсолютно ясно, что это было убийство, а не дуэль, что осознали и сами участники-секунданты, решившиеся на такой шаг. Не зря они так путали картину событий, предварительно сговорившись, отчего и сами запутались в показаниях. Следователи, проясняя детали дуэли, не могли понять её мотивы, поскольку приводимый участниками повод был очень неубедительным, непонятны были и последующие действия. И хотя дуэли были уже запрещены, но от них ещё не отказались при выяснении вопросов чести. Формально было всё вроде просто: оскорбление – вызов и сам факт дуэли. По горячим следам, зная не понаслышке о взаимоотношениях приятелей до их последней ссоры, не укладывалось в голове, что трусоватый Мартынов мог хладнокровно довести дело до конца.

В разыгравшейся трагедии особняком стоит зловещая роль секунданта Васильчикова. Это и тогда было похоже на убийство, что осознали сами её участники после свершившегося. Они предварительно договорились запутывать дело, и оно действительно запуталось. Вскоре из Петербурга, как по заказу, пришла депеша: «Дело прекратить». Не случайно отец секунданта Васильчикова был в фаворитах у царя, ни Васильчикову старшему, ни молодому князю подобный скандал не был нужен. На кону стояла карьера и репутация Васильчиковых. Не был заинтересован и царь в объективном расследовании инцидента, поскольку был обижен на молодого поэта, сослав его туда, где такой конец или гибель в бою вполне был предсказуем. Через год после убийства поэта он с нескрываемой злобой сказал: «Собаке – собачья смерть».

Лермонтов неоднократно представлен был к награде за смелость, граничащую с безрассудством в бою на реке Валерик и в других сражениях, но так и не был представлен к награде… Посему нетрудно предположить, что именно Васильчиков был «главной и направляющей силой» этого спектакля, роль Мартынова – быть послушной марионеткой в чужих руках. Но понять это тогда было трудно: что и кто за всем этим стоит. Только через тридцать лет, благодаря редакторам двух столичных журналов, решившихся обратиться непосредственно к Мартынову и Васильчикову с предложением поделиться воспоминаниями, картина дуэли частично прояснилась. Васильчиков отказался от разговора, занявшись фальсификацией тех событий в своих, так называемых, воспоминаниях, где под маской дружелюбия к Лермонтову и кажущейся объективности пытался объяснить, что причина поединка была в «беспокойном характере и непомерном самолюбии поэта, которое удерживало его ото всякого шага к примирению».

Обременённый тяжёлыми раскаяниями на склоне лет, Мартынов так и не решился на полное откровение, лепетал, что не отдавал отчёта своим действиям на дуэли. В принципе, в это можно поверить, ведь он, словно в наркотическом опьянении во время поединка подошёл близко и долго, хладнокровно целился в безоружного друга, которого знал ещё с Юнкерской школы.

Ну да, Лермонтов часто над ним подшучивал, но ссоры кончались мирно, ведь Лермонтов искренне просил прощения, а Мартынов всегда прощал. Бывает, складываются такие отношения… Так бы случилось и на этот раз, он наверняка простил бы друга, но над ним довлела чужая воля. Тем не менее, Мартынов не имел права стрелять в безоружного «противника», поскольку тот, показывая мирные намерения, уже выстрелил в воздух (или вовсе не стрелял). По закону дуэльной этики, Николай Соломонович должен был принять жест примирения, если же не желал этого, мог предложить перезарядить пистолет или сменить род оружия для честного разрешения конфликта.

Находясь в полной безопасности, выстрелил почти в упор, пробив Лермонтову печень и лёгкое.

Никто из четырёх секундантов даже не попытался остановить дуэль, фарс перерос в трагедию. Трое из секундантов, считавшиеся близкими друзьями Лермонтова, объясняли происшедшее тем, что никто не ожидал такого исхода, днём заказав ящик шампанского, «чтобы отметить мирно закончившуюся дуэльную ссору»…

Позже вдова Мартынова настаивала, что муж в этой трагедии был лишь исполнителем («…его взвинтили на дуэль, и он был мучеником всю жизнь после этого убийства, в особенности, когда понял свою роль подставного лица»). Это обстоятельство косвенно подтверждает, что это не случайность, не сиюминутный порыв оскорбленного чувства. Может Глебов и Столыпин действительно не были настроены на трагический исход, посему заготовили ящик Шампанского, то Мартынов и Васильчиков имели другие планы… Когда же свершилось непоправимое, одни просто струсили, отдавшись на милость того, кто верил в свою безнаказанность, учитывая положение в свете (Васильчиков).

