ГОРЛЯНКА

Летнее утро встречало Митьку запахом свежеиспечённой ягодной коврижки. Она красовалась на чугунной сковороде, словно солнце, украшенное сладкими горошинами смородины. Мальчик отщипнул корочку горячего печева и вприпрыжку поскакал во двор к медному рукомойнику. Тот, поблескивая на солнце, прятался  под раскидистым абрикосовым деревом.  Рядышком взгромоздилась открытая маленькая веранда с цветным парусиновым навесом. На ней  баба Таня перебила крыжовник для варенья. 

– Митюша, проснулся! Сейчас завтракать будем!

– Ага! –  закивал головой внук и по-лягушачьи растянул губы в улыбке.  

Их разговор прервал сосед:

– Доброго здоровьечка! – окрикнул он хозяйку дома и распахнул калитку.

– Здоров, Елисей! Проходи,  –  приветливо встретила его Татьяна Евдокимовна.

Тот по-хозяйски заковылял по двору.

– Я смотрю у тебя помадора одна красней другой. Туды-сюды и урожай собирать будешь!

– Не сглазь! – рассмеялась соседка.

– Я не глазливый. Вот и пришло красное лето – зеленый покос.

– Твоя правда, Елисей, – согласилась Татьяна Евдокимовна. – Мы с отцом в это время каждый год на сенокос выбирались. Отец траву на сено косил, а я рядышком бегала – в лукошко ежевику собирала. Сядем с ним под ветвистым деревом и слушаем, как скворец-пересмешник неподалёку передразнивает кого-то. Достанем из узелка сушку[1], огурцы, помидоры¸ скорёхонько перекусим и  купаться на речку побежим. Освежимся, а там и домой пора. Дня через три перевозили снопы в сенник. Отец сено на лодку нагрузит, меня сверху посадит. Я сижу и смотрю во все глаза, как корма лодки в воду просела.

Елисей Игнатьевич улыбнулся и лукаво прищурил глаза.

–  Татьяна, ты мне давеча  деревянную игличку[2] обещала. Сеть-то у меня совсем прохудилась.

– Сейчас принесу. – Баба Таня направилась в дом.

Дед Елисей присел за стол на веранде.

– Давай, малец, побалякаем малёхо.  Бабушка у тебя – во! – сжав кулак и оттопырив большой палец, проговорил он. – Мы с ней в аккурат три десятка на рыбокомбинате отработали. Я – солельщиком, она  – резальщицей. В рыбацком промысле премудростей хватает! Мало рыбу поймать, её ещё нужно до ума довести. В нашу бытность товарки разделывали частиковую рыбку  за деревянными столами. Сидели они попарно друг против друга.  Кто кричал, кто смеялся, кто что-то напевал себе под нос. Потом рыбёшку кидали в чан с водой, промывали и везли на тачках в рыбопосольные выхода[3]. Там воблу, сельдь поджидали большие дубовые колоды[4]: ча́ны[5] и  лари[6].  В углу ларя ставился сбитый из досок длинный узкий ящик – колодец. Через него охлажденный  тузлук заливали в ларь. Рыбу пересыпали крупной солью, укладывали рядами и покрывали прижимными сла́нями[7]. Сейчас от нашего рыбокомбината один пшик остался. Лабазы[8] опустели, вешала[9] и те стоят без надобности,  –  вздохнул дед Елисей.  – А ведь когда-то гремел на всю округу!  Одних рыболовных судов было не меньше двух десятков. А то и поболе. Рыбницы[10], ре́юшки[11], про́́рези[12] так и сновали по реке! Скажи мне, Митяй, как на речке жить и без рыбы быть?

Мальчик пожал плечами.

– Вот и я не пойму. Не зря же говорят, что в Астрахани и коровы рыбу едят!

Елисей Игнатьевич говорил неторопливо, причмокивая, словно пробовал на вкус каждое словечко. Рядом на деревянном топчане сидел Митька и болтал ногами.

Татьяна Евдокимовна, вернувшись, протянула соседу игличку. Тот поблагодарил её, пожал мальчонке руку и зашаркал лёгкими плетёнками по-стариковски.  

–  Митя, у меня в огороде бутылочная тыква поспевает. Хочу  сделать из неё фляжку для тебя, – бабушка заговорщически посмотрела на внука.

Они подошли к беседке, возле которой раскинулись плети горлянки. Баба Таня раздвинула пятиугольные шероховатые листья, и мальчик увидел две маленьких тыковки нежно-зелёного цвета.  

–  Помню, на Рождество мама подарила мне ёлочную игрушку из тыквы-горлянки, – бабушка положила руку на плечо внуку,  легонько прижав его к себе.

– Я твою фляжку на рыбалку буду брать! У папы тоже такая есть! – Большие глаза Митьки заблестели от радости. – А ежи любят тыкву? 

