Не горит

Багдадский базар — не чудо, о том и спор.
И если проникнешь ночью в его дела,
Пускай же твой разум будет как нож остёр,
А вместо кармина в венах — течёт смола…

Все тайны надёжно спрячет ночной покров,
Но Фобос и Деймос вместе родились тут.
И лучше тебе плотнее прижать засов,
Фантомы былого чувствуют страх. Идут.

Ведь с бархатом мглы на город спустился мрак.
И каждая тень не так безобидна, друг.
Имам не поможет. Всюду царит краплак,
А Лампы латунь в ломбарде — такой недуг.

Её Алладин «загнал», получив навар,
За сотню динаров — счастье — подсохла смесь.
Балластом гнетущим — с женщиной будуар,
Когда под рукой всегда опиатов взвесь.

Так продана дружба, магии больше нет:
В безумстве от горя Лампу покинул Джинн,
Исчезнув в пустыне, вечный он дал обет —
Забыть поскорей о людях в песках равнин.

В ковре-самолёте рвано зияет плешь,
А шкура Раджи теперь украшает дом
Того, кто торгуя телом, открыл манеж —
Принцессу полюбит каждый. Лежит ничком.

Не чувствуя боли диких мужских утех,
О смерти лишь молит. Может услышит Джинн?
И пляшет внутри давно ненавистный смех —
В восторге от скорой дозы ржёт Алладин.

Мартышка Абу — единственный верный друг,
Был продан на службу наркодельцам. На днях
Принёс в тюбетейке счёт их-своих услуг —
Причислен к врагам. Попляшет пусть на углях.

Подобные тайны прячет ночной Багдад,
Калганом, шафраном сдобрив, шумит, галдит,
Надёжно скрывает чей-то безумный ад.
В покинутой Джинном лампе свеча коптит…