* * *

Но вернёмся к первоначальному посылу насчёт другого угла зрения: некоторые исследователи и беллетристы уверяют, что в жизни поэта было всегда много мистического. Даже в последние минуты поэта, неожиданно над Машуком разразилась страшная гроза. Об этой грозе сохранились воспоминания современников, повествующих о стихии с нескрываемым ужасом. Ничего подобного не могли припомнить и местные старожилы.

В немалой степени события тех дней, замешанные на мистике, до сих пор способствуют интересу к творчеству гения и его личности. Потрясённый несправедливостью свершившегося на земле и на небе, трагически закончив земную жизнь, он шагнул в вечность, испытав чудовищные предсмертные муки, так и оставшиеся не отомщенным…

Мистика имеет давние корни ещё со времени его рождения. Постараюсь привести все известные мне до сего момента. Есть уже упоминавшаяся легенда, что повивальная бабка, принимавшая его у матери, напророчила: «Этот мальчик не умрёт своей смертью!»

В Пятигорске, до ссоры с Мартыновым, Лермонтов, встречаясь с одним из старых знакомых − П. А. Гвоздёвым, сотоварищем по Юнкерской школе, говорил ему: «Чувствую – мне очень мало осталось жить». Его тяготила военная служба, он надеялся на отставку, но это оказалось невозможным. До Мартынова, оказывается, на сведение счётов с Лермонтовым тайно подговаривали другого «обиженного» – Лисаневича Семена Дмитриевича (1822-77), прапорщика Эриванского карабинерного полка; сына командующего войсками Кавк. линии ген.-лейтенанта Д. Т. Лисаневича. Он был знакомым Лермонтова, летом 1841 — одним из постоянных посетителей дома Верзилиных. По свидетельству П. А. Висковатого, Лисаневича склоняли к дуэли с Лермонтовым, но он отвечал: «Что вы! Чтобы у меня поднялась рука на такого человека!»

К чести последнего, он отказался, значит, изначально всё же было намерение – найти повод для убийства и исполнителя.

Мелкие, жалкие люди суетились вокруг поэта в те летние дни. Кое-что он замечал, и его угнетало предчувствие недоброго. Эти мысли и настроения отразились в подаренной Лермонтову Одоевским записной книжке. Тема вечной разлуки неприкрыто сквозила в его произведениях: «Наедине с тобою, брат, хотелось мне побыть. На свете мало, говорят, мне остаётся жить!»

Подобное мы находим в стихотворениях «Любовь мертвеца», «Сон», «Пророк», «Утёс», «Выхожу один я на дорогу» и других.

Свою роковую судьбу поэт носил на челе с ранних лет, как дьявольскую печать, выделяясь среди сверстников. В Лермонтове всегда поражали прежде всего его чёрные глаза, – умные и пронзительные, взгляд которых почти никто не мог выдержать. В его наружности, по словам писателя И. С. Тургенева, было что-то зловещее и трагическое. Сумрачной и недоброй силой веяло от смуглого лица… и неподвижных тёмных глаз». Другая современница вторит ему: «У него был злой и угрюмый вид, его чёрные глаза сверкали мрачным огнём, а взгляд был таким же недобрым, как и улыбка, пронзительно впиваясь в человека или сверкая, как удары молний… трудно было выдержать этот насквозь пронизывающий взгляд, который имел магическое влияние». Некоторые утверждали, что Лермонтов в человеческом облике «не совсем человек, а существо иного порядка, иного измерения, заброшенного к нам из каких-то неведомых пространств…»

С друзьями, близкими он был мил, «отдаваясь кому-нибудь, он отдавался от всего сердца» или «ласковым, добрым взглядом или поцелуем умерял пыл своего собеседника».

Белинский, вначале сильно разочарованный первой встречей с поэтом, позже восторгался умом и задушевностью бывшего оппонента: «Боже мой, сколько эстетического чувства в этом человеке! Какая нежная, тонкая, поэтическая душа в нём». Другой современник (Ю. Ф. Самарин) уточняет: «Это натура неуловимая и неподдающаяся никакому внешнему влиянию… Вы ещё не успели с ним говорить, а он уже насквозь вас раскусил…»