Баба Таня удивлённо хмыкнула, поправив косынку на голове.

– Думаю, они больше предпочитают гусениц и  дождевых червей.

– Фу… Червей? – сморщился мальчик. – А я угостил знакомого ежа молоком. Только он пить его не стал.

– Может, твой приятель  не откажется от риса с мясом и морковкой?  У меня осталось немного плова.

Как стемнело, Митька положил в блюдце бабушкин плов и стал поджидать ежа. Полная луна была окутана густым туманом.  С реки доносилось глухое кваканье лягушек. Мальчуган, отмахиваясь от мошкары, пробурчал:

–  Комаров –  как из мешка высыпали!

И вдруг увидел маленького смешного ёжика с вытянутой мордочкой и светлыми иголками. Он подбежал к блюдцу и начал есть плов. Шум из соседнего двора испугал его. Ёж, быстро перебирая лапками, помчался по дорожке.

Прошла неделя. За это время горлянка немного подросла. Её кремовые цветы напоминали  изящные бокалы,  которые распускались среди широких листьев после заката.

Петух Степан, щипля травку у беседки, принялся клевать тыковку.

 – Ёкарный бабай! – закричал Митька и галопом побежал за петухом.

Тот, громко кудахча,  пустился наутёк! Забежал  в курятник и забрался на насест повыше.     

–  Зараза! Что ты наделал?! – рассвирепел мальчик. – Глупая птица!

Баба Таня, услышав шум, поспешила во двор.

–  Степан поклевал тыкву! – выпалил Митька.

Он насупился, смотря на проделки петуха. Баба Таня взяла нож и осторожно отрезала испорченный кусочек горлянки.

– Не переживай, через несколько дней её бочок зарубцуется, и она дальше будет расти. Смастерим из неё кормушку для птиц, – успокоила она внука. – Как поживает твой ёжик?

– Я его  смородиной кормлю. Два дня назад положил ему в блюдце три ягодки, он их съел. Вчера положил – четыре. Он три смородины съел, а четвёртую оставил. Получается, ёж – математик?!

Митя с бабушкой рассмеялись.

В конце лета пришло время для сбора урожая. Баба Таня срезала бутылочные тыковки, хорошенько их вымола и положила сушить на солнце. Месяца через три горлянки полностью высохли. Бабушка залила их кипятком и накрыла влажным вафельным полотенцем. Потом показала Мите, как удалить верхний  слой с горлянки, и протянула скребок. Мальчик осторожно соскрёб с бочка тыквы кожицу.

– Молодец,  – похвалила его бабушка и принялась увлечённо рассказывать внуку о сказочном овоще. – Простая на первый взгляд тыква  хранит немало историй и загадок. Говорят, что в ней спрятано солнце, поэтому у неё такой красивый цвет – песочный с оттенком апельсина. Из тыквы-горлянки делают вазы, шкатулки, музыкальные инструменты. Из молодых плодов можно приготовить: икру, оладьи и даже тыквенный суп. В Древнем Вавилоне тыква помогала не загромождать колесницам проезд к дворцу царя, выполняя роль первого светофора. Ночью раб-регулировщик вешал на плечи коромысло с двумя тыквами на концах. Через отверстие внутрь тыкв наливали горючую смесь и поджигали фитиль. На правом плече пламя было красным, а на левом – зеленым. Регулировщик поднимал руку, разрешая или закрывая проезд.

После того как вся кожица была удалена, баба Таня отпилила ножовкой верхушку тыквы, а Митя принялся вынимать из неё ложкой мякоть и семена.

– Эти семечки совсем не похожи на  тыквенные: вытянутые, снизу  –квадратные, а в серединке две светлые полоски,  – пробубнил Митька.

Повозившись немного с горлянкой,  бабушка заткнула горлышко пробкой и протянула внуку.

 – Держи, это тебе мой подарок.

Потом взяла вторую тыкву и выпилила круглое окошечко в боку.

– Смотри, Митя, стало совсем не заметно, что нашу пузатую красавицу петух Степан поклевал. Надеюсь, птички оценят нашу кормушку.

Повесить домик для птиц решили на старую яблоню, что  росла в палисаднике.  Ещё в начале октября с неё был снят весь урожай, и теперь лишь редкие  ржавые с зубчатыми краями листочки виднелись на голых ветках.  Мальчик взял кормушку, залез на дерево и осторожно закрепил её проволокой, чтобы не повредить ветку.   

Теперь, как только выдавалась свободная минутка, Митька бежал к яблоне и   сыпал зёрна в кормушку.  Воробушки, синички осторожно склёвывали крошки и улетали, а самые любопытные, чирикая, с интересом заглядывали в домик из тыквы. Что же они там  искали? Может быть солнце?..