Лермонтову, как и его далёкому предку Томасу Рифмачу, (13 в.), легендарному барду и поэту, родоначальнику шотландской литературы, от которого по легенде и пошёл род Лермонтов приписывали умение предсказывать будущее. В историю Томас Рифмач вошёл, как один из первых переводчиков «Тристана и Изольды» со старофранцузского на английский язык. Вальтер Скотт упоминал о нём, как о человеке, в котором переплелись поэтический талант и дар предвидения. Он предсказал смерть короля Александра III(1286), кровавую битву при Флоддене (1513), предрек союз Шотландии и Англии под властью короля из рода Брюсов, выходца из Франции. Самый яркий пример его пророчества — стихотворение «Предсказание», в котором он описал революцию 1917 года.
Сам Лермонтов считал число пятнадцать несчастливым для себя, потому что в сумме оно дает «нехорошую» шестерку. Кто знает, может уже тогда он чувствовал, что жизнь его оборвется именно пятнадцатого числа.
Лермонтов словно знал, что умрёт молодым.
«Быть может клеветой лукавой пораженный
Пред миром и тобой врагами униженный,
Я не снесу стыдом сплетаемый венец
И сам себе сыщу безвременный конец...»
Это стихотворение было написано юным поэтом в 16 лет! Было ещё одно пророческое предсказание о собственной кончине: «На месте казни — гордый, хоть презренный, я кончу жизнь мою». А ведь по сути так оно и было, но заметьте, поэт говорит о КАЗНИ.

Обращают на себя совпадения, связанные с именем Михаила Юрьевича Лермонтова. О них писала ещё Анна Ахматова, подметив, что даты, касающиеся великого русского поэта, часто отзываются в России горькими событиями. Например, в год столетия поэта 1914 началась Первая мировая война. В 1941 году мир отмечал столетие со дня его смерти. Не стоит говорить, какое ужасное по силе событие произошло в этот год. 125 лет со дня рождения поэта − в 1939 году Россия была втянута в Финскую войну, а мир – во Вторую мировую.

В 1964 году в 150-летия со дня рождения Лермонтова был организован заговор против Н.Хрущева, причем свергли его точно в день рождения поэта, в ночь на 15 октября. 1991 год − 150 лет со дня смерти Лермонтова перестал существовать СССР. В 2014 году весь мир будет отмечать 200-летие поэта. Многие астрологи прогнозируют, что именно в этот год Россию могут втянуть в тяжелую войну.* Это уже подтверждается событиями на Украине, а ранее в Сирии, и на всём Ближневосточном регионе.

Даже теперь, без малого 173 года после гибели поэта, трудно смириться с этой нелепой трагедией. Не знаю, как другие, а я иногда мысленно разговариваю с Михаилом Юрьевичем. Я живу в этих местах, бываю там, где остановилось его сердце. Здесь ежегодно отмечаются дни рождения поэта, проводятся дни памяти у памятника Лермонтову и в домике, где он жил последние часы, откуда поехал на встречу с вечностью…

Но не только жизнь и гениальное наследство поэта привлекают меня. Живя в этом стремительном времени, я часто удивляюсь невероятным вещам: как за последние сто лет шагнул прогресс глубоко в нашу жизнь. Мне пришло на ум, какими глазами сейчас, окажись Лермонтов в нашем времени, посмотрел бы на эти «чудеса»? Легче бы ему было творить? Как и двести лет в России и вокруг неё происходят события, о которых с таким мощным талантом, как у Лермонтова есть, что заявить России и миру…

Молодая поросль гармонично впитывает в себя все «навороты» прогресса, а наше поколение с трудом приспосабливается ко всему новому. Например, в вопросах электроники мы оказались учениками у своих внуков…

Я представляю, как бы человек эпохи Лермонтова, сам Лермонтов, оказавшись в современном городе, реагировал бы на сверкающие неоном рекламы, проезжающие автомобили, телекамеры и телевидение, телефоны, интернет и вся эта современная жизнь… Конечно, его бы поразила действительность, я представляю, как бы он удивился, но и быстро бы стал осваиваться с ХХI веком, обладая незаурядным умом, деятельной и пытливой натурой. Почему я представляю именно Лермонтова в образе восставшего из праха предка? Не знаю, но я часто именно о нем думаю, когда самого что-то поражает. А удивляться есть чему даже нам, современникам электронного века, настолько разительны перемены. Как говориться: «Вчера еще тряслись в карете, а ныне, что за чудеса – нажми лишь кнопку, в Интернете весь мир на твой ворвется сайт…» Это я нескромно процитировал свою строфу из поэмы «Легендарный адмирал». А как изменились нравы, гардероб современных людей? Я уже не говорю о космических полетах, околоземных станциях, атоме на службе у человека, да просто все, каждая мелочь бы вызывала изумление и потрясала: сколько всего навыдумывали, какая стала жизнь комфортная, сытая, какие дети красивые, ухоженные, а женщины… Это просто цветы в оазисе и вся или почти вся земля – библейский оазис…

С другой стороны, я уверен, его поразило бы не меньше -насколько человек по своей природе остался неизменным и порой низменным. Войны. Вот раковая опухоль человечества. И сколько ее не лечат сами люди, очаги так или иначе, то там, то здесь вспыхивают с новой силой да еще с применением новейшего вооружения. Это особая статья удивления. Оказывается, войны и есть тот двигатель прогресса, всех благ, не парадокс ли, и благоденствия новых поколений. А нищета? Она оказывается никуда не делась, только теперь в новом обличье, бродит по мусорным бакам, ютится в люках теплотрасс…

Но я увлекся. И хотя мог бы много еще рассуждать на эту животрепещущую для меня тему, но вынужден умерить пыл…

Лермонтова, конечно, прежде всего потянуло бы к домику под камышовой крышей…

В мае 1841 года он прибыл в Ставрополь с родственником (двоюродным дядей, на год его моложе) Столыпиным-Монго. Им предписано было ехать в Дагестан, однако на пути стоял Пятигорск, и Лермонтов соблазняет Столыпина следовать именно туда. Тот не соглашается, тогда Лермонтов предлагает положиться на жребий – полтинник. Монета упала кверху решкой, что и определило дальнейший маршрут − на Пятигорск (снова знак фортуны). В набирающем моду курорте был сезон для «водяного общества», собирался на лечение высший свет, там должно быть много знакомых, сослуживцев. С особой радостью Лермонтов сообщает Столыпину: «Представь, ведь и Мартышка, Мартышка здесь! Я сказал, чтобы послали за ним».

Мне, автору этих строк, приходится бывать на литературных встречах творческой интеллигенции Кавказских Минеральных Вод в доме Алябьева (композитора, автора знаменитого «Соловья»), проходить мимо угла старинного одноэтажного строения из жёлтых стен – здесь, говорят, жил Мартынов. Дом сохранился и находится там же, недалеко от домика Лермонтова, но не входит в общий комплекс-музей. Рядом («через калитку», как писал в «Герое нашего времени» Лермонтов) стоит и поныне дом Верзилиных, где проживала семья местного казачьего офицера, имевшего двух красавиц-дочерей (Надежду и Аграфену) и прелестную падчерицу Эмилию, прозванную молодыми офицерами «розой Кавказа» за особую стать и очарование. Когда снова вчитываешься в эти подробности, словно сам переносишься в то далёкое незабываемое время, становясь невольным участником стремительно развивающихся страшных событий. И хочется верить в чудо, как в детстве в деда Мороза, − известные события, что пистолет, вдруг даст осечку и всё пойдёт по другому сценарию… по крайней мере, у последней роковой черты Мартынов одумается. Или его, поднявшего орудие убийства, вдруг поразит та страшная гроза, разверзшаяся внезапно.

«…Друзья его, враги его, что может быть одно и тоже…» — так сказал великий Пушкин, также погибший от подлой пули, словно предварив мысль о судьбах и участи русских поэтов.

В своём произведении «Герой нашего времени» Лермонтов нарисовал типического героя своего времени и, словно предсказал некую общность судеб поэтов России − Есенина, Маяковского, Рубцова, Высоцкого… да и прежде − Пушкина и себя самого…

«Поэт в России – больше чем поэт», эти слова Е. Евтушенко, как мне кажется, окрашиваясь кровью истории, подтверждают планиду русских поэтов-мучеников.

Лермонтов страстно жаждал на Кавказе получить отставку, и он её получил, но не от службы, а от всего земного… Вспомните, что написал он в стихотворении «Сон»:

В полдневный жар в долине Дагестана

С свинцом в груди лежал недвижим я:

Глубокая ещё дымилась рана,

По капле кровь сочилася моя.

Лежал один я на песке долины,

Уступы скал теснилися кругом,

И солнце жгло их жёлтые вершины,

И жгло меня – но спал я мёртвым сном…

Сбылось ли пророчество гадалки? Лермонтов ли напророчил смерть себе? Вопросы, вопросы…

Январь − май 2014 года.

Материалы по эссе:

* Интернет, сайт soyuz-pisatelei.ru/Агата Бельских «Мистика и реальность рода Лермонтовых».

* П. А. Вискаватый «М. Ю. Лермонтов. Жизнь и творчество» 1891 г.

* С. А. Андреев-Кривич «Всеведенье поэта». Изд. «Советская Россия». Москва 1973 г.

* С. В. Чекалин «Наедине с тобою, брат…»